Стрела ударила в крыло, женщина закричала от боли и неожиданности, остальные встрепенулись, разом взлетели выше. Тяжесть из моего тела исчезла, я начал холодно и зло выпускать одну стрелу за другой. В небе раздался страшный многоголосый крик, теперь в нем больше человечьего, чем птичьего, ни одна птица не сможет кричать так жутко, ибо зверь боится врага, но не понимает, что пришла смерть, а они видели и понимали, когда смертоносные стрелы легко пробивали их тела.
Последние две успели умчаться за пределы досягаемости, я оглянулся, в трясине все еще барахтаются. Наконец обезумевшая от близости теплой крови женщина ухитрилась сорвать с Дилана шлем, вообще оборвала ремни и, чуть не сломав ему шею, приникла было к его шее, и тут моя стрела ударила ее под левую лопатку.
Все уже шевелились, сверкали мечи, орали и суетились, окружили женщину и Дилана, помогли ЕМУ подняться на ноги, шея едва-едва прокушена, но яремная жила цела, а женщина бьется в жестоких конвульсиях, выгибается, заводя руку за спину и пытаясь выдернуть стрелу. Природа едва ли создавала что-то столь совершенное, как это тело: символ красоты – женское тело, а эта миниатюрная женщина есть символ чувственной красоты. Мужчины не могли оторвать глаз от ее груди с торчащими вытянутыми сосками, у нее дивно пропорциональный животик, серебряный пушок в низу живота, совсем как у взрослеющего ребенка, изящные ноги с длинными коготками, что вовсе не выглядят хищными, а скорее ухоженными ногтями.
Я посмотрел на небо, сунул лук и колчан в сумку на седле.
– Пора, – сказал я сухо, – иначе долго придется идти по такому болоту.
Рыцари замедленно разбирали коней, глаза всех прикованы к умирающей женщине. Граф Эбергард первым взял своего коня под уздцы и шагнул вслед за Псом, подавая пример. Сэр Смит тащил коня на длинном поводе, спросил меня с тревогой:
– Она умрет? Или… вдруг да бросится снова?
– Не думаю, что настолько живуча, – ответил я. – Иначе бы так не орали… Сэр Дилан!
Дилан вздрогнул, он все еще не отрывал взгляда от хищницы, что едва не прокусила ему артерию.
– В путь, сэр Дилан, – сказал я мягче. – Это всего лишь женщина.
– Да, но…
– Согласен, – сказал я, – это квинтэссенция женщины, из-за чего нас так тянет к подобным. Но укрепитесь духом, вашу кровь еще выпьют… попозже. И сделают это не так явно. Вы сами не будете возражать, даже если все будете понимать и видеть… А эту оставьте. В самом деле, оставьте. Вы только добавите ей мучений!
– Как? – спросил он убито. – Я бы… как-то помог…
Я сказал сочувствующе, но безжалостно:
– Сейчас ее тело начнет быстро стареть, а это женщины очень не любят показывать. Покроется морщинами, кожа станет сухой и дряблой, задница отвиснет, покроется целлюлитом… да и ноги тоже. Начнется стремительное варикозное расширение вен. Его обычно прячут под черными колготками…
Он смотрел то на меня, то поворачивался и бросал взгляд на крылатую женщину. Я, не глядя, собирал вещи, но по его лицу понимал, что происходит все точно так, как я сказал. За спиной слышался уже не крик, а полные ужаса всхлипы, стоны. Наконец Дилан воскликнул:
– И что же… она так и умрет старой?
