Из кузницы вышел сэр Смит, раздраженный, усы то воинственно поднимались шильцами вверх, то опускались, как сосульки. Посмотрел на небо, зябко передернул плечами.
– Конь захромал, – сказал он хмуро. – Я даже не заметил, когда этот дурак подкову потерял!..
Из щелей кузницы сизый дымок, частые удары по металлу оборвались, вышел дюжий мужик в кожаном переднике, в длинных клещах раскаленная до вишневого цвета подкова. Сунул в бочку в водой, оттуда с мощным хлопком вырвался столб пара.
Мы понаблюдали за процессом закаливания, наконец кузнец вопросительно взглянул на сэра Смита.
– Иду-иду, – крикнул он. – Моего коня только под присмотром…
Исполинская туча опустилась так низко, что почти задевает верхушки далекого леса. Я рассмотрел дымную полосу, так выглядит издали стена ливня.
– Неужели и нас захватит?
Гослинг внимательно рассматривал тучу.
– Это наверняка. Вам лучше переждать чуть. Если повернет тем краем, ветер оттуда, заметили?.. то ее сдвинет, после обеда можно выехать. Ливень сильный, но размыть дороги не успеет.
– Эх, – сказал я раздосадованно, – были бы здесь имперские дороги! Видел я одну…
– А здесь есть, – сообщил он неожиданно. – Полсотни миль левее… я имею в виду еще левее, и перед вами откроется такая дорога, что можно целовать ее в… грунт! По ней можно скакать в любой ливень! Вы это имели в виду?
– Да, – сказал я восхищенно и обрадованно.
– Но сейчас, – закончил он трезво, – лучше вернуться в дом. Иначе…
В спину ударил внезапный ветер, взвихрил пыль и мелкий мусор. Едва вбежали под укрытие, по двору сперва пронесся, будто прочесал гребнем, дождь из толстых, как веревки, струй, затем струи сблизились, слились. Каменные плиты задрожали от настоящих водопадов, будто небосвод треснул и вода рушится, как горная лавина.
– Такой ливень долгим не бывает! – крикнул Гослинг оптимистически. – Вернемся в зал, отведаем хорошего вина, за это время все закончится. Все-таки лучше ехать, когда светит солнышко, верно?
Ливень в самом деле закончился через полчаса, что для нас и так бесконечно много. Замок стал похож на чашу с широкими краями, почти доверху заполненную водой.
Ворота открыли с огромным трудом, тяжелая масса вырвалась наружу, размывая дорогу и прокладывая русло для целой реки, которой, увы, течь всего несколько минут. Небо осталось затянуто тучами, уже не такими грозными, гром и молнии отдалились и ушли за горизонт, однако дождь продолжался: мелкий, но частый, отвратительный.
Эбергард злился молча, Мемель печально вздыхал. Я заикнулся о междугороднем шоссе, имперской дороге, Эбергард чуть ожил, но посмотрел на небо и махнул рукой.
– Пятьдесят миль?.. За сегодня не доберемся.
– Дороги развезло, – согласился Мемель. – Нужно дождаться, когда туча уйдет. Тут такое солнце, что земля сразу станет как глиняный черепок под копытами наших коней.
Эбергард поглядывал на тучи, прикидывал, наконец сказал раздраженно:
– Да, мы все равно окажемся на имперской дороге завтра в полдень… когда бы ни выехали.
Гослинг на радостях велел продолжать пир в честь высоких гостей. Сэр Смит, Мемель и почти все рыцари с великой охотой заняли места за богато накрытым столом. По кругу пошли заздравные чаши, в кубки щедро лилось дорогое вино, Гослинг первым рассказал забавную охотничью байку, граф Мемель вспомнил еще более веселый случай. Под здоровый дружный хохот зазвучали шутки, песни, заздравные крики.
Я извинился после второй чаши вина, поднялся и постарался улизнуть как можно незаметнее. Граф Эбергард исчез еще раньше. Брат Кадфаэль и не появляется, но к нему претензий нет: монах, у них свои причуды.
