— Взысканий не было. А что до жалоб… — На лбу Серебрякова явно проступили невидимые доселе морщины. — В нашем деле, если за три года на тебя ни одной жалобы не поступило — значит, хреновый ты постовой. Были, конечно, жалобы. И проверки проводились, как положено. Вот, например, в прошлом месяце Фролов, вышибала из ночного клуба, в прокуратуру целую петицию настрочил. Якобы ударили его… Дубинкой по уху.
— Кто — Елагин?
— Да… Прокуратура проверку провела и противоправных действий не выявила. Этот Фролов сам, как говорится, хорош гусь. Он…
— А от прокуратуры кто проверку проводил? — перебил Журов.
— Воронова. Она и сейчас в следственный отдел перешла.
— Понятно… А другие жалобы? Которые не в прокуратуру направляются, а, например, в городское управление? Их ведь все равно вам спускают, не так ли?
— И такие были. Немного, но были. Только разве всё упомнишь?
— Придется упомнить. Завтра к пятнадцати часам прошу представить соответствующие материалы. Кто жаловался, когда, по какому поводу, и какие меры приняты.
— Так как же я успею? — возразил Юрий Иванович. — Это ж за три года бумаг сколько перелопатить надо. И секретарь в отпуске.
— Разумеется, не успеете. Если, вместо того чтобы организовывать и контролировать работу подчиненных, будете с машинами возиться, — неожиданно жестко парировал Журов. — Личный состав у вас откровенно распущен. Сам сейчас имел возможность убедиться… Кстати, почему ремонтом служебного автотранспорта занимается начальник отдела, а не водитель?
— А где я водителей наберу на такую зарплату? У меня из пяти положенных по штату водителей — один только Поздняков. И то, как говорится, лишь потому работает, что живет через дорогу и до пенсии полтора года осталось. Уйдет — вообще некого будет за баранку посадить.
— Давайте без демагогии. Вам указание ясно?
— Ясно, — хмуро подтвердил Серебряков.
— Будьте здоровы!
Проводив москвича не очень ласковым взглядом, начальник отдела снова взялся было за сварочный аппарат, но в этот момент дверь распахнулась, и во двор вбежала Катя Никулина.
— Юрий Иванович, извините… То есть разрешите обратиться! Это по поводу Сергея Сергеевича приходили?
Подполковник молча кивнул.
— Как у него дела? Что говорят?
— Плохи дела, — вздохнул Серебряков. — Копают под него. Серьезно копают.
— Почему? — У Кати на глазах выступили слезы. — Он хороший, я знаю. Не мог он убить.
— Почему, спрашиваешь?.. Вот ты знаешь, как раньше в деревнях с крысами боролись? Ловят несколько крыс, сажают их в большую стеклянную бутыль, чтоб ни стенку прогрызть не могли, ни выпрыгнуть, и оставляют на некоторое время без жратвы и воды. И крысы эти, чтобы добыть себе пищу, начинают друг друга пожирать. В конце концов в бутыли остается только одна, самая сильная. Вот ее-то и выпускают на свободу. Эта тварь, привыкнув жрать себе подобных, уже ничем другим питаться не желает, и другие крысы, чтобы уцелеть, вынуждены уходить… Я это к тому, что наше министерство напоминает мне бутыль с крысами. Там они тоже друг друга жрут, чтобы теплое местечко занять. Сожрал конкурента — шагнул вверх. Вот и привыкают постепенно. А потом уже остановиться не могут и жрут всех подряд, без разбора. Чем больше сожрал, тем, как говорится, и заслуг больше.
— Получается, я неправильно профессию выбрала?
— Нет, девонька! — Юрий Иванович грустно улыбнулся. — Профессия у нас с тобой, что бы там в народе о ней ни говорили, самая правильная. Это система у нас… неправильная.