– Нет, – ответил я хмуро, ибо нет на свете мужчины, который бы не сочувствовал стареющей женщине, – иссохнет до того, что тело пойдет трещинами… настоящими трещинами. Но сперва потемнеет, даже почернеет… потом начнет рассыпаться… да-да, на куски… Дольше всего останется ее быстро стареющее лицо. Руки и ноги уже рассыплются в пыль, а она еще будет кричать… хотя легких вроде бы уже нет… но на фиг нам такие тонкости…
Он повернулся и смотрел неотрывно. Я затолкал все в мешок, а когда посмотрел на Дилана, по его лицу видно и то, как лицо вампирши разом почернело, как с сухим треском рассыпался скелет, а череп все еще смотрит пустыми глазницами, где только что задорно блестели полные жизни молодые глаза. Все еще слышен истошный визг, переходящий в неслышимый диапазон… или это просто в ушах звенит, а затем и череп с легким шорохом рассыпался в черную пыль.
Наконец он глубоко вздохнул, обернулся ко мне, в глазах ужас и почтение.
– Все точно, – выдохнул он, – как вы и предсказывали, сэр.
Я отмахнулся.
– А как же иначе? Садись, поехали.
Он подошел к своему коню, но все не мог ухватить повод, промахивался, руки тоже трясутся, спросил потрясенно:
– Значит, их уже убивали?
Я пожал плечами, но увидел, что на меня и остальные смотрят ожидающе, а граф Эбергард вроде бы поглядывает в другую сторону, но чувствую по его позе, что не пропустит ни слова.
– Сотнями, – ответил я безучастно. Повернул Зайчика мордой к югу. – Все знакомо, все как всегда. Давайте быстрее! Будем еще из-за каждой ерунды задерживаться.
Все послушно двинулись за мной, только граф Эбергард и сэр Смит постарались выдвинуться вперед. Наконец граф Эбергард поинтересовался нейтральным голосом:
– Сэр Ричард, и что… всегда вот так?
– Всегда, – ответил я твердо. – Никакого разнообразия. Летают, мельтешат, все время подставляют себя под выстрелы. Гримасничают, кривляются, вместо того чтобы направиться прямо к цели. Если промахнешься, такая вот дура всегда дает вторую попытку, третью, четвертую… пока не попадешь. Потому и бьем, как мух. А если бы сразу к цели, давно бы всех людей повывели.
Эбергард спросил с непониманием:
– А почему так?
Я пожал плечами.
– Сие тайна великая есть.
Время от времени слышатся тяжелые вздохи, рев, а то и шлепающие по воде шаги. Рыцари тут же сбивались в круг и обнажали мечи, что очень неудобно, держа коней в поводу. Даже Брайан и леди Ингрид не отставали, устрашенные крылатыми чудовищами. Я успел подумать, что же их гонит такое, что готовы идти с нами, только бы поскорее убраться подальше от тех мест, где мы их встретили. Но лишние мысли тут же упорхнули, не до того, Кадфаэль вот безостановочно твердит ограждающие молитвы, я иногда метал на удачу молот: вдруг да собьет что-то призрачное. Один раз и в самом деле вернулся с окровавленной рукоятью. Рыцари притихли и смотрели со страхом и ожиданием то на меня, то на бескрайнее болото.
Все, что двигается или поднимается из глубин, – здешняя жизнь, человеческих следов нет, разве что пройдут где отчаянные охотники или искатели кладов. Я наконец взял в руки лук и стрелял во все, что проступало из тумана, неважно – тираннозавр-рекс или безобидная морская корова. Лучше перебдеть, чем недобдеть.
Сэр Смит вскрикнул, дрожащая рука указывала в клубящийся туман. Я приблизился, с трудом вытаскивая ноги из топи. Впереди медленно проступают из сплошной серой пелены четкие очертания строения. Я сделал еще несколько шагов, дом расположен на высоких толстых сваях, слизь блестит на лишенных коры столбах.
– Посмотрим?
Граф Эбергард сказал жестко:
– Мимо! Не задерживаться!
Я вздохнул.
– Скучный вы человек, граф.
– Зато я чаще других, – ответил он раздраженно, – привожу обратно своих солдат живыми.
– Разве я сказал, что вы неправы?
Он взглянул исподлобья.
– Мне так почудилось.
– Вы правы, граф, если это хотели услышать. Но человек вы – скучный.
