– Кем распускались?
– Джонатаном Аллейном и его матерью. Лордом Фоксом. Сплетниками и сплетницами в Батгемптоне, которые и всегда-то были неравнодушны к бедной Элис, а тут прямо запрыгали от радости, когда представилась возможность ее очернить. – «И даже самой Бриджит. Ах, Бриджит, как ты могла?»
– И все-таки я не понимаю, почему ты думаешь, что все было иначе, – сказала Рейчел Уикс. В ее взгляде читалось какое-то странное упорство, еще более страстное, чем раньше.
– Я так думаю, потому что знаю Элис. Она никогда не предала бы Джонатана. Она никогда никого бы не предала. Она его любила и была верна ему всю жизнь. Она любила свой дом, а еще любила… любила меня и Бриджит. Она никогда не сбежала бы и не оставила нас всех. Никогда.
– Ты в этом твердо уверена.
Это был не вопрос, и Пташку охватило неожиданное спокойствие. «Она не издевается, она слушает».
– Я знаю это так же твердо, как то, что солнце встает на востоке, – заявила Пташка.
Рейчел Уикс смотрела на нее с неослабевающим изумлением. Пташка видела на ее щеках следы слез, но глаза высохли, и она, похоже, перебирала в уме возможные варианты ответа, пытаясь выбрать единственно правильный.
– Душа у Джонатана Аллейна смятена и измучена… – наконец произнесла Рейчел. – Он говорил мне, что ему хотелось бы никогда не делать того, что он делал прежде. И он склонен к вспышкам ярости, во время которых способен натворить бог весть что, я сама это видела. Но пойти на такой преступление… Ты действительно в это веришь? Ты считаешь, миссис Аллейн все эти годы лгала, покрывая его?
– Да, она лжет. А как же иначе? Что еще остается матери? Как бы то ни было, но после смерти отца у нее никого нет на свете, кроме Джонатана. – «В этом мы с ней схожи, хоть и живем на разных планетах».
– Когда умер лорд Фокс?
– Он в могиле вот уже семь лет. – «И все эти семь лет я молюсь, чтобы его хорошенько поджаривали в аду», – подумала Пташка, с трудом удержавшись от желания плюнуть, когда ненавистное имя было произнесено вслух. – Джонатан Аллейн когда-то любил Элис. Но после войны он изменился. Вернулся совсем другим человеком. Вы сами видели, как он себя повел при вашем первом визите! Он вполне мог бы убить и вас тоже.
– Да, мог бы, – пробормотала Рейчел, в глазах у которой блуждали отсветы каких-то далеких мыслей. – Но почему ты не обличила его, если так уверена в преступлении?
– Пойти в суд и выдвинуть обвинение? Нет уж! – воскликнула Пташка с отвращением. – И кто поверил бы слову служанки, когда такие люди, как Аллейны, говорят обратное? Никто. Я лишь потеряла бы место и возможность быть рядом с ним. И для чего вы меня обо всем этом расспрашиваете? Чтобы лучше понять человека, которого вас послали ублажать? – спросила Пташка, в которой вдруг проснулась подозрительность.
Рейчел Уикс робко переминалась с ноги на ногу.
– Да, понять его… понять, с кем я имею дело. А еще для того, чтобы… понять Элис. Ту девушку, с которой у меня одно лицо. Ту, которую он так любил. Расскажи, кто были ее родители? Миссис Аллейн говорит, что у нее их не было.
– Она так сказала? – Пташка на миг задумалась. – Элис и сама об этом часто спрашивала. Но никто из нас ничего не знал о ее родителях. Лорд Фокс так никогда и не раскрыл этой тайны.
– А он, наверное, единственный, кто ее знал.