* * *Когда Олег появился дома, не было еще и семи. Он ужасно вымотался за прошедшие два дня. Сначала — это страшное известие, потом поездка в морг на опознание брата, потом допрос… Матери телеграмму отбил, что Ромка в больницу попал, чтобы не сразу, как гранатой по голове. Он и сам еще до конца не понял, что случилось, действовал как на автомате, а осознание того, что брата больше нет, еще, к его счастью, не пришло. Младшего, который был за ним как за каменной стеной, и Олег всегда чувствовал незримую поддержку в лице брата. Пусть ему никогда и не пришлось этой поддержкой воспользоваться, но он всегда знал — брат за плечом и подставит это самое плечо в любой момент. А теперь его нет, и нет поддержки, и нет человека, родного к тому же, который прикроет тебе задницу в любом самом непредсказуемом случае. И ему, Олегу, некого теперь защищать, да и нравоучать…
Войдя в квартиру, он, не снимая кроссовок, направился прямо в свою комнату, намереваясь плюхнуться на диван и забыться, хоть на время. Но не успел. Звонок мобильного телефона застал его в двух шагах от двери. Паленов взглянул на дисплей. Номер абонента был скрыт, что уже само по себе настораживало. К тому же разговаривать сейчас ни с кем не хотелось.
Но телефон продолжал настойчиво верещать. Олег нажал клавишу ответа.
— Алло!
— Олег Иванович?
Голос в трубке показался знакомым.
— Да, — ответил Олег. — А кто это?
— Журов, из Москвы. Мы с вами вчера беседовали.
— А, да… Слушаю.
— Вы не очень заняты? Мы могли бы переговорить тет-а-тет?
— Сейчас? Вообще-то, я…
— Запомните адрес, — не стал дослушивать собеседник. — Улица Афанасия Никитина, дом шестнадцать, мини-отель «Регина». Там внизу есть бар. Скажете портье на входе, что вас ждет Кирилл Петрович. Он предупрежден, проводит. Встречаемся через полчаса.
Олег снова собрался было возразить, но связь оборвалась. Паленов озадаченно поглядел на мобильник и, плюнув на пол, снова вышел в коридор.
Московский гость закусывал «Дошираком» за столиком в дальнем углу небольшого зала. Олег срисовал его сразу, подошел, поздоровался. Журов кивнул в ответ и указал на стул против себя. Когда Паленов присел, подполковник придвинул пачку «Честерфилда», поверх которой лежала красивая зажигалка с профилем Феликса Эдмундовича.
— Кури!
Склонный к любой халяве Паленов не отказался.
— Ну так что ж мы с тобой будем делать, Олег Иванович? — начал борец за чистоту милицейских рядов после непродолжительной паузы.
— А чего вы меня спрашиваете? Я, что ли, решаю?
— Ты о чем?
— О Ромке — о чем же еще? Помяните мое слово: замнут дело. Ворон ворону, как говорится…
— Ну, откуда такие мрачные мысли? Делом занимается не милиция, а следственный отдел при прокуратуре. Разные ведомства.
— Это у вас в Москве они разные, — скривился Паленов. — А Юрьевск — не Москва, Юрьевск — город маленький. Они тут все промеж собой — вась-вась. Договорятся. Не верите?
Журов промолчал.
— Зря не верите! Это они перед вами кипеж развели, усердие показывают. А вы уедете — и дело сразу в корзину. Эта баба… ну, то есть женщина, которая прокурорская, она с этим козлом…
— Я вот о чем думаю, — резко перебил подполковник, — зачем ты, Олег Иванович, брата подставил?
— Я?! — опешил Паленов. — Как подставил?
— На сделку послал вместо себя, — спокойно пояснил Журов.
— Никого я не посылал. И вообще про эти дела ничего не знал.
— Ты целку-то из себя не строй. Думаешь, не понимаю, чья это тема — с оружием? Не боишься, что Джамал или Седой заговорят?
— Да не знаю я ничего… Пусть что хотят говорят. Меня там не было, — вскинулся Олег, но, наткнувшись на острый взгляд, моментально заткнулся.