– Лучше быть правым, – огрызнулся он, – чем веселым…
Он проглотил последнее слово, но я понял по интонации. Некоторое время мы шли молча, он все посматривал и на небо, и по сторонам, лицо встревоженное, перехватил мой взгляд, сказал несколько раздраженно:
– Сэр Ричард, я просто знаю, какие силы брошены на то, чтобы не допустить нас до герцогства!.. Вы полагаете, дело закончилось с истреблением этих отрядов?
Сэр Смит напомнил гордо:
– Не только этих.
– Что? – переспросил граф раздраженно.
– Вы забыли про крыланов, – обронил сэр Смит с той скромностью, что паче гордыни. – Мы еще помогли сэру Брайану и леди Ингрид, без нас бы им плохо пришлось. А также всяких одиночных.
Граф Эбергард напомнил холодновато:
– Крыланы, которых так лихо пострелял сэр Ричард, могли быть не сами по себе…
Граф Мемель возразил:
– Дорогой граф, вы уж слишком… тут волки овец дерут не потому, что мы едем.
– Лучше предположить, – сказал Эбергард холодно, – что крыланов послали. И что враг знает, где мы.
Граф Мемель сказал с сомнением:
– Сэр Эбергард, мы столь искусно заметали следы, что вон даже болото какое истоптали, кто за нами сунется?
– Мы искусно заметали следы, – согласился граф Эбергард, – но если за нами послали не откровенных ворон, то они все же могут отыскать нас и в болоте. Я же говорю, вполне возможно, что эти крылатые женщины были посланы темными монахами. Уж не думаете ли, что вам удалось от них избавиться окончательно? Нет, у них свой культ, их не убывает. Вообще побаиваюсь, что кольцо вокруг нас стягивается все плотнее. Возможно, враг и сейчас через глаза какой-нибудь птицы наблюдает за нами.
Сэр Смит спросил скептически:
– После той трепки, что мы им задали?
Сэр Смит спросил скептически:
– После той трепки, что мы им задали?
Граф Эбергард напомнил строго:
– Я уже сказал, что герцогство очень хотят захватить… повторяю – очень! Это значит, что против нас может действовать целая армия. Разбитая на группы и до поры до времени прикидывающаяся то купцами, то путешественниками, чтобы не привлекать внимание местных войск. Мы уже доказали свою силу, отбившись от наскока первых групп-разведчиков… так что могут подтягивать что-то посерьезнее.
Сэр Смит самодовольно ухмыльнулся и похлопал ладонью по ножнам, откуда торчит рукоять меча.
– Это уж точно.
– Хорошо бы все-таки выскользнуть без драки, – размечтался я.
– Как?
– Не знаю.
– У меня другой план, – сказал сэр Смит. – Давайте сделаем вид, что отправились, а я спрячусь и прокрадусь за вами на расстоянии. Так я замечу, кто за нами следит!
– И что?
– А ничего, – ответил он хладнокровно. – Хороший удар по голове отправит души нечестивцев оправдываться перед небесным судом.
Глава 2
В арьергарде бредут, держа коней в поводу, леди Ингрид и сэр Брайан. Кровоподтек у Брайана почти сошел, остались только лиловые и желтые пятна, да щека распухла и отвисает с одной стороны.
Я пропустил мимо последних рыцарей. Леди Ингрид заметила меня и напряглась, что ей идет, грудь приподнялась, сделала шаг в сторону, инстинктивно закрывая Брайана.
Брайан с неловкостью улыбнулся мне. Он уже раскрывал рот, собираясь что-то спросить, но я опередил:
– Сэр Брайан, что вас гонит на Юг?
Он вздрогнул, в глазах леди Ингрид метнулся испуг, она непроизвольно дернулась, снова намереваясь укрыть Брайана, как цыпленка от злого коршуна, но сдержалась, я спокоен и спрашиваю мирно, Брайан же побледнел, опустил голову.
