– Нет, не то! Совсем не то! Ромка, а ну с начала медленную часть! Опозорюсь завтра!
Только сейчас Лера заметила Романа. Он сидел на стуле у дальней стены, в полумраке. В руках у него была гитара. Потрясённая девушка поняла, что это он и играл. На окрик сестры Лагутин ничуть не обиделся, кивнул и начал снова. Он играл без видимого труда, словно выполняя давно знакомую работу, едва касаясь струн. И Лере казалось, что гитара сама по себе вздрагивает аккордами, которые спешили вслед за каблучками Эсмы.
Лера на цыпочках вернулась в кухню. И долго ещё сидела не двигаясь, обхватив голову руками и зачарованно глядя на связку чеснока у плиты. Перед глазами вилась и расходилась волнами широкая юбка, звонко и ласково стучали каблучки, взлетали тонкие смуглые руки, вздрагивали гитарные струны. «Господи… – билось в голове. – Господи…»
Вскоре вернулся Роман – и нахмурился:
– Ты что – спишь, что ли, тут, Стрепетова? До сих пор «манки» не нашла?
– Нашла! – спохватилась Лера, кое-как принимая непринуждённый вид. – Поехали дальше, переводи! А ты по-французски случайно не говоришь?
Она спросила это в шутку и не ожидала, что Роман кивнёт.
– Говорю. Но хуже, чем по-английски. Лучше всего испанский помню.
– П-п-почему?..
– А мы там жили три года. Я совсем маленький был. Эмка в Севилье училась фламенко танцевать, а мама в ресторане пела, – буднично пояснил Роман, перелистывая страницы учебника. – Я тогда самый первый в семье по-испански заговорил! Мама меня всегда в магазины брала, чтоб я ей переводил… Ты будешь писать или нет?!. Тут ещё полторы страницы!
– Буду… – пробормотала Лера. В голове царил сумбур.
За вечер Роман выходил из подъезда на разведку раз пять. Лера успела сделать все уроки, помочь Софье Николаевне почистить картошку и в сотый раз пообещать Эсмеральде, что костюм будет готов непременно завтра, а оскорблённый Боров по-прежнему восседал в своём джипе и сверлил взглядом подъездную дверь.
– Это не Боров, а ишак какой-то, – сообщил Роман, в очередной раз вернувшись со двора. – Он так и всю ночь просидеть может. Оставайся, Стрепетова, ночевать, сейчас бабка твоему отцу позвонит и…
– Ещё чего! – всполошилась Лера. – А костюм Эсмин когда перешивать?! Ну уж нет, я пошла! Ничего он мне не сделает! Может, и не узнает в темноте!
– Это твой-то костёр? – хмыкнул Роман, покосившись на Лерину рыжую шевелюру.
– Может… шапку какую-нибудь дашь?
– Угу… – хмыкнул Роман. – Шляпу бабкину, с вишнями и перьями. Из Парижа. Вон, висит, примерь…
Посмотрев на этот сельскохозяйственный шедевр, свисающий с вешалки, Лера чуть не заплакала.
– Что делать-то, Лагутин?!
– Что-что… Полезем через крышу, – распорядился он. Поймав испуганный взгляд девушки, пояснил: – Сейчас ведь во всём доме ремонт, чердаки открыты. Вылезаем по лестнице на крышу, через твой чердак спускаемся к тебе в подъезд. А Боров пусть хоть до утра там пасётся… – Роман вдруг рассмеялся, блеснув зубами. – Вот придурок, даже стекло не отмыл! Весь твой кефир присох намертво!
– Ну, тогда пошли! – решилась Лера.
Лагутин не обманул: дверь на чердак действительно была открыта настежь, и на мешки с цементом падал столб голубого света. Сначала Лера решила, что это горит фонарь. Но когда она вслед за Романом начала подниматься по ржавой лесенке на крышу, то оказалось, что над домом висит здоровущая круглая луна. Чёрные, ещё голые ветви деревьев пересекали её тонкой сеткой. Это было так красиво, что Лера застыла на ступеньке.