– Еще знали ее родители, о которых нам ничего не известно. Но для того, чтобы понять Элис, важно только одно: она была сама доброта, сама скромность, щедрая и нежная душа. – Пташка горестно вздохнула и поняла, что находится на краю отчаяния, рискуя вот-вот сорваться в его пропасть. Ей стало страшно, ведь если бы она туда свалилась, у нее бы не оказалось шансов выкарабкаться. Поэтому она сделала над собой усилие и собралась с духом. – Элис простила бы Джонатана за то, что он ее убил. Вот какая она была. Она умела прощать… В ней не было злобы. Никакой обиды или неприязни. А для того чтобы понять Джонатана Аллейна, нужно помнить, что грань между любовью и ненавистью очень тонкая.
– Что ж, выходит, я замужем за лжецом и, вполне возможно, работаю на убийцу, – проговорила Рейчел Уикс.
Ее голос был глухим и расстроенным, но она не казалась напуганной. Пташка посмотрела на нее с любопытством.
– Так, значит, вы верите в то, что я вам сказала? В то, что он ее убил?
– Мы… я уверена, мы не знаем всего, что между ними произошло. И я молюсь, чтобы это было не так, но не исключаю, что он мог это сделать.
Долгое время они стояли в сгустившейся тени и смотрели друг на друга. Пташка не знала, что еще сказать, Рейчел Уикс казалась смущенной.
– Пожалуй, нам больше не следует встречаться, – тихо проговорила Пташка. – Это было бы неразумно.
– Но я буду часто бывать в доме Аллейнов, – возразила Рейчел Уикс. – Приду в ближайший четверг… Так что, если захочешь, ты сможешь со мной поговорить.
– Между прочим, это вы захотели со мной поговорить, не забыли? – заметила Пташка.
Рейчел Уикс вздрогнула, точно ужаленная.
– Но ведь у меня есть возможность раскрыть правду, так? – рискнула спросить она.
– А почему вы хотите это сделать? – отозвалась Пташка, которую опять начали одолевать сомнения.
– Потому что… – начала было миссис Уикс, но в нерешительности замолчала.
Она буравила взглядом лицо Пташки, пытаясь найти ответ, и Пташка почувствовала в груди странный трепет, как будто в ней вспыхнула и тут же погасла искорка радости. «Боже мой, да она прямо вторая Элис».
– Когда я в первый раз вошла в дом Аллейнов, у меня возникло ощущение, что там все сковано стужей. Что там все спит или, может быть, замерло в ожидании, – сказала Рейчел Уикс. – Теперь я поняла, почему время там остановилось. Все дело в Элис, в ее исчезновении. Призрак Элис бродит по дому… Он преследует Джонатана Аллейна и его мать. Эти тайны… – Умолкнув, она слегка покачала головой. – Мне… мне сказали, чтобы я продолжала туда ходить, но я… я не смогу, если не буду знать правду, – проговорила она страстно. – Возможно, это принесло бы мне облегчение.
– Думаю, даже в Библии не найти таких темных историй, как эта, – заметила Пташка.
Рейчел Уикс нахмурилась, явно что-то обдумывая.
– Но ведь с тех пор, как Элис видели в последний раз, прошло двенадцать лет… И за все эти годы тебе не удалось обнаружить ничего нового? – спросила она.
– Это были нелегкие годы, уверяю вас, – тихо проговорила Пташка, приготовившись защищаться. – Я оставалась у них на службе только для того, чтобы находиться поближе к моему врагу. Только для этого. Прошло девять лет с тех пор, как мистер Аллейн во второй раз вернулся с войны, он был наполовину сумасшедшим. Я с ним разговаривала, но теперь он об этом ничего не помнит. Вообще ничего. Затем он несколько лет был почти невменяем из-за опиума и провел четыре года в навеянных им грезах. А потом стал беспробудно пить…
– Он не помнит время, когда исчезла Элис? Тогда… не может ли статься…
– Что он не помнит, как ее убивал? – Пташка покачала головой. – Я в это не верю. Возможно, он хочет об этом забыть, но я не думаю, что это ему удалось.
– Так ты считаешь, его мучает память об этом?
– А вам кажется, его не должна мучить память об этом – о том, что он убил девушку, которая любила его больше всего на свете?