– Вы правы, сэр Легольс. Нас в самом деле гонит…
– Что? – спросил я настойчиво. – Вам лучше сказать. Никто не отказывает в гостеприимстве, но мы в некотором конфликте с… некими людьми, что преследуют нас. Нам нужно знать о вас больше. Обстоятельства вынуждают.
Он поднял голову и впервые взглянул мне в глаза честно и открыто.
– Сэр Легольс, – произнес он с прозвучавшим столь явно чувством достоинства, – вы кажетесь человеком, который все равно увидит, когда ему врут. И я скажу правду. Меня в самом деле зовут Брайаном, я средний сын барона Престона из рода Ллойдов. Я похитил… так это выглядит, женщину, которую люблю и которая меня любит, сейчас мы стараемся достигнуть Юга, там беглецов не выдают. А здесь я везде изгой… хотя за мной погони, конечно, нет, но только потому, что еще ни мой род, ни род… леди Ингрид не знает о случившемся. Мало того, что наши семьи враждуют вот уже столетия, но еще и…
Он запнулся, быстро взглянул на еще больше побледневшую Ингрид. Она отрицательно покачала головой.
– Брайан!
В ее голосе звучали предостережение и ужас, однако он вздохнул и сказал, словно бросился в воду:
– Я доверяю вам, сэр Легольс. Ее хотели выдать замуж за человека, которого она не любит…
Я взглянул на леди Ингрид. Да, эта валькирия не позволит, чтобы ее судьбой распоряжались, будь это родители, муж или сам король. Явно же не Брайан решился похитить ее и бежать на Юг, а это она сама его руками похитила себя и бежит с ним в края, куда не дотянутся длинные руки их кланов.
– Хорошо, – сказал я. – Я верю. Очень романтично. Хоть какая-то свежая струя в нашей насквозь деловой жизни. Можете ехать с нами и дальше, я обещаю защиту. Разумеется, вы не должны отставать, капризничать и нарушать установленный порядок.
Она настороженно кивнула, в ее глазах сомнение, зато сэр Брайан расцвел, лицо осветилось ликованием.
– Спасибо, сэр Легольс! – воскликнул он. – Я не трус, я умею управляться с конем и оружием, но я совершенно не приспособлен к роли странствующего рыцаря, который к тому же еще должен провести через чужие земли спасенную женщину благородного положения. Вы меня очень обяжете, я вечный ваш должник…
Леди Ингрид предостерегающе кашлянула, Брайан сконфуженно умолк.
Сердце стукнуло, сбиваясь с такта, и остановилось. Туман становится плотнее, в нем плавают сгустки, но теперь я всеми похолодевшими внутренностями понимаю, что это не просто сгустки, подобно комьям крахмала в молочном киселе. Это формируются призраки тех, кто похоронен в этой земле. Однако в отличие от зверей, человек в самом деле имеет душу, иначе он не ушел бы от звериной сущности так далеко. И вот эти души сейчас воплощаются в серые призраки, вычленяются из тумана, а сам он служил материалом для других призраков.
Дыхание замерзло на губах, я с ужасом увидел десятки, если не сотни призраков, восставших из земли. Тумана не осталось, сейчас только белые фигуры, слегка покачиваясь, словно под неслышимым ветерком, медленно пошли в нашу сторону.
– Езус Кристос, – воскликнул Кадфаэль в страхе. – Господи, сколько же их!
Я плохо помнил, как там насчет душ, вроде бы душа убитого сразу должна мчаться на суд, а там ее либо в ад, либо в рай, но что-то еще про девять и даже сорок дней, почему-то принято в доме умершего сколько-то дней держать завешенными зеркала и остановленными часы, словом, не все так просто, души могут оставаться с телами и быть погребены…
И еще я понял, что только в обществе человек становится человеком, а без него – тварь дрожащая, злобная и быстро теряющая за ненадобностью разум. Эти, спавшие в толще земли десятки, если не сотни лет, не потеряли человеческий облик, но потеряли человеческий разум и человеческие чувства, а сохранили только базовые, то есть животные, инстинкты.