— Еще раз говорю: целку из себя не строй, — тем же ровным тоном продолжил Журов. — У оперов из оружейного отдела давно на тебя виды. Они ведь тем вечером тебя на угольных складах ждали, а не Ромку. Только ты почему-то не приехал… Почему, а?
Паленов промолчал.
— Можешь и не отвечать, — усмехнулся Журов. — Потому что ты, мил-человек, Седого с Джамалом и сдал. Не, я не в претензии, помогать органам — долг каждого честного гражданина.
— Мне менты патроны в тачку подбросили, потом вопрос ребром. Или сдавай Джамала, или сам сядешь, — после мхатовской паузы признался Олег, понимая, что валять дурака бессмысленно.
— А почему другому не подбросили, а именно тебе, а? Главное ведь знать, кому подбрасывать… Поэтому дружить нам надо, чтобы Джамал ничего плохого о тебе не подумал.
— А Ромкино убийство здесь при чем?
— Самое прямое. Он ведь не случайно на ту стрелку поехал. А ты — его родной брат. И стало быть, наверняка хочешь, чтобы убийца был наказан. И с себя вину снять. Хочешь?
— Странный вопрос…
— И я хочу. Получается, что интересы у нас совпадают. Только местные мне вряд ли помогут, а вот ты… Почему про историю с гранатой умолчал?
Паленов ошарашенно вытаращился:
— С какой такой гранатой?
— А что, — прищурился Журов, — братец не рассказывал, как он с лимонкой в гостиницу приперся, с Мариной разбираться?
— Вы что? Какая еще лимонка?!
— Да ты не волнуйся. Думаю, это тот самый муляж, который у него под кроватью нашли. При тебе же обыск делали… Или, — продолжил Журов с явным оттенком подозрительности в голосе, — настоящая все же была гранатка-то? В вашей квартире, если порыться, много чего в этом роде найти можно.
— Вы что? Какая еще лимонка?!
— Да ты не волнуйся. Думаю, это тот самый муляж, который у него под кроватью нашли. При тебе же обыск делали… Или, — продолжил Журов с явным оттенком подозрительности в голосе, — настоящая все же была гранатка-то? В вашей квартире, если порыться, много чего в этом роде найти можно.
Подполковник чуть подался вперед, взгляд его сделался совсем колючим.
— Ты, Олег Иванович, не смотри на меня как жопа на наждачную бумагу… Я ведь про тебя, почитай, все знаю. А потому у тебя сейчас два варианта. Первый: ты продолжаешь включать дурака. Тогда я на время бросаю заниматься делом твоего брата и начинаю заниматься тобой. Это у местных на Ингушетию, на нужный уровень, выхода нет. А вот мне, через Москву, этот выход совсем нетрудно устроить. Понимаешь, к чему клоню? Если у самого понятия нет, так хотя бы о матери подумай. Младшего убили, а если еще и старшего посадят, что с ней будет?.. То-то! Но есть и второй вариант. Ты включаешь голову и понимаешь, что со мной лучше не бодаться, а наоборот — помогать. Как в таких случаях говорят, «в рамках взаимовыгодного сотрудничества». Моя выгода тебя, естественно, не касается, а вот ты, если сработаемся, — гуляешь на свободе. Без оглядки на Джамала. У нас два пути. Или садишься ты, или мы сажаем Елагина. Я ясно выражаюсь?
Паленов хмуро кивнул.
— Вот и славно. Ты, между прочим, когда домой придешь, пошарь-ка на всякий случай у братца в комнате… Пошарь-пошарь! Оперативники обыск на скорую руку делали, могли чего и не заметить. Второе. За Елагиным придется походить.
— Чего?
— Походить. Ножками. Или на машине. Как говорят в кино — сесть на хвост. В Москве бы я решил проблему без тебя, но здесь приходится использовать подручные средства. Куда ходит, с кем встречается, с кем целуется, с кем спит. И так далее. Постарайся незаметно. Справишься?
