– Совершенно очевидно, что кто-то подтасовал улики по этому делу, – сказал судья. – Мистер Мейсон!
– Да, Ваша Честь.
– Указанное оружие находилось какое-то время у вас?
– Находилось, Ваша Честь.
– Учитывая обстоятельства и то, что вы – сторона заинтересованная, суд считает необходимым потребовать у вас отчета за каждую минуту из того времени, в течение которого оружие находилось у вас.
– Я буду рад это сделать, Ваша Честь, – учтиво поклонился Мейсон. – Для этого мне, конечно, потребуется помощь свидетелей. Я собирался использовать некоторых из них в интересах моей подзащитной позже, но, учитывая обстоятельства, готов подчиниться требованию суда и вызвать их для дачи показаний прямо сейчас. Мисс Чейни, прошу вас, займите место свидетеля.
– Хелен Чейни не сделает этого! – заявил Мервин Олдрич, вскакивая со своего места.
– Мистер Олдрич, подойдите-ка вот сюда, – повелительно показал молотком судья Киппен.
Олдрич подошел и вызывающе вскинул голову, сверля судью сердитым взглядом.
– Так что вы сказали? – спросил судья.
– Я сказал, что Хелен Чейни не сядет в кресло свидетеля.
– Мистер Олдрич, мисс Чейни находится в зале, и я приказываю ей занять место свидетеля. Суд находит ваше заявление явно неуважительным по отношению к нему. Он не станет подвергать вас наказанию за вашу выходку, поскольку принимает во внимание, что в настоящем процессе налицо целая серия неожиданных, драматических и попросту невероятных на первый взгляд поворотов, и учитывает, что вы находитесь в состоянии, близком к стрессовому. Однако вы должны сесть в свое кресло и в дальнейшем воздержаться от каких бы то ни было замечаний, кивков или иных того же рода знаков свидетелю, иначе… Мисс Чейни! Мисс Чейни, вернитесь! Бейлиф, задержите эту женщину!
Сидевший у двери судебный пристав поспешно выскочил в коридор. Газетчики немедленно устремились за ним, и в зале возникла суматоха. Репортеры, заполонившие коридор, азартно щелкали фотовспышками, фиксируя на пленке все этапы погони бейлифа за голливудской звездой – до самого лифта, где та судорожно жала на все кнопки подряд, пытаясь вызвать кабину. Из зала потянулась в коридор и прочая публика, охочая до любого рода скандалов.
– Я прикажу очистить зал, если не будет наведен порядок! – кричал судья Киппен. – Соблюдайте приличия! Вернитесь на свои места и не смейте их покидать!
– Ваша Честь, – сказал, нависая над столом, Гамильтон Бергер, – эта ситуация из тех, которые трудно предвидеть… если нет опыта судебных разбирательств в компании с этим вот уважаемым, – это слово прокурор выделил саркастической интонацией голоса, – защитником. – И Бергер свирепо дернул подбородком в сторону Мейсона. – Я хотел бы попросить суд о перерыве…
– Никаких перерывов, пока эта женщина не вернется в зал и не подчинится требованию суда, – заявил судья. – Суд…
Киппен оборвал себя на полуслове, потому что дверь распахнулась и в зал влетела Хелен Чейни, за которой следовал бейлиф.
– Приведите эту женщину сюда! – приказал судья бейлифу.
Хелен Чейни провели по проходу между рядами к судье.
– Закройте дверь! – распорядился судья. – Те, кто так интересовался тем, что происходит за дверью, пусть там и остаются. Заприте дверь и никого не пускайте. – Он повернулся к Хелен Чейни. – Как же так, мисс Чейни? Суд предлагает вам исполнить ваш гражданский долг, дать свидетельские показания, а вы со всех ног бежите из зала?
Актриса неуверенно покосилась на Мервина Олдрича, затем снова перевела взгляд на судью.
– Вы что, не слышите меня? – спросил судья.
– Слышу, – тихо ответила она.
– Ну вот, уже кое-что, – кивнул судья Киппен. – По крайней мере, вы не пытаетесь меня обманывать. Почему вы хотели сбежать из зала суда?
– Потому что не хочу быть свидетелем.
– А почему вы не хотите быть свидетелем?
– Потому что, боюсь, начнется шумиха вокруг моего имени. Я…
– Чего вы хотите и чего не хотите – ваше личное дело, – сказал судья. – Суд защитит вас и проследит за тем, чтобы вопросы, задаваемые вам, были только по делу. Займите место свидетеля, поднимите правую руку и дайте клятву говорить правду и только правду, ничего кроме правды. Я хочу, чтобы вы отвечали на задаваемые вам вопросы полно и откровенно. Вам все понятно?
– Да, сэр.
– Называйте меня «Ваша Честь».
– Да, Ваша Честь.