Не зная, чем заняться, я вышел во двор, постоял в дверях, не решаясь ступить без особой нужды под гадкий моросящий дождь. Несмотря на мелкие капли, по каменным плитам плещет вода, под стенами бегут настоящие ручьи.
Из небольшой пристройки выглянул брат Кадфаэль, помахал рукой. Я перебежал через двор, поскальзываясь на гладких и словно намыленных камнях.
Пристройка оказалась нечто вроде лечебницы, пахнет травами, настойками, в котле варятся корни. Старый сморщенный человек с длинными жидкими волосами вправлял руку подростку. Тот терпел боль молча, а когда лекарь отпустил его, убежал с такой скоростью, что дважды поскользнулся на вымытых булыжниках двора.
– Это отец Влесалий, – сказал Кадфаэль печально. – Церковь его в запустении, часовня разрушена. Вот теперь…
Старик поклонился мне, лицо спокойное, затаенная грусть прячется в глубине глаз.
– Приветствую, брат паладин. Сочувствую, у тебя тяжелая ноша.
– Почему? – удивился я. – Это вон у брата Кадфаэля тяжелая. Мне проще. Я аки птаха вольная. Никакими канонами не скован.
Он сказал с еще большим сочувствием:
– В этом и есть тяжесть. Брату Кадфаэлю задан путь, а ты все время ищешь, оступаешься, попадаешь то на камни, то в топь, то на дорогу, что обрывается пропастью…
Я подумал, кивнул.
– Верно, отче. Но ум для того и даден, чтобы искать дорогу.
Он покачал головой, печаль в глазах стала заметнее.
– Недостаточно быть умным. Необходимо быть достаточно умным, чтобы не позволить себе стать умным сверх меры.
Сказано многозначительно, он даже умолк в этом месте и внимательно посмотрел на меня, дескать, понял ли, я кивнул и спросил, показывая, что понял, не совсем тупой:
– Вы хотите сказать, что Сатана сделал ошибку… ставши умным… сверх меры?
Кадфаэль замер, смотрел то на меня, то на лекаря, не уловив быстрого перехода, он полагал, что камешек был брошен в сторону хозяев замка.
Отец Влесалий мягко улыбнулся.
– Ты все быстро схватываешь, брат паладин. Для тебя это странно звучит, да? Думаешь, разве можно стать умным чересчур или слишком? Наоборот, чем умнее, тем лучше! Увы, как раз в этом и есть самая великая ошибка людей и даже всего рода человеческого.
Я сказал с неохотой:
– Да-да, я понимаю, вера должна быть выше, чем ум. Согласен, быть умным – еще не все. Но вот быть мудрым…
Он кивнул.
– Хорошо подмечено. Ведь большинство так и не понимает, что умность и мудрость – не одно и то же. Однако я для вас, видимо, не открою истину, что мудрость обязательно приводит к вере?
– Откроете, – ответил я вежливо. – Это для меня очень уж крамольная истина. И я не думаю, что в рамках вот такого разговора на пороге вы сумеете меня убедить…
Кадфаэль вздрогнул, сказал быстро:
– Да-да, это разговор долгий. Я хотел попросить вас рассказать брату паладину путь к императорской дороге. Я слышал, что туда добраться очень непросто.
– Просто, – возразил отец Влесалий. – Там всего лишь одно место… не скажу, что опасное, но почти всякий теряет направление и уходит далеко в сторону. К счастью, нет близко ни топей, ни зыбучих песков, но если человек не спохватится или у него окажется слишком быстрый конь, то к вечеру может угодить в такие топи…
– Почти всякий, – повторил я. – А кто не теряет?
Он кивнул на брата Кадфаэля.
– Если пойдет со святой книгой в руках и верой в сердце, он не собьется с пути. Вам нужно только верить ему и следовать, хотя разум… ох, этот разум!.. будет упорно говорить, что сбились в пути.
