Еще не зная автора этих маленьких, с изумительным талантом и поперек всех известных принципов сделанных штучек, военинженер проникся к нему полнейшим уважением и завистью.
Нет, это же надо догадаться – приборчик размером в желудь, не отличимый от десятков и сотен других, спокойно работающих в общей схеме (управления полетом ракеты «воздух – воздух» или «земля – земля», предположим), вдруг берет управление на себя, аккуратно подавив все прочие команды, и, пользуясь базой данных центральной или локальной ЭВМ, возвращает боеголовку в исходную точку.
Были в добытых оперативным путем артефактах и еще более остроумные и миниатюрные устройства. Если известный последние полвека последователь Левши, инженер Сядристый умел изготавливать работающие дизель-моторы, помещающиеся в кожухе из оболочки макового зернышка, но не нашел им практического применения, то профессор Маштаков этот рубеж преодолел. В то же время Юрий Владимирович, достаточно талантливый, чтобы разобраться в принципах функционирования изделий, не в состоянии был представить, как столь эффективные, причем изготовленные чуть ли не на уровне сельской кузницы, приборы могли быть придуманы! Какими мозгами, с использованием каких творческих озарений?
И Леухин добился свидания с неизвестным гением (кличка в разработке – «Кулибин»), как только узнал, что он наконец выявлен и изъят. Не только удовлетворил естественное любопытство, но и внес ценные предложения – как использовать его в государственных интересах.
Суть политики Чекменева в том и заключалась, что люди, де-юре занимающие незаметные, незначительные посты, в силу особенных, только им присущих качеств фактически получали права и возможности, сопоставимые с министерскими, а то и превосходящие их.
Таким образом и воплощалась в жизнь с юношеских лет выношенная генералом идея «криптократии». Сутью которой являлось то, что в государстве, наряду с людьми, занимающими публичные посты, должны быть и другие, обладающие реальной, но никому постороннему не известной властью. Все на самом деле и определяющие. Не то, чтобы кукловоды, но нечто вроде этого. А в случае необходимости каждый криптократ может быть выдвинут и на формально значимый пост. Любого уровня.
Поэтому идеи Бубнова и Ляхова с их верископом легли на уже тщательно подготовленную почву.
– …Достаточно вашего приказа, – завершил Леухин начатую мысль, – и я могу хоть сейчас заставить взорваться почти любой патронный и снарядный ящик на их позициях и в складах, любую из захваченных мятежниками зенитных и противотанковых ракет.
– Предложение, конечно, заманчивое, но – несвоевременное. Сейчас, как вы правильно заметили, мы отслеживаем все их перемещения, имеем почти полную картину вражеской дислокации (потому что оснащенное индикаторами вооружение попало к мятежникам не только со складов Арсенала, значительная его часть хранилась непосредственно в воинских частях). Но в то же время мы не можем с достоверностью знать, – Стрельников побарабанил пальцами по карте, – где здесь мятежники, а где – наши.
Что, если вот это, к примеру, скопление – остатки полка или батальона, занявшие круговую оборону, а не банда боевиков? И, послав сигнал, мы их уничтожим или хотя бы лишим боеприпасов? Вот если бы вы могли гарантировать…
– Увы, господин полковник, до такого наука еще не дошла. Я могу отвечать только за оружие из Арсенала. Его передвижение мы отслеживали с самого начала. А остальное маркировалось задолго до начала событий, просто чтобы предотвратить хищения и несанкционированную передачу возможному противнику. Тут уж на вашу разведку надежда – пусть она и выясняет, где свои, где чужие…
– Разведка разведкой… А вот вы-то для чего в город ходили, Юрий Владимирович? На пана вы похожи, спору нет, а все же, зачем так рисковать? Случись с вами что – наша служба понесет невосполнимую на данный момент потерю…
Несмотря на шутливый тон, полковник говорил вполне серьезно. Потеря Леухина была бы невосполнимой на несколько ближайших месяцев, когда все и будет решаться. Но и прямо запретить такую самодеятельность своей властью Стрельников не мог, поскольку военинженер по должности ему не подчинялся, поддерживая лишь оперативное взаимодействие.
Леухин же, родившийся в Варшаве и не один год в ней прослуживший, и язык, и обычаи, и сам город знал досконально, мог выдавать себя за природного поляка и коренного варшавянина без риска разоблачения. Разве что на бывшего соседа или сослуживца, перекинувшегося на сторону врага, невзначай наткнется. Но вероятность такого именно события была исчезающе мала. Да и самому дезертиром всегда можно представиться.
