– Вероятно, и его разбег когда-нибудь замедлится. На это надеется большинство. Насколько мне известно, среди завоеванных народов он устанавливает своего рода порядок, даже нечто вроде справедливости, пусть даже немного дифференцированной, только для людей с коричневой, черной и желтой кожей. Что до белых, то, как я слышал, с ними обращаются куда суровее. Он преисполнен жгучей ненависти к белым, которых считает корнем всего зла в этом мире. Хотя, с другой стороны, я слышал, что на него работают некоторые белые ученые. Вероятно, они ему полезны. Многие предпочли служить Черному Аттиле, нежели претерпевать те страшные мучения, которые он приготовил для других людей белой расы. Его возможности постоянно возрастают. Он обладает большим флотом «броненосцев», воздушных кораблей и боевых подводных лодок – и этот флот растет с каждым новым завоеванием, потому что он присоединяет к нему те боевые машины, что сражались против него.
– Но какой интерес может представлять для него захват Англии? – спросил я. – Здесь ему совершенно нечего искать.
– Только возможность отомстить, – тихо ответил польский капитан. Он бросил взгляд на свои наручные часы. – Время возвращаться на корабль. Вы со мной, Бастэйбл?
– Для этого я и здесь, – ответил я. На сердце у меня было тяжело после всего, что рассказал Корженёвский, но я заметил шутливым, насколько у меня это получилось, тоном: – Мальчишкой я частенько мечтал о подобных вещах, и вот мечта стала реальностью – я буду корсаром. Должен ли я подписать клятву кровью?
Корженёвский хлопнул меня по плечу:
– Вам даже не нужно распивать грог с дьяволом, мой дорогой друг, разве что вам этого очень захочется!
Я забрал немногочисленные пожитки из комнаты и вышел в ледяную ночь вслед за своим новым командиром.
Глава шестая «Гавань цивилизации»
Добрый год с лишком провел я вместе с капитаном Корженёвским на борту «Лолы Монтес»; я принимал участие в предприятиях, которые означали бы верный смертный приговор в большинстве стран моего утерянного мира. Я жил отчаянной, опасной и не всегда вполне человеческой жизнью современного морского волка. Если не в глазах моих товарищей, то в моих собственных я превратился в преступника. Иногда меня мучила совесть, но, должен признаться, что получал все больше и больше удовольствия от такой жизни. Мы мерились силами с великим авантюристом по имени Море, никогда не нападали на невооруженные корабли и, согласно неписаному закону нашего жестокого и опустошенного мира, атаковали только те суда, которые занимались таким же пиратством, что и мы сами.
Однако на протяжении года, пока мы бороздили моря и океаны (постоянно держа ушки на макушке, чтобы случайно не напасть на судно, идущее под флагом Австрало-Японской Федерации или Черного Аттилы), наша добыча становилась все скуднее и попадалась все реже. Прямо пропорционально скорости иссякания источников энергии и запасных частей исчезали те немногие корабли, которые оставались еще на плаву после войны. Я нервничал, как американский охотник на бизонов, когда понял, что истребил уже почти всю дичь. Иногда проходили один-два месяца без того, чтобы мы хотя бы издалека увидели возможную добычу.
Обстоятельства вынудили нас принимать решение: либо нам придется вызвать на себя гнев одной из великих держав и напасть на ее корабли, либо же предстоит выискивать более мелкую дичь. Обе перспективы выглядели в наших глазах совершенно унылыми. Против великих держав нам не продержаться, а что до такого грязного дела, как нападение на корабль, намного меньше нашего, то ни один из нас не получал радости от подобной мысли. Единственной альтернативой всему этому было присоединиться к флоту одного из небольших нейтральных государств. Без сомнения, нас с восторгом примут на службу (оставаясь пиратами, мы были как заноза в глазу, а корабль такой величины, как наш, любое государство с удовольствием увидело бы на своей стороне; так что большинство правительств откажет себе даже в радости с нами посчитаться). Но что хорошего в том, чтобы подчиняться дисциплине после того, как мы вкусили настоящей свободы в открытом море?
Несмотря на все оговорки, я чувствовал разумность последнего плана и склонял Корженёвского именно к этой идее. Он был умный капитан, смотрел далеко и соглашался с тем, что его деятельность не может быть расценена иначе как пиратская.
– Я мог бы в любой момент утопить «Лолу Монтес» и уйти на покой, – доверительно объяснил он мне. – На островах меня бы приняли с удовольствием.
