Она опустила голову от стыда и заплакала, причем даже скорее от смущения, чем от горя.
Дункан Уикс протянул морщинистую руку и похлопал ее по локтю.
– Ох, бедная девочка. И мой глупый мальчуган! – проговорил он и покачал головой.
– Что мне делать? – спросила Рейчел с отчаянием.
– Что делать? – переспросил Дункан Уикс и грустно улыбнулся. – Что ж, с этим ничего нельзя поделать, моя дорогая.
– Ничего? Но… но он… он…
– Он не изменял после свадьбы?
– Насколько я знаю, нет.
– Тогда почему бы не быть ему за это благодарной? – проговорил старик тихо.
– Благодарной?
– Моя дорогая девочка, молодые люди с красивым лицом, да и с некрасивым тоже, всегда пользуются куда большей свободой, чем юные леди. Так было всегда. Мир полон простушек, которые принимают обещание жениться или даже простой комплимент как знак помолвки, после которой уже можно ложиться в чужую постель. Конечно, вам этого не понять. Вы росли в чистоте и целомудрии. Но немало молодых женщин воспитаны иначе и склонны поступать под влиянием чувств, а не здравого смысла, если вы понимаете, о чем я говорю. Ричард всегда привлекал к себе шлюх, и трудно ожидать, чтобы он, как, впрочем, и любой другой, оказавшийся на его месте молодой человек, полный сил и здоровья, не пустился бы во все тяжкие. Ожидать обратного было бы все равно что подразнить пчелу ароматным цветком, а потом попросить на него не садиться.
– Выходит, такое поведение оправдывают? Оно общепринято?
– Оправдывают? В общем-то, нет. Я лишь говорю о том, что редкий молодой человек настолько добродетелен, что идет к свадебному алтарю таким же чистым, как в день, когда он родился. Пожалуй, предосудительное поведение в таких случаях бывает… ожидаемо. Плохо то, что это вскрылось и ранило вас. Куда лучше, когда юная леди живет в браке счастливо, не ведая о прошлых прегрешениях мужа.
– Вы хотите сказать, что неведение – это благо? – спросила Рейчел с горечью в голосе.
– Да, иногда так и есть.
– Так, значит, мужская воздержанность всего лишь миф?
– Почему же миф? Она встречается и в реальности, моя дорогая. Просто теперь, когда вам стало известно о проступке мужа, ваше понятие о добродетели нужно подправить. Позвольте напомнить еще раз, что он больше не грешил после свадьбы, а это уже внушает уважение. Вы не согласны?
– Возможно, и так, – отозвалась Рейчел безучастно. Она подняла голову, и Дункан Уикс виновато улыбнулся. – Не стоило мне вам жаловаться, – сказала она. – Вы его отец. Зря я это сделала. Простите.
– Нет, не зря. Можете ко мне приходить когда захотите.
– Ни одна из моих надежд не сбылась, – пробормотала Рейчел.
– Ах, моя дорогая, они никогда не сбываются! Но постарайтесь простить моего мальчика. Что сделано, того не воротишь. Он вас любит, в этом я не сомневаюсь.
Рейчел задумалась над его словами и ничего не ответила.
Некоторое время они сидели в молчании, глядя, как тлеют и дымятся догорающие угли в камине. Бренди согревал Рейчел гораздо больше, чем жалкий огонь. Откуда-то сверху доносилась тихая нежная песня, слова которой повторялись снова и снова, и тонкий голосок плачущего ребенка. Рейчел пошарила в кармане и вынула кошелек. Там лежали деньги, предназначенные для того, чтобы купить еду к ужину, и она передала их Дункану.
– Что это? – спросил он удивленно.
– Пожалуйста, возьмите. Купите на них угля для камина.
– Вы слишком обо мне заботитесь, моя дорогая. Спасибо, но я…
– Пожалуйста, возьмите, иначе мне придется отправиться за углем самой, и я испачкаю свое платье. Возьмите. Будет неправильно, если мы с Ричардом станем обедать в тепле у счастливого домашнего очага, в то время как вам придется дрожать здесь в одиночестве. И сегодня мне уже не впервой грешить против мужа. Семь бед – один ответ.
