– Ты… Ты обещал.
– А ты разве не хочешь присоединиться к поискам?
– И что мы должны делать? Бегать по чужому дому с криками «кис-кис-кис»?
– Тоже вариант.
– Вариант, – согласилась Женька, почесав переносицу. – Может быть, кто-нибудь и откликнется. Например, твоя мамахен.
– Ценю твой юмор, – поморщился Саша.
– Ну, раз никакими другими способами ее не выкурить из укрытия…
Не закончив фразы, она вдруг приложила палец к губам: послушай! За плотно закрытой дверью их комнаты нарастал невнятный шум и раздавались голоса, резкие и отрывистые. Саша подошел к двери, распахнул ее настежь и выглянул в коридор. Он снова увидел племянника и совсем молоденькую девушку, почти девчонку – темноволосую, тонкую, с открытым симпатичным лицом.
Аня, – сразу же решил про себя Саша. Анька.
Аня и Марик самозабвенно ссорились, не обращая внимания на открывшуюся дверь. Вернее, ссорилась Аня, а Марик, легко пружиня ногами, скакал вокруг нее и время от времени отпускал короткие реплики.
– Как же ты меня достал, маленький ублюдок! Еще раз лапнешь – получишь по морде!
– А сиськи покажешь?
– Пошел вон!
Девчонка попыталась ударить Марика и почти дотянулась сжатой в кулак ладонью до плеча. Но в самый последний момент тот увернулся, отскочил на безопасное расстояние и что было силы завопил дурным киношным голосом:
– Сиськи, сестра!
– Я тебя убью.
Кипящая от негодования еще секунду назад, она произнесла свое «я тебя убью» неожиданно спокойно. И в этом спокойствии было что-то, что заставило Сашу поежиться и пристальнее вглядеться в темноволосую симпатягу. И ему вдруг показалось, что она намного старше своих пятнадцати. Или шестнадцати. Она может быть милой и ветреной и даже закосить под очаровательную недалекую идиотку; она может быть кем угодно – если этого потребуют обстоятельства. Но настоящую Аню Новикову не знает никто. И не узнает – если она сама не захочет этого. Только что она себя не помнила от ярости, и вот, пожалуйста, – абсолютный покой. Чтобы научиться так управлять эмоциями, Саше потребовались годы, а девчонка делает это легко и непринужденно.
Пожалуй, его собственная семья преподнесет ему массу сюрпризов.
– Брейк! – Саша произнес это громче, чем следовало, только потому, чтобы обратить на себя внимание. – Не ссорьтесь, девочки.
Аня резко повернулась и в упор уставилась на него. А Марик сунул руки в карманы джинсов и качнулся на носках с самым независимым видом.
– Не ссорьтесь, девочки. Ага, – насмешливо промурлыкал мальчишка. – А я пошел.
– Брысь отсюда! – бросила Аня в удаляющуюся спину и снова сосредоточилась на Саше. – Я – Анна.
– Я знаю.
– А вы – Саша. Я рада, что вы приехали.
– Правда?
– Здесь ужасно скучно. Одни и те же лица из года в год. А так – хоть какое-то разнообразие. Вы, конечно, не Мадонна и не Стинг, но тоже сойдет.
– Мне не показалось, что вы тут скучаете…
– Из-за этого сопляка? Не обращайте внимания. Он ненормальный. Больной на всю голову. Должно быть, повредился умишком в своей Англии.
Произнеся это, Аня сделала шаг в сторону лестницы и перешла на театральный шепот – тот самый, который без всяких усилий достигает галёрки.
– Ему несладко, бедняжке, уж поверьте. Закрытая школа и все такое. Там кого угодно загнобят, а такого чмошника сам Бог велел. Прямо представляю, как ему люлей навешивают в режиме нон-стоп. Охаживают битой по хребтине… Вот он здесь и отрывается, недоумок. Портит всем жизнь.