Но я боюсь скуки. Прежде, еще давно, я лелеял мечту писать романы[7], знаете ли. Меня не оставляет ощущение, что материала достаточно по меньшей мере для одной-двух книжек. Однако теперь эта мечта не кажется мне столь неотразимой. Кому нынче читать мои книжки? Да и вообще, кто их издаст? Кроме того, не скажу, что возможность писать для грядущих поколений выглядит в моих глазах оптимистично, поскольку, вероятно, не будет больше никаких грядущих поколений! Нет, думаю, вы правы, Бастэйбл. Настало время для нового приключения. В Южной Америке и Индокитае еще существует несколько достаточно больших флотов. Даже в Африке есть один или два. Я надеялся, что нас примет одна из скандинавских стран, но вчерашние известия уничтожили эти планы навсегда.
Накануне мы узнали, что армии Черного Аттилы достигли Северной Европы и повалили последние бастионы западной цивилизации. От слухов о том, что он сделал со шведами, датчанами и норвежцами, у меня кровь застывала в жилах. Теперь черные племенные вожди разъезжают по Стокгольму в каретах убитых членов королевской семьи, а жители Осло все до единого обращены в рабство, и их силами создаются огромные генераторы и химические фабрики, необходимые для снабжения энергией боевых машин Черной Орды. В Копенгагене не осталось больше никого, кого можно было бы поработить, потому что город пережил длительную осаду. Остался там лишь мусор, шуршащий под ветром.
Поразмыслив над всем этим, Корженёвский снова заговорил:
– Еще один довод против возвращения на острова – это, несомненно, слухи о том, что Черный Аттила намерен вторгнуться в Британию. Если это произойдет, то рано или поздно горные районы и острова тоже окажутся в смертельной опасности.
– Этой мысли я просто не могу перенести, – сказал я. – Но если это случится, то я – за то, чтобы вести против него партизанскую войну. Конечно, нас уничтожат, но мы, по крайней мере, успеем сделать хоть что-то…
Корженёвский улыбнулся:
– Я не испытываю особого чувства долга по отношению к Великобритании. Но вам, вероятно, придало бы воодушевления, если бы я согласился с вашим планом?
Я был ошеломлен. Тогда он широко улыбнулся:
– Разумеется, я это сделаю. Шотландцы были добры ко мне. Если я вообще имею нечто вроде родины, то сегодня она находится на Внешних Гебридах. И все же меня не оставляет ощущение, что захват Черными Ордами Великобритании – это всего лишь отвлекающий маневр. Цицеро Гуд держит в уме куда более крупные цели.
Генерал Цицеро Гуд (как он себя называл) был военным гением, известным под прозвищем Черный Аттила. Мы уже слышали, что он не был урожденным африканцем, что он родился в Арканзасе и был сыном раба. Наиболее вероятная разгадка его планов заключалась в том, что его основной целью были Соединенные Штаты Америки (хотя слово «Соединенные» давно уже не отвечало истине) – если, конечно, главным побуждением для уничтожения западных народов была месть белой расе за все зло, что белые причинили ему и его народу.
Я заметил, что Цицеро Гуду было присуще чрезмерное стремление выделиться. Даже его тезка, прежде чем спустить орды гуннов на западный мир, обзавелся чем-то вроде благородных побуждений мести.
– Разумеется, – согласился Корженёвский, – но Гуд берет на себя роль мессии. Он ведет квазисвященный крестовый поход против поработителей своего народа. У нас в Польше тоже было несколько подобных вождей. Вероятно, вам, британцу, не понять подобного чувства, но мне оно, думаю, хорошо знакомо. Кроме того, каким бы ни было ваше мнение о характере Цицеро Гуда (о котором мы, если вдуматься, знаем очень мало), вы должны признать, что он гений. Сначала он объединяет большую часть отдельных племен и разобщенных африканских стран, потом воспламеняет их своими идеалами и с невероятной скоростью и ловкостью начинает претворять эти идеи в жизнь.
Я возразил, что ни в коем случае не подвергаю сомнению стратегические таланты и изощренный ум Цицеро Гуда, но, тем не менее, у меня складывается впечатление, что свой огромный талант он унизил и извратил, направив на служение низменным целям.
Корженёвский только и добавил:
– Но вы, в конце концов, тоже не цветной, мистер Бастэйбл.
Я не вполне понял его замечание, и тема была оставлена, поскольку сказать мне больше было нечего.
Через два месяца после того, как мы обсудили вопрос будущего «работодателя», мы отправились в Бантустан[8], намереваясь присоединиться к военному флоту этой страны.