— Попробую, — едва слышно ответил оружейный барон.
— Ну и славно. Трам-пам-пам…
* * *Заварив чай, Светлана отнесла поднос в комнату и поставила на журнальный столик. Диск с «Амели» уже был вставлен в проигрыватель. Она всегда смотрела этот фильм, когда надо было отвлечься от грустных мыслей.
Не торопясь, удобно устроилась в кресле, поджав под себя ноги, подкатила столик поближе и взяла пульт. И тут раздался звонок в дверь. Светлана бросила взгляд на часы. Интересно, кого это принесло в такое время? Наверное, Валентину, соседку.
Посмотрев в глазок, она отворила дверь. Сердце застучало как на лыжном кроссе.
На пороге стоял Елагин с пакетом в руках. Приятная неожиданность.
— Привет! Извини, что поздно. Просто шел мимо, решил заглянуть…
— Ну и правильно решил. Проходи.
Сергей протянул хозяйке пакет:
— Вот, возьми…
В пакете оказались две бутылки — водки и вина.
— Ты же не пьешь!
— Ну надо ж когда-то начинать. А то жизнь так и пройдет мимо. А вообще-то, это взятка.
— Тогда будем использовать ее вместе, — кивнула следователь, направляясь на кухню. — Тем более, я плов приготовила. Первый раз. Ты как к плову относишься?
— Как ко всему, что годно в пищу. С симпатией, — отозвался Сергей, сняв ботинки и проходя следом.
— Присаживайся… Между прочим, — спросила она, доставая из шкафчика и расставляя на столе посуду, — что у тебя с мобильником? Не дозвониться никак.
Елагин достал из кармана телефон и печально вздохнул.
— Пока он находился в плену, кто-то тиснул аккумулятор. Новый еще не купил.
— Хочешь, отдам свою старую трубку? Мне все равно не нужна.
— Давай… Верну с процентами… — Сергей налил водку — себе и вина ей: — Ну что? За выполнение плана?
— Какого плана?
— По борьбе за чистоту рядов.
Воронова поставила бокал на стол.
— Не надо, Сережа! Отвлекись. Возбудили дело — еще не значит, что признали виновным. Главное, ты сам знаешь, что ни в чем не виноват.
— По Уголовному кодексу это смягчающим обстоятельством не является, — невесело усмехнулся тот.
Светлана поднялась со стула, включила вытяжку над плитой и взяла с полки пачку сигарет.
— Я попросила, чтобы дело передали мне… — сказала она, прикуривая. — Так гораздо легче контролировать ситуацию. И я сделаю все, чтобы тебе помочь. Однако есть существенная проблема, которую зовут Кирилл Петрович Журов. Думаю, ты уже это понял. Насколько мне известно, господин подполковник прилетел из Москвы с самой жесткой установкой. Но ты особенно не волнуйся, зацепок у него пока нет.
— Каких зацепок?
— Ну… — Воронова на секунду смутилась. — Что ты Романа Паленова по личным мотивам убил…
— А ты тоже так считаешь?
— Нет, разумеется. И даже не потому, что знаю тебя. Только в МВД тоже план есть по борьбе за чистоту рядов. А может, еще что. Слишком уж Журов старается. Словно у него личный интерес.
— Да плевать мне на Журова.
— И это я понимаю. Ты сейчас — из-за Марины… Конечно, нелегко такое услышать. Но попробуй подойти к делу с другой стороны. Подумай: стала бы она тебя ждать, если бы тебе, допустим, десятку за умышленное убийство дали?.. То-то! Нет, как видишь, худа без добра. Вырасти пора, Сереженька! А ты всё — как тот мальчишка из лагеря. Любовь… Любовь в романах французских хороша да в старых фильмах. Знаешь, как раньше придворные художники портреты вельмож писали? Страшное дело было. Если портрет, не приведи боже, не понравится, так живописца казнить могли. Вот и старались, все недостатки скрывали тщательно. В результате выходил на портрете эдакий высоченный красавец, любимец фрейлин. А в жизни на этого любимца смотреть было страшно: хромой, прыщавый и зубы гнилые… Вот так иногда и любовь: на картинке — стройная голубоглазая девушка с длинными волосами, а на деле — облезлая и беззубая старуха. Ты сегодня, между прочим, и сам в этом убедился…
«Похоже, Светка преследует и свои цели», — промелькнула у Елагина резонная мысль.