– Ты еще забыла, что мне ссут в кровать всем классом! – крикнул Марик откуда-то снизу.
– Ну, что я говорила?
– Вы просто не ладите. – Саша снова попытался набросить на себя привычную личину миротворца. – Такое бывает. И иногда проходит.
– Вместе с жизнью, – хмыкнула Аня. – Мы не просто не ладим. Я его ненавижу.
– Ненависть – слишком сильное чувство. Не стоит тратить его по пустякам.
– Экономлю как могу. Но до вас мне далеко.
У меня очень вежливые племянники, – подумал Саша. И это странная вежливость, она даст сто очков вперед любому хамству. Они подспудно хамят в каждом слове, называют тебя на «Вы», и – хамят, хамят. Испытывают на прочность. Несчастный (такой ли уж несчастный?) сирота Марик откровенно насмехался над ним. С девочкой Аней сложнее, для достижения цели она использует другие конструкции. «До вас мне далеко» – это всего лишь закамуфлированное желание указать Саше на его слабость. Он – слабый человек. И совсем не гордый, совсем. Когда-то с ним поступили несправедливо и неоправданно жестоко, но стоило ветру перемениться, чуть утихнуть – и вот, пожалуйста. Саша здесь, явился по первому зову.
Не дай тебе бог, детка, оказаться под его порывами – особенно когда он дует в лицо.
Ничего похожего Саша вслух не произнес, но, возможно, какой-то грустный отсвет упал на его лицо. И Аня с недетской прозорливостью почувствовала это. И мягко улыбнулась.
– Я не хотела вас задеть.
– Все в порядке.
– Я думаю, вы хороший человек.
– Я тоже так думаю.
– Можно я вас обниму?
Это было так неожиданно, что Саша растерялся. Девочка Аня оказалась куда великодушнее братца, она сравнялась в великодушии с покойной Лорой и продвинулась дальше. На пару сотен километров, а то и всю тысячу: примерно на столько отстоят друг от друга засушливая часть континента и омываемое ласковым морем побережье. Тайное пожатие руки и открытые объятия.
Она не стала дожидаться ответа, а просто обхватила его руками и на секунду прижалась лбом к Сашиной груди. Так они простояли несколько секунд, а потом ее пальцы, соскользнув вниз, коснулись его пальцев и легонько пожали.
– Держитесь меня. Вместе мы не пропадем.
– Не пропадем, – согласился Саша. – Может быть, тогда уже перейдем на ты? По такому выдающемуся случаю?
– Легко.
Отступив на шаг, его новая и пока что единственная союзница с видимым удовольствием произнесла:
– Ты.
– Ты.
– Саша.
– Аня.
– Друзья?
– Друзья.
– А с твоими друзьями ты меня познакомишь? С твоей девушкой?
– Я смотрю, новости здесь распространяются быстро.
– Со скоростью света. Эльви уже обо всем раззвонила. А инфу ей слила Карга. Так что сюрприза за праздничным столом не получится.
– Эльви? Карга? Кто это? – удивился Саша.
– Эльви заправляет кухней. А Карга – заправляет всем остальным. Карина Габитовна, хренов андроид.
Карга – это было из разряда Петрова и Васечкина, фантомных кавказцев, встреча с которыми смерти подобна. Внезапно возникшая в его жизни племянница нравилась Саше все больше. Если судьбе будет угодно, они и впрямь сблизятся, и тогда уже произнесенное, но еще пустотелое, как высушенная тыква-горлянка, слово «друзья» приобретет первозданный смысл.
– Ты уже видел Ба? – спросила Аня. – Я хотела сказать – бабушку…
– Нет.
Ее лицо, такое живое и подвижное, вдруг застыло, на мгновение приобретя сходство с глиняной маской. А потом маска пошла мелкими трещинами, через которые начала сочиться влага. Больше всего ее собралось в глазницах: она плескалась через край, готовая вот-вот пролиться. Впрочем, наваждение продлилось долю секунды, после чего все снова встало на свои места.