В моем мире Бантустан был известен под названием Южной Африки. Это одна из первых колоний, которая перед мировой войной, когда изобретения О'Бина избавили мир от бедности и невежества, начала бороться за свою независимость. Под руководством молодого политика индийского происхождения по имени Ганди страна получила независимость от Великобритании мирным путем, во время переговоров, – да так, что империя не вдруг поняла, что, собственно, произошло. Разумеется, огромные богатства Бантустана – одно только золото и алмазы чего стоят – не были тем, от чего так запросто отказались бы британские, голландские и американские капиталистические круги, но Ганди удалось смягчить их: он оставил за ними большую часть рудников, лишив, однако, возможности инвестировать в них капитал. Затем началась война, а убитым и пропавшим без вести нет необходимости отчислять дивиденды. Во время войны и после нее Бантустан сильно разбогател и теперь был готов превратиться в значительную фигуру на политическом поле послевоенной эры. Создавая серьезные вооруженные силы, подписывая договоры с генералом Гудом, которые открывали тому по обычным торговым ценам важные источники продовольствия и топлива, президенту Ганди удавалось сохранять нейтралитет. Бантустан был, вероятно, одним из самых надежных и стабильных государств мира. Поскольку эта страна могла нуждаться в нашем опыте и корабле, выбор пал именно на нее.
Кроме того, мы были уверены в том, что там нас не встретит расизм. Черные, коричневые, белые жили в гармонии и полном согласии – образец для всего остального мира.
Мое личное предпочтение касалось созданной в Бантустане политической системы. Это была республика, опиравшаяся на теории немецкого мечтателя и архисоциалиста по имени Карл Маркс. Для этого человека, проведшего большую часть своей жизни в Англии, известной своей терпимостью, даже большинство радикалов были «чудовищными консерваторами» и «сверх-тори». Лично я считал его идеи в лучшем случае нереальными, а в худшем – опасными для морали и общественного строя. Я сомневался, что они вообще могут работать в каком-либо обществе, и ожидал найти быстрое тому подтверждение, как только мы причалим к Капштадту.
Мы прибыли в Капштадт 14 сентября 1904 года и были потрясены не только стоявшим там на якоре флотом военных кораблей и подводных лодок, но и большим числом корабельных верфей, работавших в полную силу. Впервые я получил возможность посмотреть, как выглядел мир О'Бина до войны. Большой чистый город с высокими, великолепными зданиями; на улицах полно электромобилей; повсюду протянуты общественные монорельсовые линии. В воздухе множество частных воздушных кораблей, а также больших и очень красивых торговых и военных воздушных судов. Хорошо одетые люди всех цветов и оттенков кожи, которые, судя по всему, полноценно питались, гуляли по широким улицам с бульварами. Рядом с новым Капштадтом Лондон, который я посещал в том, другом 1973 году, выглядел бы таким же устаревшим, как Лондон моего времени по сравнению с тем, что появится в будущем.
Неожиданно мне показалось, что не имеет никакого значения, какие политические теории были положены правительством Бантустана в основу этого процветания, поскольку совершенно очевидно – это не играло почти никакой роли, так богата была страна, таким довольным выглядело ее население.
У нас не возникало никаких трудностей во взаимопонимании с нашими коллегами, потому что хотя официальным языком страны был банту, почти каждый говорил по-английски и очень многие – на африкаанс, который в общем и целом был чрезвычайно похож на голландский. Здесь не бушевало никакой англо-бурской войны и, следовательно, не существовало никакой злобы между английскими и голландскими поселенцами, которые заключили между собой дружественный союз еще до того, как к власти пришел президент Ганди. При виде того, каких результатов достигла Южная Африка, я был готов плакать над горестной судьбой остального мира. Если бы только все последовали этому примеру! Я решился, если понадобится, пожертвовать жизнью во благо этой страны и дал ей ту же клятву верности, что некогда Великобритании.
Президент Ганди выразил желание встретить нас лично. Это был маленький, еще довольно молодой человек, похожий на карлика, с обаятельной улыбкой. В последние годы он всю свою энергию направил на то, чтобы привлечь в Бантустан всех одаренных, талантливых людей, которые еще оставались на Западе. Он мечтал о развитом, интеллектуальном, спокойном мире, где каждый человек будет делать все, на что способен, и наилучшим образом сможет развивать свои таланты. Президент сожалел о том, что приходится создавать в стране такие мощные вооруженные силы (и выделять на это финансы и горючее). Это необходимо, чтобы защитить себя от нападений извне. Во время завтрака, на который были приглашены Корженёвский и я, Ганди заявил, что надеется подать пример такому человеку, как Цицеро Гуд.
