Пока Михалыч ходил за тросом, из машины вышла Женька. Она зачарованно огляделась вокруг, а затем, нагнувшись, ухватила пригоршню снега и протерла им лицо.
– Холодно, – звонким голосом крикнула она. – Здорово!
– Это Россия, кьярида, – улыбнулся Саша. – А это – Михалыч.
Он кивнул подбородком в сторону подходящего к ним мужика.
– Буэнос диас![4]
Женька помахала рукой спасителю в ушанке. Михалыч, сверкнув диковатыми темными глазами, издал тихий рык: что-то среднее между «ого» и «угу». Скорее всего – «ого», учитывая Женькину точеную фигурку, распущенные волосы – длинные и вьющиеся и уже укрытые снегом.
– Помочь? – вежливо поинтересовался Саша.
– Да тут только петлю накинуть. Всего делов.
Процедура и впрямь заняла несколько минут, после чего мужчины коротко обсудили дальнейшие действия: Саша возвращается за руль, включает двигатель и дальше машина будет следовать в кильватере тягача. Два километра до поворота на «Приятное знакомство» и еще три – после.
Всего делов.
Они уже готовы были разойтись, когда снежная пелена вдруг выплюнула из своего чрева фигуру. Фигура появилась так неожиданно, что Саша вздрогнул. Огромная меховая шапка с длинным лисьим хвостом (хвост был перекинут на грудь и, как живой, вздрагивал от каждого толчка) и несуразный пуховик, горбом топорщившийся на груди. Все это было залеплено снегом, но общий абрис не оставлял никаких сомнений: обладатель лисьего хвоста – мужчина.
– Эй, братцы! – отчаянным голосом закричал Лисий Хвост. – Мне вас сам Бог послал, братцы! Выручайте!
– Застряли? – глупо поинтересовался Саша.
– Вроде того. Здесь рядом, метров сто. Хорошо еще, что я на вас наткнулся. Думал, пропадать мне тут. В Питер вот катил, да, видать, нужный поворот прощелкал. Ни зги же не видно.
Михалыч, внимательно вслушивавшийся в сбивчивую речь мужчины, перевел взгляд на Сашу:
– Ну, чего?
– Может, вызовем спасательную службу, когда доберемся до места?
– Дохлый номер, – цыкнув зубом, авторитетно заявил представитель «Приятного знакомства». – С такими заносами любая служба сюда только к утру пробьётся. Это при обычном раскладе.
– А сейчас?
– А сейчас – Новый год. Сами понимаете. Гуляет Рассея. Народу не до грибов.
– И что делать?
– Вам решать. – Михалыч пожал плечами. – Велено доставить вас – вас и доставлю. Моё дело телячье.
Наконец поняв, от кого зависит решение, Лисий Хвост повернулся к Саше. Разглядеть его лицо под засыпанной снегом шапкой не представлялась возможным, да и оттопыренный пуховик… Под ним явно что-то было. И это «что-то» останавливало Сашу.
– Я заплачý, – тихо произнес мужчина. – Сколько скажете.
– Деньги ни при чем.
– Да чёрт возьми… Не могу я тут остаться…
Саша и сам понимал – не может. За то недолгое время, что они крепили трос, от светового дня почти не осталось следа. Сумерки заметно сгустились, а через час наступит полная темнота. Или – через полчаса, или через пятнадцать минут. Не так уж важно – когда именно. Важно, что никто здесь больше не появится. И легкий до сих пор мороз обязательно усилится к ночи, оттепели никто не обещал. Единственный выход…
Мы должны взять его с собой.
Женька произнесла это по-испански, и Михалыч снова выдал на-гора свое универсальное «ого». А Лисий Хвост опустил голову и обнял обеими руками горб на пуховике:
– Что она говорит? Я не понимаю.
– То же, что и вы, – мягко объяснил Саша. И обратился к Женьке – тоже на испанском: – Хавьер страшно удивится, когда продерет глаза.
