Загадкой было и то, на какое время хватило ему «подкормки» из парной говядины и гемостатической губки. К моменту их прощания выглядел капитан на удивление хорошо и в будущее, если так можно выразиться, смотрел с оптимизмом.
Ляхов очень жалел, что не удалось ему разговорить Шлимана по-настоящему, на профессиональном уровне. Да что теперь-то жалеть? Им было совсем не до научных изысканий, все мысли вертелись вокруг того, как самим выжить да домой суметь вернуться.
Кроме того, вспомнил Вадим, и сам капитан старательно уходил от расспросов, касавшихся его биохимической и психической сущности, отвечал только тогда, когда видел в этом собственный интерес. А в конце вообще начал говорить намеками и загадками. «Обжился и адаптировался», как выразился в его адрес Розенцвейг.
И что случается с некробионтами, когда у них заканчивается моторесурс? Действительно ли они переходят «на следующий уровень нематериальности» или просто падают в какой-то момент и остаются догнивать на поверхности земли?
Но за время странствий им ни разу не попадались брошенные владельцами скелеты.
И вообще, самой большой загадкой Ляхов считал даже не это. Если население европейской части России западнее Москвы составляет примерно 150 миллионов человек, то ежедневно умирает что-то около тридцати тысяч. Тогда, принимая срок пребывания в стадии некробиоза хотя бы месяц, получим контингент почти в миллион экземпляров. Не так уж много, если равномерно распределить по всей территории, но и не мало.
Между Москвой и Смоленском, таким образом, их должно бродить тысяч пятьдесят. А за счет высокой плотности населения – даже больше. Шесть дивизий. Реально же встретилось только несколько сотен. Остается допустить, что покойники сбиваются в стаи и куда-то мигрируют. Но зачем?
Может быть, есть у них специальные «места зимовки» или «сборные пункты»? Ну да, остается только предположить существование некоего загробного управления кадров, которое оперативно учитывает и распределяет вновь поступивших. Кого в ад, кого в рай, кого в чистилище для углубленной проверки и вынесения окончательного решения.
А если без шуток, так следовало бы организовать широкие, многоплановые исследования на натурных объектах. К примеру, отловив достаточное количество некробионтов, снабдить их радиомаячками и отпустить на волю, чтобы наблюдать за миграцией и образом жизни. Причем одних при этом накормить, а контрольную партию – нет. Но вместо этого Ляхову предстоит заниматься совсем другими делами.
Уваров выделил ему для сна отдельный чуланчик рядом со штабной комнатой, а сам лег вместе с офицерами в общем дортуаре. Так что можно поработать спокойно, не лишая товарищей последних минут сна в тепле и под крышей.
Законченная, должным образом склеенная, поднятая и сложенная карта манила, прямо-таки требовала, чтобы к ней прикоснулся наконец остро отточенный карандаш.
Значит, до самого Минска, а то и до Барановичей вопросов не возникает. Прекрасное восьмиполосное шоссе идет практически параллельно железной дороге. Если выйти на него и ударить по газам, то по пустой дороге можно добраться к границе меньше, чем за сутки. То же самое, если поставить на рельсы бронедрезину, а еще лучше паровоз или тепловоз со щитом мощного снегоочистителя, чтобы убирать с рельс посторонние предметы, вроде брошенных на перегонах локомотивов и вагонов.
Но это, если представить себе поход как развлекательную поездку или, выражаясь по-военному, как стремительный рейд к заранее намеченной цели. «Не вступая в бой и обходя укрепленные пункты противника».
У них же задача совсем другая. Разведка и одновременно оборудование маршрута, по которому можно наладить безопасное и ритмичное движение сотен воинских эшелонов, десятков тысяч людей с вооружением и техникой. Обозначить места дозаправок, пунктов питания, размещения гарнизонов на узловых станциях, и так далее, и тому подобное.
Следовательно, темп движения будет в несколько раз ниже. В лучшем случае километров полтораста, от силы двести в день. Тогда как раз и удастся уложиться в отведенную на выполнение приказа неделю.
От Барановичей им самим придется решать, куда двигаться дальше – через Волковыск и Белосток на Остроленку или же через Брест на Радом. В любом случае, с фланговым обходом Варшавы, с севера или с юга.
Прямо на Варшаву Ляхов идти не собирался. Двухмиллионный город, в котором идут бои, уж точно будет полон некробионтов, причем вооруженных. И наших, и «ихних». Вот, кстати, еще интересная задачка – как они поведут (или уже ведут) себя при встрече? Мертвые русские солдаты и повстанцы? Продолжат то, что не успели при жизни, или, забыв былые распри, объединятся в поисках пищи, которая прибудет к ним сама и в вызывающих восторг количествах?
Удивительным образом мысли бодрствующего Ляхова и спящего Уварова в этот момент пересеклись.
Мозг Валерия, возбужденный невероятной информацией, к которой наяву штабс-капитан отнесся как к оперативной данности, с подобающим чину и должности спокойствием, начал ее перерабатывать и осваивать по собственным ночным законам. А поскольку еще одним очагом застойного возбуждения, вытесненным в подсознание, были воспоминания о боях в Варшаве, сценарий сна совместил оба эти момента. Вот и гонялись за Уваровым по горящим улицам и коридорам Бельведера окровавленные трупы, размахивая автоматами, загоняя в тупики и закоулки, откуда наяву поручику удавалось выбираться благополучно.
Вторым планом сознания Валерий понимал, что все это происходит во сне, но проснуться не мог. Только мычал, ворочаясь на узкой койке, и довольно разборчиво матерился. Чем привлек внимание дневального.
Тот постоял, раздумывая, будить ли штабс-капитана, или оставить все как есть. Кто знает, как среагирует новый начальник на несанкционированную побудку. Вспомнил училищное средство борьбы с чужим храпом, присел рядом и начал негромко, мелодично насвистывать. Уваров напрягся и замолчал, будто пытаясь понять, что происходит во внешнем мире. Потом перевернулся на бок, еще что-то бормотнул и задышал ровно.
Дневальный усмехнулся удовлетворенно и отправился на свое место у дверей.
Глава десятая
Через три дня после инцидента с «подвигом» Уварова из Москвы прилетел с особо важным пакетом порученец Чекменева, лично полковнику не знакомый. Держался капитан не по чину сухо и надменно, но как раз на это Стрельникову было наплевать.
Пакет содержал две отдельные бумаги.
В одной сообщалось, что в связи с возвращением к исполнению своих обязанностей начальника управления спецопераций полковника Неверова, ранее замещавший эту должность, полковник Стрельников назначается его заместителем «по боевой работе» с правами первого заместителя. С такого-то числа, с таким-то окладом денежного содержания. Раньше ничего подобного в штате управления не было, но, очевидно, обстановка потребовала. Обычное дело.
Полковнику сообщение о возвращении к исполнению своих обязанностей Сергея Неверова принесло искреннее облегчение и радость. Всегда приятно, когда боевой товарищ, объявленный без вести пропавшим, вдруг возвращается живым и здоровым. Да и от гнета ответственности он уже устал.
Тот самый случай, когда человек всю жизнь мечтает о высоких чинах и должностях, и вдруг, достигнув их, с отчетливостью понимает, что просто не до конца осознавал баланса плюсов и минусов. Со стороны казалось, будто в том, чем занимаются большие начальники, нет ничего сложного. Вроде бы очевидно – написать серьезную, аргументированную, с массой фактических материалов и выводов аналитическую записку куда сложнее, чем приказать ее написать, а потом зачитать на совещании у еще более высокого начальника. Все же выгоды и приятности генеральского, скажем, положения – на глазах. Весомы и зримы.
На практике выяснилось, что оно, может быть, и так в каком-то смысле, но вот для убедительного исполнения роли «большого начальника» требуются и совершенно специфические способности.
Вышло совершенно как с крепким актером второго плана, сыгравшим массу замечательных, на ура встреченных и запомнившихся публике эпизодических ролей. А сам себя он видел на сцене непременно Гамлетом или царем Федором Иоанновичем. Но вот необыкновенным стечением обстоятельств он вожделенную роль получает.
И – не может ничего! Текст знает, мизансцены из спектаклей лучших режиссеров выучены давным-давно, чуть ли не со студенческих времен – а не выходит. Причем, что самое трагичное, ума и самокритики хватает, чтобы понять, в чем тут дело.
Вот и Виктор Викторович оказался в такой же ситуации. И, поруководив управлением два месяца, сейчас с облегчением принял новое назначение. Но некоторая горечь в душе все-таки осталась просто оттого, что пришлось убедиться, на какой высоте расположен твой личный потолок. Людям это, как правило, не нравится.
