Майк Гелприн Ангел-хранитель
1989
Жаркое августовское солнце пробилось сквозь плотную завесу облаков. На севере причудливо подсветило кряжистый, приземистый хребет Франклина. На юге вызолотило ограждение моста, переброшенного через Рио-Гранде из мексиканского Хуареса в американский Эль-Пасо. Поиграв с мостом, лучи нырнули в реку, и Рио-Гранде благодарно растворила золото в ультрамарине.
В тот момент, когда облака вновь накрыли солнце, вершины гор погрузились в туманную дымку, мост посерел, а вода опять стала зеленоватой и мутной, Хуан Рамос понял, что влип. Хуан замер на пассажирском сиденье грузовой «тойоты». Его напарник, водитель Энрике Гарсия, уже уладил последние формальности с офицером мексиканской таможни и завел двигатель. В этот момент и появились собаки, натасканные на героин терьеры, способные уловить запах наркотика, запаянного в тройной слой пластика и замурованного в герметичный стальной тайник под днищем машины.
Хуана прошиб пот, на мгновение он представил, что ждет их с Энрике в случае поимки. Двадцать лет тюрьмы в Сан-Антонио, да и то при условии, что удастся их там прожить. Хуан локтем толкнул напарника, тот повернул голову и тоже увидел собак. Дочерна загорелое лицо Энрике стремительно побледнело, жилистые мосластые руки вцепились в баранку. Он застыл. Лишь глаза с нарастающим в них ужасом медленно скашивались, стремясь уследить за худосочным таможенником, ведущим обеих собак на общем коротком поводке.
Оставалась еще надежда, что пронесет.
– Святая мадонна, Дева Мария, – едва шевеля губами, забормотал Хуан, – во имя отца, и сына, и…
В этот момент первый терьер разразился заливистым лаем. Миг спустя к нему присоединился второй. Святая заступница не помогла, не услышала блудных своих сыновей.
Хуан оборвал молитву и резко выпрямился. Как бывало всегда в минуты опасности, хладнокровие и решительность вернулись к нему.
– Гони, амиго! Гони, сучье отродье! – взревел Хуан и зашелся отборной бранью.
Энрике дал по газам, рев двигателя перекрыл проклятия Хуана. Энрике вбил педаль газа в пол. «Тойота» рванула вперед, сшибла таможенный шлагбаум и, набирая скорость, понеслась к мосту. Сзади пронзительно взвыла полицейская сирена.
«Тойота» на полной скорости взлетела на мост. Сейчас все зависело от водительского искусства Энрике, он недаром считался в организации одним из лучших. Он гнал по разделительной полосе, и встречные машины, визжа тормозами, шарахались от мчащейся на них ревущей смерти.
«Тойота» перевалила верхнюю точку моста, теперь она неслась под уклон. Впереди, на американском посту, суетливо перемещались копы, рассредоточиваясь и занимая позиции для стрельбы. Ощерившись, Энрике Гарсия гнал машину прямиком на полицейский кордон. Рев двигателя заглушал то, что орали оттуда в мегафон, но Энрике, ни слова не знавший по-английски, и в полной тишине ни бельмеса бы не понял.
Он не знал, как, проскочив пост, удалось уцелеть. Ветер хлестал в лицо, окровавленное, посеченное осколками разбитого пулями лобового стекла. Рядом, тяжело хрипя, умирал с простреленной грудью Хуан, а Энрике гнал и гнал «тойоту» по узким улицам квартала Меркадо.
* * *Салли Ринстон опаздывала в школу. Тайком от родителей она засиделась до ночи за компьютерной игрой и в результате, разумеется, проспала. Салли собралась наскоро, не успев даже позавтракать, и теперь неслась в школу со всех ног. Миссис Кларк становилась настоящей мегерой, когда дело касалось опозданий, и шебутной, непоседливой Салли частенько от нее доставалось.
Салли выскочила на перекресток с Шестой авеню. До крашенного розовым здания школы оставалось рукой подать – всего лишь пересечь Шестую и промчаться мимо баптистской церкви. Пешеходам, однако, горел красный, Салли, пританцовывая от нетерпения, ждала. Едва красный сменился, наконец, желтым, она припустила через перекресток. Она уже почти миновала его, когда раздался жуткий и пронзительный визг тормозов.
Вывернувшаяся из-за угла ближайшего переулка машина неслась на Салли. Мгновением раньше Энрике, заложив на повороте вираж, вылетел на Шестую авеню и погнал «тойоту» по встречной полосе. Кровь с рассеченного осколками лба заливала Энрике глаза: девочку перед капотом он разглядел слишком поздно.
Энрике дал по тормозам, но скорость была слишком велика. Энрике заорал от ужаса. Он был ревностным католиком и в последний момент успел пожалеть о том, что не умер минутой раньше, как Хуан.
Энрике закрыл глаза, чтобы не видеть, как девочку размажет по капоту, но миг спустя неведомая сила вдруг рванула руль у него из рук и до отказа крутанула влево. «Тойоту» занесло, она пошла по дороге юзом. Встав на два колеса, пронеслась в считаных дюймах от девочки, затем с грохотом опрокинулась набок. Крышей снесла церковную ограду и секундой позже вломилась в гранитную арку могильного склепа, расколов ее и выкорчевав склеп из земли.
Двумя годами позже, давая показания суду присяжных штата Техас, чудом уцелевший инвалид Энрике Гарсия клялся на Библии, что видел руку, перехватившую у него руль.
– Это была детская рука, – крестясь, торопливо бормотал Энрике, и нанятый общественный адвокат бесстрастно переводил его слова на английский. – Рука ребенка, будь он благословенен. Клянусь мадонной, я видел ее.
– Где видел? – отдуваясь, спросил дородный общественный обвинитель.
– В зеркале, – твердо ответил Энрике. – Я видел эту руку в боковом зеркале. Видел ее с закрытыми глазами.
* * *Питер и Линда Ринстон весь день хлопотали вокруг чудом спасшейся дочки. Салли сидела перед ними на кровати в гостиной. Уперев взгляд в пол и накрепко сжав пухлые детские губы, она упорно молчала. Семейный доктор настаивал на госпитализации, но Питер с Линдой отказались. Теперь они начинали об этом жалеть.
– Надо отвезти ее в клинику, – прошептал Питер на ухо жене. – Пусть уже сделают укол или что там говорил доктор Райс. Будем по очереди дежурить.
Линда отрицательно покачала головой.
– Салли, детка, давай пойдем спать, – принялась уговаривать она. – Мама прочитает на ночь сказку. Про добрую девочку, которая выручает других детей из беды.
– Мальчик, – разлепила губы вдруг Салли. – Это был мальчик.
– Какой мальчик? – Питер вскочил с кресла, уселся рядом с дочерью и обнял ее за плечи. – Где ты видела мальчика?
– В зеркале, – едва слышно прошептала Салли.
– В каком зеркале? Пожалуйста, расскажи мне все. Откуда там было зеркало?
– Не знаю, просто я видела зеркало. Все в клетках, в черных и белых. И в нем был мальчик. И он был…
Салли осеклась и смолкла.
– Каким он был, доченька? – помогла Линда. – Ты его знаешь, милая? Этого мальчика?
– Прошу тебя, скажи нам, – поддержал жену Питер. – Только нам с мамой. Мы не разболтаем, это будет наша с тобой тайна, хорошо?
Салли подняла голову. Ее глаза налились слезами. Миг спустя она вдруг закричала, громко, пронзительно:
– Мальчик, он был страшный! Он был просто ужасный! Жуткий, отвратительный урод.
* * *Руслан выигрывал партию. Была она решающей, выигрыш давал Руслану первое место в турнире и второй кандидатский балл. Стать кандидатом в мастера по шахматам в шестилетнем возрасте – такое еще не удавалось никому. Противник Руслана, крепкий, кровь с молоком десятиклассник спецшколы для особо одаренных, думал над очередным ходом вот уже полчаса. Руслан терпеливо ждал, торопиться ему было некуда.
Американский журналист Роб Игл, прилетевший на турнир в Москву из Вашингтона и специализирующийся на сенсациях в спорте, успел уже нащелкать десятки кадров. Контраст между цветущей юношеской красотой завтрашнего выпускника спецшколы и уродством его визави смотрелся особенно эффектно.
– Есть в природе определенная несправедливость, – говорил Иглу тренер Руслана Борис Самуилович Кац. – У мальчика явный шахматный талант. Да что там, послушайте меня, это я вам говорю. Он – гений, абсолютный шахматный вундеркинд. А теперь посмотрите на него: видит Бог, шахматы – единственное, что у мальчика есть. Он вполне может стать чемпионом мира, вполне, это я вам говорю. И что с того? Некому будет даже за него порадоваться.
Роб Игл кивнул. Очевидно, старый тренер прав. Прикованный к инвалидной коляске Руслан никогда не сможет самостоятельно ходить. У него неподвижное монголоидное лицо со слезящимися красными глазами, заячья губа, редкие волосы и вечно слюнявый скошенный подбородок. Болезнь Дауна, общая физическая и умственная отсталость, и вдруг такой феномен. Парень едва говорит, не знает, сколько будет дважды два, и в то же время рассчитывает сложнейшие многоходовки. Лучшие психиатры не в силах это объяснить.
Противник Руслана сделал, наконец, ход. Руслан наклонился к доске, фигуры на ней привычно ожили и задвигались. За секунду перед Русланом пронеслись тысячи возможных продолжений. Большинство никуда не годилось, но некоторые делали позицию белых на доске красивее. Руслан отбросил продолжения, которые портили красоту позиции, и принялся изучать остальные. Минуту спустя он нашел лучший вариант. Жертва пешки, и через четыре хода позиция черных станет настолько уродливой, что спасти ее не удастся. Руслан улыбнулся: после жертвы позиция черных станет такой же уродливой, как сам Руслан. Она начнет рассыпаться, и никакие ходы не помогут ее склеить. Руслан потянул руку к пешке е5. Сейчас он продвинет ее на одно поле вперед, и противник вынужден будет жертву принять.
Внезапно пешка на доске изогнулась и повернулась к Руслану. Он замер – у пешки было лицо. У остальных фигур лиц не было. У этой было. Пешка отражалась от полированной поверхности доски. Над доской она оставалась обычной неказистой костяной фигуркой. Под доской Руслан увидел девочку. Красивую, почти такую же красивую, как позиция белых, которая образуется после жертвы пешки e5. Девочка замерла на месте, и Руслан, подслеповато щурясь, вгляделся в ее глаза. В них застыл ужас. Руслана передернуло от боли, когда он разглядел это. В следующую секунду, перекрывая черные и белые клетки, под доской появилась тень. Она надвигалась на девочку, вот она уже миновала поле e3, вползла на e4 и заскользила по нему.
Девочка закричала. Крик словно ножом резанул Руслана. Он рванулся и с размаху влепил рукой по доске. Фигуры взлетели в воздух, но в последний момент, падая с инвалидной коляски головой вперед, Руслан умудрился поймать пешку e5. На пол он рухнул, намертво зажав ее в кулаке.
* * *Потягивая аперитив, Питер Ринстон листал спортивный еженедельник. Пробежал глазами хоккейные и баскетбольные новости, посетовал на очередную неудачу футбольной команды, перевернул страницу и наткнулся на шахматную статью. Шахматы Питера не интересовали, и он собрался было перелистнуть еженедельник дальше, но не успел, потому что Линда позвала его на ленч.
– Иду, дорогая. – Питер допил аперитив и поднялся. Раскрытый на шахматной странице журнал остался в кресле-качалке на крыльце.
Питер уселся за стол, и Линда сняла крышку с фарфоровой латки с томящейся в ней индюшкой. Аромат соответствовал ожиданиям. Питер, довольно крякнув, вооружился столовым ножом и потянулся за птицей. Однако, едва нож коснулся золотисто-коричневой подрумяненной корочки, в комнату вбежала Салли с недочитанным Питером еженедельником в руке.
– Папа, это он, он, – закричала Салли и немедленно разревелась.
– Кто «он»? – Питер отложил нож и вилку в сторону. – Успокойся, детка, прошу тебя. Скажи, кто этот «он», и мы с ним непременно разберемся.
– Тот мальчик, – сквозь слезы проговорила Салли и уткнулась отцу под мышку. – Тот самый урод, которого я видела, когда… когда…
Питер забрал журнал. В правом нижнем углу шахматной страницы он увидел фотографию. Сначала Питер даже не понял, что запечатлено на кадре. Потом вгляделся пристальнее и оценил мастерство Роба Игла, фотографа, чье имя стояло под снимком. Страшный уродливый ребенок, типичный олигофрен, зависший в прыжке над шахматной доской, казалось, сейчас продолжит движение и спрыгнет с журнальной страницы.
– Маленькая, ты уверена? – строго спросил Питер. – Я вижу, что это очень несимпатичный мальчик. И, наверное, больной. Но знаешь, Салли, непривлекательных и больных детей много. И они, большей частью, похожи друг на друга. Поэтому я думаю, что ты перепутала. Хотя, признаться, мальчик на самом деле крайне нехорош собой.
– Я не перепутала, – Салли перестала плакать. – Это он, папа, точно он. И потом смотри – зеркало.
– Какое зеркало?
– Ну вот же оно. Зеркало в черно-белую клетку. Папа, прочитай, что здесь написано, ну, пожалуйста.
Питер быстро зачитал статью вслух.
– Видишь, маленькая, ты ошиблась, – сказал он, закончив. – Этого мальчика зовут Руслан Лежнев. Он русский и живет очень далеко, в Москве. Помнишь, я тебе показывал на глобусе? Это на другой стороне земного шара.
Питер свернул журнал трубочкой и ловко забросил его на антресоли.
– Пускай пока полежит там, – улыбнулся он дочери. – Чтобы не пугал нашу Салли.
1990
Тим Мортон поднялся на рассвете. Неслышно ступая, выбрался из дома и направился на конюшню. Для своих неполных одиннадцати лет Тим был прекрасным наездником. Его отец, Бад Мортон, владел небольшим скотоводческим ранчо в двух десятках миль от Сан-Анжело, так что к лошадям Тим привык с детства.
В конюшне было тепло, пахло конским потом, навозом и сеном. Тим помедлил секунду, выбирая лошадь для прогулки. Смирная серая в яблоках красавица Звездочка или норовистый вороной черт Каприз. Звездочка доверчиво сунулась к Тиму мордой, и он протянул ей припрятанный с вечера кусок рафинада. Кобыла осторожно взяла угощение с ладони и благодарно захрумкала. Каприз принял порцию сахара, продемонстрировав независимость и гордость, как и подобает знающему себе цену породистому жеребцу. Тим потрепал его по холке и принял решение. Сегодня он возьмет Каприза, нечего с утра пораньше показывать норов.
Тим отвязал жеребца, затем быстро и умело накинул седло. Минутой позже всадник и конь выбрались за ограду, обогнули ранчо, и Тим пустил Каприза рысью. Было прохладно, стоял легкий туман, нескошенная трава плакала росой, и солнце едва показалось из-за горизонта. Страна холмов, самое сердце Техаса. Здесь жили поколения Мортонов, начиная с первых поселенцев, пионеров, пересекших Америку с востока на запад и выбравших для себя именно эту землю.
