– Кто посмел…
Кадфаэль торопливо читал молитву, вскидывал крест, однако гигантский хозяин болота не обратил на монаха внимания, взгляд его скользнул по всему нашему отряду, мгновенно охватил всех, понял о нас все и уже, судя по его изменившемуся лицу, решил нашу судьбу.
– Погоди, – сказал я поспешно, едва не срываясь на торопливый визг, – мы что, похожи на тех двуногих, кого ты уже видывал недавно?.. А если мы похожи на тех, кого видел очень-очень давно… и уже почти забыл их?
Сердце колотится, как овечий хвост при виде голодного волка. Я отчаянно блефую, огромные глаза вонзили в меня острый взгляд, болезненный удар по всем нервам, и почти сразу черные кустистые брови приподнялись. Он всмотрелся, как мне показалось, с недоверием.
– Ты… не похож…
– Уверен? – переспросил я. Сердце едва не выпрыгивает, виски сжало горячим обручем. – Тогда скажи, на кого я похож?
Он несколько мгновений всматривался, я чувствовал, как острый взгляд бьет в меня, как заостренным шилом, наверняка уже выступила кровь из ранок, все вокруг затихли и страшатся даже дышать, наконец хозяин болота произнес:
– Не решаюсь сказать… это слишком… это невероятно…
– Тогда молчи, – сказал я чуть громче, стараясь, чтобы мой голос звучал авторитетно. – Я здесь под другим именем. И под другой личиной. Так надо!.. А сейчас сделай вид, что нас вообще не видишь, что нас нет…
Гигантское лицо колыхнулось, мне показалось, что начинает наливаться неистовым гневом, потемнело, затем темными клочьями расползлось в стороны, на ходу превращаясь в сгустки тумана.
Я огляделся, никто не шевелится, в мою сторону повернуты белые, как мел, лица. Сейчас можно пройти через отряд, каждого пихнуть, и они повалятся, как чурбаны.
– Вольно, – сказал я. – Расслабьтесь и… получайте удовольствие. Вы знаете, что я – паладин, а брат Кадфаэль даже знает, что я – жидомасон высокого уровня. Большего вам сообщить не можем. Сие тайна великая есть. А теперь, граф Эбергард, не довольно ли нам мокнуть в этом болоте? Скоро корни пустим…
Граф вздрогнул, оторвал от меня неверящий взгляд. По взмаху его железной длани рыцари задвигались, как детали заржавевшего механизма, заскрипели, пятеро снова выдвинулись вперед и пошли, поволокли свои тяжелые тела через жидкую шевелящуюся грязь.
Ковер из мха истончился настолько, что сперва превратился в обычную ряску, а затем и вовсе разбежался на клочья тины и пропал на поверхности черной и неподвижной, как смола, воде. Мы шли по колено, а иногда погружаясь и по грудь в темную затхлую воду. При каждом шаге поднимались коричневые клубы тины, а ноги проваливались в ил, где что-то шевелилось, пыталось выскользнуть из-под подошвы, а другие мелкие звери тупо вонзали зубы в неподатливую кожу сапог.
На широких листьях кувшинок, толстых и мясистых настолько, что выглядели непомерно раздутыми, сидят жуткого вида лягушки, больше похожие на жаб, что напугало сэра Смита. Он заговорил об этом с братом Кадфаэлем, тот перекрестил болотные создания, но те так и остались похожими на жаб, хотя лягушки, только внимательнее провожали нас презрительно-подозрительными взглядами.
Кони хрипели и проваливались в ямы, мы все облеплены с ног до головы зеленой тиной, и вдруг впереди раздался ликующий вопль:
– Болото заканчивается!.. Лес!
– Только бы не мираж, – пробормотал Смит измученно, усы опустились, как у запорожского казака, – только бы не мираж…
Я покосился на брата Кадфаэля, он тащит неподалеку мула, тоже весь в тине.
– Наш человек в лагере небесного воинства разгонит!
