Рабочий Чибисов на практике преподает крестьянину Шадрину ленинскую революционную тактику и приводит его в штаб революции — Смольный, где декрет о земле окончательно роднит Шадрина с Советской властью.
Таков был первоначальный план пьесы, а позднее сценария «Ноябрь».
Но в ходе работы, читая все написанное об Октябрьской революции, драматург все глубже проникался духом Октября и ему все ближе становился живой Ленин. Он увидел, что каждое качественное изменение в революции и в революционном народе несло в себе ленинские идеи, и его неудержимо потянуло написать о В. И. Ленине. Для этого Н. Погодин начинает читать всю литературу, посвященную вождю, и самое главное — штудировать сочинения В. И. Ленина. Тома Ленина, стоящие на стеллажах в кабинете писателя, стали «топорщиться» бахромой обильно исписанных рукой Погодина бумажных закладок.
Позже, на примере пьесы «Человек с ружьем», драматург рассказывал, как у него возникла поэтическая идея произведения: «Я не был в Смольном. Не встречался с Лениным. Так что же все-таки сделало мое произведение живым? А живым оно стало потому, что меня поразила одна ленинская фраза. На III Всероссийском съезде Советов он привел разговор, услышанный им в вагоне Финляндской железной дороги. Старушка сказала: «Теперь не надо бояться человека с ружьем».
В этой фразе Ленин гениально предвидел будущие новые взаимоотношения в обществе. Так появилась поэтическая идея «Человека с ружьем», от которой засветилась вся пьеса. Вот почему драматург с полным основанием мог сказать: «Подлинную идейность художественному произведению сообщает именно поэтическая идея — всегда высокая, очень трепетная, глубоко личная и поэтому громадная».
По трудам вождя Погодин освоил ленинскую лексику, в сочинениях самого В. И. Ленина нашел «сценическое зерно образа» великого человека, которое, в свою очередь, дало ему возможность постигнуть его «драматический дух».
Одной из основных книг в работе над пьесой для Погодина была книга Джона Рида «10 дней, которые потрясли мир», одобренная В. И. Лениным и Н. К. Крупской. Джон Рид своей книгой дал драматургу понимание движущих сил Октября, а в революционном накале Смольного, который «гудел, как перегруженная током динамомашина», показал ему единство народа и вождя.
В поэме В. Маяковского «Владимир Ильич Ленин» Н. Погодина поразили те строки, где поэт столкнул в разговоре один на один представителя народа и народного вождя.
Драматург берет для пьесы аналогичную ситуацию: скромно появившийся, неузнанный Ленин беседует с солдатом в Смольном. Только вместо абстрактного, безымянного солдата, выведенного в поэме В. Маяковского, Н. Погодин дает в собеседники Ильичу конкретного солдата-крестьянина Ивана Шадрина, персонаж, наделенный типической биографией.
Драматург много думал — как бы повел себя Шадрин, если бы встретился с Лениным. «В результате мучительных поисков, — рассказывал он, — я вдруг отчетливо увидел такую сцену. Из дальних дверей появляется Ленин, и родилась первая фраза: «Уважаемый, где бы тут чайку мне?»
И Ленин отвечает: «Соскучились по чаю… а?»
Эта первая ленинская реплика своей демократической тональностью явилась тем камертоном, который определил звучание всей пьесы, всей трилогии.
Такой поворот темы не был у драматурга преднамеренным, это явилось драматургическим открытием, ибо теперь Шадрин «выпрямляется» не только под влиянием ленинских идей, но и под непосредственным воздействием самого Ленина.
Драматурга охватывал трепет перед сложностью поставленной перед собой задачи. Он говорил: «Я долгое время не мог свыкнуться с мыслью, что мне предстоит просто писать текст и этот текст будет как бы свойствен Ленину».
Какую же творческую и гражданскую смелость надо было иметь Погодину, чтобы вот так, впервые в истории драматургии, столкнуть вождя революции с рядовым солдатом и чтобы вождь говорил не цитатами из своих произведений, а словами драматурга, которые были бы свойственны гениальному Ленину.
14 августа 1936 года драматург написал ясене: «…вчера утром сделал первую сцену с Лениным, о которой тебе говорил. Сцена вышла, как я ее задумал… Дело идет». Это была знаменитая сцена встречи Ленина с Шадриным в Смольном. Впоследствии, давая ей оценку, Н. Погодин сказал: «Написал я ее сразу. Пьесы еще не было. Была только эта сцена. Она была написана с вдохновением, и я считаю ее единственно законченной из всего, что написал до сих пор».
Почему эта вдохновенная сцена, написанная на одном дыхании, прошла без помарок через все стадии дальнейшей огромной работы и стала хрестоматийной? Да потому, что у Погодина вдохновение всегда являлось результатом большой предварительной работы, проделанной мысленно. Только после этого он садился за стол, как он выражался, «записывать рукой» продуманное, прочувствованное, зрелое. Хотя позже Погодин, который в творчестве оправдывал свое любимое изречение: «Труд всегда должен идти впереди таланта, ибо талант — это труд, возведенный в степень», как-то очень легко рассказывал, что эта сцена, открывшая ленинскую тему в драматургии, была написана им чуть ли не по наитию. «Я сел и в течение 20 или 30 минут написал сцену: Иван Шадрин встречается в Смольном с Лениным».
Он словно забыл, что этим вдохновенным минутам предшествовало все его журналистское творчество, которое он называл «школой «Правды» 20-х годов» и о котором говорил: «Не будь «Правды», не будь близкого общения с М. И. Ульяновой, я ни за что не взялся бы написать Ленина». К этой сцене Н. Погодина вели десятилетняя работа в газете и все его пьесы, явившиеся вехами на пути к созданию великого образа.
В сцене встречи драматург поэтизирует ленинскую человечность, его органическую простоту при общении с народом. Он показывает Ленина, который подошел к Шадрину «как равный к равному», и задает ему простые, доступные для понимания солдата вопросы, которые на самом деле полны глубинного политического подтекста. Сценический прием с неузнаванием дал драматургу возможность подчеркнуть, что не под гипнозом имени Ленина совершился исторический переворот в сознании крестьянина-солдата. К революции его толкнула сущность ленинских идей, быстро усвоенных солдатом благодаря неотразимой силе убеждения и логике вождя.
Из удивительного по глубине диалога Ленина и Шадрина, который течет свободно и просто за счет заинтересованности собеседников друг в друге, логически, без авторского нажима вытекает большое историческое решение: «Воевать надо сегодня, сейчас!» Поэтому эпизод встречи Ленина с Шадриным является одним из лучших в советской драматургии, ибо в нем раскрывалась великая ленинская простота и монументальность. Монументальность вождя выразилась в том, что он существовал не сам по себе, а рядом с Шадриным, олицетворяющим народ.
В этой сцене, впервые в творчестве Погодина, возникает простой, обаятельный Ленин, освещенный чудесной улыбкой, ощущается его сердечная теплота, которая позже, в «Кремлевских курантах», осветит сцену разговора вождя с подмосковными крестьянами.
1 ноября 1936 года Н. Погодин сдал киносценарий «Ноябрь», в котором впервые в истории советской кинодраматургии был создан образ В. И. Ленина.
Н. Погодин знал, что пока вопрос о сценарии еще будет где-то решаться, его спасение — только в очередной работе. По просьбе А. Попова в середине января 1937 года он отправляется на Дальний Восток писать для Театра Красной Армии пьесу о пограничниках. Вскоре он публикует в «Правде» два очерка «На Дальневосточной границе» и по возвращении в Москву начинает работу над пьесой «Падь Серебряная», которую неожиданно пришлось отложить. До 20-й годовщины Октября оставалось три месяца, а в Театре имени Евг. Вахтангова тревога: драматург А. Афиногенов опаздывает с юбилейной пьесой «Великий выбор» (позже названной «Москва, Кремль»), которую должен был ставить театр. Артист этого театра Б. Щукин не может забыть обаяния и огромной силы ленинского образа в сценарии «Ноябрь», он мечтает теперь сыграть эту роль на сцене. Щукин советует Погодину переделать сценарий в пьесу. Он агитирует руководство театра срочно обратиться к драматургу, чтобы к юбилею театр не остался без пьесы, и дирекция заключает с Н. Погодиным договор. Окрыленный драматург в течение нескольких недель переделывает сценарий «Ноябрь» в пьесу «Человек с ружьем». Началась напряженная и вдохновенная работа драматурга и театра. 13 ноября 1937 года состоялась премьера спектакля «Человек с ружьем».
Грандиозность воссозданного времени и образа вождя революции В. И. Ленина вызвала в зрителях огромный душевный подъем и энтузиазм. Выступая на следующий день в клубе писателей, очень хорошо сказал об этом небывалом успехе Всеволод Вишневский: «Вчера мы смотрели пьесу Погодина «Человек с ружьем»… Наша драматургия дала… образ Ленина. Мы видели, как весь зал единодушно встал в овации. Это русская советская литература, это написано нашим драматургом».
После триумфального успеха пьесы в театрах страны был снят фильм «Человек с ружьем», вышедший на экраны в октябре 1938 года. 16 марта 1941 года Н. Погодин за пьесу «Человек с ружьем» был удостоен звания лауреата Государственной премии 1-й степени. Начиная с декабря 1937 года Н. Погодин полностью отдает себя работе над «Падью Серебряной», а 7 июля 1938 года в письме к С. Юткевичу сообщает об окончании пьесы и о том, что она принята к постановке Театром Красной Армии. Но сам он считает, что пьеса у него не получилась, потому что он «не уловил человеческих типов за субординацией пограничной службы и за красками специальных жизненных условий».
У драматурга, например, была сцена, которую он считал главной: рядовой командир в силу обстоятельств был поставлен в такие необыкновенные условия, когда должен был выступить как представитель Советского правительства, но такое решение этой сцены полностью расходилось с воинским уставом, по которому за подобную «самодеятельность» отдают под суд. Начались переделки, которые, как правило, были губительными для произведений Погодина, ибо хорошо у него выходило то, что выходило сразу. И все же «Падь Серебряная» была в ту пору одной из лучших пьес советского репертуара на военную тематику.
А успех «Человека с ружьем» разрастался и был настолько несомненен, что Погодину на основе сделанных им для себя методологических открытий по работе над образом вождя захотелось написать новую пьесу о Ленине, которую он позднее назвал «Кремлевские куранты». Теперь драматургу не надо было изучать время действия пьесы, ибо он сам жил в то время и много писал как журналист о ленинском плане ГОЭЛРО в своих статьях и очерках.
Еще в 1921 году начинающий журналист Н. Погодин пишет статью «Из уст спеца», в которой рассказывает, как в ростовском трамвайном парке после работы, в первом часу ночи «буржуазный спец»-инженер докладывает рабочим об электрификации России. В этой статье Погодин полемизировал с только что вышедшей книгой Г. Уэллса «Россия во мгле», где английский писатель называл Ленина «кремлевским мечтателем» и уверял, что без американской помощи Россия погибнет. Герой погодинской статьи, беспартийный специалист, на основе научных и экономических данных доказывал собранию ростовских трамвайщиков, что «Россия не есть погибшая страна, которую, по мнению многих, нам самим не спасти. Мы владеем такими богатствами, которыми не владеет ни одно государство в мире…» И от этих слов, писал Погодин, светлели лица рабочих.
В энтузиазме русского рабочего класса журналист увидел реальность ленинского плана электрификации для отсталой и разоренной страны. Реальность осуществления плана ГОЭЛРО Погодин видел также в том содействии, которое оказывала Советской власти часть старой технической интеллигенции, перешедшая на сторону революции и считавшая, что электрификация даст ей возможность применить на практике свои знания.
Старый инженер-электрик говорил журналисту: «Советская власть плюс электрификация — коммунизм… Так, кажется? Интересное время. А ведь только теперь я чувствую настоящую творческую работу… Такого удовлетворения от труда, как теперь, я никогда не испытывал». Может быть, истоки образа Забелина находятся в рассказе этого инженера-энергетика, которому ленинский план ГОЭЛРО дал радость творческого труда. Ведь впоследствии драматург подчеркивал, что никакого прототипа для создания образа Забелина у него не было, «но настроения среди интеллигенции в связи с ленинским лозунгом электрификации России я знал хорошо, и не потому, что я эти настроения специально изучал, а потому, что жил действительностью того времени, был частью ее».
Н. Погодин писал пьесу-воспоминание, но она была накрепко связана с настоящим и устремлена в будущее. В этой пьесе должны были открыться новые черты ленинского характера. Если в «Человеке с ружьем» драматург показал Ленина-вождя революции в момент, когда «политическое положение в стране свелось к военному», то в этой пьесе он показывает созидательный гений вождя в момент, когда «политическое положение в стране было концентрированным выражением ужасающего упадка экономики».
В те годы, о которых рассказывается в пьесе, привлечение саботирующих специалистов на сторону Советской власти было проблемой номер один. Ленин писал, что нужно «подходить к специалистам науки и техники… чрезвычайно осторожно и умело, учась у них и помогая им расширять свой кругозор, исходя из завоеваний и данных соответственной науки, памятуя, что инженер придет к признанию коммунизма не так, как пришел подпольщик-пропагандист, литератор, а через данные своей науки…»[3]. И сам занимался привлечением крупных специалистов к совместной работе.
В драматургии Н. Погодина острый момент «выпрямления» или «перековки» героя всегда означает движение драматургического действия к кульминации. Он умеет тонко и убедительно показать в своем герое рождение новых мыслей и чувств. В пьесах о Ленине это «выпрямление» героев происходит под личным воздействием вождя. И в «Человеке с ружьем» и в «Кремлевских курантах» Ленин приводит своих собеседников к пониманию и признанию Советской власти через их личный интерес. Но если Шадрин после знакомства с декретом о земле через свой крестьянский интерес пришел к Ленину союзником, то Забелина, противника нового строя, Ленин привлекает к этому союзу с Советской властью через его интерес инженера-созидателя, патриота России. И тот и другой путь, который проходят герои произведений Н. Погодина, полностью соответствует исторической правде.
Драматургом уже были найдены тема и сюжет пьесы, а он все еще не мог найти для нее названия. И только тогда, когда перед его мысленным взором возник образ молчавших кремлевских курантов, у него возникла поэтическая идея произведения. «Куранты молчат, голод, замерла промышленность, остановилась жизнь государства. И вот Ленин зовет часовщика, зовет инженера… Это и дало идею произведению». Это дало и название пьесы — «Кремлевские куранты». Тема курантов пронизала всю пьесу, придав ей композиционную целостность и поэтичность.
Летом 1939 года пьеса «Кремлевские куранты» была полностью закончена. Тогда же у Н. Погодина прошли три премьеры: «Джиоконда» и «Падь Серебряная», написанные в 1938 году, были показаны в январе 1939-го и «Моль» — в декабре того же года. Весь 1940-й и начало 1941 года Н. Погодин целиком отдает работе с МХАТ над репетициями «Кремлевских курантов».
8 мая 1941 года МХАТ показал черновую генеральную репетицию пьесы подшефной воинской части. А вскоре началась Великая Отечественная война, и премьера спектакля «Кремлевские куранты» состоялась только 22 января 1942 года в Саратове.
Н. Погодин по состоянию здоровья был освобожден от службы в Армии и вместе с семьей подлежал эвакуации. Однако он остался в Москве. В самые тяжелые дни войны, когда враг рвался к столице, Погодин, мечтая о разгроме фашистов, закончил пьесу «Контрудар», рассказывающую о контрнаступлении Красной Армии и разгроме войск Колчака.
В этой пьесе он как бы проводил историческую параллель. Будучи твердо уверенным в нашем зреющем контрударе, драматург хотел передать советским людям свою веру в неминуемый разгром фашистских полчищ. Но пьеса поставлена не была.
В годы войны драматург много работает. Им были написаны: «Московские ночи» (1942), «Лодочница» (1943), «Икс и игрек» (1943), «Живые источники» (1944), «Сентиментальное знакомство» (1945), «На Можайской дороге» (1944–1946). В пьесах этого периода чувствуется уверенность писателя в нашей конечной победе, ибо на защиту Родины встал весь советский народ, от мальчика до старика академика («Московские ночи»). С изумлением и гордостью открывает драматург в каждом «иксе» и «игреке», в любом советском человеке, под его внешней обыденностью героический характер. Однако, несмотря на отдельные яркие образы и живо написанные сцены, произведения военного периода не раскрывали всей глубины подвига советского народа.
Сам Погодин объяснял неудачи своих военных пьес тем, что ему приходилось строить их на эпизодах, «нахватанных» из фронтовых рассказов, которые он пытался инсценировать. И произошло, вероятно, то, о чем он позднее скажет: «При сочинительстве пьес, пользуясь готовыми сюжетными схемами и шаблонами, мы забываем о том, что к искусственному сюжету изобретаем искусственные поступки, которые определяют мораль, чувства, привычки действующих лиц». В пьесах военного времени у драматурга отсутствовало самое основное и существенное для его творчества — личный контакт со своими героями.
Но если Погодин в силу этих причин не сумел правильно раскрыть в своих пьесах того периода истоки героизма советского человека на войне, то в своей публицистике он первым определил, что «главной темой современности на целый ряд лет будет тема: почему мы победили. Это тема тем».