Тим миновал территорию ранчо и направил коня вверх по склону пологого холма, первого из начинающейся гряды. Каприз шел легко и уверенно, прогулка явно доставляла ему удовольствие. Вот уже и вершина, сейчас можно будет огреть жеребца пятками по атласным угольно-черным бокам и пустить в намет. Тим гикнул, Каприз поддал ходу и вылетел на вершину. И взвился вдруг на дыбы – лишь сноровка опытного наездника позволила Тиму удержаться в седле. В двадцати ярдах прямо перед ним пер по склону холма навстречу огромный бурый медведь.
Тим не успел даже испугаться. Медведь с ходу встал на задние лапы, утробно взревел и бросился вперед. В тот же момент Каприз захрапел, шарахнулся в сторону, взрыл копытами землю, мощно оттолкнулся от нее и поскакал. Тим припал к холке. Конь, пронесшись в трех футах от зверя, перешел в намет и через десяток скачков – в галоп. За считаные секунды Каприз достиг подножия холма и, стелясь над землей, полетел дальше. Случилось то, что Тим видел раньше только в ковбойских фильмах, – обезумевший от испуга конь понес. Тим умудрился оглянуться на скаку – медведь исчез из виду, он, если и начал преследование, то безнадежно отстал. Тим отчаянно закричал, но крик лишь добавил коню прыти. Каприз пронесся между двумя невысокими холмами и теперь летел по узкой тропе, ведущей прямиком в Чертов каньон и обрывающейся у его края. Спрыгнуть на скаку означало неминуемо свернуть себе шею, Тим лихорадочно колотил жеребца пятками, рвал его за гриву, но все было напрасно. Храпя и роняя пену, Каприз мчался к каньону, до которого оставалось уже совсем недалеко.
* * *Кандидат в мастера спорта по шахматам, семилетний Руслан Лежнев, играл черными против венгерского мастера. Это была последняя партия Руслана на открытом чемпионате Москвы, и для победы в турнире его устраивала ничья. Он разыграл защиту четырех коней, но венгр, знаток этого дебюта, перешел в миттельшпиль с преимуществом. Атака белых с каждым ходом набирала силу, позиция черных стремительно теряла стройность и красоту. Сидящий в первом ряду зрителей тренер Руслана Борис Кац нервно теребил завязку галстука – он не видел за черных ни единого шанса.
Последний ход венгра ладьей на g4 создал многочисленные угрозы на королевском фланге. Руслан замер, перед ним привычно проносились тысячи вариантов, но не выручал ни один. Можно было сдавать партию, и Руслан закрыл глаза. Сейчас он оценит возможные продолжения в последний раз и, если не найдет ни одного приемлемого, сдастся.
Парадоксальный ход конем назад на g8 пришел Руслану в голову подобно озарению. Руслан подался вперед. Конечно же, конь g8, отражая прямую угрозу белых ладей и одновременно активизируя фианкеттированного слона с контршансами на ферзевом фланге. Фигуры привычно ожили и задвигались, убегая на пять ходов вперед. Руслан оценил варианты, любой из них улучшал позицию черных, по крайней мере, до равной. Руслан протянул к черному коню руку, но в этот момент тот встал на дыбы и заржал. Руслан оцепенел, завороженно глядя на отражение под доской. Там конь шарахнулся с f6 на g7 и внезапно бросился вправо и вперед, стремительно пересекая доску по диагонали. Руслан ахнул, когда увидел вцепившегося в конскую гриву мальчика. Он рванулся, с силой оттолкнулся от поручней инвалидной коляски и грудью рухнул на доску. В последний момент, когда конь уже взвился в воздух, улетая за край доски, Руслан пальцами дотянулся до мальчика и отчаянным усилием вырвал его из седла.