– Ступайте туда и поднимите правую руку.
Хелен Чейни подняла правую руку, принесла присягу и села в кресло свидетеля.
– А теперь, – сказал судья Киппен, – суд собирается допросить свидетельницу. Суд просит и обвинение, и защиту не вмешиваться в допрос за исключением тех случаев, когда возникнут юридически обоснованные возражения по существу задаваемых свидетельнице вопросов. Суд предупреждает, что будет пресекать все протесты, касающиеся формальной стороны дела, ибо твердо намерен докопаться наконец до сути. Итак, мисс Чейни, вы слышали показания мистера Олдрича?
– Да, Ваша Честь.
– Насколько я понимаю, мистер Олдрич дал вам револьвер системы «кольт», который очень похож на оружие, проходящее по этому делу как материал для идентификации под литерой «А».
– Да, Ваша Честь.
– И где сейчас находится это оружие?
– Я… я…
– Где оно? – рявкнул судья Киппен.
– Здесь, – пробормотала она. – У меня.
– Что вы хотите этим сказать?
Она показала на сумочку.
– Револьвер заряжен?
– Да, Ваша Честь.
– Почему вы таскаете с собой заряженное оружие?
– Для самозащиты.
– У вас есть разрешение на ношение заряженного оружия?
– Я… Мистер Олдрич сказал мне…
– Я не спрашиваю вас о том, что сказал вам мистер Олдрич. Я спрашиваю, у вас есть разрешение на ношение заряженного оружия?
– Нет, сэр.
– Бейлиф, – повернулся судья к судебному приставу, – займитесь свидетельницей. Заберите револьвер из ее сумочки и разрядите его. Зачитайте его номер для протокола, чтобы не возникло недоразумений. Прикрепите к нему этикетку, на которой укажите, что это материал для идентификации под литерой «Д». Пока вы будете заниматься этим, суд приобщит к делу в качестве вещественного доказательства второй револьвер, обозначенный нами как материал для идентификации под литерой «А». Пора наводить порядок во всем этом хозяйстве.
– Надеюсь, суд обратит внимание на мое возражение относительно этого последнего вашего шага? – осведомился Мейсон.
– Суд обращает внимание на ваше возражение и отклоняет его, – резко ответил судья. – Мы собираемся придать обоим револьверам статус вещественных доказательств и обеспечить им надлежащий присмотр, чтобы воспрепятствовать в дальнейшем какой бы то ни было подтасовке улик.
Судья хлестнул адвоката сердитым взглядом. Мейсон лишь вежливо улыбнулся в ответ.
– Секретарь! – повернулся судья к судебному клерку. – Зачитайте вслух номер револьвера, который проходил ранее по делу как материал для идентификации под литерой «А», а сейчас является вещественным доказательством под той же литерой.
– Номер 17475-LW.
– А теперь – номер револьвера, только что изъятого судебным приставом из сумочки свидетельницы и зарегистрированного как материал для идентификации под литерой «Д».
– Номер 17474-LW.
– Хорошо, – сказал судья Киппен. – Оба револьвера приобщены к материалам дела в качестве вещественных доказательств и с этой минуты находятся под присмотром суда. Любой, кто прикоснется к ним без разрешения, будет привлечен к ответственности за оскорбление суда. Хватит с нас подтасовок и подмен, больше мы этого не допустим. Мистер Редфилд, суд передает это оружие вам. Я хочу получить от вас полный отчет завтра утром, в десять часов, когда мы продолжим заседание. И вот еще что. Пока не займете место свидетеля, не сообщайте о результатах экспертизы никому, кроме ваших ассистентов, без чьей помощи вам, разумеется, не обойтись, но и их вы тоже обяжите хранить всю информацию в секрете. Я не хочу, чтобы дело взяли на откуп газеты. Я понимаю, что события сегодняшнего судебного заседания вызвали острый интерес у газетчиков. Теперь они раздуют все, что окажется с ними связано. С этим ничего не поделаешь. Но я со всей определенностью собираюсь взять под строжайший контроль дальнейший ход событий в этом процессе. Поэтому требую от вас не допустить ни малейшей утечки информации. Вы не должны говорить о результатах экспертизы никому – ни защитнику, ни лицам, с ним связанным, ни… Да-да, совершенно верно, обвинения это касается тоже.
– Но, Ваша Честь, – запротестовал окружной прокурор, – на обвинение возложена обязанность вести дело, и мы считаем, что мистер Редфилд, как свидетель обвинения…
– Меня не интересует, что вы считаете, – оборвал его судья Киппен. – События приняли столь серьезный оборот, что нужно принимать адекватные меры. Суд понимает, что утаить что-либо от прессы – задача неблагодарная, но не простит даже малейшей утечки информации из лаборатории мистера Редфилда до десяти часов утра, когда возобновится заседание.