– Есть такое понятие, Виктор Викторович, инженерная разведка местности. И вот ею я занимаюсь. Поручить кому-то другому, увы, не могу. Просто некому. То, что меня интересует, обычный разведчик скорее всего даже не увидит, а если и увидит, то не поймет. Касательно риска… От риска поймать шальную пулю мы с вами и здесь не избавлены. А от вас мне сейчас требуется одно – приличный вертолет, хотя бы на полдня. После этого я буду готов ответить на большую часть интересующих вас вопросов.
– Вертолет дам, – после краткого раздумья ответил Стрельников. – Этого добра хватает. Надеюсь, вы хорошо понимаете, что и зачем делаете, и согласовали свою акцию. Очень мне не хочется еще и за вас отвечать. Из одного дерьма еле выкарабкался…
– Вот здесь будьте спокойны. Еще никто не мог упрекнуть Леухина, что из-за него имел неприятности… Кроме тех, конечно, кто эти неприятности заслужил.
Стрельников не подвел, вертолет выделил хороший, трехместный противотанковый «Си-50» «Черный беркут», с бронезащитой, держащей прямое попадание 40-миллиметрового зенитного снаряда, вооруженный двумя пушками, двумя крупнокалиберными пулеметами и дюжиной самонаводящихся ракет.
Быстрее чем за час помощники Леухина смонтировали в переднем блистере несколько зеленых алюминиевых ящиков, напоминающих батальонные рации, наскоро соединенных пучками разноцветных кабелей. Вместо посадочной фары привинтили параболическую антенну, выполненную из прутьев белого и желтого металла в палец толщиной, весьма похожую на втрое увеличенную корзину для бумаг.
Леухин, уже переодевшийся в летный комбинезон, подошел к пилоту, немолодому капитану с обветренным, буроватого оттенка лицом, на котором ярко выделялись розовые пятна давних глубоких ожогов. Тот с явным неудовольствием наблюдал за проводимыми над его машиной манипуляциями. Но не вмешивался, из опыта зная бессмысленность таких попыток. Просто следил, чтобы не сотворили чужие инженеры чего-то, могущего повлиять на безопасность полета и пилотажные качества машины. Тут он готов был сражаться до упора.
– Не беспокойся, командир, проблем не будет. Я сам с тобой лечу. Только пушки на этот рейс снять придется, вместе со снарядными коробками, чтобы машину не перегружать. На их место еще кое-что прицепим. Вернемся, все сделаем, как было, не подкопаешься.
Пилот пожал плечами:
– Ваше дело. Уверены, что стрелять не придется – снимайте. Заодно и ракеты можно снять, маневренность улучшится…
– Ракеты как раз оставим, мы от них в воздухе избавимся. А если вдруг стрелять потребуется, я и пулеметами обойдусь…
– Что, приходилось? – впервые проявил интерес капитан.
Леухин только махнул рукой, в том смысле что приходилось много чего.
– Вот тут наш маршрут нарисован, – протянул он пилоту полетную карту. – Пока так, а там, по ходу дела, я буду руководить.
Пилот взглянул мельком:
– Часа на полтора рейс. Над чужой территорией – многовато. Если у них «протазаны»[33] есть, могут и достать. Говорят, были уже случаи. А еще я слышал, они плоцкий аэродром захватили, подлетывают иногда, то на разведку, то на свободную охоту. Я бы с парой «кобчиков»[34] не хотел встретиться, да еще и без пушек…
– Подлетывают, – не стал скрывать Леухин. – Я не только слышал, но и видел. «УТИ-200, 220»[35], кружились над Вислой, может, фотографировали. Одного сбили, в реку упал. А про «кобчики» – сомневаюсь. Не тот у панов уровень. Да и не слыхал я, чтобы они хоть одну авиабазу с боевыми самолетами захватили. Если только из-за границы волонтеры подлетели… Ну, как-нибудь, мы люди военные.
Экономя горючее, вертолет взлетел «по-самолетному», с разбега. Аэродром находился возле городка Хайнувка, в глубине Беловежской Пущи, и был хорошо замаскирован. Не от почти гипотетических воздушных разведчиков, а от европейских навигационных спутников, которые вполне могли передавать безвозмездно, а то и продавать информацию инсургентам.
Идя на полуторакилометровой высоте, вертолет порядочно забрал к северу, чтобы потом выйти на Варшаву с тыла. Летящий с запада аппарат привлечет гораздо меньше внимания, да и если вдруг подобьют или что-то случится с мотором, проще уходить на свою сторону по прямой, без разворота. Довольно простой тактический прием, но сколько раз на других фронтах он давал летчикам единственный спасительный шанс.
