Вцепившись обеими руками в перила, Януш, остолбенев, наблюдал за этой картиной. Он замечал каждую деталь. Полицейские рации. Красные повязки. Оружие…
Толпа расступалась перед ними.
Притормаживали трамваи.
Навстречу полицейским спешили «кающиеся грешники».
И тут все как один задрали головы. Януш еле-еле успел отступить в глубь балкона. Когда он снова бросил взгляд на улицу, то увидел Анаис Шатле. Она заряжала пистолет.
Он не раздумывая бросился к левому краю балкона, швырнул вниз свой портфель, перекинул ноги через перила и ухватился за водосточную трубу.
В ушах раздавался гомон карнавала и слышались смешки Жестянки. Он полез по трубе, по-обезьяньи перебирая руками и ногами. Когда руки совсем онемели, он спрыгнул в пустоту и упал на тротуар. От удара перехватило дыхание. Ему показалось, что он переломал себе все кости. Прокатившись по земле, он сумел приподнять голову и тогда увидел, что все входы и выходы в здание перекрыты полицейскими. На сей раз он точно попался.
В падении он разбил витрину и сейчас поразился, что не чувствует ни боли, ни страха. Полицейские, привлеченные грохотом, оборачивались в его сторону, выхватывая оружие. В свете мигалок он ясно видел, что они испуганы ничуть не меньше его. Если не больше.
В этот миг справа показался трамвай, перекрыв ему поле обзора. Вместо вооруженных полицейских на него из залитых солнцем окон пялились изумленные пассажиры. Он вскочил на ноги. Подобрал портфель и, бормоча: «Matriochka», бросился вперед, туда, где звучала музыка карнавала.
Вся его жизнь оборачивалась каким-то затянувшимся дурацким розыгрышем.
* * *Он догнал трамвай, проскочил наискосок перед головным вагоном и едва увернулся от второго трамвая, шедшего в противоположном направлении. Некоторое время он, почти оглохнув, бежал в узком коридоре между двумя громыхающими составами. Затем свернул налево и помчался прочь от трамвайной линии. На оставшийся за спиной приют Арбура и легионы полицейских он даже не обернулся, хотя не сомневался, что они несутся за ним по пятам.
Он знал, что будет дальше. Все это с ним уже бывало. Сейчас из здания выбегут полицейские, в том числе Анаис. Они разделятся на группы и начнут прочесывать авеню Репюблик и прилегающие кварталы. Вызовут дополнительные машины. Снова завоют сирены, подвозя очередную армию охотников. И все они будут преследовать одну и ту же дичь — его, Януша.
Он выбрался на площадь, в центре которой стоял памятник из белого камня. Какой-то исторический деятель. Януш на секунду остановился, пытаясь отдышаться. Увидел деревья. Церковь с античным портиком. Зонты от солнца. Пешеходов, машины, парочки за столиками кафе. На него никто не обращал внимания.
Он сосредоточился. Уперев ладони в колени, весь обратился в слух. Он ловил нужный ему сигнал. Карнавальную музыку. Завывания сирен сильно мешали, но Януш все же сумел определить, откуда звучат фанфары и барабаны.
Он побежал по широкому проспекту, открывшемуся справа. Главное — добраться до карнавальной толпы. А там он смешается с народом и станет невидимым. Не замедляя бега, он пытался думать. Но мысли рвались. Откровения Жестянки. Его рассказ о том, что Януш был на месте убийства Икара. Странное слово matriochka. Слишком много вопросов. И по-прежнему — ни одного ответа. Сам себе не отдавая отчета, он бормотал на бегу:
— Matriochka… Matriochka… Matriochka…
Что означает это слово?
Он несся, не снижая скорости. Теперь уже прохожие начали на него оглядываться. Наверняка многие из них сложили в уме два и два: где-то рядом воют полицейские сирены, а по улице удирает человек… Вдруг слева показалась узенькая улочка, запруженная народом и застроенная магазинчиками. Она шла параллельно проспекту. Помогая себе локтями, Януш пробрался в толпу, в самую ее гущу.
И в тот же миг перенесся в Марсель.
В квартал Панье, состоящий из лабиринта тупиков и проулков.
Должно быть, это старая часть Ниццы.
Оглядываться и соображать, куда именно его принесли ноги, было некогда. Надо просто двигаться на звук барабанов — в них Янушу слышалось биение пульса большого города. На мостовых теснились всевозможные лавки. Торговали зонтиками, сумками, сорочками. А вот и еще одна площадь. Здесь раскинулся рыбный рынок. Затем другая улочка, еще уже и темнее. Ее камни как будто источали аромат фруктов…
Музыка раздавалась все ближе…
Музыка его спасет…
Он по-прежнему двигался вперед без оглядки. Он понятия не имел, сумел ли сбить полицию со следа или она дышит ему в затылок. Справа открылся проход к ведущей вниз лестнице, зажатой между домами из искусственного мрамора. Он спустился и вновь оказался на солнце, словно нырнул из ночи в день. Еще один проспект. Звук сирен отдалился. Никаких машин с мигалками. Только трамваи, которые двигались вправо и влево от разделительной полосы на дороге, почти вплотную к газону тротуара.