Я взглянул на Кадфаэля. Он виновато улыбнулся и развел руками.
– Спасибо, – сказал я. – Мы Кадфаэлю верим. К счастью, он уже успел показать себя… доблестным рыцарем.
Кадфаэль протестующее дернулся, я уточнил:
– Рыцарем Господа Бога нашего.
Отвратительный дождь продолжался до позднего вечера, затем ветры сдвинули весь массив туч в сторону, небо очистилось, темно-синее, быстро переходящее в лиловое, закат показался особенно ярким, пылающим.
Эбергард бесился, Мемель успокаивал, что на ночь все равно ехать глупо, а за ночь земля подсохнет, выедем рано утром, такой ливень и дождь задержали погоню точно так же, как и нас. Эбергард зло блистал очами, я поглядывал на него, и холодок бегал по коже. Если учесть, что темные монахи могут передвигаться на крылатых птицах, то вовсе не обязательно ждать их завтра или послезавтра. Возможно, они уже впереди готовят засаду.
Вечером снова пир, охотничьи и боевые истории, я сослался на усталость, дескать, изнеженный сынок герцога, выбрался из-за стола и отправился в крыло для гостей.
В темном переходе впереди блеснуло нечто серебристое, словно кто-то бросил нежное покрывало невесты, и оно плывет по воздуху на теплых струях. Затем я сообразил, что воздух неподвижен, никаких сквозняков, а покрывало в самом деле плывет, не опускаясь на пол, не поднимаясь к темному своду, не цепляясь за редкие светильники на стенах.
Сердце заколотилось сильнее, когда сообразил наконец, что никакое не покрывало, а самый обыкновенный призрак. Некоторое время я шел за ним, начиная тревожиться, там уже наши комнаты, а призрак, достигнув развилки, попросту вошел в стену. Я заметался, не зная, вправо или влево, потом решил, что я ведь паладин, значит, все-таки вправо, хоть и очень тянет влево, что естественно, помчался, грохоча подошвами, по длинному коридору, стараясь держаться стены, противоположной той, где в ряд застыли металлические фигуры рыцарей.
В нашем крыле на входе вскочил и вытянулся Дилан, стукнул в пол древком короткого копья.
– На страже!
– Благодарю за службу, – буркнул я. – Здесь никто не проскочил?
– Нет, – ответил он, но чуть замялся, я спросил резко: – А какая-нибудь тень? Призрак?
Он сказал нерешительно:
– Да, призрак… призрак был. Но я не думал, что призрак кому-то опасен.
– Местные нет, – сказал я, – а этот похож на чужака. Куда он метнулся?
Дилан повернулся, показывая рукой. Я дернулся, там дверь комнаты сэра Смита.
– За мной, – велел я. – Или нет, позови брата Кадфаэля!
Он ринулся вниз, я с разбегу набежал на дверь, за которой расположился сэр Смит. Ударился всем телом, но двери ввиду частых пожаров везде научились ставить только открывающимися изнутри, рванул на себя и застыл, видя, как призрак завис над кроватью со спящим рыцарем с раскинутыми по ложу руками и растопыренными усами и медленно трансформируется в образ молодой обнаженной женщины с очень чувственным телом, белокожую, с широкими бедрами и тонкой талией, а уж грудь такова, что даже я не мог оторвать взгляда, хотя в свое время насмотрелся на силиконовых красоток.
Она медленно опускалась к рыцарю, он что-то забормотал, беспокойно мотнул головой из стороны в сторону, как конь, отгоняющий овода, а то и слепня, однако губы причмокнули, после чего призрачная женщина опустилась на него сверху. Ее руки обхватили его широкие плечи, прижалась сладострастно всем великолепным телом.
Я наконец пошевелился, сказал с натугой:
– Эй… как тебя… оставь моего приятеля в покое.