– Меня не интересует, что вы считаете, – оборвал его судья Киппен. – События приняли столь серьезный оборот, что нужно принимать адекватные меры. Суд понимает, что утаить что-либо от прессы – задача неблагодарная, но не простит даже малейшей утечки информации из лаборатории мистера Редфилда до десяти часов утра, когда возобновится заседание.
– Понятно, – кивнул Редфилд.
– Насколько я понимаю, – вмешался Мейсон, – суд собирается сейчас объявить перерыв?
– Да, – бросил судья.
– Я считаю, что при данных обстоятельствах мне должно быть позволено задать свидетельнице один или несколько вопросов до того, как заседание прервется.
– А я считаю иначе, – отрезал судья. – Я полагаю, что судебному процессу уже нанесен ущерб, и не хочу дальнейших осложнений, пока мы не разберемся, с чем имеем дело.
– В таком случае, – сказал Мейсон, – я предлагаю вам самому поинтересоваться у свидетельницы, почему она считала нужным иметь при себе револьвер и что за опасность ей угрожала.
– Зачем? – спросил судья Киппен.
– Видите ли, я не сомневаюсь в том, что тот, кого она так боялась, был не кем иным, как Стивеном Меррилом.
Гамильтон Бергер вскочил.
– Вот вам, Ваша Честь, типичный пример того, о чем я вас предупреждал! Защитник знает, что это его заявление немедленно подхватят газеты. Оно, несомненно, не имеет под собой никаких оснований, но послужит лакомым кусочком жадным до сенсаций писакам…
– Так оно и случится, мистер обвинитель, – кивнул судья Киппен. – Но мистер Мейсон, я думаю, не стал бы сообщать суду того, чего не рассчитывает доказать.
– А я предполагаю, что он не собирается затруднять себя доказательствами, – сказал Бергер. – Думаю, он просто воспользовался возможностью сделать заявление, абсурдное по сути, но корректное по форме, от которого суд при нынешнем стечении обстоятельств не может позволить себе отмахнуться. Поэтому я присоединяюсь к мистеру Мейсону в его просьбе позволить ему задать свидетельнице вопрос здесь и сейчас, чтобы воспрепятствовать кривотолкам – хотя бы на этой стадии.
– Очень хорошо, – не скрывая злости, сказал судья Киппен. – Суду не нравится, что его постоянно пугают шумихой в прессе. С другой стороны, суд признает тот факт, что у нас в стране пресса свободна, а это слушание – открытое. – И, крутанувшись в кресле, он повернулся к Хелен Чейни. – Так зачем вы носили с собой оружие?
– Для самозащиты.
– От кого?
– От любого, кто мог причинить мне зло или угрожал бы этим.
– Раньше вы это делали?
– Нет.
– Почему же начали носить оружие теперь?
– Потому что мистер Олдрич приобрел его для меня.
Лицо судьи Киппена заметно побагровело.
– Мисс Чейни, – нарочито мягко сказал он, – вы уклоняетесь от ответа на вопрос. Суд может заставить вас отвечать, если сочтет нужным, но я хочу, чтобы вы перестали вилять и сделали это добровольно. Вы меня понимаете?
– Да, Ваша Честь.
– Так почему вы стали носить оружие?
– Потому что мне угрожали.
– Кто?
– Это имеет значение? – спросил Бергер, вновь вскакивая с места. – А если это никоим образом не связано с настоящим делом? Допустим, речь идет о человеке совершенно постороннем? Не вмешиваемся ли мы в личную жизнь мисс Чейни и не пытаемся ли получить от нее сведения несущественные и к делу не относящиеся?
– Мисс Чейни сама на это напросилась, – буркнул судья. – Протест отклоняется. Отвечайте на вопрос, мисс Чейни.
– Мне угрожал Стив Меррил.
Зал замер. Судья, нахмурившись, разглядывал свидетельницу, просчитывая, по всей вероятности, возможные варианты развития взрывоопасной ситуации.
– Мисс Чейни, вы не могли бы рассказать, в чем конкретно заключались угрозы?
– Стиву Меррилу нужны были деньги. Его требования с самого начала были непомерными и абсурдными. Он позвонил мне в тот день, день своей смерти, вскоре после полудня, сказал, что должен срочно расплатиться с долгами, и пообещал, что отзовет иск по пересмотру нашего развода, если я дам ему денег.
– Где же тут угроза? – спросил судья Киппен.
– Он угрожал раньше – когда выставил иск.
– Чем именно?
– Угроза была завуалированной. Он сказал, что мне не дожить до свадьбы с Мервином Олдричем, если я ему не уступлю.
– Что ж, – вздохнул судья Киппен, – дело скорее запутывается, чем проясняется. Думаю, нам не следовало вторгаться в эту область. Я сделал это только по просьбе обвинителя.