– Это если наведенный мираж, – невесело сказал сэр Смит. – А если природный?
Туман медленно раздвигался, проступили темные колеблющиеся тени, начали превращаться в стену могучих деревьев-великанов. Болотное дно быстро поднимается, пахнуло лесным воздухом, мы выбрели на узкую полоску опушки.
Сэр Смит со стоном повалился на землю. Лицо бледное, как у поэта, в усы красиво вплелась зелень, доспехи в разводах грязи. Граф Эбергард дышит тяжело, с хрипами, я слышу, как у него в груди сипит и клокочет, однако он первым собрался с силами и сказал ясным, жестким голосом:
– Всем малый отдых на чистку доспехов! Мы должны уйти в лес раньше, чем погоня выйдет на след.
Я подумал измученно, что можно бы сделать несколько шагов и все-таки войти в лес под защиту многоэтажного навеса из ветвей, но взглянул на небо, где густой, как кисель, туман откусывает наконечник поднятого вверх копья, смолчал.
Над нами пролетела птица размером с дрофу. Такие вроде бы не летают так вот легко, каждый взмах крыла дается с трудом, а эта даже крылья растопырила, как орел над восходящими потоками. Мне почудилось, что она присматривается к нам, руки сами метнулись к луку, но едва я выхватил стрелу, птица хрипло каркнула и пошла вверх, отчаянно работая крыльями.
Я не стал стрелять вслед, вдруг да не знает, на какую высоту бьет мой лук, пусть лучше боится любого выстрела. Граф Эбергард взглянул с одобрением, как мне показалось, но ничего не сказал, лицо остается таким же гранитно-неподвижным.
Пес, наконец-то получив разрешение показать себя в роли охотника, унесся в лес. Рыцари снимали железо, всю одежду, не стесняясь единственной дамы, да и леди Ингрид тоже отошла за ближайшие кусты и разделась донага. Все прекрасно видели ее белое тело за тонкими веточками, но приличия соблюдены, обе стороны молчаливо делают вид, что нас разделяет крепостная стена.
Впрочем, Эбергард распорядился выставить стражу, Дилан с двумя такими же молодыми, но уже опытными воинами, голышом зорко смотрел за лесом, пока его доспехи отмывали от грязи. Они закричали предостерегающе, когда затрещали кусты, в нашу сторону двигается нечто огромное, тяжелое, сопящее…
Уже все разобрали оружие, когда зелень раздвинулась, из кустов показался толстый зад Пса. Он тащил, упираясь всеми четырьмя, такого огромного быка, что Смит едва не выронил меч от удивления.
– Это же балунский бык!.. У него мясо, как у новорожденного ягненка!.. Сэр Ричард, что у вас за собачка! Можно я ее поцелую?
– Не балуйте животное, – ответил я. – Лучше распорядитесь…. гм… насчет трапезы. Я своему псу готовить не доверяю, вечно не дожаривает.
– Правильный пес, – заметил Эбергард. – В полевых условиях и мужчины должны есть недожаренное, чтобы злее быть…
Быка освежевали и целиком зажарили над углями, для этого пришлось насадить на тонкий ствол дерева и поворачивать то одним боком, то другим почти час. Пока жадно восполняли силы горячим пахнущим мясом, вдоль кромки леса сохли неопрятные груды железа, похожие на огромные кротовьи кучи.
Одежда высохла быстро, а кто отжал слабо, тому вскоре пришлось надеть мокрое: граф Эбергард нетерпеливо покрикивал, через полчаса снова на конях, въехали в лес, порядок прежний: пятеро во главе с Диланом впереди, наша пятерка в центре, остальные прикрывают тыл.
Так прошли весь день, заночевали на прикрытой ветвями поляне, но почти не спали, окружив стоянку святым кругом от нежити и ночными дозорами от людей, с утра позавтракали плотно и снова почти весь день без перерыва, если не считать короткие остановки, чтобы напоить коней и дать им чуть отдохнуть.