Женщина покосилась на меня миндалевидным глазом, я услышал хрипловатый чувственный голос:
– Тобой я займусь после него…
– Польщен, – пробормотал я. – Прям не дождусь. А вот его оставь, слышь?
Женщина, не отвечая, прильнула огромным чувственным ртом к губам сэра Смита. Я нервно щупал то рукоять меча, то молота и тут заметил, что тело женщины медленно начинает наливаться красками, плотью.
– Чтоб тебя… – вырвалось у меня. – Оставь его! Да воскреснет Христос, да расточатся врази Его…
Женщина вздрогнула, на миг оторвала красный рот от губ спящего, но я запнулся, вспоминая слова, и она снова прильнула к его губам. Я попытался ухватить ее за голую ногу и сдернуть, однако пальцы прошли сквозь призрачную плоть и стиснулись в кулак, в то же время чувствовал, что жизнь сэра Смита переливается в эту тварь…
Дверь распахнулась, в комнату ворвались Дилан и брат Кадфаэль. Кадфаэль ахнул, вскричал обвиняюще:
– Суккуб?.. Да как ты посмела пить кровь христианина, когда здесь столько еретиков… Изыди!
– Не изыду, – ответила женщина глухо, не отрываясь от губ сэра Смита, тот уже начал извиваться в сладкой истоме.
– Именем Господа! – сказал брат Кадфаэль громко. Он начал читать молитву, красивую и звенящую, прекрасная женщина задрожала, ее как будто незримые руки оторвали от жертвы, она приподнялась в воздух, почти материальное тело снова начало таять. Наши взгляды встретились, она не увидела в моих ни страха, ни отвращения, сказала едва слышно:
– Мы еще встретимся…
– Сперва спроси у Санегерийи, – ответил я предостерегающе.
Она не растаяла, но едва заметной тенью метнулась к выходу в коридор, прошла сквозь каменную стену. Сэр Смит застонал и открыл глаза. Я сказал с облегчением:
– Жив… Как хорошо!
Он прохрипел:
– Жив? Не уверен… Но какая мне женщина снилась, какая женщина! А вы, мерзавцы, такой сон спугнули…
Брат Кадфаэль смолчал, а я сказал понимающе:
– Да, такая женщина кого угодно в грех введет. Даже ее прелестная родинка над верхней губой и та как нарочито…
Он шире распахнул глаза, даже не делая попытки встать.
– Вы ее видели?
– Еще как, – ответил я. – Брат Кадфаэль едва отогнал.
– Зачем? – спросил сэр Смит. Он посмотрел на брата Кадфаэля почти враждебно. – Зачем гнать такую женщину?
– Дело в том, – объяснил я, – что она не совсем женщина. Вернее, совсем не женщина. Когда я гнался за нею, у этой женщины была вот такая морда, вот такая двухнедельная щетина, вымени ни следа… или тебе все равно: мужчина или женщина?
Он в испуге отшатнулся к стене, едва не размазался, как хачапури.
– Нет, конечно! Как можно такое подумать? Это же содомия! Но вы врете, как две поповы собаки!
Брат Кадфаэль перекрестился, я вздохнул. Сэр Смит переводил взгляд с одного на другого, умоляя сказать, что пошутили, воскликнул в отчаянии:
– Ну почему, почему всегда так? Если женщина прекрасная, то всегда суккуб, если уродливая дура – то верная и преданная жена. А то еще и умная в придачу ко всем уродствам…
– Неисповедимы пути Господни, – ответил брат Кадфаэль благочестиво.
– Ладно, – сказал я, – ты здесь прочти пару молитв, чтобы освятить место… а то и огради молитвой, а я зайду к местному магу.
Кадфаэль дернулся, лицо искривилось.
– Нужно ли?
– Не очень, – признался я. – Но мне кажется, что он в этом замке даже больше хозяин, чем благородный сэр Гослинг.
Глава 2
Свет в комнате мага шел с потолка, но я не увидел там светильников. Просто светится весь потолок, отблески играют на гладкой поверхности стола. Там всего три толстенных тома в латунных переплетах, золотые буквы на корешках, еще два ряда устрашающей толщины книг в шкафу. Там же потемневшие от употребления старые тигли, реторты и прочие инструменты, непонятные мне, я ведь рыцарь, а нам даже положено быть малограмотными.
Он смотрел пытливо, указал на кресло по ту сторону стола, однако я, поблагодарив вежливым кивком, прошелся вдоль стен с книгами, спросил: «Можно?» и, не дожидаясь ответа, я же благородный рыцарь, мог бы и не спрашивать вовсе, снял с полки одну книгу и заглянул.
Шрифт знаком, однако вся книга записана способом, который одно время был в большой моде среди магов Шестого Царства Магов: одно-единственное слово в книге, но когда распахиваешь ее, то видишь массу слов, написанных одно поверх другого, умелый трюк, но что-то в нем декадентское, от упадка, от игры словами. Когда смысл вообще-то уже и не важен, а для меня все-таки важнее смысл, я всегда предпочитал информационные тексты, чем дамские романы.
Тетон смотрел насмешливо.
– Ну как, сэр Легольс?.. Нравится наше чтение?
Я ответил с небрежностью:
– Да, я бы, пожалуй, стал колдуном, если бы уже не был герцогом.
– Вот как?.. Вам это интересно?
– Очень, – сказал я искренне. И добавил уже с натужным восторгом: – В этих книгах наверняка есть и секрет, как стать королем! А то и вовсе – императором!
Он продолжал улыбаться насмешливо и свысока. Простолюдину даже понятно, что если свойства найденного при раскопках амулета проявляются сразу… не говоря уже о мечах, шлемах, щитах и прочей ерунде, то книгу еще надо прочесть. А прочитав – понять! Если же учесть, что большинство книг писалось для своих, то обычно использовался и свой язык, полный тайного смысла, а то и вовсе придуманный, как богатые языки волапюк, эсперанто и зегегант, хотя на самом деле не было народов, которые бы говорили на этих языках, как сперва твердо считали первые исследователи. Потом была выдвинута теория, что языки были созданы, чтобы объединить все народы, но в конце концов уверились в том, что эти языки относятся к «тайным», на которых говорят члены глубоко упрятанных обществ.
Так вот, книги, в отличие от амулетов или оружия, обычно продавались за бесценок богатым лордам, а те складывали в подвалы или библиотеки, у кого что было, чтобы потом свой колдун или алхимик пытался в них найти секрет философского камня. Некоторые лорды накопили огромные библиотеки, в которых конь не валялся с самого основания библиотек. А они начинались еще при дедах-прадедах, которые тоже собирались как-нибудь засесть за чтение, как только разделаются с войнами, бабами, долгами, повинностями, обязанностями, внуками, невестками, назойливыми соседями, нашествием саранчи, мором скота, повышением цен на соль, призывом короля на помощь в укрощении взбунтовавшегося феодала…
Еще крупнее библиотеки в королевских хранилищах, а уж у всяких тайных и явных орденов, что существуют тысячи лет, порой переходя из одной эпохи в другую, так и вовсе несметные сокровища, из которых лишь сотая часть хотя бы разобрана, а уж прочитана… если тысячная часть, то это просто чудо.
За окном колыхнулись ветви, по стене чиркнуло сухим прутиком. Тетон оглянулся, там балансировала, стараясь удержаться на качающейся ветке, небольшая сова.
– Простите, – сказал Тетон быстро, – это ко мне…
Он отворил решетку, сова растопырила крылья и спланировала на подоконник. Пока она щурилась от яркой свечи, Тетон быстро извлек из кожаного кармашка на лапе тоненький листок бумаги.
Я следил, как он разбирает мелкий текст, по спине сперва побежал предостерегающий холодок, затем пронзило леденящим холодом. Тетон обернулся, темные глаза вспыхнули багровым огнем. Я спросил первым: