Но что это был за ребенок! Огромный череп, широко расставленные выпученные глаза, вывернутые веки. Птичий нос навис над тонкими губами. Голова плохо удерживалась на тоненькой шее и клонилась к левому плечу. Увидав меня, уродец визгливо захныкал, обнажая рыбьи зубы.
– Не бойся, Федечка! – мягко заговорила девушка. – Дядя хороший. Он нашего Кузьму Николаевича лечит.
– Вы откуда здесь? – спросил я.
– Мы из интерната. Здесь на первом этаже интернат для неполноценных детей. Со всей области их сюда везут. Даже из Карелии и Архангельской области привозят тех, от кого мамы отказываются.
А это наш Федюша! Спит плохо и интернат не любит. Я, когда дежурю, ухожу с ним сюда и баюкаю. Он под пение хорошо засыпает и спит до утра. Федя у нас мальчик хороший! Послушный, не вредный. Все понимает.
Федя расшумелся не на шутку.
– Давайте мы ему что-нибудь уколем! – предложил я. – У анестезиолога хорошие препараты есть. Мальчик успокоится и уснет.
– Что вы! Знаете, как он уколов боится! Вот вы сейчас уйдете, и он уснет.
– Намек понял! – сказал я.
Но уходить мне совсем не хотелось.
Чтобы как-то задержаться, спросил:
– Вы давно здесь работаете?
– Это вы так знакомитесь? – улыбнулась Маша. – Что ж, давайте знакомиться. Меня зовут Маша. Закончила медучилище в Ленинграде. Работаю третий год. Не замужем. А как вас зовут, я уже знаю. Громко уж очень вы все разговариваете… Приходите к нам работать! А то врачей у нас не хватает – бегут. А куда от этого убежишь?
Федя окончательно разбушевался, и, чтобы не мешать Маше, я ушел.
К утру больной задышал сам. Давление стабилизировалось.
После длительных переговоров за нами прислали вертолет. С ужасным грохотом он спустился с грязного неба на единственную ровную площадку – заброшенное футбольное поле. Мы стали загружать больного в «уазик», чтобы отвезти его к вертолету.
Уже залезая в кабину машины, я посмотрел на больницу. В окне первого этажа, на подоконнике сидела Маша рядом с какой-то пожилой медичкой. Увидев, что я смотрю на нее, Маша радостно улыбнулась и помахала мне рукой. Прошло не много, а очень много лет, а я помню эту девушку так, как будто встретился с ней вчера. И такое ощущение, что знал ее всегда. Еще до нашей встречи.
Примечания
1
Негатоскоп – приспособление для просмотра рентгеновских снимков с матовым ярко светящимся экраном.
2
КТ – компьютерная томография
3
Anamnesis vitae – та часть истории болезни, в которой описывается жизнь больного (анамнез жизни). Здесь – житейские воспоминания.
4
Пневмоторакс – скопление воздуха в плевральной полости, сдавливающее легкое. Нередко бывает при проведении непрямого массажа сердца.
5
Неврологический статус – состояние нервной системы.
6
Lege artis – по всем правилам искусства (лат.).
7
Краниофарингиома – опухоль основания мозга, трудная для удаления.
8
Афазия – нарушение речи.
9
Глиома – злокачественная опухоль мозга.
10
В просторечии «овощ».
11
ФГДС – фиброгастродуоденоскопия, эндоскопическое обследование органов пищеварения.
12
Блефарорафия – хирургическая манипуляция временного или постоянного, частичного или полного закрытия глазной щели. Применяется при состояниях, во время которых больной не может закрыть глаза.
13
Строчка из стихотворения Готфрида Бенна.
14
Имеется в виду график изменения давления и пульса оперируемого в основном анестезиологическом документе – наркозном листе.
15
Брадикардия – сердечный ритм ниже 60 ударов в минуту.
16
Сегменты позвоночника.
17
АИК – аппарат искусственного кровообращения. Применяется при операциях на «открытом сердце».
18
Эпилептический статус – часто повторяющиеся или непрерывные судороги.
19
Выпот – жидкость, которая накапливается в животе онкологического больного с метастазами.
20
ЛКК – лечебноконтрольная комиссия.
21
Гемостаз – остановка кровотечения, возникающего во время операции.
Здесь хирург не уверен, что надежно остановил кровотечение.
22
Поле зрения – пространство, воспринимаемое глазом при фиксированном взгляде и фиксированном положении головы.
23
Симптом: при попытке врача поднять веко больного тот с силой судорожно смыкает веки; при этом сам, вне осмотра, глаза открывает свободно.
24
Ангиография – рентгенография сосудов с контрастными веществами.
25
Люмбальный прокол , или люмбальная пункция, – введение иглы в пространство спинного мозга на поясничном уровне для диагностики состава спинномозговой жидкости, а также с лечебной или анестезиологической целью.
26
Викинштейн – на врачебном жаргоне выписка больного. Обычно – с негативным отношением к выписываемому.
27
Симптом Щеткина – Блюмберга – резкое усиление боли в животе при быстром снятии руки во время пальпации с передней брюшной стенки после надавливания.