Граф Эбергард начал тревожиться, приподнимался в стременах и долго всматривался в дорогу, где мы проехали несколько часов назад, а граф Мемель, напротив, больше посматривал в небо, где облака бегут быстро-быстро, часто закрывая солнце.
– Колючка на седле? – поинтересовался я. – Или что-то другое, что бывает от сидячей работы…
Эбергард не понял, ответил очень серьезно, как все, что он говорил или делал:
– Не вижу погони.
– Это плохо? – спросил я саркастически.
– Очень, – отрезал он. – Я предпочел бы врага за спиной, чем впереди.
За это время он похудел, но это выглядит не похудением, а подсушкой, когда именитые спортсмены сгоняют перед трудными соревнованиями лишний жирок, но тугие мышцы остаются нетронутыми, только рельефнеют. Во всяком случае, лицо стало жестче, скулы и подбородок заострились, глаза смотрят все так же настороженно.
– Надо учитывать все возможности, – напомнил он. – Против нас направлены… немалые силы.
Граф Мемель восхитился:
– Как вы изящно! Немалые, надо же… А мне кажется, что наш крохотный отряд бросились останавливать все силы королевства. И даже того, земли которого мы только что покинули. В этом есть только один светлый момент…
– Какой же? – поинтересовался сэр Смит.
– Мы всех оставили далеко позади, – сообщил граф Мемель победно. – Благодаря великолепному маневру сэра Ричарда, который потащил нас через это ужасное болото, противника пустили по ложному следу. Мы выиграли у них по меньшей мере пару суток! А это немало. Пока снова найдут наш след, будем уже далеко.
Граф Эбергард бросил в мою сторону косой взгляд, он не столь высокого мнения о моей способности заметать следы, буркнул с неудовольствием:
– Не слишком ли благостная картина?
– А что вас беспокоит? – спросил граф Мемель.
– За нами послали не крестьян с кольями, – сообщил граф Эбергард.
– Догадываюсь, – ответил граф Мемель ласково.
– С ними не только следопыты и умелые бойцы, – напомнил граф Эбергард, – но и темные монахи.
Граф Мемель потемнел лицом, ехал нахохленный, посматривал искоса, словно эти монахи исчезнут, если о них не упоминать. Я чувствовал, что и у меня настроение испортилось: монахи владеют недобрым искусством смотреть через глаза птиц, и хотя это трудно, но если знать куда смотреть, то увидеть можно многое. Да и вообще, кто знает, как они могут связаться с теми собратьями, что разбросаны по королевствам, найти тех, кто как раз впереди, а они постараются нас встретить…
Глава 3
Я никогда еще не видел такого странного заката, как будто широкая радуга пролегла через все небо от востока до запада: широкая полоса светло-зеленого, что плавно переходит в желтый, оранжевый, красный, багровый и наконец – широкая полоса малинового цвета, лиловости, что опускается к черной земле, и в этой странной неземной лиловости жутко плывет желто-красный шар, весь в продольных полосах, как Юпитер.
С первого взгляда я даже не врубился, заходящее солнце надело такую личину или рано поднявшаяся луна. Граф Эбергард и Смит держатся от меня на таком расстоянии, чтобы успели остановить, если я задумаю какую-то дурость, передовая тройка рыцарей держится далеко впереди, все мы стараемся двигаться лесными тропками, не выезжая на открытые пространства.
Пес рыскал в кустах, Дилан с двумя рыцарями уже подыскивал место, где остановиться на ночь. От них и донесся предостерегающий крик:
– Тревога!.. Впереди враг!
Мы втроем с осторожностью проехали между деревьями к краю леса. В просветы между темными деревьями мир кажется ярче. Там по залитой красным, словно свежепролитой кровью, равнине в нашу сторону мчится отряд легкой конницы. Я сразу отметил сухость и тонконогость коней, настоящие скакуны, не тяжелые рыцарские кони, от этих нам не уйти… если самим не устроить засаду.