Гамильтон Бергер собрался уже было что-то ответить, но передумал.
– Я хотел бы, чтобы суд поинтересовался у свидетельницы точным размером суммы, затребованной Стивеном Меррилом в день его смерти, – сказал Мейсон.
– Почему вы так ставите вопрос? – недоуменно поднял брови судья.
– Потому что это может иметь значение.
– Не вижу, какое.
– Предположим, – сказал Мейсон, – речь шла о семи с половиной тысячах долларов.
– Ну вот, мистер Мейсон, вы опять намекаете на какие-то лишь вам одному известные факты, искусно избегая при этом опасности быть обвиненным в инсинуациях, – покачал головой судья.
– Я сам задал бы мисс Чейни этот вопрос, если бы мне позволили, – возразил Мейсон. – Но поскольку меня лишили возможности задавать вопросы свидетелю непосредственно, я имею право предложить заняться этим суду.
– Суд задаст один-единственный вопрос и тут же объявит перерыв, – постановил судья. – Прочие ваши пожелания, мистер защитник, приберегите для следующего раза, сейчас суд не желает их выслушивать. Задаю вам этот вопрос, мисс Чейни. Сколько денег просил у вас Стивен Меррил?
– Не просил. Требовал. Ему нужно было семь с половиной тысяч долларов.
В зале на несколько секунд воцарилась такая тишина, что казалось – можно было услышать, как пролетит муха. Затем судья Киппен с такой силой стукнул молотком по столу, что рукоятка молотка треснула.
– Суд прерывает заседание до десяти часов завтрашнего утра. Секретарь, я возлагаю на вас личную ответственность за сохранность этих вещественных доказательств. Передайте их мистеру Редфилду и возьмите у него расписку. Никому иному и пальцем не дозволяйте к ним притронуться. Мистер Редфилд, вы тоже лично отвечаете за сохранность вещественных доказательств, пока они будут находиться в вашем распоряжении. Это все.
Судья встал и, сердито мотнув головой, направился к себе в кабинет.
Бейлиф открыл двери зала. Те, кто осаждал двери снаружи, пытаясь подслушать, о чем говорилось в зале, оказались отброшенными дверными створками и хлынувшей наружу публикой. Не прошло и тридцати секунд, как телефоны на этом этаже, а также этажом выше и этажом ниже были захвачены репортерами, лихорадочно набиравшими номера своих редакций, чтобы продиктовать стенографам сенсационные сообщения.
Нили посмотрел на Мейсона. Его глаза были полны тревоги.
– Надеюсь, Нили, – усмехнулся Мейсон, – вас не обвинят в оскорблении суда на первом процессе, где мы с вами выступаем напарниками.
– Однако, – сказал Нили, поеживаясь, – судья Киппен прямо-таки вне себя от злости. Если он ее на кого-нибудь выплеснет…
– Думаю, выплеснет, – сказал Мейсон.
– Мистер Мейсон, не сочтите за дерзость с моей стороны, но я хочу вас кое о чем попросить.
– О чем же? – спросил Мейсон.
– Пожалуйста, дайте мне слово, что вы не имеете отношения к пулям, найденным на месте преступления.
– К каким из них?
– Да ко всем, но в особенности к пулям номер два и номер три.
– Я не могу сделать того, о чем вы просите, Нили.
– Почему?
– Догадайтесь сами.
– Боже правый! Мистер Мейсон, если вы… Если это вы стреляли… Но зачем?
– Хотите выйти из игры? – спросил Мейсон.
– Нет-нет. Я не трус. И не собираюсь дезертировать. Я…
– Тогда не о чем беспокоиться, – сказал Мейсон.
– Но, мистер Мейсон, вас же засадят за решетку за оскорбление суда. Вас же лишат права адвокатской практики.
– На каком основании? – осведомился Мейсон.
– Подтасовка улик.
– Каких улик?
– Как каких? А револьвер?
– Если Стивен Меррил не был убит пулей, вылетевшей из этого револьвера, мы можем стрелять из него в свое удовольствие, где хотим и когда хотим. В чем же здесь подтасовка улик? Револьвер как револьвер, таких сотни…
– Но Мервин Олдрич под присягой заявил, что это тот самый револьвер, который Эвелин Багби передала вам! Значит, вы уверены, что он не может быть тем револьвером, выстрелом из которого был убит Стив Меррил?
– Он не может быть тем револьвером, из которого она стреляла, – сказал Мейсон, – поскольку две пустые гильзы, найденные в его барабане, не были гильзами от патронов, из него отстрелянных.
– Значит, имела место подтасовка улик.
– Кем?
– Ну, если вы признаете, что эти две пули…
– Я пока ничего признавать не собираюсь, – усмехнулся Мейсон.
– Но обвинитель знает, что это ваших рук дело, да и судья об этом, похоже, догадывается.