28
Федеральная система внешней оценки качества.
29
Медуллобластома – злокачественная опухоль, развивающаяся из эмбриональных клеток.
30
Медиастинит – воспаление средостения – пространства между правым и левым лёгким. В средостении находятся сердце, пищевод, трахея, крупные сосуды и нервы.
31
Дрегерами называют аппараты для искусственной вентиляции легких (по названию фирмы).
32
Тетраплегия – полная обездвиженность всех четырех конечностей при травме шейного отдела спинного мозга.
33
Витурид – отрава на основе ртути. Продается шарлатанами как средство от злокачественных опухолей.
34
БСМП – больница скорой медицинской помощи.
35
ЧМТ – Черепномозговая травма.
36
Менингиома – доброкачественная опухоль головного мозга, исходящая из его оболочек.
37
Circulus vitiosus – порочный круг (лат.).
38
Аднексит – воспаление придатков.
39
ИППП – инфекции, передаваемые половым путем.
40
Per os – перорально, через рот.
41
Рак желудка. Метастазы (лат.).
Павел Рудич Не уверен – не умирай! Записки нейрохирурга
©Павел Рудич, 2013
©ООО «Астрель-СПб», 2013
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
Советчики
Самая неудачная шутка нашего здравоохранения – это операционный день в понедельник. К понедельнику обязательно кто-нибудь вдруг заболеет, перепьет, опоздает.
Очень оригинальное оправдание понедельничного опоздания предъявил сегодня наш почтенный аксакал от нейрохирургии, Нифантий Мартемьянович.
– Я, – говорит, – всю ночь из сауны уйти не мог! Кто-то мое барахло надел и ушел… Не будить же мне жену! Утром позвонил, она мне штаны привезла, вот я и пришел…
Лучше бы и не приходил! Красный, помятый, перегар на гектар. Поэтому ассистировать мне сегодня будет Липкин. Он еврей, и пьет мало. Если можно верить Евангелию, то первое свое чудо Христос произвел в Кане Галилейской – превратил 480 литров воды в вино. Позже он накормил пятью хлебами и двумя рыбами пять тысяч человек, и остатков набрали двенадцать корзин, а вот про то, сколько осталось вина на той свадьбе, – история умалчивает. Думаю, что ни капли не осталось – выдули всё. Может быть, перепив тогда, евреи и стали пить аккуратнее?
Вот и операционная. Святое место. Никто не орет. Все делается быстро и с первого предъявления. Начальство сюда не пустит санитарка Женя. Ритуал омовения рук. Раскланиваемся с бригадой. Что-то есть в этом церковное.
Наконец, все церемонии позади. Четыре человека сгрудились вокруг круглого предмета под стерильными пеленками – головы с опухолью посередине. Анестезиолог еще раз исполняет глиссандо на своих аппаратных тумблерах и кнопочках и говорит, выдохнув:
– Можно начинать!
Тут кто-то кашлянул. Оглядываюсь. Позади меня стоит Федор Анатольевич и говорит мне вполголоса:
– Ты погодил бы начинать. Оптику пока проверь, свет отрегулируй. Вон тот пинцет выкинь. Скажи, что бранши не сходятся… А то помнишь, как у меня было: сказали «Можно!», а только скальпель занес – у больного сердце встало! Давление по нолям! Сколько потом разборок было, жалоб и комиссий! Но так ведь и не поняли, отчего умер. А если бы успел разрез сделать?! До тюрьмы могло дойти…
Тяну время. Всё хорошо: гудит и пощелкивает аппарат ИВЛ, цифры на экране монитора – приличные, анестезиолог любезничает с анестезисткой Светочкой.
Мы продолжаем. Пропилили кости черепа, откинули костный лоскут. Подобрались к опухоли. Красный узел, размером с греческий мандарин, исходит из твердой мозговой оболочки, от места слияния венозных синусов. Отвратительно! Начинаем, отделяя по малому кусочку, удалять опухоль.
Тут подходит Сергей Геннадьевич и говорит:
– Потихоньку, не спеши. Опухоль небось лет пять росла, а ты ее хочешь удалить за пять часов! За пять лет мозг к ней привык, а вот возникшую вдруг пустоту может не перенести: начнется редислокация, нарушение кровотока, отек мозга. Два года назад у меня такое было. Помнишь?
Еще бы! Снижаем свой бодрый темп.
Сложно мне было когда-то начинать в нейрохирургии. Пришел я в нее из общей хирургии и травмы. Там можно было тянуть, вправлять, давить, то есть применять силу и спешить. А в нейрохирургии – всё как во сне: плавно, медленно, с остановками. Бесило это меня вначале – без меры!
Подобрались, наконец, к матриксу – месту исходного роста опухоли. Мать моя женщина! Идем к негатоскопу[1]. На нем развешены томограммы больного и ангиограммы сосудов мозга. Однажды перегорели лампочки в негатоскопе. А окон у нас в операционной – нет. Как смотреть снимки «на свет»? Замучились. Из-за такой ерунды – лампочки (!) – чуть все прахом не пошло.
