Прошло не менее часа, прежде чем Елизавете удалось успокоиться. Жар ее гнева немного ослаб, но содеянное Робином по-прежнему казалось чудовищным преступлением. Он просил его навестить? Хорошо, она отправится немедленно. Пусть увидит, сколько боли и страданий он причинил ей своим браком. Пусть поймет, что прежних отношений между ними уже не вернуть.
Елизавета надела плащ, спрятав под глубоким капюшоном распухшее лицо и воспаленные от слез глаза. Спустившись вниз, она быстро пошла через сад к своему личному причалу. Там всегда наготове стояла ее барка. Елизавета приказала плыть к Странду, туда, где стоял Лестер-Хаус. Барка остановилась возле аккуратной пристани. Елизавета сошла на берег. Перед ней высились стены впечатляющего особняка, недавно построенного Робертом. Здание украшала колокольня в итальянском стиле. Не видать бы денег на этот особняк, если бы не щедрость королевы. Неблагодарный предатель!
«Наверняка ведь строил для этой шлюхи Летиции», – со злостью думала Елизавета.
Ее заметили. Навстречу выбежали слуги, принялись подобострастно кланяться. Елизавету проводили внутрь. Она поднялась по массивной дубовой лестнице и оказалась в просторной комнате, больше напоминающей зал. Там она и увидела Роберта. Он посмотрел на гостью так, как смотрит мышь, загнанная в угол большой страшной кошкой. Потом, спохватившись, отвесил учтивый придворной поклон. Признаков той женщины Елизавета не заметила.
Едва закрылась дверь и они остались одни, Елизавета подскочила к Роберту и влепила ему звонкую пощечину.
– Как ты мог? – закричала она, и утихшая было злость вспыхнула с новой силой.
Роберт удивленно взялся за покрасневшую щеку.
– Как я мог? – с грустью повторил он. – Я устал ждать и надеяться. Все эти двадцать лет я преданно любил тебя, Бесс, и постоянно лелеял надежду, что наконец ты окажешь мне честь и станешь моей женой. Но ты снова и снова говорила, что не хочешь меня. Ты настолько боялась брака, что не желала даже думать об этом. – Его тон становился все более сердитым. – Бесс, я отдал тебе свою молодость. Все свои лучшие годы я ждал тебя, а ты лишь щедро вознаграждала меня за мою верную службу. – Он махнул рукой, указывая на богатую обстановку комнаты. – Но мужчине нужно не только это. Ему нужна жена в постели, нужен наследник, а этого ты дать мне не могла. Я тебя не упрекаю. Однако ты передо мной в долгу и должна позволить мне ухватить кусочек счастья, пока оно доступно. Я уже немолод и не могу дальше тешить себя ожиданиями.
– А я-то думала, ты меня любишь.
Ей было не сдержать слез. Слова Роберта прозвучали подтверждением того, о чем она даже сейчас боялась думать. Отныне он для нее потерян.
– Я любил и продолжаю тебя любить! – возразил он. – Женитьба ничуть не умалила моей любви к тебе. Но мы оба знаем: наша любовная страсть давно угасла и мы похожи на брата с сестрой. Можешь не сомневаться: я всегда был и всегда останусь безраздельно предан тебе.
Елизавета молчала. Она была слишком подавлена его словами и воспоминаниями. Сколько раз Роберт просил, умолял ее выйти за него замуж. Чуть ли не в ногах валялся. А она постоянно отказывалась, кормила обещаниями, просила «еще немного подождать», хотя заранее знала, что обманывает. Королеву охватило острое, досадливое чувство упущенного времени. Если бы это время можно было повернуть обратно… А если бы можно, если бы случилось такое чудо, разве она повела бы себя по-другому? Не заставила бы его снова ждать и надеяться? Она отличалась от всех прочих женщин. Ее сломали еще в отрочестве. И потом, она была королевой. Вспомнив об этом, Елизавета внутренне собралась. Королева должна и вести себя как королева, а не выставлять себя несчастной, одураченной женщиной. Мужчина перед ней – один из ее подданных. Он всего лишь женился, как женятся и богатые, и бедняки. Он не совершил никакого преступления, чтобы его судить и наказывать. Королеве следовало бы благосклонно улыбнуться и поздравить его с законным браком, сохранив гордость. Ничего, теперь она будет вести себя так, как надо. И потом, час уже поздний. За окном темнеет. Пора возвращаться в Уайтхолл.
– Ничего не изменилось, – сказал Роберт.
Его глаза были полны искренней симпатии. У Елизаветы это вызвало раздражение. Она не хотела его симпатии. Вскоре он уляжется в постель со своей шлюхой. Со своей беременной шлюхой. Наверняка это было главной причиной их тайного брака.