Напрягая зрение, я всматривался в их лица, суровые и самоуверенные, их посадку, тоже не рыцарски окостенелую. Вертятся в седлах, оглядываются, переговариваются. Каждый выглядит, как переодетый принц, но все от осознания своей исключительности, ведь они – лучшие, никогда не знают поражений, втопчут в землю любого…
Сзади послышался конский храп. Смит, Эбергард, Мемель спешились и, отодвигая ветви кустов, всматривались в приближающийся отряд. Наконец Смит воинственно всхрапнул, усы встопорщились, как у драчливого кота, с лязгом потащил из ножен меч, уже не бастард, с синеватым лезвием из дорогой стали, изящный по форме и украшенный каменьями.
– Ударим во фланг, – заявил он мужественным голосом. – Они проскачут по этой дороге. Не успеют повернуть коней, как мы врубимся… Красота!
Остальные рыцари дружным гулом поддержали победителя Каталаунского турнира, однако граф Эбергард сказал раздраженно:
– Прекратите, сэр Смит.
Смит спросил с неудовольствием:
– А что я сказал не так? Просто опередил вас чуть, за что приношу свои глубочайшие извинения.
– Вы можете опередить меня только в рубке дров, – отрезал Эбергард, – да и то вряд ли. Вы собой сперва научитесь управлять, а потом думайте об отряде… Пусть скачут, мы не должны себя выказывать.
Мемель добавил ядовито:
– …во всей дури.
Смит воскликнул, поддержанный негромким ропотом остальных рыцарей:
– Как? Упустить такую возможность внезапного удара? – И проиграть войну, – ответил Эбергард злее, – потому что какому-то олуху восхотелось выиграть незначительную схватку?
Смит с обнаженным мечом сделал шаг в сторону графа. Я сказал строго:
– Сэр Смит, меч в ножны!.. Вот так. При всей моей… глубочайшей симпатии к графу Эбергарду вынужден заметить, что он в данном случае прав, как это ни странно. С противником едут, как сейчас хорошо видно, двое темных монахов. Как бы внезапно мы ни напали, те могут успеть передать остальным, где мы находимся.
Затаившись, мы наблюдали, как эти головорезы на прекрасных легких конях проскакали мимо. Граф Эбергард с облегчением вздохнул, он видел, как и я, что достаточно кому-то в отряде было повернуть голову и всмотреться в лес, нас обязательно выдал бы либо блеск доспехов, либо яркое пятно на моем черном плаще.
– Это наемники, – определил он. – Сброд, которому посулили большие деньги за голову его светлости Легольса. Это значит, сейчас даже те, кто роется в земле в поисках кладов, садятся на коней и, сбившись в отряды, пытаются заработать золото быстрее.
Граф Мемель приподнялся на цыпочки, придерживая ветки кустов.
– Скачут, – сказал он, – в том направлении, откуда мы… Значит, полагают, что болото мы все-таки пройти можем. Но не догадываются, что мы его уже прошли. Граф Эбергард, вы были правы, когда не дали устроить ночевку на краю болота, а погнали в лес, в лес…
Граф Эбергард отмахнулся.
– По коням!
Все, в том числе и сэр Смит, начали взбираться в седла.
Заночевали в глубине леса, снова отгородившись как святыми молитвами Кадфаэля, так и всеми защитными амулетами, которыми снабжены рыцари, граф Эбергард с Мемелем и даже сэр Смит. Леди Ингрид поколдовала над своим амулетом, который, по ее словам, дает защиту от всяких подземных гадов и ядовитых змей, а Брайан сообщил, что если положить на землю волосяную веревку, то ни одна змея или ящерица не переползет такую страшную для них преграду.