– Хавьер проспал все на свете. – Женька была безжалостна. – Его проблемы. А мы должны взять этого человека с собой. Так будет правильно.
– Да.
Пока они переговаривались, «этот человек» не сводил глаз с Женьки. А потом случилось невероятное: метель на секунду унялась, снег повис в воздухе на невидимых нитях, и сквозь него проступила лисьехвостая улыбка. Широкая, открытая и обезоруживающе детская.
Она и решила исход и без того решенного дела.
– Поедете с нами? – спросил Саша.
– Вы нас спасли! Спасибо, девушка! – Лисий Хвост сделал шаг в сторону Женьки и тут же остановился. А затем сделал шаг к Саше. И снова остановился. – Данке шон! Э-э… Сэнк ю!..
– Просто «спасибо» будет достаточно.
– Ну да, да. Конечно.
– Вам что-нибудь нужно забрать из своей машины?
Лисий Хвост на секунду задумался и задрал голову, как будто надеялся найти подсказку у падающих сверху снежных хлопьев. Если он отойдет – где гарантия, что добрые самаритяне не передумают и дождутся его? Где гарантия, что он снова не собьется с пути, как это было с поворотом на Питер? Да и метель разыгралась такая, что утонуть в ней – легче легкого.
– Нет. Ничего не нужно. Все самое ценное – со мной.
– Хорошо. Садитесь назад. С водительской стороны, так удобнее.
– Ну, чего? – подал голос до сих пор смирно стоявший Михалыч. – Двигаем или сопли жуем?
Через минуту все трое – Саша, Женька и Лисий Хвост – загрузились в машину, а еще через две – мягко покачивались на снежных волнах, полностью доверившись пыхтящему где-то впереди тягачу Михалыча.
Несуразному, но вполне надежному.
Первым нарушил молчание новый пассажир:
– Еще раз спасибо, ребята. Выручили. Я ваш должник.
Саша улыбнулся, поймав в панорамном зеркале лицо Лисьего Хвоста. Простодушное, если не сказать – простецкое, но чем-то к себе располагающее. Мужчине было около сорока, не меньше, но светло-зеленые, с легкой рыжиной глаза путали карты. Подумав про себя несколько секунд, Саша наконец нашел нужное определение: детские. Такие же детские, как и улыбка, которой Лисий Хвост совсем недавно одарил Женьку.
– Не мешало бы познакомиться, так? – Лисий Хвост поскреб подбородок. – Борис. Борис Вересень.
– Я – Александр, – отозвался Саша. – А это… Евгения.
Перегнувшись через сиденье, Женька в упор посмотрела на Бориса Вересня и протянула ему ладонь:
– Йо сой Эухения[5].
По лицу Лисьего Хвоста пробежала рябь. Очевидно, он столкнулся с неожиданной для себя дилеммой: пожать Женькину руку или галантно поцеловать ее – в благодарность за спасение. Вздувшийся в области грудины пуховик явно мешал Борису Вересню приложиться к руке, и поэтому он ограничился осторожным, но прочувствованным рукопожатием.
– Испанка, да? – спросил он, вглядываясь в Женьку.
– Ке?[6] – Женька приподняла бровь.
– Он спрашивает, не испанка ли ты? – улыбнувшись, снова перешел на испанский Саша.
Не дожидаясь ответа, Лисий Хвост продолжил:
– Я тоже знаком с одной… немкой. Очень хороший человек. И настоящий друг. А еще есть такой писатель – Мануэль Пуиг. Он хоть и не испанец… аргентинец. Но здорово пишет, уважаю. Не слыхали?
– Нет, – ответил Саша. – А тот, кто рядом с вами, – Хавьер. Может быть, он слыхал.
Он снова бросил взгляд в панорамное зеркало. Но теперь не на Бориса Вересня, а на еще одного пассажира рядом с ним: мужчину лет тридцати пяти. Тот сладко спал, привалившись головой к рюкзаку, который подпирал дверцу.
– Хавьер – писатель. Как и ваш Мануэль Пуиг.