Кроме выписки из приказа по личному составу, пакет хранил в себе еще один приказ, теперь уже адресованный Стрельникову в его новом качестве.
Ему поручалось, избавившись от посторонних забот и ни на что более не отвлекаясь, лично возглавить и координировать деятельность всех спецподразделений, оперирующих на территории Варшавы и прилегающих воеводств. К ним относились все отряды «печенегов», которые пришлось перебросить из мест постоянной дислокации просто потому, что иных подобных формирований в Российской армии не имелось.
Каждый отряд численностью от ста до двухсот человек сочетал в себе свойства десантно-штурмового подразделения, отряда глубокой зафронтовой разведки, военной контрразведки, имея в своем составе также специалистов-детективов и экспертов-криминалистов, способных как расследовать преступления, в том числе и уголовные, так и грамотно их имитировать в политических целях. Универсальные, короче говоря, структуры, если ими умело руководить и знать, когда и как использовать.
Вот только в качестве полевых войск они годились ровно в такой же степени, как ночной цейссовский бинокль для рукопашного боя или штучная снайперская винтовка для штыкового. Можно, но нерационально.
Еще Стрельникову было позволено, в целях обеспечения выполнения основной задачи, подчинять себе любые подразделения армии и прочих военизированных структур, все еще сохраняющих боеспособность по ту сторону Вислы. Кроме того, он получал право решающего голоса при согласовании вопросов взаимодействия с командирами войсковых частей и соединений, прибывающих на фронт из внутренних округов. Для чего к приказу прилагался своеобразный мандат, подписанный начальником российского Генштаба.
С этими полномочиями Стрельников и должен был решать вроде бы понятную, четко сформулированную задачу. Отнюдь не начиная широкомасштабных боевых действий, исключительно методами поисково-диверсионной деятельности вскрыть расположение опорных пунктов и баз снабжения противника, выявить его реальную боеспособность. По возможности (и исходя из фактической целесообразности) организовать деблокирование российских гарнизонов, продолжающих удерживать свои расположения. Как вариант – наладить между ними устойчивую связь и взаимодействие.
Продолжать и совершенствовать практику направления на занятую мятежниками территорию малых диверсионных групп, устранять руководителей низшего и среднего звена, нарушать вражескую связь, минировать важные в военном и пропагандистском значении объекты. Используя форму и знаки различия противника, инициировать столкновения между отдельными формированиями инсургентов. И так далее.
Как раз здесь Стрельников чувствовал себя вполне компетентным и способным сделать то, что от него требуется. Он полностью разделял мнение авторитетов своей профессии, что «стратегия непрямых действий», реализуемая отнюдь не вооруженной мощью государства, а именно спецслужбами, и даже талантливыми дилетантами-одиночками, приносит не в пример больший эффект с гораздо меньшими потерями и усилиями.
Беда была в том, что вторым уровнем отданных ему приказов, дословно, от имени Чекменева, изложенных порученцем, являлось требование – до поры до времени не нанести мятежникам морального ущерба, который бы мог подавить их волю к сопротивлению. То есть приставить пистолет к виску и в то же время посеять сомнения в том, заряжен ли этот пистолет.
Как старый спецслужбист, Виктор Викторович хорошо понимал смысл затеянной Чекменевым игры и отдавал должное глубине его стратегического мышления, а вот в роли, ныне ему отведенной, испытывал глубокое раздвоение личности. Ну, вот если человеку в судебном процессе поручить одновременно исполнять функции прокурора и адвоката. И в каждой ипостаси дело непременно выиграть.
Натура с более гибким складом ума, например, лорд Генри из «Портрета Дориана Грея» (а то и Вадим Ляхов), нашла бы в подобной ситуации массу интересных возможностей и удовольствий, но не полковник Стрельников.
Он видел здесь только совершенно не нужную ему головную боль. Однако Игорь Викторович Чекменев знал, что делал. И нашел для своих иезуитских планов идеального исполнителя. Стрельников будет решать каждую из поставленных задач четко и точно, ни на шаг не отступая от буквы приказов (особенно памятуя о случившемся и по его вине тоже проколе с уничтожением верхушки национально-освободительного комитета). И в итоге на стыке этих двух ситуаций возникнет третья, которая и предоставит Чекменеву новое, взамен утраченного, окно стратегических возможностей.
