Внезапно слева впереди от себя он разглядел силуэт человека — тот удирал поперек путей к забору почти со скоростью «Сапсана». «Объект — в вашу сторону. Среднего роста, темная куртка с капюшоном». Описание шикарное, но этот тип полностью ему соответствовал.
— Стоять! — заорал Сергей, отделяясь от столба и устремляясь следом. — Милиция! Стоять!!!
Дальнейшие события разворачивались перед ним как в мультипликации. Он отчетливо видел спину удиравшего, и расстояние до него сокращалось. Одновременно заметил и огни приближавшейся электрички. Еще подумал, что должен настичь беглеца чуть раньше, чем тот окажется под колесами.
До фигуры в капюшоне оставались считаные метры — электричка уже надрывно гудела, — когда преследуемый на мгновение оглянулся, а затем, словно антилопа, удирающая от гепарда, резко прыгнул вперед — через рельсы, прямо перед тупым лбом поезда. И, судя по отсутствию криков и вылетающих из-под колес частей тела, приземлился благополучно. Елагин же повторить трюк не успел, да и не очень-то собирался. За такой-то оклад.
На пару секунд Сергей растерялся. Хороший дебют! Из серии «Как Новый год встретишь — а вкалывать все равно придется». А тут еще машинист за каким-то бесом врубил торможение — судя по тому, что электричка начала замедлять ход. Значит, беглец получит еще пару минут форы. Жопа! Если он перемахнет через забор, на сортировке его будет уже не сыскать.
Времени для раздумий не оставалось. Сергей бросился на землю и взял короткий автомат на изготовку. Увидев между колесами силуэт, который довольно четко просматривался на фоне выкрашенного в бежевый цвет забора, Елагин прицелился в ноги убегающему. Тот притормозил и повернулся лицом, дабы убедиться, что преследователь уже не достанет его. Сергей нажал на спусковой крючок…
Воздушная волна от электрички едва не сшибла Ромку с ног. Но он даже испугаться не успел. Некогда сейчас пугаться. Спасительный забор шагах в десяти. Ушибленное колено вдруг снова дало о себе знать — резануло так, что Паленов вскрикнул и остановился. Обернувшись, увидел, что электричка тормозит. Мент, видать, остался по ту сторону. Значит, все-таки можно успеть уйти. Нужно успеть. Ха-ха!
Ромка не почувствовал боли. Это плюс. Потому что пуля попала точно в сердце. Это минус.
Навязчивая песенка про лошадку наконец исчезла. Это плюс.
Но он умер. Это минус.
Первым к Сергею подбежал Кленов.
— Ну, что тут… О, ё… — матюгнулся он, увидев у ног Елагина неподвижное тело. И сразу понял, что двигаться самостоятельно оно больше не сможет.
— Дела… Как вышло?
— Вообще-то я в ноги целился, — голосом бухгалтера, задержавшего зарплату, пояснил бывший постовой. — Вон оттуда, от вагона…
Бросив взгляд в указанном направлении, Кленов присел над телом и включил фонарик. Слева на груди отчетливо виднелось входное пулевое отверстие, вокруг него проступало влажное пятно.
— В ноги, говоришь? Ну да, похоже… А ты, вообще, на хрена стрелял?
Сергей посмотрел на командира непонимающе:
— Так он же с места происшествия…
— Какого происшествия?! Он что, чьей-то жизни угрожал?!.. Ножками надо было бежать, ножками. И подмогу по рации вызвать, если не справлялся!
— Я бы догнал, если б не электричка. Ромка перед носом проскочил…
— Послушай, стрелок! Статья пятнадцатая закона «О милиции» в оружейке для кого вывешена? Для проверяющих?! С оружием работаешь, должен эту статью, как… Постой, как-как ты сказал?.. Ромка? Ты что, его знаешь?!
Елагин хмуро кивнул:
— Да. Паленов, кажется… Маринки моей… Бывший.
— Та-а-к… — вздохнул Кленов, выпрямляясь. — Приехали. Теперь точно отряду крышка.
— Почему? При чем здесь отряд?
— Да притом, что реформы на носу! Разогнать нас грозятся!.. А тут — такой повод… Ты хоть видел, в кого стреляешь?
— Да откуда? Темень плюс капюшон…
Кленов еще раз огляделся вокруг, посветил фонариком. Луч упал на валявшийся неподалеку большой кусок щебня. Командир аккуратно поднял его и положил рядом с ладонью трупа.
— Значит, так. Запоминай все, что скажу. Слово в слово.
* * *Интересно, какой идиот сказал: «Все, что ни делается, — к лучшему»? Елагин эту поговорку терпеть не мог. Услышав ее, он сразу вспоминал окаменевшую от горя мать пятилетней девочки, чей изуродованный трупик нашли в кустах на берегу реки метрах в трехстах от дома. Женщина на минутку оставила дочку во дворе, в песочнице, а сама поднялась в квартиру за деньгами, чтобы идти потом вместе в магазин. Насильника так и не нашли…
Вот и попробовал бы тот мудрец сказать матери, что это, мол, к лучшему… А дети, что в бесланской школе погибли, — тоже к лучшему? А то, что сам Сергей сиротой стал, — тоже к лучшему? Кому, позвольте спросить, от этого всего лучше стало?!
Елагин сидел в углу дежурной части своего бывшего отдела, погруженный в невеселые размышления о проказах судьбы. Наверно, в кино это выглядело бы неправдоподобно: именно Ромка, а никто другой оказался на прицеле его автомата. Но на то оно и кино, там — свои законы. Не должно быть никаких совпадений. А в жизни, как ни печально, — возможно все. И даже больше.
Интересно, Марине уже сообщили? Сам он едва отошел от случившегося. Да и не рискнул бы так «порадовать». Как она отреагирует? Так же, как и остальные. Предсказуемо. Любимый воспользовался благоприятным моментом, чтобы избавиться от соперника. «Молодец. Только извини, Сережа, но жить с убийцей я не собираюсь».
А сейчас уж и не позвонить. Мобильник отобрали. Не то чтобы силой, но прибывший дежурный следователь на всякий случай изъял. Прямо там, на месте происшествия. Потом Сергея привезли в отдел и посадили в дежурку. Велели написать подробный рапорт и ждать, когда закончится осмотр.
Заглядывали мужики из отряда, подбадривали. До тех пор, пока Коля Жиленков не запер дверь на защелку:
— Извините, господа офицеры, но у меня указание — никого к Елагину не пускать.
После чего указал пальцем на камеру видеонаблюдения — мол, начальство контролирует.
Когда Сергей попросил у него разрешения позвонить, Коля виновато развел руками:
— Сереж, я б тебе даже свой мобильник дал, но… Ты ж понимаешь. Дело серьезное. Приказ — никаких контактов.
Елагин не обиделся — все понимал. Дело, действительно, серьезное, проблемы Коле не нужны. Турнут — где работу сейчас найдешь?
Он повернулся к подоконнику, где лежали чистые листы бумаги, и под аккомпанемент телефонных звонков и шума рации принялся излагать подсказанную Кленовым версию.
Осмотр места происшествия затянулся до четырех утра. Жиленков потом сказал, что два часа спорили: кто будет разбираться — транспортники или территориалы. Победили последние. В смысле — проиграли. Паленов успел забежать за полосу отчуждения и погиб уже на «земле» территориального отдела. Второй неприятной новостью была информация, что дело поставили на контроль в министерстве, из Москвы уже вылетел подполковник Управления собственной безопасности с высокими полномочиями, и через пару часов он должен приземлиться в Юрьевске. Возможно, поэтому Елагина пока и не допрашивали — ждали высокого гостя. Если бы Сергей не был знаком с Паленовым, такого кипежа не случилось бы.
Сергей не сомкнул глаз — три года ночной службы превратили его в ночную пташку, да и не до сна при таком нервяке. Плохо, что не курит. Говорят, табак немного успокаивает, хоть и убивает.
В половине пятого заглянул Кленов, вернувшийся из следственного отдела при прокуратуре. Жиленков не хотел пускать, но Кленов — это тебе не опер. Объяснил просто и доходчиво, продемонстрировав кулак размером с Колину голову.
Командир подтвердил информацию дежурного — Журов Кирилл Петрович, уэсбэшник из Москвы, уже приземлился. Дядька серьезный, ментов посаженных за ним — что зарубок на прикладе у хорошего снайпера. Якобы и прокурор ему не указ, все согласовано. По телефону приказал без него не начинать. Сейчас беседует с паленовским братом, велел привезти Марину. Причем не собровцам, а операм из отдела. Самое поганое — что уже возбудили уголовное дело, пока по «сто восьмой»[2]. От местного следственного отдела работает Краснов, помогает Воронова.
— А Марина тут при чем? — поднял голову Елагин.
— Раз уж ее в оборот взяли, будут раскручивать тебя на умышленное убийство. На почве ревности. Не иначе.
— Но я действительно не знал, что это Ромка. Там темно было, как ночью в гробу.
— Меня убеждать не надо. Я, как ни странно, тебе верю. Ты их попробуй убедить! Так что придерживайся нашей линии. Всё — как я тебе там, на месте, говорил. Ни в коем случае на поводу у них не иди, как бы ни уговаривали и что бы ни обещали. Не было никакой ревности — и всё!
Иван Николаевич вздохнул и поднял на Сергея тяжелый взгляд.
— А потому — Маринку свою забудь.
— Как это — «забудь»? С какой стати?
— Не совсем — на время хотя бы. Так надо. Речь сейчас даже не о твоей судьбе, а о судьбе отряда. Нам только умышленного убийства не хватало… Прознают про ваш роман — всё, есть мотив. А коль нет любви, так нет и ревности… Ясно?
— Не могу я так, Николаич.
— Ты вот только Дон Кихота из себя не строй! — разозлился Кленов. — Могу, не могу… Не понимаешь, зачем этот подполковник прискакал? Думаешь, тебя посадить? Им повод нужен, чтобы базу подвести под ликвидацию структуры. РУБОПы разогнали, теперь и наш черед… С Маринкой же, если это тебе так важно, потом объяснишься.
Сергей опустил глаза.
— Короче, запоминай, — продолжил командир. — С Наумовой у тебя серьезных отношений не было. Да — встречались, гуляли иногда, пару раз на ночь оставалась… Баба красивая, и, коль согласна, так почему бы и нет? Дело молодое… Но — никакой любви! Вот он Марину — да, может, и приревновал! Но это его проблемы. У тебя же поводов ревновать не было и не могло быть. Когда стрелял, понятия не имел, что это Ромка. У него капюшон — лица впотьмах не видел. Оружие применял в соответствии с законом — на инструктаже до вас довели, что все участники группы вооружены, у тебя были все основания опасаться за собственную жизнь. К тому же на месте стрельба уже была. Запомнил?
Елагин молча кивнул.
— Давай телефон Маринки, я попробую предупредить… И объяснить, что ты не знал, в кого стреляешь. Вряд ли поверит, но…
— Я так не помню, он в моем мобильнике.
— И домашнего?
— Он отключен сейчас, она ремонт делала, оборвала, а мастера еще не вызвала.
— Черт! Ладно, что-нибудь придумаю… Она не в гостинице сегодня?
— Нет, дома.
— Хорошо. — Кленов поднялся с табурета. — Вернее, ничего хорошего.
Прежде чем уйти, внимательно посмотрел Сергею в глаза:
— А ты его точно не узнал?..
Сережин мобильник не отвечал с девяти вечера.
Марина никак не могла найти себе места. Какое-то неприятное волнение, а точнее, предчувствие заставляло ее нервничать все больше. Причем предчувствие, связанное с Сергеем. Совершенно необъяснимое. Ночью не смогла заснуть, хотя бессонницей обычно не страдала. В половине третьего, поняв, что сна — ни в одном глазу, поднялась и пошла на кухню. Достала из сумочки фотографию, сделанную смотрителем тира, и прислонила к сахарнице. Карточка упала. Марина снова поставила ее, но та снова соскользнула. Прямо мистика какая-то. Сунула фото обратно в сумочку.
Еще раз набрала номер его мобильника. «Абонент — вне зоны…» Чтобы хоть как-то отвлечься, решила помыть пол.
Когда внизу, под окнами, остановилась милицейская машина, Марина почему-то сразу подумала, что это — за ней. И, когда раздался звонок в дверь, совсем не удивилась. Милиционеры, правда, ничего не объяснили. Извинились за ночной визит и передали, что ее срочно вызывают в следственный отдел при прокуратуре.
— Но… Мне завтра на смену, я хочу выспаться. И что случилось?
— Наше дело — доставить. Паспорт возьмите. И бинты с йодом. Шутка… Мы ждем в машине…
В кабинете, куда ее привели, сидели трое: женщина в форменной одежде, показавшаяся Марине знакомой, мужчина в такой же униформе возле компьютера и еще один субъект, лет сорока пяти, в элегантном костюме и при галстуке. Тот расположился в кресле возле окна.
При виде Марины штатский поднялся навстречу:
— Проходите, пожалуйста! Марина Андреевна, если не ошибаюсь?
— Да.
— Присаживайтесь. Меня зовут Кирилл Петрович Журов. Я из Москвы, из Управления собственной безопасности МВД. Это — Краснов Евгений Борисович, следователь следственного отдела Следственного комитета при Прокуратуре. Извините за тавтологию, но не я такое придумал… Вам уже сообщили?
Девушка неопределенно кивнула и, почему-то вспомнив про паспорт, достала его из сумочки и протянула мужчине.
— Вот… Милиционеры сказали, надо захватить.
— Ах да, спасибо! — кивнул тот и передал документ следователю, который уже развернул бланк протокола. — Вы не волнуйтесь, мы постараемся вас долго не задерживать. Евгений Борисович, приступайте.
Следователь заполнил лицевую часть протокола, занеся туда анкетные данные Марины, предупредил об ответственности за дачу ложных показаний, дал расписаться и задал, наконец, первый вопрос:
— Скажите, Марина Андреевна, вам знаком Паленов Роман?
«Блин, — промелькнуло в голове у девушки, — видно, Ромка влип со своими дисками!»
— Рома? — переспросила она. — Да…
— А Сергей Елагин?
— Да, знаком…
— Расскажите, что произошло между ними седьмого августа, в парке? Вы ведь при этом присутствовали?
«Нет, не диски… Это из-за драки».
— А что, Рома заявление написал, да?
— Угадали, — кивнул головой Журов, едва заметным жестом остановив Краснова. — Написал. Вот мы и хотим вас выслушать. Как свидетеля.
— Так он первый начал! Мы с Сергеем гуляли, а он из кустов выскочил — и с кулаками. Только Сережа его и не бил вовсе. Он его…
— Погодите, погодите… Что ж, Роман ни с того ни с сего на Елагина с кулаками набросился? Он же не сумасшедший. Причины какие-то должны же быть, правда?
Марина смутилась.
— Ну, просто я раньше с ним… с Ромой то есть… встречалась. Потом перестала. А после и с Сережей познакомилась.
— То есть у вас с Сергеем Елагиным серьезные отношения? — уточнил Краснов.
— Ну да… Серьезные.
— Получается, у Паленова с Елагиным были реальные основания для взаимной неприязни, так? — снова вступил в разговор Журов. — Ревность, допустим?
— Не знаю… Сережа знал про Ромку, я от него ничего не скрывала. А драку, я вам еще раз говорю, Ромка сам затеял. Он вообще последнее время дурной стал. Во вторник даже в гостиницу к нам с гранатой приперся, Наталью, напарницу мою, перепугал до смерти.
— С гранатой? — Подполковник заметно оживился. — А Елагину вы об этом рассказывали?
— Да. В тот же вечер.
— И что он?
— Сказал — разберется.
Журов выразительно покосился на Краснова. Тот продолжал быстро, от руки заносить показания Марины в протокол.
— А каким образом разберется — не сообщал?
— Ну, просто поговорить хотел… Наверное. А что еще? Не убивать же…
— Отлично… То есть вы подтверждаете, что между вами и Елагиным любовная связь, но Романа он в парке не бил.
— Ну… Подтверждаю.
— Прочитайте и распишитесь, — Краснов развернул протокол и протянул Марине авторучку.
Она пробежала глазами текст, поставила подпись. Потом попросила:
— А можно я с Ромой поговорю? Он заберет заявление.
— Увы, Марина Андреевна, уже не заберет… — вздохнул следователь, опуская глаза.
— Почему?
— Паленов убит, — ответил за следователя Журов.
— Что?!
— Его застрелил ваш любовник Елагин… Видимо, «разобрался», как и обещал…
Марине вдруг показалось, что стены кабинета начали таять, словно мороженое в микроволновке. И стул под ней — тоже. Чьи-то сильные руки (кажется, это был москвич, он ближе всех стоял) подхватили ее, не дав упасть. К визуальным галлюцинациям добавились слуховые — помещение наполнили звуки мчащегося поезда. Последнее, что она расслышала, был женский голос: «Блин, так же нельзя… Выйдите, пожалуйста…»
Девушка очнулась уже в кресле. Окно за ее спиной было настежь распахнуто, кофточка расстегнута, а на груди лежал влажный носовой платок.
— Вот, выпейте!
Женщина в форменной одежде, сидя тут же на корточках, протянула стакан воды. Марина сделала несколько глотков и, благодарно кивнув, откинулась на спинку.
— Вы должны меня помнить, Марина. Мы виделись с вами недавно, в парке. Вы с Елагиным тогда гуляли. Меня Светлана зовут.
— Да… Сережа говорил, что вы еще в пионерском лагере подружились. Скажите, он правда Ромку застрелил?
— Да уж не шутим, — кивнула Воронова. — Якобы — при задержании.
— Якобы?!
— Я же там не была, подробностей не знаю.
— И что теперь?
— Теперь? — Светлана с тревогой оглянулась на дверь. — Теперь у нас мало времени, поэтому слушай меня, девочка, очень внимательно. Если докажут, что это — убийство на почве ревности, ему светит пятнадцать лет… Да-да, пятнадцать! Поэтому все зависит от того, что ты будешь говорить. А говорить надо, что между вами ничего нет и не было. Никакой любви! Просто встречались иногда, время проводили, но без каких-либо перспектив и тому подобное. Понятно?
— Но я же уже…
— Отказывайся от показаний… Ври, что хочешь…
— Но как же? Я ведь люблю его!
— Если любишь, то и молчи об этом! Ради него…
В коридоре послышались шаги. Воронова поспешно поднялась на ноги.
— Всё, они идут.
* * *Краснов дымил сигаретой на площадке между этажами отдела милиции, наблюдая через окно за оперативной обстановкой, с каждой минутой становившейся все тревожней и тревожней — преступность не спала. Из коридора сверху выглянула Воронова: