В конце коридора виднелась дверь в комнату. Хозяина не наблюдалось. Мы зашли в его комнату, и я удивилась: комната была большой, полукруглой, с эркерным окном во всю стену. На окне висели тяжелые бархатные гардины зеленого цвета.
Круглый стол посередине, на котором стояли чашки с блюдцами, два бокала и крупно нарезанный торт. Пара венских стульев дополняли композицию романтического ужина. Еще бутылка вина, лимон и коробка конфет.
В углу комнаты, у стены, стояла кровать, покрытая странным, на мой взгляд, пледом – ярко-красным, усеянным фиолетовыми розами. Такое турецкое или китайское барахло, которое обожают деревенские тетки. Бр-рр! Конечно, на вкус и цвет… Но все же… Чтоб у мужчины? Такое?..
У кровати, на полу, лежал синтетический коврик с рыжей лисичкой. Тоже как-то… смешно. На широком и мощном подоконнике громоздились книги по медицине и ни одного романа. В другом углу на деревянной этажерке стояли какие-то фотографии. Подойти ближе и рассмотреть мне было как-то неловко. Большой современный телевизор. На табуретке у кровати лежал ноутбук. Да! За дверью стоял холодильник – старый и пузатый «ЗИЛ». О таком мечтала когда-то баба Маня. Ох как мечтала…
Герман был взволнован и суетлив. Мы сели за стол, и он налил вина. Поднял бокал:
– Ну, за знакомство?
Я усмехнулась:
– Вот как? Сегодня и за знакомство? А мы не опоздали слегка… выпить за это?
Он чуть поморщился и мотнул головой:
– Нет, не опоздали! Именно сегодня будет у нас настоящее знакомство. Разве не так?
Я не испугалась. Хотя… После сказанного мне стало немножко не по себе. Что он имеет в виду? То, что мы станем любовниками? Тогда это пошло и глупо – так предвосхищать подобное событие. И кстати, любовницей его я становиться не собиралась. Вот тут он ошибся! В мои планы это никак не входило.
Но я только пожала плечами, и мы чокнулись. И в этот момент я пожалела, что пришла к нему. «Дура! – думала я. – Прийти в дом к холостому мужчине… На что ты рассчитывала? Только на дружбу? Искала приключений на свою?..»
Мы пили вино, слушали музыку и болтали о какой-то ерунде. Но неловкость висела в воздухе, как огромный воздушный шар, и мешала дышать.
Я что-то спросила про хозяина квартиры. Герман ответил, что дед целыми днями спит и на кухню выходит только к вечеру – чего-нибудь поесть. От этого мне легче не стало. Дед, похоже, ничего не услышит. Ну, если что… Хотя… Глупость какая! Что, этот Герман – маньяк? Затащил меня в свое логово, чтобы?.. Ей-богу, просто смешно!
Разговоры наши постепенно иссякли, и я засобиралась домой. Мне хотелось поскорее уйти из душной комнаты, пропахшей пылью и одиночеством. Я встала и глянула на часы?
– Ну… мне пора!
Герман усмехнулся и тоже встал. Потом он подошел ко мне и прошептал: «Не торопись!» И слегка приобнял меня. Я напряглась и попыталась отстраниться.
Он прижал меня сильнее и стал целовать в шею. Я слышала его хриплое дыхание, запах его пота и волос, запах одеколона и мыла, запах чужого, ненужного и неприятного мне человека. Я пыталась освободиться от его объятий, а Герман, распаляясь еще сильнее, свистящим шепотом залепетал какие-то дурацкие слова, от которых меня затошнило.
Срывающимся голосом я потребовала «все это прекратить и закончить!». А он сполз на пол, встал на колени и стал целовать мои ноги.
Пытаясь высвободиться, я задела его пряжкой туфли по лицу. И тогда Айболит взвыл от боли, осел на пол с перекошенным лицом и закричал:
– Ты что делаешь, сука? А зачем ты пришла сюда, дрянь? Строить из себя цацу, голь перекатная? Бабку решила уконтропупить? Сама? В одиночестве? Э, нет, дорогая! Не выйдет! Ничего у тебя не получится, слышишь?!
Я вдруг разревелась, сама не ожидая от себя такого. Как последняя дура! Заревела от страха и липкой гадости, словно от грязи, в которой я вывалялась.
Пока я безрезультатно дергала запертую дверь, Герман неуклюже поднялся с пола. Вытер ладонью потное лицо и вдруг засмеялся:
– Предлагаю тебе вариант! Слышишь, эй?
– Открой дверь, козел! – кричала я. – Открой сейчас же!
Он снова рассмеялся, плюхнулся на стул и спокойно произнес:
– Конечно, открою! На черта ты мне сдалась? Тоже мне, подарочек!.. Открою, терпение! А сначала послушай! Послушай и вникни!
Я обернулась. Герман скривил рот:
– Так вот, по нашим делам! Одна решила, так сказать, овладеть? Не выйдет! А не жирно тебе? Короче, послушай! Мы с тобой женимся – то есть расписываемся! Короче, мы – пара! А потом… А потом вместе, по-тихому, да? Ну, в смысле старухи… Я тебе помогу. Я врач и сделаю все как надо… Одна таблетка, и все, понимаешь? Никто не узнает. А уж потом – ты прости! – пополам! По-честному, слышишь? Как в песне поется: «Тебе – половина, и мне половина!» Всем хватит… с лихвой. Не жадничай, Лида! Куда тебе столько? А вместе мы… Да и потом – как-то нечестно. Бабку твою я столько лет караулю!
Он не договорил, потому что я иступленно закричала:
– Сволочь ты, а не врач! Подонок и сволочь! Встречала я сволочей, но таких!..
Айболит продолжал усмехаться.
– Я заявлю на тебя! – продолжала я. – Заявлю, слышишь! В полицию заявлю! И тебя закроют, подонок!
– Заявляй! – вяло откликнулся Герман. – Да только кто тебе поверит, дура? У тебя что, есть свидетели? А я отвечу, что надо проверить тебя! Кто ты? Откуда взялась? Втерлась в доверие к известной, богатой старухе. И ждешь ее смерти! Все просто, банально, знакомо. Тебя тут никто не знает. А у меня – ре-пу-та-ция! Слышишь, дурища? Я здесь уже столько лет… И тихо, как мышь! Ни одного нарекания! Больные меня обожают. Коллеги ценят. А ты… кто такая? Кассирша?
– Дверь открой, гад! – твердо сказала я.
Айболит пожал плечами, неспешно встал и повернул ключ в замке:
– Да вали!..
Я выскочила в коридор и бросилась к входной двери. Долго возилась с древним замком. А этот стоял у своей двери своей комнаты и усмехался. Рот его, как червяк, застыл в кривой усмешке.
Наконец я вырвалась на лестничную клетку и, не дожидаясь лифта, бросилась вниз.
На улице остановилась, перевела дух и медленно, словно пьяная, пошла, куда глаза глядят.
На душе было погано. Так погано мне не было уже очень давно. Я дошла до какого-то сквера, стрельнула сигарету и села на лавочку. Только там я стала постепенно приходить в себя.
И вдруг поймала себя на мысли: что же я так возмущаюсь его словами? Он ведь прав! По сути, он прав! Я приехала сюда для того, чтобы…
Я втерлась в доверие. Я стала своим человеком. Я жду ее смерти. Но для начала – ее завещания! Так что же так возмутило меня? То, что он предлагал свою помощь? То, что он хотел поделиться? Как он сказал? «Я могу тебе помочь!» То есть? Ускорить? Ускорить ее уход? Я понимаю: он врач и он знает, что… Что и как надо делать. То есть он предлагал мне пойти на убийство. Он предлагал мне стать с ним сообщником.
Я, конечно, та еще сволочь… Но чтобы так! Такими вот методами? Значит, он раскусил меня и считал, что я на это способна?
А если по-честному? Да, я жду ее смерти! Я ненавижу ее. Но… пойти на убийство?