– У вас доброе сердце, миссис Уикс.
– Пожалуйста, зовите меня просто Рейчел. Ведь мы теперь родственники, разве не так?
Лицо Дункана Уикса засветилось от удовольствия, хотя он не положил деньги в карман, а продолжал смущенно держать монеты в руке.
– Не думаю, что Ричард вас за это похвалит, Рейчел.
– Муж не должен ничего узнать. – «Если повезет, и он ничего не заметит». – Я ему скажу, что потратила деньги на ленты. Мать всегда говорила, что слово «ленты» способно одурманивать сознание мужчин. Они знают, что женщинам они нужны, но не могут понять почему.
Она улыбнулась, и Дункан усмехнулся тоже. Рейчел допила бренди и уже встала, чтобы уйти, но вдруг ее посетила еще одна мысль.
– Можно спросить вас кое о чем, сэр? Миссис Аллейн сообщила мне нечто такое, что не идет из моей головы. Она сказала, что во времена семейных неурядиц Ричард был ей исключительно предан. Насколько я понимаю, она имела в виду давние времена, когда вы с сыном находились у нее на службе. Возможно, это не мое дело, но у меня разыгралось любопытство, и я подумала… не знаете ли вы, что она имела в виду?
Рейчел поправила юбку, накинула шаль и только тут поняла, что старик ей не ответил. Она подняла глаза и была поражена выражением его лица. Челюсть у Дункана отвисла, рот приоткрылся, глаза округлились, и в них читалось беспокойство.
– В чем дело? – с изумлением спросила Рейчел.
Дункан слегка покачал головой и закрыл рот.
– Не могу сказать, – проговорил он хриплым голосом, нервно закашлялся и принялся вытирать ладони о рубашку.
Рейчел уставилась на него в удивлении.
– Мистер Уикс? – проговорила она. – Вы знаете, о чем она говорила?
– Нет, дитя мое. Не знаю. Что бы там ни было, все это уже давно поросло быльем. Я бы на вашем месте выбросил ее слова из головы, – ответил он, не глядя ей в глаза, похлопал себя по карманам, словно что-то ища, и облизнул потрескавшиеся губы.
– Возможно, вы правы… это было всего лишь праздное любопытство, – тихо проговорила Рейчел и подумала: «Интересно, что могло его так испугать в моем вопросе?»
Дункан Уикс кивнул, заметно успокоившись. Она попрощалась и вышла на пустынную улицу, в кромешную темноту. Бездонное небо над головой казалось абсолютно черным. Она шла домой, на Эббигейт-стрит, с дурным предчувствием, смешанным со страхом. Она думала о синяке на лице у Пташки, о том, как та блудила с Ричардом все время, пока тот ухаживал за ней. Рейчел понятия не имела, какие у нее появятся чувства, когда она снова увидит мужа.
Дом был погружен во мрак, и Рейчел какое-то время сидела на кухне за столом, накрытым к ужину. Время шло, Ричард не появлялся, и есть ей совсем не хотелось. Но больше всего ее беспокоило то, что отсутствие мужа вселяет в нее чувство облегчения. «Я останусь связанной с ним до конца моих дней. Что за будущее меня ждет, если я уже теперь рада, когда его нет дома?» Рейчел поднялась в спальню, намереваясь лечь спать, и какое-то время сидела на кровати, положив на колени свою шкатулку. Она осторожно отшпилила спрятанный там локон материнских волос и поднесла к губам. Волосы были гладкими и прохладными. Они не имели запаха и не порождали никаких чувств. Рейчел закрыла глаза и попыталась представить себе Анну Крофтон находящейся в одной комнате с ней. Попыталась услышать совет, который она даст дочери. «Я должна научиться его любить, у меня просто нет другого выбора». Она знала, что мать сказала бы нечто подобное, если бы смогла. Однако все в ней восставало против такой мысли, и Рейчел обратилась к небесам с совсем другими словами: «Я смогу ее найти, мама. Передай папе – я знаю, что вы вместе. Я смогу ее найти. Она станет моим якорем. Это так важно для меня теперь, когда я брошена на произвол судьбы».