– Быть может, он увидит, каким расточительством были все его планы, что он с большей пользой может использовать свой талант, если станет улучшать мир и превратит его в место, где все расы будут равны и смогут жить в мире.
Я не был уверен, что в моем собственном мире я полностью согласился бы с воззрениями президента Ганди, но доказательства его теории были вокруг нас вполне ощутимы. О'Бин верил, что материального благосостояния достаточно, чтобы устранить раздоры и страхи; Ганди показал и другое: хорошее понимание более тонких человеческих потребностей означает также понимание необходимости морального примера. Жизнь должна быть прожита без компромиссов; показная святость политических вождей ведет к ненависти и насилию между народами. Не ведая ненависти и никого не обманывая, Ганди заложил в Бантустане основы для продолжительного процветания.
– У вас здесь действительно последняя гавань цивилизации, – признал капитан Корженёвский, когда мы втроем сидели на большой веранде с видом на Капштадт, курили дорогие местные сигары и пили великолепный портвейн, также местного производства. – Но страна так богата, президент Ганди. Сможете ли вы защитить ее от захватчика, который захотел бы прибрать к рукам ее ценности?
В ответ маленький индиец бросил на Корженёвского почти смущенный взгляд. Он потрогал свой воротник, поглядел на крыши домов и сказал с легкой грустью:
– Об этом я бы и хотел поговорить. Вы, вероятно, знаете, что Бантустан, согласно своей Конституции, никогда не проливал крови.
– Разумеется, мы это знаем, – заверил я его почтительно.
– И никогда не собирается этого делать, – продолжал он. – Ни при каких обстоятельствах я не возьму на себя ответственности за то, что какой-либо человек будет лишен жизни по моей вине.
– Только если на вас нападут, – сказал я. – Тогда вам придется защищать страну. Это нечто совершенно иное.
Но президент Ганди покачал головой:
– Господа, вы только что поступили на службу во флот, у которого только одна цель. Единственный смысл его существования состоит в том, чтобы успешно сдерживать любого, кто хотел бы на нас напасть. Это не что иное, как дорогостоящее и очень впечатляющее пугало. И пока я – верховный главнокомандующий, оно столь же опасно, как любое птичье пугало, которое крестьянин ставит на своем поле. Если на нас когда-нибудь нападут, ваш долг будет заключаться в том, чтобы взять на борт как можно больше людей и эвакуировать их в сравнительно спокойное место. Эта тайна должна остаться между нами. Хорошо берегите ее. Она доверена также всем нашим офицерам.
От такого огромного риска, на который пошел президент Ганди, раскрывая нам этот план, у меня перехватило дыхание, и я промолчал.
Корженёвский нахмурился; он довольно успешно переварил эту новость, прежде чем заговорить.
– Вы возложили на нас тяжелый груз, президент.
– Куда милее мне было бы этого не делать, капитан Корженёвский, но я вынужден.
– Один-единственный предатель… – Корженёвский не договорил.
Ганди кивнул:
– Да, один-единственный, и в несколько часов нас бы победили. Но я все еще полагаюсь на нечто иное, капитан Корженёвский. Такие люди, как генерал Гуд, не верят в пацифизм. Если к Черному Аттиле перейдет предатель и расскажет ему правду, то очень вероятно, что тот ему не поверит, – Ганди улыбнулся, точно счастливое дитя. – Вам известна японская боевая техника джиу-джитсу? Вы используете силу противника против него самого. Точно то же самое я делаю по отношению к генералу Гуду и не сомневаюсь в успехе. Насильники верят только в такие понятия, как «слабость» или «трусость». Они насквозь циничны, они настолько погрязли в своих неразумных воззрениях, что не способны даже на приблизительное постижение пацифизма. Предположим на мгновение, что вы шпион, подосланный ко мне генералом Гудом; вы намерены выведать мои планы. Представим только, как вы отбываете отсюда и докладываете Черному Аттиле примерно следующее: «Генерал, президент Ганди располагает большой, хорошо вооруженной армией, воздушным и военным флотами, но он не намерен применять их, если вы на него нападете». Что сделает генерал Гуд? Почти уверен: поднимет вас на смех. А если вы будете настаивать на своей правоте, то он, вероятно, отправит вас в заточение или объявит сумасшедшим, в чьих услугах он больше не нуждается, – президент Ганди снова улыбнулся. – Куда менее опасно жить согласно системе высоких моральных принципов, чем верить большинству политиков.