Музыка звала его с противоположной стороны дороги.
Януш замедлил шаг. Он пересек проспект по диагонали, стараясь ничем не выделяться из толпы гуляющих. И пошел мимо садов, в которых росли пальмы, а посреди лужаек стояли статуи. Он шел на звуки музыки. Теперь он узнал мелодию и тихим голосом вслух произнес название песни. «I gotta feeling»[24] в исполнении группы «Black Eyed Peas». Небрежной походкой — руки в карманах, голова опущена — он миновал парк. Посыпанные гравием дорожки. Плотные заросли кустарников. Семейные пары с детьми на лавочках. До цели оставалось совсем немного. На что он рассчитывал? Стать участником праздничного шествия? Спрятаться под трибунами?
Едва он покинул территорию парка, как его надежды угасли. Доступ к шествию перекрывали металлические заграждения и наскоро возведенные трибуны для зрителей. Возле них несли службу полицейские и охрана, призванные следить за соблюдением порядка. Януш не раздумывая затесался в толпу, двигавшуюся к пронумерованным воротам. У него был единственный шанс — затеряться в толпе. Вместе с остальными пройти через контроль, предъявив билет.
А вот и кассы. Над ними висел огромный плакат: «Карнавал в Ницце. Лучший на голубой планете». Перед окошками почти не было очереди. Вой сирен сюда не доносился, заглушаемый музыкой карнавала.
— Один билет, пожалуйста.
— На трибуну или стоячий?
— Стоячий.
— Двадцать евро.
Януш смешался с толпой зрителей, собравшейся под железными стояками, поддерживавшими трибуны. У него на глазах полицейские бегом покидали свои посты. Каждый прижимал к уху рацию и на ходу вынимал из кобуры оружие. Итак, они получили сигнал тревоги.
Януш добрался до ворот с номером, указанным у него в билете. Шум вокруг стоял оглушительный. Контролер забрал у него билет и пропустил внутрь. В лицо ему он даже не смотрел. Вообще контролеры не смотрели на зрителей — все их внимание было поглощено бегущими полицейскими.
Удалось.
Он проник за ограждение.
Ему понадобилось несколько секунд, чтобы оценить обстановку. Друг напротив друга располагались две трибуны, плотно заполненные ликующим народом. Широкий проход оставили для передвижных установок. Большинство зрителей не сидели, а стояли, громко хлопая в ладоши. Ребятня развлекалась, опутывая родителей лентами серпантина. Между рядами фланировали танцовщицы в костюмах лягушек, вытягивая вперед перепончатые лапы. Девушки в нарядных длинных платьях приподнимали юбки, открывая полосатые колготки.
Но главным, конечно, было шествие.
Пятиметровой высоты ярко-голубая сирена с оранжевыми волосами размахивала многочисленными конечностями. Интенсивностью окраски она напоминала слепящую голубизну с полотен Ива Кляйна. У Януша мелькнула странная ассоциация. Источником вдохновения при создании «международного синего цвета Кляйна» художнику послужило небо Ниццы. Вокруг сирены в воздухе реяли накачанные гелием медузы. Два кита, пристроившиеся с двух сторон от ее хвоста, пели песню. За повозкой танцующим шагом шли девочки в чешуйчатых костюмах.
Януш стоял среди зрителей и, зажав портфель под мышкой, старательно хлопал в ладоши и подпевал выступающим. При этом он не забывал время от времени настороженно оглядываться вокруг. Пока рядом не было видно ни одного человека в форме или с красной повязкой на рукаве. Вместо них шли бесконечной чередой танцоры, жонглеры и мажоретки, которых зрители осыпали серпантином и цветными конфетти. Затем начался парад великанских принцесс. Под их красными, желтыми и голубыми платьями высотой в несколько метров прятались повозки, благодаря чему фигуры принцесс парили над толпой в облаках пестрых бумажных лент.
Януш на миг утратил бдительность, всматриваясь в их размалеванные лица и украшавшие их головы диадемы.
Когда он оторвал от них взгляд, в толпе кишмя кишели полицейские.
Они появились возле каждого входа на трибуны. Пробирались между рядами. Шли вдоль толпы стоящих зрителей. Замешались среди лягушек и жонглеров. Охваченный внезапным порывом, Януш бросился в гущу шествия и оказался в группе акробатов. У каждого из них к спине был привязан воздушный шарик в форме какой-нибудь птицы. Значит, его арестуют в птичнике.