Идя на полуторакилометровой высоте, вертолет порядочно забрал к северу, чтобы потом выйти на Варшаву с тыла. Летящий с запада аппарат привлечет гораздо меньше внимания, да и если вдруг подобьют или что-то случится с мотором, проще уходить на свою сторону по прямой, без разворота. Довольно простой тактический прием, но сколько раз на других фронтах он давал летчикам единственный спасительный шанс.
Из кабины стрелка-бомбардира открывался великолепный обзор, и Леухин с обыкновенным любопытством, не имеющим пока военного характера, разглядывал Пущу, раскинувшуюся внизу, как зеленая медвежья шкура. Ее пересекали редкие, узкие и почти пустые дороги, виднелись красные черепичные крыши деревень и отдельно стоящих хуторов.
Над вершинами деревьев время от времени возникали купола и колоколенки православных церквей. Здесь повстанцы не могли рассчитывать на поддержку местного населения, и сосредоточение российских войск проходило планомерно и спокойно. А вот по ту сторону Буга и Нарева начиналась уже другая территория. Формально еще своя, но как бы и ничейная.
До самого Ольштына крупных российских гарнизонов здесь не было, да и повстанческих вроде бы тоже, однако передвигаться силами меньше роты и без бронетехники, останавливаться на ночь в более-менее крупных населенных пунктах воспрещалось специальной инструкцией.
Хотя вертолет делал почти 250 километров в час, благодаря высоте и однообразному пейзажу казалось, что он едва ли не стоит на месте. Медленно-медленно возникали по курсу очередной поселок, тускло отсвечивающая лужица озера, извилистое русло речки и так же медленно уплывали под консоли коротких крыльев с торчащими боеголовками ракет.
«Будто на дирижабле летим», – подумалось инженеру.
На плоском экране обычного портативного дальновизора, пристроенного на месте снятого пушечного прицела и подключенного к локатору, воспроизводилась цветная картинка пролетающей под ногами местности, перекрытая координатной сеткой.
Леухин несколько раз замечал характерные засветки, свидетельствующие о том, что и сюда уже попала кое-какая его продукция. Тогда он просил пилота сделать пологий вираж со снижением, длиннофокусным объективом фотографировал нужный участок и делал пометку на пристегнутом к колену планшете.
Само собой, такую работу мог бы выполнить любой техник из его отряда и даже толковый профессиональный летнаб[36], но была у инженера еще одна задумка, перепоручить которую непосвященному человеку было невозможно. И по техническим причинам, и из соображений секретности.
Не дай бог, информация просочится на сторону, умные вражеские аналитики (а там таковых не может не быть, хоть своих, хоть закордонных) быстренько поймут, в чем дело, и на всех далеко идущих планах можно ставить крест.
Стрельников говорил, что, по достоверным данным, в Польшу уже начали сползаться боевики и резервисты «черного интернационала» как из-за Периметра, так и из европейских стран. Всякие там городские партизаны, партийные и беспартийные леваки, мечтающие поджечь пожар мировой революции, авантюристы, увидевшие хорошую возможность пощекотать нервы и просто крупно подзаработать. Имея в виду не только волонтерскую зарплату, но и неограниченное право мародерства и грабежа.
И сам Леухин, успевший совершить несколько вылазок в Варшаву, Лодзь и Радом (чтобы лично посмотреть, что там творится на знаменитых оружейных заводах), видел достаточное количество людей совершенно не местного облика, говоривших по-польски с жуткими акцентами или вообще не знавших языка.
Да и русских из коренного населения, перешедших на сторону повстанцев, встречал, хотя и изредка. Кто из них действовал по идейным соображениям, кто – исключительно по шкурным, сейчас значения не имело. Вот когда наведем порядок, тогда и раздадим всем сестрам по серьгам.
– Эй, командир, – вдруг зазвучал в шлемофоне голос второго пилота, – снизу стреляют… На восемь часов[37], метров семьсот, сарай какой-то…
Леухин, глянув в указанном направлении, тоже увидел отдельно стоящую хибару на небольшой лесной проплешине. Из-под стрехи с короткими интервалами просверкивали серии вспышек дульного пламени, отчетливо видимые на фоне темного проема чердачного окна.
Судя по яркости и размерам оранжевого бутона – крупнокалиберный, скорее всего ДШК. «Старое, но верное оружие». Калибры и марки оружия инженер давным-давно умел определять автоматически, навскидку, в том числе и по виду пламени, и по звуку.
