– Нили, я считаю, что знаю законы и немного разбираюсь в людях, – сказал Мейсон. – И я не собираюсь сидеть и безучастно смотреть, как моей подзащитной, у которой цента лишнего в кармане никогда не водилось, выносят суровый приговор лишь потому, что кому-то вздумалось свалить на нее всю вину. И в том, что касается Холкомба, я тоже не испытываю особых угрызений совести, ибо убежден в том, что, когда бы сержант ни нашел пулю, он принялся бы корчить из себя великого сыщика и зарапортовался до такой степени, что у меня не осталось бы ни малейших надежд докопаться до истины. Он, разумеется, поклялся бы, что заметил след от пули сразу же после того, как оказался на месте преступления, а остальные полицейские его прошляпили. Я мог бы допрашивать его до посинения, а он только смеялся бы мне в ответ. Он лгал бы мне в глаза, а я не мог бы доказать, что он лжет. Вогнав же в столб пулю, которой, что совершенно очевидно, не могло там быть в то время, когда сержант Холкомб подкатывал к месту происшествия, и дав сержанту возможность скрепить клятвой утверждение о том, что пуля была найдена именно тогда, я заложил основу для результативного допроса.
– Возможно, тут есть некие тонкие нюансы чисто формального характера, – сказал Нили. – Возможно, вы и в самом деле имеете право утверждать, что не подтасовывали улик… Поверьте, я восхищаюсь вашей смелостью, но вы, на мой взгляд, несетесь так, что мне за вами не угнаться.
– Когда ступаешь на тонкий лед, – сказал Мейсон, – выход один – беги во весь дух, иначе провалишься.
– Я боюсь, – без обиняков признался Нили. – И, хоть убейте, не могу понять, к чему вы клоните.
– Я взбалтываю факты, – ответил Мейсон.
– Что вы делаете?
– Взбалтываю факты, – повторил Мейсон. – Вам приходилось когда-нибудь в компании жарить яичницу?
– Да, но при чем тут это?
– А у вас не случалось такое: вы хотели сделать глазунью, а желтки возьми да растекись? И как вы тогда поступали, чтобы не дать повода для насмешек? Взбалтывали яйца и заявляли, что с самого начала хотели накормить друзей омлетом, не так ли?
– Так, – улыбаясь, сознался Нили.
– Вот то же самое и в судебной практике, когда имеешь дело с оговором. Взболтайте яйца, и никто уже не сможет определить, которое из них случайно растеклось. Взболтайте факты, и вы, по меньшей мере, нарушите планы человека, считавшего, что он сплел из них великолепную паутину.
Глава 18
Судья Киппен недовольно поморщился, оглядев набитый до отказа зал.
– Я хочу высказать несколько замечаний обвинению, защите и публике, – заявил он. – Суд осуждает обстановку сенсационности, складывающуюся вокруг этого процесса. – Он скользнул взглядом по Мейсону и остановил его на зрителях. – Согласно нашей Конституции судебные разбирательства должны вестись открыто, дабы не превращать их в заседания тайных обществ. Но из этого вовсе не следует, что любой процесс, в котором находится место полемике, можно превращать в балаган. Присутствующим в этом зале следует уяснить, что суд в своей работе руководствуется строго определенной процедурой, имеющей исследовательский характер. Публика должна воздерживаться от каких бы то ни было комментариев в ходе процесса, иначе я прикажу очистить зал. Суд не одобряет манеры, в которой процесс подается в прессе. Утренние газеты полны сенсационных репортажей, спекулятивных комментариев досужих писак и интервью с лицами, не имеющими к делу никакого отношения. Суд не может, конечно, контролировать прессу, но он обращает внимание представителей обеих сторон на то, что нынешнее слушание посвящено одному-единственному вопросу: установлению в предварительном порядке, существуют или не существуют основания для привлечения ответчицы к суду. Суд крайне неодобрительно отнесется к каким бы то ни было попыткам любой из сторон витийствовать или устраивать здесь концертные представления. Суд желает ознакомиться с фактами – это все. А теперь давайте приступим к делу. Мистер Редфилд провел экспертизу. Пройдите, пожалуйста, к свидетельскому креслу, мистер Редфилд.
Эксперт повиновался.
– Хотите, чтобы я допросил свидетеля? – спросил Гамильтон Бергер.
– Я займусь этим сам, – ответил судья Киппен. – Мистер Редфилд, вы завершили баллистическую экспертизу?
– Да, сэр.
– Что она показала в отношении оружия, из которого были выпущены интересующие нас пули?