На мгновение Рейчел показалось, что она ощущает присутствие матери – тихий скрип половиц под крошечными, обутыми в домашние тапочки ногами, шелест юбки и мягкий звук дыхания. Но когда она открыла глаза, комната, конечно, оказалась пустой, и она почувствовала боль отчаяния, почти физическую, как от глубокой незаживающей раны. Неожиданно в памяти всплыло давнее воспоминание. Голос матери, громко кричащей от страха. Рейчел нахмурилась и постаралась сосредоточиться, чтобы картинка стала более четкой. Ясный день, вода сверкает на солнце. Веселый смех. Отцовские руки хватают ее за талию и поднимают в воздух. И вдруг этот крик матери – громкий, панический. А потом гладь воды, и на ней только солнечные зайчики да цветные блики, отражения неба и речных берегов: синие, белые и зеленые.
Рейчел хотела заснуть, держа в руке материнский локон, но не посмела, боясь, что, пока она спит, с ним что-то случится. Например, развяжется ленточка, и столь драгоценные для нее волосы рассыплются по кровати. Она вновь приколола их к бархату, положила шкатулку обратно в комод и легла в постель. Когда Ричард вернулся, стояла глухая ночь, и Рейчел не знала, который час. В комнате было холодно и темно. Он вошел без свечи, громко топая и спотыкаясь, а потом тяжело плюхнулся на кровать. Рейчел лежала неподвижно, поджав ноги и притиснув руки к груди. Она боролась с желанием отодвинуться от него и пыталась дышать ровно, желая произвести впечатление спящей.
– Рейчел, – произнес он громким шепотом. От него пахло бренди. Матрас продавился под его тяжестью, когда он над ней наклонился, но она все равно не шевельнулась и ничего не ответила. – Рейчел, – позвал он снова и потянул за плечо, пытаясь повернуть лицом к себе.
Сначала она сопротивлялась, но потом поняла, что не может делать это и одновременно притворяться, что спит. Поэтому Рейчел позволила положить себя на спину, хоть и не смогла больше спокойно посапывать, и ее дыхание стало прерывистым. Затем она ощутила прикосновение его губ и почувствовала, как холодные из-за ночного мороза ладони неуклюже и грубо тискают ее груди. Потом его руки скользнули ниже, к лону, он засунул в нее пальцы; и то, как буднично и прозаично он это проделал, ужаснуло ее. Но она все равно не двигалась, а только лежала, едва дыша, парализованная боязнью того, что он собирался делать с ней дальше, не слишком интересуясь, спит она или нет. Рейчел поняла, что не способна ни остановить его, ни отговорить. Она была совершенно бессильна и сознавала, что так будет всегда. Но тут он обмяк и лег на нее, положив тяжелую голову ей на грудь.
– Ну почему же? – пробормотал он невнятно. – Почему ты не можешь меня полюбить?
Рейчел задержала дыхание и ничего не ответила. Объяснения у нее не было. Единственным ее оправданием было то, что, выходя замуж, она надеялась его полюбить, узнав получше, но чем больше узнавала, тем меньше он вызывал у нее симпатию. Вскоре Ричард задремал, все еще лежа на ней, так что она не могла ни выбраться из-под него, ни заснуть.
После разговора с Пташкой в аббатстве Рейчел стала ощущать отсутствие Элис еще острее. Казалось, та оставила после себя какой-то разрыв в ткани существования, практически осязаемый, гулкое пространство, имеющее края и объем; это было так же непостижимо, как само ее исчезновение, как брошенное слово, растворившееся в толпе. Это ощущение преследовало Рейчел везде, но больше всего в доме в Лэнсдаунском Полумесяце, обитатели которого так или иначе оплели своими жизнями эту зияющую дыру. Казалось, они даже ступали осторожнее в особо опасных местах. Но Рейчел ощущала отсутствие Элис у себя дома, где эта девушка никогда не бывала. Как ни странно, Рейчел воспринимала это очень болезненно. Например, она страдала оттого, что Элис нет в ее воспоминаниях и в мечтах о будущем.