– Да, любезный лорд, ничего не изменилось. – Елизавета резанула его колючим взглядом. – Ты по-прежнему находишься у меня на службе. Кстати, а где твоя… жена?
Елизавете очень не хотелось произносить это слово. Ей казалось, тем самым она признаёт реальность случившегося.
– В Уонстеде.
– В Уонстеде?
– Да. Я выкупил у лорда Рича Уонстед-Холл.
В прошлом это была королевская резиденция. Если Елизавете не изменяла память, очень красивый дом. Елизавете было ненавистно думать о той женщине, ее удачливой сопернице. Противнее всего, что сейчас та женщина втайне праздновала свою победу, да еще в таком прекрасном особняке, как Уонстед-Холл. Что ж, одну битву с собой она выиграла. Но война еще не закончена.
– Ей там должно понравиться, – имитируя спокойствие, произнесла Елизавета. – Можешь передать мое крайнее недовольство ее поступком, поскольку она вышла замуж без моего позволения. Вдова графа была просто обязана обратиться ко мне за разрешением на брак. Можешь добавить, что при дворе она больше не появится.
Роберт приготовился было возразить, но не стал. Пусть королева успокоится. Тогда, глядишь, и передумает. А пока лучше ее не злить.
– Я понимаю, какие чувства ты испытываешь сейчас, – вместо этого сказал Роберт, протягивая к ней руки.
– Ничего ты не понимаешь! – огрызнулась Елизавета, словно не видя этих протянутых рук. – Жду твоего возвращения ко двору, когда поправишься.
Она сделала упор на последнем слове. Пусть поймет, что она раскусила его вранье.
– Спокойной ночи, любезный лорд Лестер.
Елизавета повернулась и, не оглядываясь, вышла.
Вернувшись в Уайтхолл, она отправила Мендосе записку с извинениями. К сожалению, она не сможет возобновить прерванную беседу, поскольку ей нездоровится. Потом улеглась в постель и снова дала волю своему горю.
На следующий день, созвав заседание Тайного совета, Елизавета распорядилась о немедленной отправке посланника в Париж для возобновления переговоров о ее браке с герцогом Анжуйским. Роберта на заседании не было. Он прислал записку, прося извинить его отсутствие. Далее писал, что болезнь снова заставляет его отправиться на воды в Бакстон. Елизавета не поверила. Скорее всего, поехал в Уонстед, к той женщине. Елизавету захлестнула волна жгучей ненависти к этой гадюке Летиции. Даже покойная королева Мария, чуть не погубившая ее, даже Мария Стюарт, мечтающая ее свергнуть, не были ей столь ненавистны, как дочь покойной Кейт Ноллис.
– Любезные лорды, сообщаю вам, что лорд Лестер женился на леди Эссекс, – объявила Елизавета, так и не сумев придать лицу бесстрастное выражение.
Двадцать лиц пристально смотрели на королеву.
– Ваше величество, вы дали лорду Лестеру позволение на этот брак? – осторожно спросил Бёрли.
– Разумеется, – солгала Елизавета.
Никто не должен знать, что он обманул и больно ранил ей душу.
Роберта не было при дворе целых два месяца. Скорее всего, думала Елизавета, он намеренно дал ей время привыкнуть к его новому положению. Или просто наслаждался медовым месяцем… мерзавец. Однако давние привычки исчезают медленно, а то и вообще не исчезают. Невзирая на злость и досаду, Елизавета беспокоилась, не заболел ли Роберт всерьез. Вдруг эти воды ничем ему не помогут? Когда волна беспокойства схлынула, королеву вновь начали грызть сомнения, а действительно ли Роберт отправился в Бакстон. Может, он в Уонстеде, резвится в постели с той женщиной… как когда-то резвился с ней… Только там ему никто не говорит «нет». Там ждут его мужских подвигов… Елизавета закусила губу, в который раз пообещав себе не давать волю подобным мыслям.
Хаттон, видя угнетенное состояние королевы, пытался ее развеселить, пуская в ход все свои мужские чары. Как-то вечером, уговорив Елизавету потанцевать, он шепнул ей на ухо:
– Есть только одна женщина, на которой я бы мечтал жениться. И эта женщина – вы, прекрасная Элиза.
– Веки мои, ты слишком много себе позволяешь, – упрекнула его Елизавета, но все же попыталась улыбнуться.
– Вам известно о моем неослабевающем восхищении вами, – клялся Хаттон, и его темные глаза сверкали от желания. – Служить вам – все равно что оказаться в раю. Не видеть вас – худшая из пыток ада.
Какая верность! Елизавета прослезилась и крепко сжала его руку.
– Я бы не выдержала, если бы ты предал меня, как это сделал лорд Лестер, женившись на другой. А ведь он тоже клялся мне в вечной верности.