Как и Мануэль Пуиг. Только лучше, – захотелось добавить Саше. Хавьер Дельгадо – это всегда превосходная степень. Лучший преподаватель теории литературы в Аликантийском университете, лучший рассказчик, лучший пожиратель тапасов[7], лучший яхтсмен на всем побережье Коста-Бланка. Комплименты, которые Хавьер Дельгадо делает женщинам, – самые изысканные; вино, которое он выбирает в ресторане, – отменного качества. Хавьер Дельгадо всегда одет с иголочки, на нем не морщат ни смокинг, ни роба моряка. Хавьер Дельгадо красив особенной страстной красотой завоевателей и конкистадоров. И тех, кто пересекал моря в призрачной надежде открыть Эльдорадо. Даже сейчас, когда он спит, привалившись к рюкзаку, – Хавьер Дельгадо безупречен. Небезупречен только рюкзак – и то только потому, что он – Сашин. А стильный дорогой чемодан Хавьера Дельгадо лежит в багажнике. Этой весной Хавьер выпустил свою первую книгу – о странствиях по Латинской Америке. И неважно, в чем странствовал Хавьер Дельгадо – в смокинге или в робе моряка (Саша склоняется к робе), он все еще остается завоевателем.
Конкистадором.
Пока Саша привычно размышлял о Хавьере Дельгадо, случилось нечто экстраординарное: горб под пуховиком нового знакомого ожил и пришел в движение. И стал издавать звуки, что-то вроде «хр-рррр-рр-рррр-ррааууу». Лисий Хвост смутился и успокаивающе похлопал по горбу, но звуки не стихли, наоборот – стали еще различимее.
«Чужой», – неожиданно пришло на ум Саше. Классика жанра.
Мы впустили в машину Чужого. Простака, в груди которого поселилось нечто склизкое и опасное, с выдвижной челюстью. Сразу несколькими челюстями, усаженными острыми зубами, с которых капает кислота. Через секунду монстр вырвется наружу и учинит здесь кровавую бойню. И от Саши и Женьки не останется следа. Исключение составляет лишь Хавьер Дельгадо: если ему и оторвут голову, то элегантно. С максимально возможным почтением. И ни одной капли крови не прольется на его девственно-белый свитер. Ни единой.
«Хр-рррр-рр-рррр-ррааууу» между тем набирало обороты. А когда к нему добавилось еще и трубное «Мааааа-ааввв», Лисий Хвост не выдержал и расстегнул пуховик. И в образовавшейся щели немедленно показалась голова Чужого.
Совершенно не похожего на монстра, но все равно – инопланетного.
Это был… кот.
Такого… Нет, та-ааакого! кота Саша не видел никогда в жизни. Огромные уши, треугольная морда, слегка косящие небесно-голубые глаза – наверное, все это встречается в живой природе. Но – по отдельности. А собранное вместе, оно произвело неизгладимый эффект. Существо, высунувшееся из пуховика Лисьего Хвоста, было таким забавным, что Сашины губы немедленно сложились в глуповатую улыбку.
– Вау! – вскрикнула Женька.
– Маа-ау! – передразнил ее инопланетный кот.
– Вот это да! – Саша на секунду бросил руль и рассмеялся: положительно, появление ушастого инопланетянина – лучшее, что случилось с ним за последние несколько часов.
Ободренный реакцией, Лисий Хвост расстегнул еще пару пуговиц, и кот выбрался на свободу. Он был длиннолапым, с длинным туловищем и длинным хвостом, напоминающим крысиный. Обычную шерсть коту заменял очень короткий и жесткий подшерсток, но разглядеть его полностью не представлялось возможным – из-за свитерка, натянутого на тело.
Девственно-белого, как у Хавьера Дельгадо.