Рейчел посещала Джонатана Аллейна два раза в неделю, после чего отчитывалась перед его матерью, когда ее удавалось найти. Та часто уединялась в своих покоях в какой-то части дома, куда у Рейчел не было доступа. Она подозревала, что миссис Аллейн одинока и ей, наверное, хотелось бы с кем-нибудь поговорить, но в то же время эта леди была не настолько приветлива, чтобы Рейчел чувствовала себя вправе стучаться в любую дверь в поисках хозяйки. Погода становилась все холоднее и ненастнее. Рейчел приходила в ужас от ветра, дующего с вершины холма, когда шагала вверх по нему, направляясь к Лэнсдаунскому Полумесяцу. Ветер делал и без того нелегкий путь еще более трудным, слепя глаза и норовя сорвать мантилью. Когда Рейчел приходила к Аллейнам, то, казалось, приносила непогоду с собой – дождь в виде мокрой одежды, мороз в виде раскрасневшихся щек и шмыгающего носа, ветер в виде взъерошенных волос и прерывистого дыхания.
Рейчел видела Пташку чаще, чем ее госпожу. Хотя место рыжеволосой служанки было на кухне, она, похоже, могла свободно разгуливать по всему дому. Ее присутствие где-то поблизости ощущалось постоянно. Рейчел то замечала краем глаза, как та, порхая, взбегает по лестнице, то сталкивалась с ней у предназначенной для слуг двери, делающей знак подойти, чтобы переброситься парой слов. И поскольку в доме Аллейнов у Рейчел было больше всяческих дел, чем в собственном, она ожидала очередного посещения не столько с тревогой, сколько с нетерпением. В промежутках между визитами она думала о том, что произошло, и о том, что ее ждет в следующий раз. Ричард отсутствовал на Эббигейт-стрит все чаще и чаще, а когда бывал дома, то, похоже, не замечал растущей озабоченности жены. Он редко спрашивал, чем она занимается в доме в Лэнсдаунском Полумесяце. Просто брал деньги, с рассеянной улыбкой клал их в карман и неизменно просил передавать миссис Аллейн наилучшие пожелания.
Визиты Рейчел иногда оказывались очень короткими, занимая куда меньше времени, чем она тратила на дорогу туда и обратно. Однажды, когда Рейчел тихонько постучала в дверь и вошла, она застала Джонатана спящим, сидя за письменным столом с пером в руке. Пальцы его были в чернильных пятнах. Сложенные на столе руки закрывали написанное. Рядом стояли бутылка вина и грязный стакан. Рейчел пришла в голову мысль попробовать найти шкатулку с письмами Элис, но, как только она представила, что он может застать ее за поисками, у нее по телу побежали мурашки. «А кроме того, Пташка говорила, что уже пробовала разведать, где та лежит, но безрезультатно. Нужно придумать какой-нибудь предлог и спросить у него самого». Часто, когда она ему читала, Джонатан сидел молча и с пугающим напряжением смотрел в окно или прямо на нее. Когда Рейчел это замечала, ее сердце начинало учащенно биться, голос дрожал, и это сказывалось на чтении. А иногда, когда Рейчел видела, что его внимание отвлечено, она украдкой невольно бросала на него взгляды – на его лицо, руки, тело, очертания которого угадывались под одеждой. То, что она может сидеть на таком близком расстоянии от убийцы, казалось нереальным. Каждый раз, когда Рейчел об этом думала, ее охватывали страх и ужас.