Смятение, непрошеные слезы? Неужели их вызвал Сашин ответ?
Но дело было не в ответе и не в их, разрушенных до основания, отношениях с Беллой, которую Аня коротко и отстраненно назвала Ба.
Хавьер Дельгадо.
Вот кто во всем виноват. Хавьер, возникший ниоткуда, явившийся на авансцену «Приятного знакомства» в традиционной для себя роли бога из машины, был как всегда безупречен: легкий светлый пиджак, льняные брюки, белая футболка с надписью «Puerto Piramides», белые мокасины. Одежда со вкусом подобрана, хотя и выглядит демократичной: она выгодно оттеняет смуглую кожу Хавьера Дельгадо. Несмываемый золотистый загар, который ни на одном пляже не приобретешь. Для этого найти уйти далеко в море, в идеале – пересечь в одиночку океан.
И всякий раз появление Хавьера застает людей врасплох. Всякий раз! Карга – исключение, лишь подтверждающее правило. Как назвала ее Аня? – андроид? Все так и есть: опция «поставить лайк» в роботах-андроидах не предусмотрена.
– Хавьер Дельгадо. Мой друг.
Настоящий, а не какая-нибудь пустотелая тыква-горлянка.
– Анна. Моя племянница.
– Анна, – повторил Хавьер.
Приблизившись к девочке, зачарованно смотревшей на него, он сделал то, что делал всегда, когда перед ним оказывалась женщина: с легким поклоном поцеловал ей руку. В этом жесте не было никакой нарочитости, все вышло совершенно естественно. Затем таким же естественным образом Анина рука переместилась в область сердца Хавьера Дельгадо, ненадолго задержавшись на надписи «Puerto Piramides» и, кажется, даже погладив ее.
– Твоя племянница – настоящая красотка, Алехандро. Я рад, что она появилась. Я рад, что появился хоть кто-то. Уже подумал даже, что Новый год мы проведем одни. В обществе той ужасной женщины.
– Которую ты тоже назвал красавицей? – не удержался Саша.
– О, это всего лишь дань вежливости. Как ты думаешь, она поняла это?
– Думаю, ей все равно. Она робот. Андроид. Так утверждает Анна.
– Это хорошая шутка. И я обязательно оценю ее. После того, как мы перекусим. Ужин здесь подают в номера?
– Ужин будет позже. Но если вы хотите есть… Я могу проводить вас на кухню.
Это сказала Аня.
Поначалу Саша даже не понял, что она ответила Хавьеру на испанском. А поняв, несказанно удивился и от удивления снова перешел на русский.
– Ты говоришь по-испански?
– Поко-поко.
Чуть-чуть.
Красивая девушка красиво лжет. Или просто кокетничает. На то, чтобы говорить так, как говорит Аня – мягко интонируя, чуть сглатывая окончания слов и не ошибаясь ни в одной глагольной связке, Саше потребовалось много лет. К тому же его поддерживала языковая среда. А что поддерживает его полную сюрпризов племянницу?
– Где ты научилась так хорошо говорить?
– Аудиокурс из тридцати уроков. А еще я люблю Ману Чао[15].
* * *…Эльви оказалась полной противоположностью Карине Габитовне. При желании они могли бы составить комический дуэт или отправиться на борьбу с ветряными мельницами в качестве новоявленных Дон Кихота и Санчо Пансы. Маленькая, похожая на шар, эстонка и вела себя сообразно шару: она с такой скоростью летала по кухне, что в какой-то момент даже Саша испугался: вдруг она оторвется от пола и зависнет под потолком?
На вид Эльви около было шестидесяти, говорила она с сильным акцентом, но больше молчала. Прежде чем поприветствовать вломившуюся на кухню делегацию (к Хавьеру, Саше и Ане в самый последний момент присоединилась Женька), она пристально рассмотрела каждого по отдельности. А потом изрекла:
– Чэ-эрти нэрусс-ские?