А может, я просто… боюсь? Вот если бы я точно знала: мы это сделаем и нам за это ничего не грозит? Смерть старухи – это так естественно!.. Я бы смогла?
Нет!.. Нет!!! Или… смогла бы? Разве я не думала о том, что она может прожить еще много лет? В моем случае даже пять – это много! И все эти годы я буду рядом? Буду слушать ее, слышать ее запахи, звуки? Общаться с ней? Мыть ее волосы, тело, стричь ей ногти? Менять ее постель? Пять лет!.. А если больше? У нее нет тяжелых болезней – обычная старость. Слегка давление, слегка поджелудочная, слегка цистит… Все слегка!.. А от «слегка» не умирают. За ней ведь прекрасный уход – прогулки, питание. Я выполняю все ее прихоти! Чего ж ей не жить? Душа у нее ни за кого не болит – детей нет, родни тоже.
Я очень стараюсь… Для чего – все понятно. Но это может и не получиться! Кто знает, что у нее в голове? Кто знает, сколько отпущено ей? Кто знает, насколько хватит меня? Хотя… вариантов у меня совсем мало. Точнее, их практически нет. И терпение мое не безгранично…
Я приехала к этой Королеве с одной целью. Я цинично все выстроила у себя в голове. Я не жалею ее ни минуты. Так что же, я – дрянь? Расчетливая и циничная дрянь? Но при этом я – прекрасная няня, сиделка и домработница! Меня не в чем упрекнуть! Я делаю все на совесть.
Значит, она у меня есть?
Да, я прагматична, недоверчива, цинична и лжива.
Но я не убийца! С меня хватит и тех грехов, которые есть…
Я старалась не думать о том злополучном вечере. Но отвратительное «послевкусие» преследовало меня еще долго.
А спустя пару недель приключилась еще одна забавная история. Куда более забавная, чем предыдущая!
На работе ко мне подошла директриса Раиса Анатольевна. Раньше мы с ней почти не сталкивались – так, лишь на каких-то пятиминутках.
Раиса была женщиной хмурой и властной. Возраст – слегка за пятьдесят. Высокая, полная, с красивым и гладким лицом, с шикарной косой, уложенной на затылке.
Раиса была женщиной хмурой и властной. Возраст – слегка за пятьдесят. Высокая, полная, с красивым и гладким лицом, с шикарной косой, уложенной на затылке.
В ушах дрожали крупные бриллиантовые капли – особенно ярко они играли при электрическом свете.
Раису не любили и побаивались. Все знали, что живет она с сыном, без мужа. Сын, великовозрастный балбес, нигде не работал. Ходили слухи, что он не совсем нормален. Но что там точно – не знал никто. А кто знал, тот молчал.
Раиса подошла ко мне к концу рабочего дня. В торговом зале было почти пусто – воскресный вечер, торговля притихла.
– Зайди ко мне после смены! – повелительным тоном сказала она.
Я кивнула. Грехов за мной не числилось, недостач не было, жалоб тоже. Я удивилась, но не испугалась.
В десять вечера постучалась к ней в кабинет.
– Заходи, – устало сказала она.
Раиса сидела за столом – поникшая, уставшая и постаревшая.
– Слушай, Лидия Андреевна, – начала она, – ты живешь там же, у этой бабки Краснопевцевой? Кажется, ты ее дальняя родственница? Или просто знакомая?
Я хотела возразить, но Раиса махнула рукой:
– Да не важно! Дело у меня к тебе. Важное дело! И… между нами! Ты поняла?
Я кивнула.
Раиса вздохнула. И вместе с этим тяжелым вздохом на меня повеяло какой-то безнадежной тоской.
– Я болею, Лида! – тихо, но твердо сказала директриса. – Болею давно. Болезнь тяжелая и опасная. Я к ней привыкла и решила, что она ко мне тоже, – Раиса горестно усмехнулась и посмотрела в окно. – На время болезнь затаилась, – продолжила она. – А теперь… снова «здравствуйте»! – и Раиса вновь вздохнула. – Возврат. Такое бывает… Но все, конечно, надеются. А вот везет далеко не всем!..
И снова в кабинете повисло молчание. Я опустила глаза. Смотреть в этот момент на Раису мне было неловко. И еще, я ничего не понимала: при чем тут я и ее проблемы?
Наконец Раиса продолжила:
– Врачи говорят, что осталось… немного. Оперировать не берутся. Вот так…
Я кивнула и тоже вздохнула:
– А может, за границу? В Германию, например?
Она махнула рукой:
– Списывались!.. Все то же… И они не берутся. Ладно, я не об этом! И так повезло – прожила столько лет! А могло бы и не повезти. Так вот, не в этом дело! Точнее, в этом, но… я о другом.
Раиса громко сглотнула и в упор посмотрела на меня:
– У меня есть сын…
Я снова кивнула.
– Единственный сын! – повторила она. – Но… он… не очень здоров! Проблемы из детства, еще с моих родов. Он… всегда отставал. Обучали мы его на дому – даже аттестат есть. В интернат я его не сдала. Муж тут же сбежал, как это обычно бывает… – Раиса усмехнулась. – Ну а мне надо было тянуть! Тянуть своего Вовку изо всех сил, понимаешь?
Я понимала. Но при чем тут я? До меня все никак не доходило…
– И тогда я пошла в торговлю, – сказала Раиса. – А куда еще? В торговле всегда… Ну, ты понимаешь! А нужны были врачи, массажисты. Море, горячий песок. Фрукты и свежее мясо… У меня получилось: Вовка сам ест, одевается. Ходит гулять. Понемногу читает… Конечно, детские книжки и примитивные детективы. Смотрит телевизор. Может сам почистить картошку. Сделать яичницу. Вытереть пыль. А это – ты уж поверь! – большие успехи!
И я снова кивнула. А что было делать?
– Он – миролюбивый! – продолжала Раиса. – Тихий, спокойный. Жалостливый, мой Вовка! Любит животных. У нас есть три кошки – все спят с ним, с Володькой! И все его обожают!
На лице директрисы засветилась слабая улыбка гордости за ее сына.
Я тоже слегка улыбнулась.
– Но… – Раиса замолчала, и лицо ее исказилось от тревоги. – Ты понимаешь… меня скоро не будет. И с кем останется он? Я нашла его отца – все бесполезно! У него семья и здоровые дети. На черта ему мой инвалид? А больше у меня… ни-ко-го! Ты понимаешь?
Я понимала. И одновременно не понимала. Хотя… кое-что начало до меня доходить… Но я боялась в это поверить.
– И вот я решила, – Раиса встала и подошла к окну. Отвернулась – видимо, так ей было легче. – Лида! – сказала она. – Я знаю, что ты сирота… Совсем одинокая. Родня этой… актрисе! Учительница – не чета все этим!.. – тут она кивнула на дверь, словно за ней собрались все мои напарницы и коллеги. – В общем… Я решила тебе предложить!
При этих словах обе вздрогнули и посмотрели друг на друга.
– Ты… выйдешь замуж за Вовку. А это – прописка, квартира! У меня прекрасная квартира, Лида! Три комнаты, два балкона! Машина и дача. Я очень старалась, чтобы у Вовки все было! А ты… ты будешь с ним рядом. Работать тебе не придется. Ну, пока… Ты понимаешь… И сделаешь его жизнь такой же, как и была. При мне, понимаешь? Вернее, она должна остаться такой, как была, без перемен. Все то, к чему он привык. Распорядок дня, прогулки, питание… Поездки на море. На дачу. Денег я оставлю прилично – не беспокойся! На Вовкину жизнь их хватит! А тебе… а тебе потом достанется все – квартира, машина, гараж и дача. Пока я жива, сын должен привыкнуть к тебе. Пока я еще рядом… В общем, передам тебе его из рук в руки и… спокойно уйду! – выдохнула она. И с болью добавила:
– Ну, не в интернат же мне сдавать его – а, Лид?..
Я молчала. Господи, что у меня за судьба? Сначала мне предлагают убийство, тайный и подлый сговор. Потом – уход за дебилом. Не бесплатно, согласна. Но… разве нормальной женщине такое предложат? Значит, я так же ущербна, как этот бедный Володя?