– Вам известно о моем неослабевающем восхищении вами, – клялся Хаттон, и его темные глаза сверкали от желания. – Служить вам – все равно что оказаться в раю. Не видеть вас – худшая из пыток ада.
Какая верность! Елизавета прослезилась и крепко сжала его руку.
– Я бы не выдержала, если бы ты предал меня, как это сделал лорд Лестер, женившись на другой. А ведь он тоже клялся мне в вечной верности.
– Не это ли является причиной вашей великой и столь долго длящейся печали?
Хаттон повел Елизавету к окну, чтобы в относительном уединении та смогла успокоиться.
– Великая королева, выходите за меня замуж. Вы познаете истинную мужскую верность! Клянусь, я верну счастье в вашу жизнь. Я готов лобзать ваши стопы! Позвольте мне поклоняться вам на алтаре Гименея!
– Кристофер, я не хочу выходить замуж! – резко ответила Елизавета, ударив его в грудь. – Брак принесет мне одни страдания, а ты, дорогие Веки, ничем не лучше других. Я тебе нужна только из-за своей короны.
Такого поворота Хаттон никак не ждал. Он даже опешил.
– Возражаю, ваше величество, – уже не столь уверенно произнес он. – Моя любовь к вам превосходит любовь всех остальных. Человеку негоже оставаться неженатым или незамужней, ибо это противоречит Божьему закону. Если бы вы согласились выйти за меня, я был бы счастливейшим из смертных!
– Увы, мой верный Кристофер. – Елизавета вяло улыбнулась. – Мужчины остались в прошлом.
Впрочем, она и здесь слукавила. Всякий раз, когда приходило письмо от Роберта, Елизавета оживала. Она невыносимо скучала по нему и очень жалела о тогдашней ссоре. Ну и что, если он женился? Та женщина никогда более не появится при дворе. Он был прав: в их отношениях ничего не изменилось. Роберт по-прежнему будет рядом с ней; столько, сколько она захочет и пока ей этого хочется. Да пропади пропадом та, другая, чье имя Елизавета не желала произносить даже в мыслях.
Позвав Хаттона, она велела своему воздыхателю:
– Напиши лорду Лестеру, что его отсутствие слишком затянулось. Я желаю, чтобы он строго выполнял врачебные предписания. Но если бакстонские воды ему не помогают, в будущем я не позволю ему обременять себя и меня столь длительным отсутствием.
Это послужит Роберту напоминанием, кто здесь хозяйка и чего она ждет от него. На первом месте у него должны стоять желания королевы, а не прихоти жены. И еще пусть твердо запомнит: с ней, его королевой, он должен вести себя так, словно ничего не изменилось. Тогда она, быть может, позволит оставаться у нее в фаворитах, как прежде. Елизавета сомневалась, что боль от его предательства со временем утихнет, но такое поведение казалось ей приемлемым. Не исключено, что когда-нибудь она и простит Роберта. А пока наполнит его жизнь трудностями и заставит не раз пожалеть о своей дурацкой скороспелой женитьбе.
Дурное настроение не отпускало Елизавету. Все лето она брюзжала и огрызалась на своих советников, срывалась на безгласных служанок, раздавая тумаки и пощечины. Причина такого поведения королевы не была секретом ни для кого, и это злило ее еще сильнее. Ведь она привыкла, чтобы окружающие восхищались ее самообладанием. Роберт вернулся ко двору и буквально попал в плен. Беременность Летиции протекала тяжело. Ему хотелось поддержать жену, но уехать без разрешения он не мог, а получить разрешение было попросту невозможно. Роберту приходилось изворачиваться и действовать с крайней осторожностью. Он решил в присутствии Елизаветы никогда не упоминать о своем браке, но преодолеть возникшую стену отчуждения не мог. Исчезла их прежняя дружеская доверительность. Они редко шутили, а их переписка теперь ограничивалась лишь официальными темами. Елизавета срывалась из-за пустяков, отчитывая Роберта с особой язвительностью, и даже самые невинные его просьбы встречала в штыки.
Состояние королевы усугублялось сильной зубной болью. То была плата за чрезмерное поедание сластей. Щеку Елизаветы раздуло. На заседаниях она сидела с красным лицом, раскачиваясь от боли, которую пыталась унять сушеными цветками гвоздики и тряпками, смоченными в горячей воде, которые прикладывала к вспухшей щеке. Зачастую Елизавета вообще не являлась на заседания, и тогда государственные дела Англии останавливались.
Советники понимали, что ей тяжело, и старались говорить как можно осторожнее, тщательно подбирая слова. Но существовали вопросы, требовавшие незамедлительного решения.
– Ваше величество, что касается вашего брака с герцогом… – начал было Уолсингем.