– Но он знает, что ты его подозреваешь? Если это так, то… можешь ли ты сама чувствовать себя в безопасности? Как ты не страшишься того, что он может с тобой сделать?
– Не нужно за меня бояться. Я умею обходиться с Джонатаном Аллейном.
– Прошло так много времени после того, как пропала Элис, – проговорила Рейчел Уикс и изучающе посмотрела на Пташку широко раскрытыми глазами. Та отпрянула. Уже много лет никто на нее так не смотрел. На это была способна только Элис. От этого взгляда Пташка почувствовала себя слабой, уязвимой, какой-то хрупкой. – Как тебе удалось все это вынести? – спросила миссис Уикс.
– А какой у меня был выбор? – сухо ответила Пташка. «Что за человеком я стала за эти годы, если теперь меня пугает чужое сочувствие?» – Если бы миссис Аллейн знала, что я задумала… Но я не сомневаюсь, что она лжет ради сына. На самом деле она знает куда больше, но предпочитает помалкивать.
– Возможно, миссис Аллейн лжет самой себе, – мягко проговорила Рейчел. – Материнская любовь очень сильна. Я… я уже немного начала понимать эту леди. Вероятно, со временем она заговорит.
– Вам никому не следует рассказывать о том, что я вам сообщила. А тем более Аллейнам… им не должно быть известно, что я все знаю, иначе они тут же от меня избавятся! – выкрикнула Пташка. Охватившая девушку паника заставила забыть об осторожности. «Если Аллейны меня уволят, если они это сделают, с чем я останусь?»
Внезапно Пташку посетило ощущение близкой катастрофы, которое наполнило ее страхом.
– Я обещаю не говорить с ними об этом. Но что мне делать, я… я не знаю.
Пташка лихорадочно обдумывала ситуацию. Для нее было облегчением говорить правду и делиться своими подозрениями. Но она не заключала сделки, вербуя союзницу. У Рейчел Уикс имелись свои собственные планы и собственные представления о происходящем. Ее было легко вывести из равновесия, и тогда она могла выдать себя. Она может все погубить.
– Я обещаю не говорить с ними об этом. Но что мне делать, я… я не знаю.
Пташка лихорадочно обдумывала ситуацию. Для нее было облегчением говорить правду и делиться своими подозрениями. Но она не заключала сделки, вербуя союзницу. У Рейчел Уикс имелись свои собственные планы и собственные представления о происходящем. Ее было легко вывести из равновесия, и тогда она могла выдать себя. Она может все погубить.
– Не делайте ничего, – решила Пташка. – Было бы лучше, если бы вы перестали у него бывать. Если бы вообще перестали приходить в дом Аллейнов. Это было бы безопаснее для вас и проще для меня.
– Мне придется это делать. Этого хочет мой муж, а если бы даже это шло вразрез с его желаниями, я все равно испытываю… нечто вроде чувства долга перед миссис Аллейн. Так что же все-таки мне следует делать? – спросила миссис Уикс.
Пташка на мгновение задумалась. Ее по-прежнему не оставляла тревога: она боялась непредвиденных осложнений.
– Ну, если вы хотели бы стать моим другом, то… у мистера Аллейна хранится вся переписка с Элис. Она держала письма в шкатулке из розового дерева, которая пропала в суматохе, связанной с исчезновением Элис… Когда я пришла в себя, чтобы начать поиски, обнаружилось, что ее кто-то забрал. Кроме него, никто не мог этого сделать, и однажды я случайно подсмотрела, как он их читал. Джонатан цепляется за них, словно они способны загладить его вину. В них есть какой-то ключ, объясняющий причину, по которой она решила с ним порвать. Причина должна быть достаточно серьезной – и чтобы она на это решилась, и чтобы он ее из-за этого убил. Очевидно, потому, что счел себя оскорбленным.
– Разве из-за этого убивают? – мягко спросила миссис Уикс.