– Стрепетова, ну что там? – Роман нетерпеливо обернулся. – Зацепилась за что-то?
– Нет… На луну гляжу.
Он, обернувшись, тоже посмотрел. Затем протянул руку Лере и, одним мощным рывком вытягивая её на крышу, вполголоса сказал:
– Красивая какая – умереть…
– Луна? Да, мне тоже нра…
– Ты.
Лера растерялась так, что не смогла даже улыбнуться в ответ. Некоторое время они стояли, не двигаясь, посреди мешков, кирпичей и мотков проволоки. Лера, чувствуя на себе внимательный взгляд парня, упорно смотрела через его плечо на луну. Молчание уже становилось натянутым, когда Роман негромко сказал:
– Пошли… Давай сюда пакет. И держись за меня, споткнёшься тут ещё.
Лера молча взяла его за руку – подумав при этом, что споткнётся скорее сам Ромка с его хромотой. Но Лагутин, держа в одной руке пакет с Эсминым костюмом, а другой придерживая Леру, на удивление ловко передвигался в темноте среди строительного хлама. Они спустились по шатающейся лесенке чердачного люка в подъезд Леры. Роман отдал пакет, затем вылез обратно на крышу, бросил «Пока» и исчез. Лера медленно пошла вниз по ступенькам на свой этаж. Пальцы ещё ощущали тепло жёсткой Ромкиной ладони. Сердце бухало как сумасшедшее.
Кардиохирург высшей категории Сергей Павлович Стрепетов вернулся с дежурства в третьем часу ночи. Обычно в это время в квартире было темно, и, увидев свет в комнате дочери, Сергей Павлович встревожился. Наспех сбросив в прихожей ботинки, он прошёл в квартиру.
Маленькая комната была завалена волнами красной материи. Алый шёлк лежал на полу, каскадом сбегал с письменного стола, свисал с компьютера и расстилался на подоконнике между геранями. Как только Сергей Павлович приготовился задать вопрос, со стола пулемётной очередью ударила швейная машинка. Крошечная лампочка освещала сосредоточенное лицо Леры. Было очевидно, что дочь ничего не слышит и не видит. Сергей Павлович дождался тишины и осторожно спросил:
– Лера, ты знаешь, который час?
– Не знаю, – невнятно (в зубах было зажато полтора десятка булавок) ответила та. – Как дела, пап? Как у Жильцова клапан на сердце?
– Удовлетворительно. Повторного вмешательства не потребуется. А что это за алые паруса ты шьёшь?
– Это цыганский костюм! Для внучки Софьи Николаевны из третьего подъезда.
– Но ведь Эсмеральда – актриса! – удивился отец. – И ты берёшь такие заказы?!.
– Кроме меня оказалось некому! – гордо ответила Лера. – Пап, извини, но мне тут ещё долго…
– Не забудь, что завтра в школу, храбрый портняжка! Ты уже взрослая и должна понимать…
– Я знаю, я будильник заведу. Пап, там, на плите, котлеты, давай сам разогрей, мне некогда… – Пулемёт затрещал снова. Сергей Павлович вздохнул, пожал плечами и, на ходу снимая плащ, отправился на кухню.
* * *– Девочка, этого не может быть! – потрясённо сказала Эсмеральда. – Этого просто не может быть! Как ты это сделала?!
Лера довольно улыбнулась, изо всех сил скрывая волнение. Она до последнего боялась, что у неё ничего не выйдет.
– А дыра где? Дыра-то где?! – Эсма вертела лиф платья так и эдак. – Здесь же целый колодец был! И рукав, гляжу, на месте… А юбку ты зашивала?
– Конечно!
– И где шов?!
– Да вот же он! – Лера порылась в алых складках и предъявила чуть заметную дорожку ниток. – На дырку в лифе пришлось заплату ставить. Я с оборки срезала и замаскировала декоративным швом и стразами… Рукава, видите, чуть поуже стали в пройме, но тут уж ничего не поделать было… Вам нравится?
– Милая моя!!! Драгоценная моя!!! – Эсма кинулась ей на шею так стремительно, что Лера чуть не упала. Её подхватил Роман, заорав на сестру:
– Что ты её с ног сбиваешь, лошадь?! Она и так ночь не спала!
– Пусти… Глупости. – Лера смущённо высвободилась из его рук. Эсма, впрочем, ничего не заметила, взбудораженно крича на всю квартиру:
– Золотая моя, алмазная, да ты же сама не понимаешь, что ты сделала! Ты же меня от смерти спасла! Ты же… ты же… – Она вдруг, умолкнув на полуслове, вихрем кинулась в прихожую и тут же вернулась, на ходу расстёгивая сумочку.
– Вот! Я тебе обещала, что не обижу? Я своё слово помню! Говори – сколько хочешь за работу? Двести долларов? Триста? Говори, ненаглядная моя, сколько скажешь – столько дам! Господи, а я уж боялась, что в белом с рюшками придётся на сцену выходить! А я в нём как бледная поганка, – позор один! Ну, что же, девочка, сколько просишь?!
– Я… Мне… Не нужно ничего, – собравшись с духом, сказала Лера. И сама удивилась наступившей тишине. Эсмеральда замерла с открытым ртом. Роман нахмурился. На лице Софьи Николаевны, сидящей за роялем, застыло хитроватое выражение. На миг Лере показалось, что Ромкина бабушка уже обо всём догадывается.
– Девочка, что за шутки у тебя? – наконец подозрительно спросила Эсма. – Большая работа больших денег стоит! Что у меня, по-твоему, совсем совести нет? Как я могу тебе не заплатить? Нет уж, ты не ломайся, а цену говори!
– Я уже сказала – не нужно ничего, – Лера глубоко вздохнула. – Если можно – научите меня танцевать! Так, как вы.
Тишина стала звенящей. Софья Николаевна подняла брови не то насмешливо, не то с уважением. На Романа Лера боялась даже посмотреть.
– Это… нельзя, да? – упавшим голосом спросила она. В сердце разом будто оборвалось что-то. – Извините… Я понимаю… Наверное, нельзя так танцевать, если ты… ну… не цыганка. Извините. Я просто так спросила…
– Девочка, что за шутки у тебя? – наконец подозрительно спросила Эсма. – Большая работа больших денег стоит! Что у меня, по-твоему, совсем совести нет? Как я могу тебе не заплатить? Нет уж, ты не ломайся, а цену говори!
– Я уже сказала – не нужно ничего, – Лера глубоко вздохнула. – Если можно – научите меня танцевать! Так, как вы.
Тишина стала звенящей. Софья Николаевна подняла брови не то насмешливо, не то с уважением. На Романа Лера боялась даже посмотреть.
– Это… нельзя, да? – упавшим голосом спросила она. В сердце разом будто оборвалось что-то. – Извините… Я понимаю… Наверное, нельзя так танцевать, если ты… ну… не цыганка. Извините. Я просто так спросила…
Эсма усмехнулась – и посмотрела почему-то на бабушку. Та выпустила в потолок клуб синего дыма, притушила сигарету в пепельнице. Помолчав, спросила:
– Значит, хочешь плясать как цыганка?
– Это… совсем никак нельзя?
– Отчего ж нельзя… Можно, – Софья Николаевна лукаво улыбнулась. – Ты знаешь, что самая известная цыганская плясунья цыганкой была лишь на четверть? По бабушке?
– Ляля Чёрная? – негромко спросил от дверей Роман.
– Да, Ляля… великолепная наша. – Старая цыганка мечтательно прикрыла глаза. – Я с ней работала. В театре выступали вместе. Мне, конечно, до неё было, как до звезды…
– Вот уж неправда! – резко сказала Эсма, отбрасывая за спину копну волос. – Это бабушка кокетничает! Ты, девочка, если хочешь танцевать – не меня проси научить, а её! Она всему театру хореографию ставила! И сейчас ещё учениц берёт. Ты цыганок в фильме «Колесо любви» видела? Астарту эту? Бабушкина ученица!
Лера вытаращила глаза. Астарта, по которой они со Светкой с ума сходили, – ученица Софьи Николаевны?! Рассказать Глушко – не поверит ни за что! Лера вздохнула. Пора было сознаваться в самом главном.
– Софья Николаевна, я ведь никогда не танцевала. То есть не училась. Ни в кружок не ходила, ни в студию… Только так, сама иногда…
– И слава богу! – радостно перебила её старая цыганка. – Значит, неиспорченный материал! Подойди-ка ко мне, деточка. Так… Так… – Она бегло осмотрела Леру с головы до ног. – Фигурка-то замечательная, да… Ну-ка, повтори! – Она вдруг выбила костяшками пальцев ритмичную дробь на крышке рояля. Лера неуверенно простучала то же самое.
– Молодец! А вот так?
Пожав плечами, Лера повторила и другой ритм. Это задание показалось ей очень простым, и она не поняла, почему с таким уважением переглянулись Эсма и Роман.
– Ну, с ритмом у тебя всё замечательно. Что ж… – Старая цыганка задумалась было – и в это время Роман бросил ей несколько слов на цыганском языке. Эсма прыснула со смеху. Улыбнулась и Софья Николаевна. Ответила внуку короткой, непонятной для Леры фразой и сразу же извинилась:
– Прости, деточка, что мы по-своему… Вот, Ромка мой очень просит, чтобы ты училась!
Лера изумлённо повернулась. Роман слегка покраснел, но всё же ответил девушке прямым, внимательным взглядом, и она почувствовала, как кровь неудержимо приливает к щекам. Леру спас пронзительный вопль Эсмеральды:
– Ай! Дэвлалэ! Божечки, я же на концерт опаздываю! Уже опоздала! Божечки мои, меня дядя Миша убьёт, насмерть убьёт!!! А-а-а-а, я побежала!
– Машину не гони, как дура! – крикнул ей вслед Роман, но сестры уже и след простыл. Через секунду во дворе истошно взвизгнули покрышки и прогудел сигнал: Эсма умчалась.
– Не цыганка, а военный истребитель! – прокомментировала Софья Николаевна. – Как её только муж терпит… Ромка, посмотри, она костюм-то от радости не забыла? Нет? Слава богу, а то догоняй её на такси… Один раз так без туфель умчалась на спектакль! И в пробке встала! Ромка с туфлями раньше неё в театр на метро приехал!
Лера невольно улыбнулась. Старая цыганка внимательно посмотрела на неё блестящими, как вишни, глазами и решительно кивнула:
– Я займусь тобой, деточка. Но нужны будут юбка и туфельки.
– У меня есть туфли! Совсем новые! – обрадовалась Лера. – А юбку я сошью за один вечер! Я посмотрела, как Эсмин костюм скроен, и смогу то же самое…
– Э, нет, простые туфли не годятся! Ты же хочешь чечётку работать? Иди в специальный магазин. Ромка, в каком магазине Эсма берёт?
– В «Стелите». На Пятницкой.
– Вот туда и проводишь Лерочку, – решительно распорядилась бабка. – А сейчас шагом марш пить чай! Я вкуснейшее печенье в булочной купила… и уже почти всё сама съела! Доставайте чашки из серванта! – Встав, она двинулась на кухню.
– Вот эти чашки? – озадаченно спросила Лера, открывая стеклянную дверцу серванта и беря тонкую голубую чашку в незабудках. – Жалко, такие красивые… А у меня всегда всё бьётся!
– Нет, вот эти, – и Роман взял руку девушки и переложил её на розовую чашку в распускающихся пионах. Лера молча вытащила пальцы из-под его тяжёлой горячей ладони. Лагутин ничуть не смутился, лихо поставил себе на голову три блюдца сразу и, повесив на каждый палец по чашке, пошёл в кухню. Даже прихрамывая, он делал это очень ловко, и розовые блюдца в целости были доставлены на кухонный стол.
Вечером, собираясь домой, Лера обнаружила в кармане своего пальто сложенную бумажку: пять тысяч рублей. Эсма, уносясь в театр, всё же не забыла оплатить работу своей неожиданной портнихи.