– Не сейчас! – оборвала его Елизавета.
– Тогда, быть может, вам будет угодно обсудить строительство нашего военного флота? – предложил Бёрли. – Флот короля Филиппа растет день ото дня.
– Брак – вопрос более важный, – настаивал Уолсингем. – Пройдут годы, прежде чем Испанская армада поднимет паруса.
– Ты слышал, что я сказала?
Порывисто нагнувшись, Елизавета сняла остроносую туфлю и запустила ею в Уолсингема.
– Мур, ты становишься несносным. За твою настырность я прикажу тебя повесить!
Уолсингем сумел пригнуться, и туфля пролетела мимо. Выпрямившись, он невозмутимо посмотрел на королеву:
– В таком случае, ваше величество, я прошу, чтобы меня судили в Мидлсексе. Тамошние судьи известны своей снисходительностью.
Даже пронзительная зубная боль не помешала Елизавете улыбнуться.
Но зуб ее выматывал. Промежутки, когда он утихал, становились все короче. Ночами Елизавета почти не спала. Как-то вечером спешно вызванный к ней для обсуждения угрозы со стороны Нидерландов Роберт застал ее стонущей от невыносимой боли. Как в прежние времена, он встал на колени и принялся утешать свою несчастную королеву, массируя ее безобразно распухшую щеку. Он сам подавал ей цветки гвоздики и смачивал горячей водой тряпки для компрессов.
– Бесс. – Роберт давно не осмеливался называть ее этим дорогим для него именем. – Есть простой способ унять эту боль. Нужно вырвать зуб. Ты ведь страдаешь уже не первый месяц.
– Да, я страдаю не первый месяц, – ответила она, подразумевая вовсе не зубную боль.
Роберт решительно игнорировал подтекст.
– Нужно вырвать больной зуб, – повторил он. – Хочешь, я пошлю за зубодером?
– Нет! – крикнула Елизавета.
– Все кончится в считаные секунды. Это гораздо лучше, чем терпеть ужасную боль.
– Нет! Я не хочу терять зубы. Слышала, король Филипп успел потерять их достаточно и теперь ест все жиденькое, как старик.
Зная, что Елизавету не переупрямишь, Роберт больше не говорил о зубодере. Он провел в спальне королевы всю ночь, пытаясь отвлечь ее чтением, а когда боль становилась особенно чудовищной, шептал утешительные слова. Удивительно, с какой легкостью оба вернулись в прежние дружеские отношения. Роберт радовался этому, хотя мыслями все время переносился к Летиции, оставленной в Уонстеде. Он сильно скучал по жене. И потом, он устал, очень устал и больше всего сейчас хотел оказаться в своей постели. Но его радовало налаживание отношений с Елизаветой. Ради этого можно обречь себя на бессонную ночь.
Только утром Елизавета наконец уснула. Пошатываясь, Роберт покинул ее покои. В коридоре ему встретился епископ Лондонский, шедший проводить утреннюю службу в королевской часовне. Роберту нравился епископ Эйлмер – такой же убежденный протестант, как он сам. Перебросившись парой обычных вежливых фраз, Роберт сообщил епископу, что королеве нездоровится и ее, скорее всего, не будет на службе.
– А чем больна ее величество? – с искренней заботой спросил епископ.
– Ее донимает зуб. Мучается с ним уже несколько месяцев, а вырывать не соглашается. Боится.
– Я вполне понимаю ее страдания, – признался Эйлмер. – У меня самого зуб болит… Знаете, кажется, я нашел способ помочь королеве.
Днем зубная боль возобновилась. Держась за щеку, королева сидела в приемном зале. Музыканты старались ублажить ее мелодичными пьесами Фалеза и Майнерио. Придворные стояли и терпеливо ждали, когда она соизволит обратить на них внимание. В это время доложили о появлении епископа Эйлмера.
– Здравствуй, епископ. – Елизавета с трудом встала. – Лорд Лестер сказал мне, что ты придешь.
Лестер и Эйлмер понимающе переглянулись.
– Ваше величество, прежде всего, позвольте мне выразить свое искреннее сочувствие по поводу вашей длительной зубной боли.
Елизавета гневно посмотрела на него.
– Вы не одиноки в этом несчастье. У меня тоже болит зуб, – продолжал Эйлмер. – Мне говорили, что ваше величество боится вырывать своего возмутителя спокойствия. Поверьте, это совсем не страшно. Я привел с собой зубодера, который согласился в вашем присутствии вырвать мой больной зуб, дабы вы смогли убедиться в напрасности ваших страхов.
– Он смелый человек, – шепнул Роберт стоящему рядом герцогу Сассекскому.
– Всяко смелее меня, – ответил граф. – Не знаю, чего я боюсь сильнее: выражения лица ее величества или щипцов!