И в заключение посланец передал, что поручик Уваров отзывается в Москву, в распоряжение начальника управления, с одновременным производством, за боевые заслуги, в чин «штабс-капитан».
Сейчас Стрельников сидел в своем кабинете на той самой укрепленной базе на правом берегу Вислы, где приходил в себя после ранения Уваров и где в отдельном помещении, отгороженном броневыми дверями, размещалась служба военинженера Леухина.
Сам он тоже здесь присутствовал, одетый, правда, не в затертую кожанку, а во вполне респектабельный штатский костюм спортивного покроя. Из серовато-бежевого букле, с брюками гольф, заправленными в высокие шерстяные гетры, в тяжелых рыжих ботинках. И подходящая к наряду тирольская шляпа висела на крючке вешалки. Ну натуральный мелкопоместный пан с претензиями, собравшийся на охоту в Западные Карпаты или Высокие Татры.
Панорама, спроектированная прямо на крашенную под слоновую кость стену комнаты, изображала Варшаву, снятую под углом сорок пять градусов и с высоты метров триста. С отчетливым изображением улиц, переулков, отдельных домов и проходных дворов в их подлинном виде.
Но это не было аэрофотосъемкой, всегда требующей грамотной расшифровки. Это был скорее макет, выполненный сумасшедшим архитектором, положившим не один десяток лет жизни, чтобы воспроизвести точную копию миллионного города и в полном соответствии с оригиналами раскрасить улицы, дома и скверы. Он даже озаботился тем, чтобы нанести границы муниципальных районов, названия улиц, главнейших объектов и в ключевых точках нумерацию домов.
И вся картина была покрыта россыпью красных и зеленых световых точек. Словно оспа накрыла город. Где-то огоньки группировались кучно, целыми созвездиями, но по большей части расползлись по макету крайне рассеянно и неравномерно, соблюдая при этом непонятную на первый взгляд, но все-таки систему.
А на столе напротив стены с проекцией у Стрельникова лежала распечатанная копия этой же схемы, однако значительная часть красных и зеленых звездочек здесь размещалась иначе.
– Как видите, Виктор Викторович, – говорил Леухин, – за неделю наши клиенты развезли гостинцы по всему городу и тем самым, как и замышлялось, раскрыли нам почти полную дислокацию своих боевых групп и опорных пунктов. Красные отметки – это боеприпасы, которые до настоящего времени находятся в своих заводских упаковках, зеленые – отдельные виды вооружения, имеющие индивидуальную маркировку. СПГ, СГА[32], пулеметы, ЗРК… Так что достаточно вашего приказа.
Военинженер имел в виду наглядно представленные на макете результаты собственной работы, которой он посвятил не один год трудов. Еще задолго до начала польского восстания, просто как одну из мер, могущую обеспечить в случае необходимости стратегическое преимущество российских войск, он придумал столь необыкновенную штуку.
Известно, что наши военные заводы поставляли технику и вооружение в десятки стран, как входящих в ТАОС, так и существующие за его оборонительным периметром. Вот Леухин в минуты озарения, которые посещали его обычно в то время, когда он трудился в своей домашней мастерской над абсолютно точными копиями пистолетов или танков, в масштабах от 1:1 до 1:43 (очень, кстати, способствующее душевному здоровью занятие) и придумал такую хитро подлую вещь.
Отчего бы не оснащать, просто на всякий случай, исходя из военно-политических соображений, экспортные (а если надо, то и внутреннего пользования) предметы вооружения (от танков и самолетов до контейнеров с боеприпасами) специальными маячками, не распознаваемыми без применения особых методик? Всегда можно отследить путь и текущее местоположение устройства, а уж потом реагировать в соответствии с требованиями момента.
Идея встретила у инстанций (поскольку Леухин принадлежал к элите «печенегов» с самого момента возникновения этой службы) полное понимание, поддержку и финансирование. Затем так удачно сложилось (а удачно складывается почти всегда, если человек в достаточной мере поглощен своим делом и призванием), что инженеру в руки попали отдельные разработки профессора Маштакова, которые тот делал на заказ для всевозможных антисоциальных элементов еще в бытность свою вольнопрактикующим непризнанным гением.