Однажды в среду, когда распогодилось и ветер наконец утих, Рейчел застала Джонатана страдающим от очередного приступа головной боли. Он сидел в темноте, закрыв ставни, и когда она распахнула дверь, свет, проникший снаружи, заставил его содрогнуться. Он расположился за письменным столом, обхватив голову руками, и дрожал. Лицо было бледным и лоснилось от пота. Когда потрясенная Рейчел спросила, не уйти ли ей, сил ему хватило только на то, чтобы кратко кивнуть, не открывая рта и глаз. В другой раз она вошла, когда он спал и ему снился один из его кошмаров. Он лежал в спальне, и свойственная Рейчел скромность не сразу позволила ей приблизиться, но стоны Джонатана было невозможно слушать, и она испугалась, что его снова начнет лихорадить. Рейчел зажгла лампу и крадучись подошла к кровати. Он лежал в постели полностью одетым, и вокруг не было никаких свидетельств того, что он перед сном пил. Несчастный тяжело дышал, и его тело билось в конвульсиях. Руки и ноги дергались так, словно он пытался от кого-то убежать. Голова моталась то вправо, то влево, и Джонатан что-то мямлил, выплевывая странные слова, в которых не было никакого смысла.
– Мистер Аллейн, – позвала Рейчел тихим и полным страха голосом. Затем она прокашлялась и окликнула его по имени еще раз, на этот раз более громко. – Мистер Аллейн, проснитесь. Вам снится плохой сон…
При звуке голоса Рейчел тело Джонатана перестало дрожать, но дыхание по-прежнему оставалось частым. А затем с губ сорвался тихий стон, словно от боли. Рейчел нерешительно тронула спящего за локоть и осторожно потрясла.
– Проснитесь, сэр, – проговорила она, и почти в тот же миг Джонатан очнулся.
Его глаза раскрылись, и он рванулся к ней, поймав за руку, которую Рейчел было отдернула.
– Она мертва? Мертва? – повторял он хриплым голосом.
На Рейчел накатила волна ужаса. Она вспомнила, как Джонатан схватил ее за горло при первой встрече и она решила тогда, что настал ее смертный час.
– Мистер Аллейн, пожалуйста, отпустите. Это всего лишь я, миссис Уикс… Вам снился кошмар.
– Я пытался все исправить… – прошептал он, все еще сжимая ее руку.
Джонатан испуганно смотрел сквозь нее, мучительно пытаясь что-то разглядеть. Внезапно его тело стали сотрясать рыдания, и Рейчел опустилась на колени, стараясь разжать его пальцы и высвободить руку.
– Что вы пытались исправить, мистер Аллейн? – спросила она.
Он схватил ее вторую руку и крепко стиснул. По его лицу струились слезы.
Несмотря на страх, сердце Рейчел смягчилось при виде такого страдания, и она перестала сопротивляться.
– Это всего лишь дурной сон, мистер Аллейн. Отдохните. Вы в безопасности.
«Но в безопасности ли я? Этот человек убийца». Но он вовсе не напоминал убийцу и выглядел, скорее, как испуганный мальчик. Постепенно Джонатан успокоился, поддавшись уговорам, и снова уснул. Когда Рейчел пришла к нему в следующий раз, он ничего не помнил о случившемся.
Пташка выказывала нетерпение, видимо ожидая, что Джонатан немедленно начнет откровенничать. Часто эта девушка появлялась рядом с Рейчел, словно возникнув ниоткуда, когда та покидала дом Аллейнов, и проходила с ней вместе часть дороги, ведущей вниз по холму, причем всегда выбирала какой-нибудь потайной путь по закоулкам, чтобы их никто не мог видеть на главной улице. Засунув мерзнущие руки в теплые карманы, она быстро семенила, чтобы поспеть за шедшей размашистым шагом Рейчел, пока та расспрашивала про Элис, желая узнать о ней побольше. Пташка была рада о ней поговорить. Казалось, она только и ждала, когда появится такая возможность. В эти минуты ее лицо начинало светиться, становилось оживленным, и нежность сменяла обычное выражение подозрительности и недовольства. Так Рейчел узнала о присущей Элис грации и уме, о том, что та обожала марципан и ненавидела устрицы, мастерски играла на пианино, но не имела таланта к пению. А также о том, что Элис обучала Пташку точно так же, как некогда гувернантка обучала ее саму.