– Да сплошь и рядом. Попробуйте выведать, где он прячет эту шкатулку и хранящиеся в ней письма. Сколько я ни обыскивала его комнаты, найти ее мне так и не удалось. Наверное, она в каком-нибудь тайнике. Если вы сумеете что-то о ней узнать, сообщите. Я хочу быть в курсе того, что Элис ему написала в письме, отправленном в Брайтон.
– Хорошо, попробую, – сказала Рейчел Уикс, но на лице у нее было написано, что она мало верит в успех.
– И никому не говорите об этом! – с жаром прошептала Пташка.
Рейчел Уикс ответила быстрым, тревожным кивком, но не двинулась с места. «Она не знает, куда ей податься», – подумала Пташка и пошла прочь.
Выйдя на полную людей площадь, она почувствовала, как ее переполняют новые и противоречивые чувства. Страх по-прежнему оставался, но гнев и злость прошли. Волнение стало еще сильнее, и появилось щемящее предчувствие чего-то неотвратимого; а кроме того, ее одолевало беспокойство, вызванное тем, что долгое время она была совсем одна, а теперь вдруг нашла человека, который готов ее выслушать. «Но почему она должна верить мне больше, чем я ей? А она верит. Она не отметает с ходу то, что я говорю. Она не становится слепо на сторону Аллейнов, хотя могла бы…» Мир пошатнулся и вышел из колеи, и ей вдруг стало казаться, что будущее теперь изменится, как и вся ее жизнь. Но к лучшему или к худшему, Пташка сказать не могла. «Разве это не то, чего я хотела, когда привела ее в дом к Аллейнам? В течение двенадцати лет они плели паутину лжи, разорвать которую я оказалась не в силах. Может, это удастся сделать именно ей?» Пташка не доверяла этой женщине и не понимала ее, но теперь она была уже не такой одинокой, как прежде. Не такой одинокой, какой она стала после того, как исчезла Элис.
* * *Рейчел пребывала в растерянности и шла, куда ее несли ноги. Наконец она забрела на давно не подметавшуюся улицу, где в сточных канавах лежали горы мусора. Туфли оставались сухими только благодаря тому, что лужи покрывала толстая корка льда. Голодный дворовый кот подошел обнюхать ее ноги в надежде выпросить еду, но, когда Рейчел опустила руку, чтобы его погладить, он убежал. Она прислонилась к стене дома и закрыла на мгновение глаза, стараясь привести мысли в порядок. Она знала. Знала еще до того, как эта девушка открыла рот, чтобы объяснить ей, в чем дело. Она знала с той самой секунды, когда увидела синяк у нее на лице и вспомнила, как Ричард в гневе назвал ее имя. Пташка. Назвал, несмотря на все свои прежние усилия отвлечь внимание Рейчел от этой девушки, притворяясь, будто понятия не имеет о ее существовании. А она была достаточно симпатичная, несмотря на ее нахальное лицо и всклокоченные рыжие волосы. В ней ощущалась какая-то дерзость. Живость лица говорила об уме и сообразительности. Но Пташка тоже боялась Ричарда. Рейчел поняла это, когда девушка попросила не говорить об их встрече мужу. Это бы плохо кончилось для нас обеих. Рейчел сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. «И он был с ней перед нашей свадьбой. В то время, когда за мной ухаживал и говорил, что не может без меня жить. И она любила его. А он любил? Мог ли он ее по-настоящему любить, если теперь бьет?»
Через несколько минут она почувствовала, что замерзает. Пальцы окоченели, суставы заныли. Чтобы отогнать мысли о Ричарде, она подумала о Джонатане Аллейне. С некоторых пор она стала относиться к тому, что произошло во время их первой встречи, как к случайному помрачению ума. Теперь он стал спокойнее, рассудительнее. Он пребывал в черной меланхолии и тревожном состоянии духа, но вспышек ярости больше не наблюдалось. Но она не могла отрицать, что сама стала свидетельницей его страшных наклонностей, даже если рассказ Пташки и не убедил ее полностью. И все, сказанное им, доказывало одно: его мучают сожаления и ненависть к самому себе. «Мог ли он убить Элис? Не это ли преступление так его гложет? – Во рту у нее пересохло, и свело живот от чувства беспокойства. – Лишь бы это оказалось не так». А еще она, к своему смущению, обнаружила, что и теперь боится его ничуть не больше, чем раньше, хотя мысль о том, как подступиться к поискам писем Элис Беквит, уже начинала ее мучить. В тот единственный раз, когда она упомянула имя Элис, он резко ее оборвал. «Во всяком случае, он не обманул мои ожидания – в отличие от того, другого». Она выпрямилась и решительным шагом направилась к дому, где жил Дункан Уикс.
Несмотря на то что вечер еще только начинался, старик уже спал. Когда он, подслеповато мигая, открыл дверь, на его голове красовался ночной колпак. На лице застыло озадаченное выражение, а щеки покрывала многодневная седая щетина. От него пахло немытым телом, салом и бренди.
– Миссис Уикс… дорогая девочка… я не ожидал вас увидеть, – пробормотал он и попытался распрямить спину, но это заставило его поморщиться от боли.
– Простите, но я… я хотела с кем-то поговорить. Теперь я понимаю, что не следовало приходить так поздно… – пробормотала Рейчел.
Дункан попытался сфокусировать взгляд на ее лице, на опухших красных глазах.
– Проходите, проходите, – сказал он, проводя ее в холодную комнату. – С вами все в порядке? Что-нибудь случилось?
– Нет… то есть… да, – пробормотала Рейчел, пытаясь взять себя в руки.
– Прошу, садитесь, миссис Уикс, – радушно проговорил Дункан. – Расслабьтесь, здесь вы в безопасности. – При этих словах Рейчел подняла на него глаза. Они показались ей странными. Получалось, он думает, будто в других местах ей находиться небезопасно. – У вас такой вид, словно вы промерзли до костей, – продолжил хозяин. – Хотите я налью вам рюмочку бренди, чтобы согреться?
– Да, пожалуйста, – согласилась Рейчел.
Дункан налил две рюмки, одну ей, другую себе, тут же выпил свою и другую протянул гостье. Она пригубила и, когда горло вспыхнуло горячим огнем, закашлялась. Дункан улыбнулся и принялся разводить огонь, который совсем погас, пока он спал. Для этого он перевернул ведро и вывалил в камин несколько последних сучьев и кусков угля.
– Да-а, – тихо протянул Дункан.
– Я пойду и принесу еще, если вы скажете мне, где у вас находится угольный погреб, ладно?
– Нет-нет. Не утруждайте себя, – проговорил он и бросил на Рейчел такой смущенный взгляд, что та сразу поняла, в чем дело.
– У вас ведь больше нет угля, да? – спросила она.
– На сегодня, увы, это так, – ответил старик добродушно. – В последнее время дела у меня шли не слишком хорошо. Но завтра у меня будет работа на пристани. Когда мне заплатят, я смогу купить уголь, и к ночи буду жариться, как блинчик на сковородке.
– Да, но как насчет сегодняшнего вечера?
– А сегодня у меня есть вы, и это греет мне сердце, разве не так? – Он устало улыбнулся и сел в стоящее напротив кресло, а Рейчел почувствовала, что у нее снова наворачиваются на глаза слезы.
– Мистер Уикс…
– Послушайте-ка, хватит об этом говорить. Не нужно волноваться из-за меня. Я крепкий орешек. Лучше расскажите, моя дорогая, что вас беспокоит.
– Я… все дело в Ричарде. Моем муже. – «И вашем сыне». Рейчел вдруг почувствовала, что не уверена, стоит ли продолжать, но Дункан смотрел на нее с таким сочувствием, что слова вылетели прежде, чем она смогла их остановить. – Я обнаружила, что он… распутничал. Вплоть до самой нашей свадьбы!