И снова рано утром, наскоро позавтракав, все в седлах. По желтому ковру из листьев толщиной в ладонь кони ступают беззвучно, словно плывут по воздуху. Деревья двигаются навстречу и расступаются почтительно недвижимые, спокойные, и только высоко-высоко в самых вершинках иногда шелестит ветерок.
Когда выехали на открытое место, я все поглядывал в необъятное небо, а сэр Смит хмуро смотрел в сторону небольшой рощи, я услышал, как он выругался сквозь зубы.
– Что-то стряслось? – спросил я.
– Да так, – буркнул он. – Не люблю, когда такие деревья растут на песке, словно сосны.
Я чувствовал себя дураком, для меня все деревья растут на земле, а кто какую почву предпочитает – это уже высшая математика. Граф Эбергард услышал, обернулся, я видел, с каким вниманием он оглядел рощу.
– Да, – согласился он, – ночевать от таких деревьев лучше подальше. Я не знаю, чем или кем станут при лунном свете, но и сейчас что-то не нравятся.
Подъехал граф Мемель и тоже обронил несколько замечаний, всем понятных, кроме меня, такого тупого, что не видит ловушки, хотя та разверзлась прямо у ног.
Этот день тоже провели в седлах, если не считать, что пересаживались с коня на коня, останавливались на короткие водопои и снова мчались экономным галопом, как вчера, как позавчера. Зеленая степь часто взбугривалась холмами, а когда они опадали, снова тянулась равнина, я замечал, что трава становится суше. Цвет из сочно-зеленого постепенно переходит в желтый, а солнце жжет голову и плечи все сильнее.
Небольшие рощи отважно держат оборону наступающей степи, кое-где даже теснят, отвоевывают пространство, я заметил, что полностью исчезли угрюмые сосны и ели, зато много клена, бука, дуба. Граф Эбергард поглядывал на небо, я думал, что замечает птиц, и всякий раз хватался за лук, он наконец соизволил заметить мои судорожные движения и обронил:
– Похоже, приближается южный ветер… Здесь его называют самумом.
– И что? – спросил я. – Зарыться в песок и переждать?
Он покачал головой.
– Не думаю, что столь сильный. Но лица придется платками закрыть. Песчинки бывают крупные, лицо до крови обдерут.
А Мемель добавил с осторожностью:
– Надо только ехать поближе к лесу.
Через полчаса я сам увидел, как желто-оранжевое облако почему-то опустилось на землю и мчится в нашу сторону со скоростью скачущего табуна. Граф Эбергард заметил тоже, рявкнул злым голосом, и мы поспешно сдвинулись с опушки леса в его чащу.
Я оглянулся на приближающуюся бурю, очень зримую из-за тучи крутящегося в ней, как в центрифуге, крупнозернистого песка, устрашенно велел Псу лечь и закрыть глаза. Сам зажмурился за секунду до того, как жуткий шелест обрушился со всех сторон. Кто-то вскрикнул, другой голос выругался, заржали кони, пытаясь сбросить с глаз привязанные платки.
По мне стучали, как мне показалось, не только песчинки, но и мелкая галька. Все длилось не больше минуты, я лежал, укрывая собой Пса, затем раздался властный голос Эбергарда:
– Подъем!.. Это была не буря…
Я осторожно открыл глаза, на миг решил, что неведомая сила перенесла нас в другое место. Деревья голые, будто гусеницы сожрали все листья, а потом передохли с голоду, земля черная, слегка присыпанная желтыми крупинками.
Рыцари медленно вставали с земли, лязгали поднимаемые забрала. Сэр Смит с руганью отплевывался, песок набился даже под шлем. Мемель торопливо расстегивал ремни, Эбергард вздохнул и велел всем вытряхнуть песок, но сделать это быстро. К счастью, то была не песчаная буря, а так, небольшое облачко. Правда, песок золотой, что хорошо, бывают бури из железных песчинок, а то и вовсе из таких крупинок, что царапаются сильнее алмазных. Те и доспехи иссекли бы начисто, а от коней остались бы одни скелеты.