Я сидела молча, все так же опустив голову. Я не знала, как посмотреть на Раису. Мне было искренне жаль несчастную мать и несчастную женщину. Но… Почему никто не жалел меня? Почему ей не пришло в голову, что я могу устроить нормальную жизнь со здоровым мужчиной? Она предлагала мне похоронить себя в своей «прекрасной» квартире с двумя балконами и ее дебильным сыном? За что? Ааа! Да, за жилплощадь! Ведь мы, провинциалы, можем не только родину за жилплощадь продать – можем продать и себя. Свою жизнь, свою молодость, свое здоровье! И все – за квадратные метры и два балкона!
Она, видите ли, мне «доверяет»! А я себе – нет! А ну как отравлю я ее любимого Вовика на следующий день после ее похорон? Или сдам в интернат! Сама, без ее помощи! Хотя нет… Так не получится. Она наверняка это предусмотрела: квартира с балконами только при том, что Вова будет со мной.
Почему люди предлагали мне подобные вещи? Именно мне? Видели во мне несчастную, нищую и одинокую? Ту, что готова на все?
Я молчала. Раиса засуетилась и полезла в ящик стола.
– Вот! – воскликнула она. – Володькина фотография!
Она сунула карточку мне в лицо.
– Правда ведь – симпатичный?
На меня растерянно и хмуро смотрел дебелый и рыхлый, объемный, как гора, очень светлый, почти безбровый молодой человек. У него было лицо психически больного человека: полуоткрытый рот, пустые глаза…
Я кивнула:
– Да… симпатичный. Но… Раиса Анатольевна! Это… не для меня! Вы уж простите… Я… люблю одного человека и собираюсь за него замуж.
У Раисы дрожали руки. Дрожали губы – вот-вот заплачет.
Я встала и, не глядя ей в глаза, сказала:
– Вы уж… крепитесь! Может, все обойдется…
И быстро вышла из кабинета.
Я была почти уверена, что она мне предложит уволиться. Но ничего такого не случилось. Раиса Анатольевна спокойно проходила мимо меня, и все осталось, как было и раньше.
Мы просто старались с ней не встречаться глазами… И нам это хорошо удавалось.
Да… все это было бы смешно, когда бы не было так грустно…
Но скоро мне пришлось уволиться по собственному желанию – моя мадам сломала себе шейку бедра.
И я поняла, что ничего – ни-че-го! – в жизни нельзя планировать и предугадывать!
Старая идиотка! Чтобы так!.. Нет, старая корова без зачатка мозгов!
Я проклинала себя и поносила самыми страшными словами. Устроить такой аттракцион!.. Теперь, как я понимаю (а не понимать здесь мог только кретин) – жизнь моя, в общем, закончилась.
Только, к большому моему сожалению, закончилась она не совсем.
Какое-то время она еще будет продолжаться – тянуться вместе со мной, как старая и ржавая баржа на мелководье.
Она будет мучить меня, доканывать, издеваться. Что ждет меня? Сердце у меня вполне приличное. Давлением я почти не страдаю. Сосуды еще ничего. Анализы – как у девицы (слова участкового Германа Ивановича, дай бог ему здоровья!).
Только я превратилась в лежачую больную – вот, собственно, и все! Как говорит Евка, «всех дел-то!».
Я не могу самостоятельно умыться, провести гигиенические процедуры. Я не могу, пардон, сходить в туалет! Вскипятить чайник и сделать себе бутерброд.
Я ничего не могу. Ничего! На все – на самую малость, на самое простое и ничтожное действие – мне нужна посторонняя помощь!
Ну… каково? Я и так не слишком держалась за эту жизнь – хватит, пожила. И в целом неплохо! Все мне про эту чертовку известно! Никаких сюрпризов, никаких новостей. Ничего и ни от кого я не жду. Но валяться в таком состоянии?.. Ждать, пока мне подадут стакан воды и поменяют памперс? Зависеть от чужого настроения? Нет, я не хочу! Я точно знаю: я так не хочу!