– Испанцы, – подтвердила Аня.
– Но не все, – уточнил Саша. – Вы не видели здесь кота?
– Про кота слы-ышала. Но не ви-идела.
Функции переговорщика взяла на себя юная любительница испанского:
– Они хотят есть. Перекусить по-быстрому до ужина.
– Не-экогда мне этим заниматься. Вон холодильник. В холодильнике колбаса. Ма-асло на столе. Хлэ-эб в корзине.
Дав указания, Эльви отвернулась к плите, все конфорки которой были заняты кастрюлями и сковородками. В них что-то шипело, скворчало и булькало, от них тянулся умопомрачительный запах трав и специй. И Эльви не просто умело дирижировала всем этим хором звуков и запахов: она священнодействовала.
В перерывах между поклонением конфорочному алтарю эстонка с крейсерской скоростью отплывала к большому, размером с бильярдный, столу и проворно нарезала овощи для салата. На столе поменьше ее ждали стейки и вырезка, а на самом маленьком – рыба. Из всего рыбного разнообразия Саша сумел идентифицировать щуку, красных морских окуней и сибас. Быстрота и ловкость эстонского воздушного шара завораживала, и он совсем выпустил из виду своих спутников. А когда обернулся к ним, то увидел, что Хавьер, позабыв о наспех сочиненном бутерброде, так же восхищенно следит за Эльви. А обе предоставленные сами себе девушки разговаривают. Их беседа выглядела необязательной и светской, но когда дело дошло до Сан-Себастьяна, родного города Эухении, Саша насторожился.
– Вы живете в Сан-Себастьяне? – кротким голосом спросила Аня у Женьки.
– Я там родилась.
Эй, осторожнее на поворотах, кьярида!
– Значит, вы басконка?
Осторожнее, осторож…
– Эм-м… Да.
– Но говорите на кастильяно?
Девчонка свободно владеет классическим испанским, об этом Саша узнал пятнадцать минут назад. А прямо сейчас откроется еще одна, вполне закономерная для юного полиглота вещь: она еще и лопочет по-баскски. Языке, который похож на кастильяно примерно так же, как сам Саша похож на кота Мандарина. Что будет делать Женька, если Аня захочет попрактиковаться еще в эускара? [16]
– Да.
– А почему? Вы же басконка.
– Из-за Алекса. – Женька непринужденно рассмеялась. – Он и испанский-то с трудом выучил. Так что мучать его другими языками я не собираюсь.
– А мне нравятся языки. Дадите мне пару уроков?
– Прямо сейчас?
– Ну… как-нибудь. – Аня пристально посмотрела на Женьку.
Женька ответила ей таким же пристальным взглядом:
– Как-нибудь – обязательно.
– Саша красивый, – без всякого перехода сообщила его неугомонная племянница.
– Мне он тоже нравится.
– А вы ему?
– Надеюсь. Иначе… он не предложил бы мне стать его женой.
Напрасно он вытащил Женьку в Россию. Лучше было бы приехать сюда только с безмятежным, со всех сторон защищенным собственной исключительностью Хавьером Дельгадо… Нет. Это тоже не вариант. Лучше было приехать сюда одному.
Нет.
Лучше было вообще не приезжать. Встретить новый год в Аликанте, как он делал это все последние годы, за исключением трехдневной вылазки на Ибицу в позапрошлом. Пальмы, украшенные гирляндами, толпы народа на улицах, вино в пластиковых стаканчиках, двенадцать виноградин… Их необходимо съесть, пока часы отбивают двенадцать ударов, – и тогда твое желание исполнится. Так уж получилось, что желание у Саши было только одно – вернуться домой. Пусть ненадолго, но вернуться. Теперь, когда он вернулся, оказалось, что его дом не здесь. Там – в Аликанте. А здесь – только русская, давно забытая метель, за которой невозможно разглядеть лица тех, кого он любил когда-то, к кому был привязан. Любит ли он их по-прежнему?