– Пуля, послужившая причиной смерти потерпевшего, она же пуля номер один, и пуля из дома миссис Юнис, или пуля номер четыре, были выпущены из револьвера, фигурирующего в материалах суда как вещественное доказательство под литерой «Д». Пули под номерами два и три были выпущены из револьвера, являющегося вещественным доказательством под литерой «А».
Судья мрачнел прямо на глазах, вслушиваясь в сообщение эксперта.
– Что можно сказать о пустых гильзах? Тех, которые находились в барабане револьвера, являющегося вещественным доказательством под литерой «А».
– Это гильзы от патронов, отстрелянных из револьвера, приобщенного к материалам суда как вещественное доказательство под литерой «Д», а не из того револьвера, в котором были найдены.
– Значит, по вашему мнению, мистер Редфилд, эти две пустые гильзы были извлечены из оружия, из которого оказались отстрелянными соответствующие патроны – то есть револьвера, являющегося вещественным доказательством под литерой «Д», и вставлены в иное оружие – револьвер, являющийся вещественным доказательством под литерой «А»?
– Иначе этого не объяснишь.
– Вы можете сказать, когда это было сделано? То есть я хочу спросить, когда была произведена эта подмена?
– Я могу утверждать лишь то, что это произошло после того, как были отстреляны патроны.
– А что касается неотстрелянных, то есть снаряженных патронов, вы не можете сказать, были они подменены или нет, не так ли?
– Совершенно верно, Ваша Честь. Не могу.
Судья Киппен некоторое время переваривал эту информацию, раздраженно покусывая губу. Когда он наконец заговорил, в его голосе прозвучал металл.
– Прошу представителей обвинения и защиты воздержаться от каких бы то ни было вопросов, которые у них появились или появятся, пока суд не разберется в подоплеке происходящего. А сейчас я хочу предложить мисс Чейни занять место свидетеля.
Из рядов зрителей поднялся тучный мужчина.
– Ваша Честь, – обратился он к судье, – я хотел бы, чтобы в протоколе было зафиксировано, что интересы мисс Чейни представляю я, Хармен Пассинг, ее адвокат.
– Очень хорошо, – кивнул судья. – Она имеет на это право. А сейчас пусть мисс Чейни займет место свидетеля.
– Мисс Чейни здесь нет, – сказал Пассинг.
– Что?! – взметнулся судья.
– Сожалею, Ваша Честь, но ее здесь нет.
– Почему?
Пассинг развел руками:
– Потому, что ее не вызывали в суд.
– Но она была здесь вчера.
– Да, Ваша Честь, была и давала показания.
– И она, конечно же, знала, что потребуется здесь сегодня.
– При всем уважении к суду, – сказал Пассинг, – я должен заметить, что суд не отдал формального распоряжения, обязывающего ее присутствовать здесь сегодня.
– Мне казалось, что я сделал это, – недоуменно сказал судья Киппен.
– Сожалею, Ваша Честь, не сделали. Я стенографировал ход процесса и очень внимательно изучил протокол.
Судья Киппен подался вперед, его лицо побагровело от гнева.
– Вы делали это для того, чтобы посоветовать ей не являться сюда, поскольку нет риска подвергнуться наказанию за неуважение к суду, не так ли?
– Она мой клиент, – вежливо напомнил Пассинг. – Меня наняли для оказания услуг такого рода. Я изучил все материалы процесса и дал ей квалифицированный, насколько мог, совет относительно ее прав и обязанностей.
Судья Киппен, немного поразмыслив, повернулся к прокурору.
– Нужно срочно направить мисс Чейни повестку, – сказал он и, глянув в сторону Пассинга, сердито добавил: – Полагаю, уточнять, в городе ли сейчас мисс Чейни или нет, не имеет никакого смысла.
– Насколько мне известно, она в Лас-Вегасе, штат Невада, – ответил Пассинг. – Деловая поездка.
– Ладно, – пожал плечами судья. – Давайте послушаем, что скажет нам мистер Мервин Олдрич. Мистер Олдрич, займите место свидетеля.
– Мне хотелось бы, чтобы в протоколе отметили, что я являюсь также адвокатом мистера Олдрича, – отозвался Пассинг. – С ним та же история, что и с мисс Чейни. Мистера Олдрича здесь нет. Насколько мне известно, он также находится в Лас-Вегасе. Хочу заявить суду, что я внимательно изучил стенограмму и проинформировал своего клиента о том, что он не вызывался в суд повесткой и не получал никакого устного распоряжения, обязывавшего его присутствовать на процессе. Я указал ему, что у меня сложилось вполне определенное мнение, что вы, Ваша Честь, ожидаете увидеть его на сегодняшних слушаниях, но что касается формальностей, то они не соблюдены.
– Как могло случиться, что этим людям не были выписаны повестки?! – взорвался судья, испепеляя взглядом всех, кто сидел за столом обвинителя.
– Ваша Честь, для меня это такая же неожиданность, как и для суда, – заявил Бергер. – Я был уверен в том, что эти люди будут сегодня здесь.
– Я не спрашиваю, в чем вы были уверены! Я спрашиваю: как случилось, что им не были выписаны повестки?
– Этого я не знаю, – ответил прокурор. – У меня большой штат сотрудников, и тем не менее у всех у них работы невпроворот. Вероятно, это один из тех случаев, когда все считают, что дело сделано, а за него никто даже не брался. Прошу у суда прощения, я должен навести справки.
Бергер наклонился и что-то шепнул Строну. Тот пожал плечами и молча развел руками. Бергер отозвался на это еще более сердитым шепотом. Строн покачал головой и что-то прошептал в ответ. Бергер выпрямился.
– Ваша Честь, я предполагал, что эти свидетели были вызваны в суд повестками. Оказалось, однако, что мой помощник – речь идет не о присутствующем здесь моем заместителе, а об одном из сотрудников, в обязанности которого входит подготовка дел к процессам, – поинтересовался у мисс Чейни и мистера Олдрича, собираются ли они присутствовать на процессе, и получил утвердительный ответ. Поэтому сотрудник, не желая лишний раз докучать формальностями столь уважаемым людям, не стал выписывать им повестки. Видите ли, Ваша Честь, мы считали, что показания мистера Олдрича хоть и понадобятся, но ограничатся только разъяснениями по поводу покупки оружия и последующего его исчезновения. Откровенно говоря, мы не придавали этим показаниям сколь-нибудь серьезного значения, поскольку были уверены в том, что сможем без труда доказать, что оружие, из которого был сделан роковой для потерпевшего выстрел, находилось в руках ответчицы. То, что вчера тут прозвучало, свалилось на нас крайне неожиданно.
– Пусть так, но вы ведь могли выписать повестки уже после известных событий, не так ли? – сердито заметил судья.
Бергер побагровел.
– Конечно, Ваша Честь, – сказал он, – я мог выписать повестки и обязательно их выписал бы, если бы не считал, что они уже на руках у обоих свидетелей. С другой стороны, суд ведь мог просто-напросто приказать всем свидетелям, давшим уже присягу, явиться на сегодняшнее заседание, не так ли? Не думаю, что в этом просчете виновато только мое ведомство. Поскольку ни то, ни другое так и не было сделано, мистер Пассинг, полагаю, не ошибается, когда утверждает, что этим людям ничто не мешало уехать за пределы штата.
– Суд не отдал такого распоряжения, поскольку надеялся, что хоть в чем-то может положиться на обвинителя, – огрызнулся судья.
– Сожалею, Ваша Честь, – выдавил Бергер. В тоне, которым это было сказано, чувствовалось, однако, больше злости, чем раскаяния.
– И что теперь прикажете делать? – спросил судья.
– Что касается нас, мы считаем, что в показаниях ответчицы нет и слова правды, – заявил Бергер.
– Почему вы так считаете?
– По ее словам, Ваша Честь, этот человек был в наволочке, натянутой на голову. Непреложным фактом, однако, является то, что наволочка была надета на голову потерпевшего уже после его смерти. Более того, у ответчицы был револьвер, из которого дважды выстрелили, и…
– И который никоим образом не связан со смертью Меррила! – оборвал его судья.
– Ваша Честь! – воскликнул Гамильтон Бергер, осознав вдруг шаткость своей позиции. – Я нахожу вполне очевидным, что кто-то подменил оружие. Я не готов еще сейчас назвать имя злоумышленника, но мое ведомство проведет расследование, и я уверен, что мы установим виновного.
Бергер, повернувшись, бросил красноречивый взгляд в сторону Мейсона.
– Не слишком ли вы в этом уверены? – покачал головой судья. – Подменить оружие мог лишь тот, кто имел доступ к обоим – обоим, я подчеркиваю – револьверам.
– Но, Ваша Честь, – сказал Бергер, – ведь совершенно ясно, что такая подмена была проделана уже после того, как прозвучали пресловутые два выстрела. Ответчица призналась полицейским в том, что она стреляла. Поскольку сейчас обнаружилось, что гильзы в револьвере являются гильзами от патронов, выстреленных, по всей видимости, из орудия убийства, тот факт, что оружие было подменено в какой-то из моментов времени до того, как попало в руки властей, никоим образом не оправдывает ответчицу. Напротив, он свидетельствует о ее виновности, поскольку показывает, как искусно и находчиво она запутывает следы.
– Суд не собирается обвинять кого бы то ни было в преступлении, пока не получит более веских доказательств, чем те, которыми располагает сейчас, – сказал судья. – Тот, кто подменил оружие, преследовал какую-то вполне определенную цель и имел возможность это сделать.