Пилот резко свалил вертолет на крыло, разворачиваясь носом в сторону огневой точки, готовясь к атаке и «сжимая мишень», то есть уменьшая свою поражаемую поверхность.
«Рановато начали, дураки, – отстраненно подумал Леухин, словно не в него сейчас целились и мечтали убить. – Им подпустить нас метров на двести, тогда и врезать! Сбить бы вряд ли сбили, но хоть шанс был…»
Действительно, длинная очередь бронебойно-зажигательными, попавшая в кожух двигателя или основание винтов, могла натворить беды. Вертолет, хоть и с бронированным брюхом, все равно не танк. Тут же вспомнилась и неведомо от кого слышанная острота: «Вертолеты – это души погибших танков». Изрядно сказано. Только вот кем, вертолетчиком или танкистом?
Леухин, невзирая на проносящиеся мимо смерти, в данный момент обозначенные пронзительно-белыми прочерками трассеров, не отрывал глаз от экрана. На огневой точке и поблизости его клиентов нет, а вот там, у самого горизонта… Кажется, как раз то, что надо, то, зачем он, собственно, и летел!
– Атакуем?! – решительно, но и с оттенком вопроса, вроде бы из уважения к временному начальству, выкрикнул в ларингофон пилот.
– Давай! – тут же подтвердил решение Леухин, но и без его согласия с пилона уже сорвалась первая ракета.
Второй, в принципе, и не требовалось. Оператору достаточно было хоть на долю секунды захватить цель в налобный визир и при этом нажать тангету на ручке управления, причем независимо, куда в этот момент была направлена продольная ось СУРСа[38]. Образ цели впечатывался в крошечный, как у ящерицы, мозжечок снаряда, и с курса его могло сбить только прямое попадание или близкий разрыв антиракеты. Таковых у мятежников не имелось.
Последние оставшиеся ему секунды пулемет бил не переставая, на расплав ствола. И одна или две тяжелые пули все-таки чиркнули по броневому стеклу блистера. Но без толку, под острым углом, оставив только неглубокие, чуть побелевшие по краям каверны.
А на месте сарая уже вспух багровый, подсвеченный черным, лохматый шар. Задирая нос, вертолет полез вверх.
Леухин, выворачивая голову, видел, как из клубов дыма разлетаются по сторонам доски, неторопливо вращающиеся обломки бревен и вроде бы даже лафет пулемета.
– Есть! – радостно заорал пилот-бомбардир, произведший свой первый удачный боевой пуск. – Зафиксировано! Уничтожен мощный опорный пункт противника с тяжелым вооружением! Вертим дырки, командир!
– Господин военинженер, подтверждаете? – перхнув горлом, осторожно осведомился Первый.
Формально подтверждения совершенного от Леухина не требовалось, результат выстрела запечатлен на фотопленке, да и следы пуль на стекле – дополнительное веское свидетельство. Не имевшим еще в этой кампании ни побед, ни потерь летунам на «клюкву»[39] хватит. Тут речь шла о другом – согласится ли подсадной пред лицом начальства, или в письменном рапорте с именно такой оценкой уничтоженной цели? Или бросит небрежно: «Да о чем тут говорить, развалили гнилой сарай, а шуму-то!»
А ежели – мощный опорный пункт, так и цена подвигу другая.
Леухину для боевых спутников казенных орденов было не жалко. Когда им еще подобный случай представится?
– О чем речь, братцы? Славно получилось! Там дорога неподалеку – шоссе с Острува на Плоцк. И мост через Нарев. Со своим ДШК много в случае чего наших накрошить могли. А если не один был пулемет, а два или пять – натуральный укрепрайон! Я еще канаву какую-то заметил, вполне может быть разветвленная сеть окопов и траншей…
Пилот не совсем понял, всерьез говорит инженер или издевается, но предпочел все воспринять буквально, тем более все их переговоры писались на бортовой магнитофон. Через фон и треск помех кто там будет в интонациях разбираться.
– Спасибо, камрад. Мы тоже подтверждаем ваше активное участие в поиске и уничтожении цели. Сегодня водку вместе пьем!
– Ты еще вернись, – слегка охладил пилота Леухин. – Сейчас самая работа начнется, за которой и летели. Так что не дрейфь, все мои команды выполняй мгновенно и не задумываясь. Ты, второй, от визира больше не отрывайся, но упаси тебя бог пальнуть без приказа! Не только про ордена забудешь, а и звездочек лишишься. Тут сейчас дела государственной важности начнутся!