– Не отставать! – доносился из тумана голос Эбергарда. – Не отставать!
Потом призраков словно сдуло ветром, я увидел вскинутые руки Кадфаэля, понял. Пес держится рядом со мной, у него даже лапы чистые, как только ухитряется. Пытался охотиться, но я велел идти со мной рядом. Сам я сбивал молотом какие-то чудовищные фигуры в тумане, похоже – болотных огров. К счастью, они со своей огромностью проваливаются в болото глубже нас, потому не могут двигаться быстро. Молот разбивал им головы, прежде чем успевали замахнуться. Огры – штучный товар, как и динозавры, не могут жить большими стаями, корма на всех не хватит, плечо начало ныть от частых бросков, ладонь распухла от смачных шлепков рукоятью, и тут огры кончились, зато всякая крылатая мелочь то и дело леденила кровь жуткими криками, пролетая над самыми головами.
Туман сгустился еще больше, вместо людей и храпящих в страхе коней я видел только неясные силуэты. Включилось тепловое зрение, в тумане замелькали красные сгустки: одни с грецкий орех, другие с летающую корову. Крупных становится все больше. Я чувствовал, что по достижении некой критической массы они ринутся и просто втопчут нас в грязь, утопят, быстро повесил молот на место, достал лук.
Возле меня, задевая локтями, топтались с обнаженными мечами граф Эбергард и сэр Смит. Смит спросил жадно:
– Что-то летающее?
– Я и ползающих не милую, – буркнул я. – Господь сказал, не мир я вам принес, но меч…
– Надо же, – воскликнул Смит пораженно, – так и сказал?
– Точно! – подтвердил я. – Вон Кадфаэль подтвердит. Так и записано!
– Такой Господь мне нравится все больше, – сказал Смит с энтузиазмом. – А щит у него какой?
– Подробности у Кадфаэля, – ответил я, – а мы пока что поступим по-христиански: кто ударит первым – тот и прав, кто победит – тот и добрый…
Он не успел мигнуть, как я оттянул тетиву и отпустил стрелу одним движением. И словно тем же движением выхватил новую, наложил на тетиву и выстрелил снова. Граф Эбергард и граф Мемель остановились рядом, глаза полезли из орбит, впервые видят, как стреляет их «его светлость».
Всей кожей я чувствовал нарастающую опасность, хотя птицы не нападают, только накапливаются, потому стрелял со всей скоростью, которую дали мне всобаченные в лук и в руку геммы, они же клапсы. Бесстрастное лицо Эбергарда стало белым, у Мемеля отвисла челюсть, только Смит довольно похрюкивал, а его повисшие под тяжестью тины и ряски усы поднялись, словно у них напряглись собственные бицепсы.
В толще тумана пронзительно кричали, хлопали крыльями, тяжелое шлепалось в воду. Однажды из серой стены вылетело нечто с блестящей чешуей, будто крупная рыба отрастила крылья, но блеснул меч одного из рыцарей. Существо упало в грязь, рыцарь торопливо затоптал его глубже, сам в грязи неотличимый от болотного черта.
Из тумана соткалось чудовищных размеров лицо, что заняло треть небосвода. Лицо искажено гневом, черные как смоль брови сошлись на переносице, грозные глаза впились в меня с такой силой, что холод пронзил до глубины костей. Крылья хищного носа трепещут, как у зверя, почуявшего добычу.
Все мы услышали тихий шипящий голос, мне показался похожим на вырывающийся под огромным давлением пар из исполинского котла:
– Кто посмел…
Кадфаэль торопливо читал молитву, вскидывал крест, однако гигантский хозяин болота не обратил на монаха внимания, взгляд его скользнул по всему нашему отряду, мгновенно охватил всех, понял о нас все и уже, судя по его изменившемуся лицу, решил нашу судьбу.