– Совершенно верно, – согласился Бергер, вновь косясь в сторону Мейсона.
Поймав обвиняющий взгляд прокурора, тот лишь весело улыбнулся. Бергер позеленел от гнева.
– Я дознаюсь, кто произвел эту подмену! – рявкнул он. – Дознаюсь во что бы то ни стало, пусть даже мне придется мобилизовать для этого весь мой следственный аппарат на целый год. И когда дознаюсь, этот человек с треском вылетит из адвокатской гильдии.
– Из адвокатской гильдии? – переспросил судья, недоуменно вздымая бровь. – Вы обвиняете кого-то конкретного, мистер прокурор?
– Я имею в виду… если этот человек – адвокат, – поспешно поправился Бергер. – Если он адвокат, я добьюсь, чтобы его лишили права на практику, а если нет, существуют ведь и иные виды наказания.
Судья Киппен посмотрел на Мейсона.
– У вас есть что сказать, мистер Мейсон?
– Да, Ваша Честь.
– Присядьте, мистер Бергер. Так что вы хотите сказать, мистер Мейсон?
– Я лишь хочу довести до вашего сведения, что у меня есть свидетель, которого я хотел бы кое о чем спросить.
– Прекрасно. Суд готов выслушать любого свидетеля, которого вы ему представите, мистер Мейсон.
– Прошу занять свидетельское место мисс Айрин Кейт, – громко сказал адвокат.
Айрин Кейт прошла вперед, принесла присягу, заняла место свидетеля и посмотрела на Мейсона. Взгляд ее был откровенно враждебным.
– Вы ведь близкая подруга Хелен Чейни, не так ли? – спросил Мейсон.
– Да.
– И Мервина Олдрича?
– Да.
– Взгляните на револьвер системы «кольт», проходящий по делу как вещественное доказательство под литерой «А». Вы видели его раньше?
– Не знаю.
– Взгляните на револьвер, проходящий по делу как вещественное доказательство под литерой «Д». А его вам приходилось видеть раньше?
– Не знаю.
– Вы видели оружие, похожее на это?
– Да, я видела револьвер.
– Значит, вы видели оружие, похожее на это?
– Да.
– Которое внешне было точь-в-точь таким же?
– Да.
– Находился ли когда-нибудь один из таких револьверов в вашем распоряжении?
– Не знаю.
– Я не имею в виду именно эти револьверы, – сказал Мейсон. – Я имею в виду любое оружие, похожее на них внешне. У вас был такой револьвер?
– Да.
– Он находился в вашем распоряжении десятого числа этого месяца?
– Ваша Честь, – вмешался Гамильтон Бергер, – защитник, похоже, устраивает допрос с пристрастием своему же свидетелю.
– Мне кажется вполне очевидным, что этот свидетель не питает ко мне дружеских чувств, – сказал Мейсон.
– Протест отклоняется, – постановил судья.
– Боюсь, я не могу ответить на этот вопрос, – сказала Айрин Кейт.
– Револьвер вам одолжила Хелен Чейни, не так ли?
– Да.
– Десятого числа этого месяца?
– Кажется.
– Револьвер, который она одолжила вам, вполне мог быть тем, который проходит по настоящему делу как вещественное доказательство под литерой «А», не так ли?
– Я не… Ну хорошо, да.
– Что вы делали с этим револьвером?
– Я… я не могу сказать.
Судья Киппен, наклонившись вперед, вперил в свидетельницу тяжелый взгляд, потом повернулся к адвокату.
– Я сам допрошу эту свидетельницу, мистер Мейсон. Мисс Кейт, не стоит шутить с судом, его терпение не беспредельно. Отвечайте прямо и без уверток, что вы сделали с револьвером?
Айрин Кейт опустила голову, но тут же вскинула ее, вызывающе глядя прямо в глаза судье Киппену.
– Я отказываюсь отвечать, – сказала она, – потому что мой ответ может причинить мне вред.
Зал изумленно ахнул.
Судья Киппен резко выпрямился – словно от внезапного удара в спину.
– Вы отказываетесь отвечать? – переспросил он, как будто не верил собственным ушам.
– Совершенно верно.
– На том основании, что ответ может послужить поводом для привлечения вас к ответственности?
– Да.
– Вы уже признали, – сказал судья, – что оружие находилось в ваших руках.
– Именно так, Ваша Честь.
– Оружие, внешне сходное с этими двумя револьверами?
– Я плохо разбираюсь в оружии.
– Нас не интересует, насколько вы разбираетесь в оружии. Отвечайте на вопрос. Это оружие было похоже на револьвер?