— Ладно, Свет, не лечи. Проехали. Я ведь не за этим пришел… Скажи, у тебя какие-нибудь фотки с лагеря сохранились? Ты ж тогда, помню, все время с фотиком бегала.
— Сохранились, наверное. А что это тебя вдруг на воспоминания пробило?
— Так… Поищи, а?
Воронова затушила сигарету, ушла в комнату и через пару минут вернулась с большим альбомом в руках.
— Здесь у меня все школьные фотки… Во, смотри, какая я была! Это десятый класс… Или девятый? Не помню уже… А, вот и лагерь!
Она передвинула стул ближе к Елагину.
— Это ведь ты? — спросила она, указывая на снимок, с которого смотрела небольшая группа мальчишек и девчонок.
— Нет, — улыбнулся Сергей. — Это Валерка Трофимов. Я — вот…
— Ах да, точно… Смешной какой! А вот я! Господи, какая стройненькая…
Воронова перевернула лист. На следующей странице в числе прочих находилась небольшая карточка. Мальчишка, в котором уже можно было узнать будущего Елагина, сидел на скамейке с миловидной девушкой лет пятнадцати. Оба улыбались.
Увидев снимок, Елагин вдруг изменился в лице, и это не укрылось от глаз следственного работника.
— Ее, кажется, Леной звали?
Сергей кивком подтвердил.
— Первая любовь?
— С чего ты взяла?
— Ну, я ж не слепая… Вы с ней встречались потом, после лагеря?
— Нет, — качнул головой Сергей. — С какой стати?
— Мне казалось, ты тогда на нее запал…
Елагин вдруг захлопнул альбом.
— Там потом история была, в третьей смене. Когда ты уже уехала…
— С ее братом? — понимающим тоном спросила Воронова.
Сергей мрачно кивнул и вдруг поднял на нее удивленные глаза:
— А ты откуда знаешь?
— Я же приезжала в лагерь и на следующий год… Ты что, до сих пор из-за этого переживаешь?
Сергей не ответил. Он глянул на рюмку, которая все еще стояла нетронутая, и залпом выпил.
— Сдрейфил я тогда, Свет. Откровенно сдрейфил.
— А кто б не сдрейфил?.. Тебе же четырнадцать было, а не двадцать пять.
— Так я и сейчас сдрейфил, — невесело усмехнулся Сергей каким-то своим мыслям.
— Ты о чем?
— Ну… Насчет показаний.
— Перестань, — морально поддержала Светлана. — Был бы трусом, так не говорил бы. Да и в СОБР служить не пошел бы… Она тебя использовала, а ты страдаешь… Ты плов-то ешь! Он из баранины — когда остынет, невкусный.
Сергей кивнул, взял вилку, но потом снова поднял на нее взгляд:
— Нет, ты вот скажи! Допустим, тебя мужик домогается. Ну сосед, к примеру… Он тебе на фиг не нужен, и ты ему сто раз об этом говорила, а он все равно пристает. Как ты поступишь?
— Договорюсь с участковым, чтобы отправил на пятнадцать суток. Сразу любовный пыл пропадет.
— Ну да, ты-то договоришься… А… А если все же не отправит? Мол, раз не хулиганит и в квартиру не лезет, то и оснований для вмешательства нет.
— Попрошу кого-нибудь, чтобы потолковали.
— А если некого попросить? К незнакомому человеку с этим ведь не обратишься.