Они появились возле каждого входа на трибуны. Пробирались между рядами. Шли вдоль толпы стоящих зрителей. Замешались среди лягушек и жонглеров. Охваченный внезапным порывом, Януш бросился в гущу шествия и оказался в группе акробатов. У каждого из них к спине был привязан воздушный шарик в форме какой-нибудь птицы. Значит, его арестуют в птичнике.
Почти в панике он двинулся против течения и вскоре наткнулся на следующую повозку. Над ней вращался огромный огрызок яблока, вокруг которого располагались жутковатого вида куклы, представлявшие собой нечто среднее между человеком и грызуном. Впечатление усиливали переодетые крысами люди, которые танцевали возле повозки.
И вдруг случилось невообразимое.
Крысы с человеческими головами по-прежнему плясали вокруг своего огрызка, когда Януш увидел куклу, изображавшую его самого. Разумеется, в искаженном, карикатурном виде, но, вне всякого сомнения, именно его и никого другого.
Он остолбенел, пытаясь сообразить, как это могло произойти, когда с повозки раздался голос:
— Эй, ребята! Нарцисс здесь! Нарцисс вернулся!
Януш поднял глаза к пассажирам повозки. Один из них, в крысином костюме, тыкал в него указательным пальцем:
— Нарцисс! Нарцисс приехал!
Остальные принялись дружно скандировать:
— Нар-цисс! Нар-цисс! Нар-цисс!
Один из этих чокнутых протянул ему руку. Поднатужился и помог Янушу взобраться на повозку. Ему тут же предложили маску с заостренным носом, которую он с готовностью натянул. И мгновенно стал крысой, одной из множества крыс. После чего, недолго думая, пустился в пляс вокруг повозки, получая свою долю серпантина и конфетти.
Несмотря на шок, он попытался проанализировать ситуацию. Януш умел распознавать людей с психическими отклонениями. Крысиную стаю явно составляли пациенты психлечебницы. Умственно отсталые индивидуумы. Очевидно, руководство больницы предложило им проехаться на собственной повозке и принять участие в карнавале образца 2010 года.
Но это было еще не все. Они узнали в нем своего. Нарцисса. Психически больного человека, находившегося на излечении в одном из соответствующих заведений Ниццы. Случай привел его туда, где его ждала встреча с собственной предыдущей личностью. Не исключено, что исходной. Как ни удивительно, он испытал чувство облегчения. Это всего лишь болезнь. Значит, есть надежда на исцеление. И весь этот кошмар прекратится…
Но пока он весело хлопал в ладоши в такт песне Леди Гаги «Bad romance».[25] Полицейские искали его в толпе зрителей. Осматривали каждого человека. Никому и в голову не пришло обратить внимание на участников представления. И меньше всего — на платформу, на которой переодетые крысами люди танцевали вокруг яблочного огрызка.
В этот миг Януш увидел Анаис. Сжимая рукоять пистолета, она расталкивала зрителей. На ее лице, явно заплаканном, читалось отчаяние. Ему захотелось спуститься с платформы, подойти к ней и крепко обнять. Но один из новых друзей схватил его за руку, приглашая станцевать зажигательный рок-н-ролл. Януш не стал сопротивляться, напротив, отдался танцу со всем темпераментом, на какой был способен. Платформа медленно двигалась вперед, увозя его к новой судьбе. Судьбе психопата.
Он размышлял над многими возможностями спасения, но подобная идея в их число не входила.
Тем не менее факт оставался фактом. Он ступил на ковчег сумасшедших.
III Нарцисс
Обрывок бечевки.
Обломок полистиролового поплавка.
Три кусочка пластмассы.
Две банки из-под кока-колы.
Осколок зеркала.
Упаковка из-под быстрозамороженных продуктов фирмы «Конфифрост».
Размокшие от воды щепки…
— Не понимаю, зачем тебе все это, — сердито произнес Кронье.
Анаис не ответила. Она разглядывала мусор, собранный на месте гибели Икара. Все, что море выбросило на берег в каланке Сормью, в радиусе двадцати метров вокруг трупа. Еще утром она потребовала, чтобы эти обломки доставили ей запечатанными в пластик. И вот добыча у нее в руках.
— Наш криминалистический отдел приложил полный список, — продолжил полицейский. — Органику, подверженную разложению, хранить не стали. Да и вообще многое уже выкинули на помойку. Скажи, зачем тебе эта дрянь?
— Хочу направить на анализ в экспертно-криминалистическую лабораторию в Тулузе. Углубленный анализ.
— Мы что, плохо сделали свое дело?
Анаис откинула назад волосы и улыбнулась:
— Просто я знаю там одного парня. Может, ему удастся что-нибудь для нас вытащить… Улику. Намек на улику…
— Ты слишком часто смотришь телепрограмму «Эксперты».
Она молча подняла глаза к расположенным напротив экранам. На часах было 18.00. Они сидели в Центре наблюдения за обстановкой в городе. Помещение было пару недель назад оборудовано новейшей аппаратурой, позволявшей снимать показания с шестисот камер, установленных в Ницце. На картинке было видно, как Януш прыгает с балкона Дома Арбура, спускается вниз по водосточной трубе и катится по асфальту, чудом не попав под трамвай, после чего удирает по авеню Репюблик. Эта закольцованная запись прокручивалась снова и снова.
— Псих ненормальный, — пробурчал Кронье. — Или профи.
— Нет. Просто отчаявшийся человек. А это разные вещи.
Оба они, сидящие в глубоких фиолетовых креслах перед стеной, заставленной мониторами размером 16×9 дюймов, больше походили на режиссеров телевизионного шоу. Анаис, впрочем, полагала, что, в сущности, чем-то подобным они и занимались. Театральщиной. Проторчали в студии полдня, но никакого результата не добились.
Постоянная связь с полицейскими, снабженными рациями, и восьмьюдесятью патрулями, шесть сотен камер наблюдения с круговым обзором и возможностью менять масштаб картинки, приборы для считывания автомобильных номеров — целый арсенал средств, и все они оказались бессильны перед Янушем. Человеком невероятного ума и железной воли. Человеком, который кожей чуял ловушки и умело их избегал.
В начале облавы полиция и жандармы не сомневались в успехе. Ницца — самый охраняемый город во Франции. К тому же к ним на помощь прибыли подкрепления из Канн, Тулона и еще более далеких городов. Пешие полицейские, конные полицейские, полицейские на автомобилях… Сейчас моральный дух этих людей упал ниже плинтуса. Восемь часов поисков. Итог — нулевой.
Анаис вела себя терпеливо. Никаких приступов ярости. Только крайняя усталость. Януш снова выскользнул у них из рук. Ладно. Проехали.
— Как думаешь, что он сейчас станет делать? — не выдержал Кронье.
— Мне надо поговорить с Жестянкой.
— Не болтай ерунды.
Она молча допила кофе. После утреннего происшествия Кристиан Бюисон впал в кому. В тяжелом состоянии его перевезли в скоропомощную больницу Ниццы. «Кающиеся грешники» Арбура подали жалобу на полицию, обвиняя ее сотрудников в том, что своими плохо организованными насильственными действиями они создали угрозу жизни их пациента.
Горький вкус кофе как нельзя лучше подходил к ее нынешнему настроению. Она чувствовала себя опустошенной. Как земля после пожара. Все надо начинать сначала. Пока что она кляла на чем свет стоит — правда, про себя — невезуху, из-за которой провалилась операция. Во-первых, на шоссе А8 случилась авария, и они потеряли кучу времени, пока ее объезжали. В Ниццу прибыли уже около девяти часов. Сразу же рванули на авеню Репюблик и здесь обнаружили, что их опередили другие группы, решившие поиграть в Старски и Хатча, то есть окружившие здание автомобилями с мигалками.
А ведь она предупреждала, что действовать надо с предельной осторожностью!
Затем посыпались другие неприятности. Ей позвонила судья из Марселя Паскаль Андре. Звонил Деверса. Телефонные звонки сыпались на нее как боксерские удары, а она, зажатая в угол ринга, терпеливо их принимала. Не говоря уже о том, что в Бордо ее ждало внутреннее расследование. Сначала будет суд, затем вызов в дисциплинарный совет, потом — неотвратимое наказание.
Но она старалась не думать об этом. Ее мысли занимал один Януш. Она дышала Янушем. Жила Янушем.
— Так что же ты собираешься делать?
Анаис собрала со стола рассыпанные предметы — детские сокровища, подобранные на пляже. Даже пожелай она отказаться от расследования, у нее ничего не выйдет. Беглец прочно засел в ее сознании. Он пожирал ее мозг, ее душу. Она чувствовала, как его тень поглощает ее, впитывает в себя.
Скомкав пластиковый стаканчик, она зашвырнула его в мусорную корзину.
— Я возвращаюсь в Бордо.
* * *— Ты был художником.
— Каким художником?
— Писал автопортреты.
— Я не про то. Я был профессиональным художником? Или любителем? И где я писал? Здесь?
— Да, конечно, здесь. На «Вилле Корто». — Старик горделиво улыбнулся: — Жан-Пьер Корто — это я. Я основал это заведение сорок лет назад.