Смотрю снимки. Нет, всё так и есть: синусы опухолью не пророщены, кровоток в них – хороший. Для меня это плохо.
Тут появляется Митя и говорит:
– Д-а-а-а, не позавидуешь вам! Были бы синусы обтурированы опухолью – можно бы было их не беречь! Отработали свое! А тут надо очень осторожно. А то, помните, как у меня случилось? Отделяли опухоль от синуса и надорвали его стенку. Вот где кровотечение-то было! Кровь ведрами лили. Со стола сняли, но потом – отек, кома три дня и летательный исход! Может быть, не упорствовать в радикальности и кусочек опухоли на стенке синуса оставить, от греха подальше?
Обошлось с синусами. Опухоль удалилась хорошо. Анестезиологи поднимают давление. Мозг расправляется, но в трепанационное окно – не лезет. Зашиваем «бестолковку».
Тут в операционную заглядывает Серафима Федоровна.
– Ты же не забудь! Как проснется – сразу больного – на контрольную КТ[2], мозги светить! А то помнишь, как у меня случилось? Вот так же опухоль убрали, а в ложе удаленной опухоли набежала кровища – образовалась гематома. Дежурант «проспал», реаниматологи не обратили внимания. Гематома раздавила мозг, и всё – Васей звали! Труп и посмертный эпикриз. А вот если бы КТ после операции сразу сделали, то вовремя убрали бы гематому, поставили дренажи… Все закончилось бы удачно.
* * *Больной проснулся хорошо. На контрольной КТ гематомы, отека – нет.
Возвращаюсь в ординаторскую. Вся четверка советчиков уже там. Чинно, в рядок, сидят на диване.
Раскланиваюсь и говорю им:
– Спасибо, что не забываете, господа хорошие! Не знаю, что бы я без вас делал. Спасибо.
– Не забываем! – хохотнул Федор Анатольевич. – Это ты нам покоя не даешь и все забыть не можешь! Мы сами бы ни за какие коврижки в операционную больше бы не приходили. Правда, Серафима?
– Да ладно! – улыбается Серафима. – Времени-то у нас теперь навалом…
В 1999 году удалил я Серафиме опухоль головного мозга, но она умерла от набежавшей в ложе удаленной опухоли, гематомы.
Федор Анатольевич умер на операционном столе в 2004-м, неизвестно отчего. Ввел его в наркоз; анестезиолог дал добро на начало операции, но не успел я коснуться кожи головы скальпелем, как наступила остановка сердца. Реанимировали чуть не до трупных пятен – не завели: умер.
Сергей Геннадьевич. Никак я не мог подобраться к опухоли в его голове. Так и этак – никак! Удалилась опухоль как-то нечаянно – вдруг выкатилась одним блоком и целиком! От такой экстренности мозг резко отек и стал переть из черепа, как тесто из опары. Не удалось мне справиться с этим отеком, и Сергей Геннадьевич умер 9 мая 2001 года. Мы его по экстренным показаниям оперировали. Этот праздник был точно «со слезами на глазах».
Митя молод был. Не успел нажиться своей молодой жизнью. Два года назад, удаляя у него доброкачественную опухоль мозга, я повредил – стенку сагиттального синуса. Дальше все было так, как и рассказывал Митя: массивное кровотечение, отек мозга, кома, три дня на ИВЛ и смерть.
Тут в ординаторскую впархивает медсестричка Цаца. Начинает лепетать:
– Я ему говорю… А он ругается… Судно перевернул… Жена корвалолу просит… Вы им скажите…
Митя показывает мне большой палец. Хороша, мол, девчонка! Потом на цыпочках, как будто Цаца может его услышать, направляется к дверям. Не доходит и, сделав мне рукой «пока-пока», с тихим звоном растворяется в прокуренном воздухе ординаторской.
Наверное, когда-нибудь, возможно – в моем посмертном эпикризе-некрологе (если я на него наработаю), всех этих умерших больных назовут «большим клиническим опытом». Я черной завистью завидую молодым врачам безо всякого опыта!
Anamnesis vitae[3]
Приходит бабуля на консультацию. Кручу ее так и эдак. Нет, без МРТ диагноз не поставить! Стоит самое банальное обследование мозга на этом томографе – 2500 рублей.
– Э, милок! – говорит бабуля. – Да за такие деньги…
И едет в свое Теткино умирать на огороде.
Томограф этот приобретен за государственные деньги. Приобретен по жульнической схеме, с откатами, конечно, но нам, врачам, – какая разница? Главное, что больных можно полноценно обследовать. Ан – нет! Тут же организовали вокруг томографа частную контору, и все обследования на нем делают только за деньги. Больные считают, что мы, врачи, в доле с этими лиходеями.
Бедная Лиза
В нашем городе прошли гастроли «Автородео». Неделю на автодроме ревели моторы. Немецкие автофокусники ставили машины «на дыбы», ездили на двух колесах, виртуозно объезжали препятствия, немыслимо тормозили.
На дорогах нашей родины за меньшие шалости лишают прав и свободы. Если они у вас есть.