– Стрепетова! Лера Стрепетова! Я с тобой разговариваю! Да что же это такое!!! Совсем с ума посходили! Девочки! Глушко! Разбудите там, в конце концов, эту королевну спящую!
– Я не могу, Галина Дмитриевна… Если разбудить, Лерка рассердится…
– Нет, вы слышали?! Стрепетова! Просыпайся сейчас же, я за директором пойду! – Голос англичанки доносился до Леры словно сквозь пуховую подушку. Только яростный тычок в бок от Глушко заставил её охнуть и поднять голову с парты.
– Что такое?..
– Что это за спаньё во время урока?! – загремела Годзилла. – Что это значит? Чем ты ночью занималась, милая моя? На дискотеке скакала?! Контрольная в конце недели тебя не беспокоит? Немедленно к доске! Изволь выписать из текста неправильные глаголы и объяснить употребление каждого!
Лера вышла из-за парты и неверным шагом поплелась к доске. Никакой дискотеки, конечно, и в помине не было: вечер и ночь ушли на то, чтобы сшить цыганскую юбку с оборкой. В шкафу нашёлся как раз подходящий отрез пёстрого зелёного ситца, и Лера уже вовсю кроила его, когда в квартиру ворвалась лучшая подруга. Светка была крайне обижена тем, что вчера Лера так и не рассказала ей, как она оказалась в квартире Лагутина и что делала там до позднего вечера. Заявив, что порядочные люди так себя не ведут, Глушко влезла на диван с ногами и ультимативным тоном потребовала подробностей.
Раньше у Леры не было секретов от подруги. Но сейчас ей почему-то совсем не хотелось рассказывать ни о Романе, ни об Эсме, ни об их бабушке. Однако отвязаться от Глушко было невозможно, и в конце концов Лера рассказала всё.
Как она и предчувствовала, Светка первым делом всполошилась.
– Ой, Стрепетова, это всё не моё дело, конечно… Но поосторожнее бы ты, вот что я тебе скажу! Неизвестно, что ещё у этого Лагутина с его бабкой на уме! Цыгане – они ведь цыгане всё-таки!
– И что они – съедят меня?
– А кто их знает! – убеждённо объявила Глушко. – Знаешь ведь, что они за люди…
– Не знаю! – начала злиться Лера. – Мы с этой бабкой всю жизнь в одном дворе живём! И что она – на помеле летает?! Она артистка, в театре работала и сейчас ещё учит!
– Да?! И с чего ей тебя учить? Ты не цыганка! И не артистка! И денег ей не платишь!
Крыть было нечем, и Лера промолчала. Рассказывать о том, что за неё просил Роман, отчаянно не хотелось. Но Светка уже что-то учуяла.
– Говорю я тебе, тут не то что-то! Это всё Лагутин темнит! Он по тебе ещё в прошлом году с ума сошёл! А теперь вдруг такой случай представился! А он, между прочим, цыган и бандит!
– Никакой он не бандит! – взвилась Лера, уронив на пол ножницы. – Он три языка знает – французский, английский и испанский! И ещё свой цыганский! А на гитаре знаешь как играет?!
– Ещё бы, на то он и цыган! – фыркнула Светка. – Кроме этого, ничего и не умеет! Второгодник!
– Он на второй год остался, потому что в больнице лежал! И хромает поэтому! Он в аварию со своим отчимом попал на машине и…
– Ну да, а машину ту они украли!
– Ну, знаешь что, Глушко!.. – рассвирепела Лера, хватая со стола игольницу и запуская ею в любимую подругу. Светка ловко уклонилась, поймала подушечку и, кладя её на место, озабоченно поинтересовалась:
– Стрепетова, да ты влюбилась в него, что ли?..
Наступила тишина. Лера, потемнев, яростно щёлкала ножницами над ситцем. Когда зелёная ткань распалась на два идеальных полукруга, девушка, не поднимая глаз, сказала:
– Знаешь что, Светка… Мне нужно до завтра вот это сшить. Обязательно! Так что ты или тихо сиди – или иди домой, к контрольной готовься. А можешь макароны сварить, спасибо скажу. Мне некогда.