Саша ни в чем не уверен.
– …А как вы с ним познакомились?
– Это долгая история.
Это – короткая история. Ее главное действующее лицо – бар «Blue and Green», где Женька работала официанткой. Собственно, она и сейчас там работает. Саша оказался в «Blue and Green» в не самый лучший момент жизни, ознаменованный крушением своей первой испанской любви. В тот вечер он напился и вдобавок забыл в баре сумку с телефоном, деньгами и документами. Дальше последовала ночь с дешевой и плохо организованной попыткой самоубийства: он набрал полную ванную воды и даже сумел забраться в нее, вот только ни лезвий, ни бритвы под рукой не оказалось. Саша так и заснул в ванной, а утром на пороге его маленькой квартирки на Крус де Пьедра появилась Женька с сумкой в руках.
И – осталась на трое суток.
Тогда она вытащила Сашу, спасла. Молча выслушивала его горячечный бред, вытирала сопли, крепко прижимала к себе по ночам. Вместе они справились с происшедшим, и, к чести Женьки, она никогда не напоминала ему о тех часах и днях, когда он был отвратителен: слаб, эгоистичен, несправедлив и жесток – к ней, прежде всего. Бессчетное количество раз он пытался выгнать Женьку, но хрупкое на вид растеньице, как оказалось, обладает мощным корневищем – такое не выкорчуешь. Впрочем, Саше и не хотелось. И никогда не захочется. Если уж жизнь так переменчива и насылает шторм за штормом – лучше заранее запастись якорем, чтобы удержаться на плаву.
Эгоизм чистой воды.
И Женькина любовь так же чиста, как Сашин эгоизм.
– …Расскажете ее, да? – не унималась Аня.
– Как-нибудь.
– А чем вы занимаетесь? Кроме того, что любите Сашу?
– Я работаю. Официанткой в баре.
– Да ладно. – Непонятно, чего в Анином голосе было больше – удивления или восхищения.
– Ты что-то имеешь против официантов, чикýля?
Ох, уж это знаменитое Женькино «чикуля», русское производное от вполне нейтрального испанского chica[17]. Оно не предвещает ничего хорошего для случайно попавшей под раздачу оппонентки. Будь-то торговка на рынке, обвесившая Женьку при покупке сельдерея, или цыганка с гипнотическими глазами, на дурик попытавшаяся спереть у нее кошелек. По-русски этот неологизм звучит довольно забавно. По-испански, как оказалось, тоже.
– Ничего. Это даже здорово, по-моему. Обязательно скажите об этом Ба. Ей не понравится.
– Почему? – удивилась Женька.
– Она плохо относится к обслуге… Э-э… так она называет, не я. Посмотрите потом на ее лицо, будет весело.
– По-моему, это глупо. А вовсе не весело.
– Ничего не поделаешь. Здесь полно глупых людей. И уроды найдутся, если хорошенько поискать.
Неизвестно, что бы еще наговорила Женьке Сашина, оказавшаяся такой общительной, племянница, если бы дверь на кухню не распахнулась и на пороге не появился Михалыч. От него валил пар, как бывает с человеком, попавшим из холода в тепло, а снег, плотно облепивший его шапку, тулуп и бороду, придавал сходство с Дедом Морозом из-под ёлки.
– Где Габитовна? – коротко рявкнул он.
– Кто-о ее знает. – Эльви пожала толстыми плечами и отвернулась к плите, продолжая что-то помешивать сразу в двух сковородках.
– Да что ж такое!.. Когда она нужна – век не сыщешь.
– А что случилось? – поинтересовался Саша.
– Случилось. Собак потравили. Я к вольеру подошел… Ну, значится, чтобы их выпустить… А они лежат. Дохлые.