– Вау, – еще раз произнесла Женька. На этот раз – шепотом. – Маравийосо![8]
Маравийосо легко вспрыгнул на колени к Лисьему Хвосту, а затем – так же легко – перебрался на переднее сиденье – к «Эухении из Сан-Себастьяна». Та сидела смирно, совершенно зачарованная четвертым (и самым необычным) пассажиром. Кот потянулся мордой к Женькиному лицу, осторожно обнюхал его, а затем положил переднюю лапу ей на плечо.
– Мандарин! – попытался одернуть кота хозяин. Без всякой, впрочем, строгости.
Мандарин. Вот как.
– Мандарин? – удивился Саша. – Его зовут Мандарин?
– Вроде того. Дурацкий парень, да?
– Маравийосо! Атрактиво![9]
Женькин голос был исполнен нежности и детской восторженности, еще никому (а Саша знал Женьку уже семь лет) не удавалось покорить ее сердце с такой легкостью. С такой быстротой. Обычно насмешливая и резкая, Женька сейчас просто таяла, вглядываясь в кошачьи глаза. А затем, поддавшись неожиданному порыву, чмокнула кота в розовый нос.
– Маа-ау! – В ответ на Женькин поцелуй Мандарин высунул кончик языка и лизнул девушку в подбородок.
После этого, посчитав миссию по приручению женщины выполненной, кот переключился на мужчин. А именно – на Сашу. Все прошло по той же схеме: обнюхивание Сашиного лица и последовавший за ним несильный, но требовательный удар лапой. На этот раз не по плечу, а по сгибу локтя.
– Я за рулем, дружок, – мягко сказал Саша. – Но позже мы обязательно познакомимся поближе. Если ты не возражаешь.
– Маа-ау! – Судя по всему, кот не возражал.
– Не приставай к человеку! – прикрикнул на Мандарина хозяин.
– Все в порядке… Борис.
– Ему только волю дай. Та еще липучка.
– Эль гвáпо! – Чуть нагнувшись, Женька погладила кота по затянутой в одежку спине. – Бен ака, эль гвапо![10]
– Что она говорит? – снова поинтересовался Лисий Хвост.
– Ваш кот – красавчик. Обаяшка. И вообще – прекрасный во всех отношениях парень. Никакой не дурацкий.
Лишь произнеся это, Саша вдруг подумал, что определение дурацкий парень — не так уж далеко от истины. Кот был грациозным, но и нелепым тоже, все в нем было преувеличено: размер ушей, длина лап, раскосость глаз, и еще этот белый свитер…
Он делал кота точной копией Хавьера Дельгадо. Хотя бы потому, что оба – и человек Хавьер, и кот Мандарин – одинаково действовали на людей. Они сражали их наповал. И какие механизмы при этом были задействованы – не так уж важно.
А потом Саша подумал о том, что случилось бы, не встреться они с Лисьим Хвостом и его подопечным посередине метели. Парням пришлось бы ой как несладко, и последствия могли бы оказаться самыми непредсказуемыми, самыми печальными. Уф-фф! Даже думать об этом не хочется! Саша и впрямь испугался задним числом, но решил, что раз все закончилось хорошо…
То все может хорошо кончиться и в принципе.
Появление в его жизни дурацкого парня — это знак судьбы. До этого она обходилась с Сашей не бог весть как справедливо, но теперь есть шанс переиграть ее.
И Саша этого шанса не упустит.
* * *…Из дневника Ани НовиковойПросто подонство какое-то! Здесь перебои с инетом!!!! Я в ярости!! ☹☹☹ И скука, скука, скука!!! Еще скучнее, чем в прошлом году. И народу значительно меньше, чем было тогда. Можно целый час слоняться по дому, прежде чем наткнешься на кого-нибудь из аборигенов.
Аборигенов трое – Михалыч, Эльви и Карина Габитовна – сторожевая овчарка при Ба и что-то вроде личного секретаря. Я думала, что ее уже смыло приливной волной старухиного самодурства, но ей удалось удержаться.
Даже удивительно.
Эльви – кухарка и домоправительница. А Михалыч отвечает за сад, зимнюю оранжерею и доставку продовольствия. Кроме овчарки Карины Габитовны есть еще два кавказца – самых настоящих. Днем они сидят в вольере, а ночью их выпускают на поле для гольфа – охранять территорию. Кавказцы появились только в этом году, и я с ними еще не знакома. Хорошо бы – не быть знакомой и дальше.
Продукты Ба привозят из Краснофлотского – это поселок километрах в пятнадцати отсюда. Пятнадцать километров – если верить навигатору, но по ощущениям выходит целая тысяча. За то время, что мы вечно тратим на дорогу к Ба из дурацкого Краснофлотского, легко можно было бы проехать Австрию, Германию и Лихтенштейн и еще осталось бы полчаса на кофе в Андорре.
Котовщикова уже там. Катается на горных лыжах, о чем объявила всему миру через Инстаграм. Гори в аду, Котовщикова! Ненавижу тебя! ☹☹☹
Лучше бы я уехала с классом в Прагу! ☹☹☹
До Краснофлотского мы добрались без особых приключений и даже без происшествий: ссора с Ма не в счет, в последний месяц мы ссоримся постоянно, без всякого повода. Но на этот раз повод был, да еще какой! Когда вместо Праги тебя запихивают в Тьмутаракань, нисколько не интересуясь твоими желаниями, – есть от чего расстроиться. Если бы мне было шесть лет, как Тёмке, я бы ещё смирилась с этим. Так и быть, сожрала бы на завтрак, как манную кашу. Но через две недели мне исполнится ШЕСТНАДЦАТЬ!!! Взрослый человек со своим собственным мнением относительно мироздания вообще и хутора, где окопалась Ба с приспешниками, – в частности. Пропади он пропадом, этот хутор!!! ☹☹☹
Самое интересное, что Ма думает точно так же. О чем и поведала мне в разгар нашей концептуальной и даже экзистенциальной склоки… О, ну ты и завернула, Анечко-деточко! А склока стоит того, чтобы воспроизвести ее здесь.
МА: Не могу взять в толк, чем ты недовольна. Сидишь с кислой физиономией целый час. Мы, между прочим, едем к твоей родной бабушке, а не на прием к зубному врачу.
АНЕЧКО-ДЕТОЧКО: Лучше бы к зубному врачу. Полчаса мучений – и свободен. Но когда мучения грозят растянуться на несколько дней – кто такое вынесет?
МА: Так вот как ты расцениваешь поездку к родным? Мучение, да?
АНЕЧКО-ДЕТОЧКО: Все нормальные люди гуляют сейчас по Праге…
МА: Прага никуда от тебя не денется. Поедешь на весенние каникулы, я тебе обещаю.
АНЕЧКО-ДЕТОЧКО: Вы уже обещали ее мне на Новый год. И что в результате? Все наши отчалили, одна я оказалась лохушкой.
МА: Так уж и все?
АНЕЧКО-ДЕТОЧКО: Ну… почти все.
МА: И Настя Котовщикова?
АНЕЧКО-ДЕТОЧКО: А при чем здесь Котовщикова? Плевать мне на Котовщикову.
МА: Я что-то пропустила? Вы больше не лучшие подруги?
АНЕЧКО-ДЕТОЧКО: Нет.
МА: М-м… Не хочешь об этом поговорить?
АНЕЧКО-ДЕТОЧКО: Нет.
МА: Мы могли бы вместе разобраться…
АНЕЧКО-ДЕТОЧКО: А разве психоаналитикам разрешается работать с членами семьи?
МА (сбрасывая скорость до 40 км/час): Если моя дочь упомянула о психоанализе – это означает, что…
АНЕЧКО-ДЕТОЧКО: Ничего это не означает. Я просто злюсь.
МА: Из-за Котовщиковой?
АНЕЧКО-ДЕТОЧКО: Еще чего! Из-за Праги.
МА: Ты взрослый человек, Анюта. И должна понимать, что кроме удовольствия существует еще и долг. У бабушки юбилей, и мы обязаны на нем присутствовать.