И это тоже парадокс, который либеральная интеллигенция замечать не хочет никак. В России есть огромное количество образованных, воспитанных и крайне полезных обществу людей, которые, не поверите, кардинально иначе, чем либеральная интеллигенция, расценивают и ситуацию в России в целом, и все последние скандалы — от дела “Pussy Riot” до дела Магнитского — и при этом вовсе не стремятся голосовать всеми руками за действующую власть, но зачастую презирают её ещё острее и болезненней.
Наверное, надо перечислить несколько отличительных черт либеральной интеллигенции, чтоб было понятно, в чём её отличие от просто интеллигенции.
Для начала, представители либеральной интеллигенции — категорические антисоветчики. Наверное, не все антисоветчики — либералы, но большинство либералов, ничего тут не поделаешь, неистово презирают всё советское.
Между тем советское — это как раз апофеоз народного участия в истории. И в самом высоком смысле, и в самом дурном. С одной стороны — это серебряный век простонародья, давший России целую плеяду имён учёных, военачальников, писателей, музыкантов, режиссёров: чего бы нам теперь не рассказывали про «вертикальную мобильность» царского времени — там и близко не было подобной ситуации. С другой стороны — да, неотъемлемая часть советского проекта — все те безобразия, которые творила «чернь»: отменить их невозможно и забыть не удастся.
Однако либеральная интеллигенция видит в большевистской революции и советской истории исключительно «окаянные дни» и всевластие «кухарок».
В итоге, когда наши либералы рассказывают, как они любят народ, я почему-то втайне думаю, что под «народом» они имеют в виду по большей части своё отражение в зеркале.
Именно поэтому либеральная интеллигенция так часто повторяет, что она не обязана любить народ в его худших проявлениях — а любит его за лучшие качества. Вот я и говорю: либеральная интеллигенция любит под видом народа себя как носительницу лучших качеств народа.
И пусть вас не вводит в заблуждение недавнее участие ряда либеральных деятелей в массовых протестах. В целом либеральная интеллигенция никакой революции не желает. Она желает другого — оседлать любые стихийные процессы, чтоб истинно национальной революции не случилось.
Народа, ну, то есть черни, либералы ужасно боятся, и сделают всё, чтоб чернь в свои руки власть не взяла никогда. А то «мы помним, чем всё это закончилось».
Именно поэтому либеральная интеллигенция из числа литераторов так до комизма односторонне описывает события октября 1917-го в своих сочинениях, фильмах и устных рассуждениях. Белые рыцари против хамья и звероподобных чекистов в кожанках.
О том, что в Белой армии был повально распространён антисемитизм, и антисемитские листовки над красногвардейскими частями разбрасывались этими «рыцарями» с последовательностью просто удивительной, либеральная интеллигенция предпочитает не помнить. Что ещё раз подтверждает, с каким неприятием и ужасом взирает либеральная интеллигенция на «чернь»: противникам «черни» можно простить всё что угодно.
И если эта «чернь» приходит к власти, то пусть тогда страны такой не будет вообще в природе.
Критик Лев Пирогов, читая дневники Андрея Тарковского, однажды обратил внимание на рассуждения режиссёра о том, что жить в Союзе стало совсем невыносимо и вот поэтому пришлось уехать.
Почему, задался резонным вопросом Пирогов, представить в такой ситуации Василия Шукшина просто невозможно?
Они ж в одной стране жили. И оба были великими режиссёрами. И обоих мучили чиновники от культуры.
Но чтоб Шукшин уехал?
Все помнят девяностые годы — безусловно, ставшие апофеозом либерализма в России.
Можем ли мы себе представить, что любой представитель т. н. патриотической интеллигенции взял бы да и уехал из России тогда? — потому что жить в такой стране ему — по не менее понятным причинам, чем в случае с Тарковским! — было совсем невыносимо?
Ситуация как раз обратная: Виталий Коротич, редактор флагмана либерально-буржуазной революции — журнала «Огонёк», — в 1991 году, от греха подальше, перебирается в США (нет бы полюбоваться на торжество либеральных идей в России!), а Александр Проханов в 1993 году, насмотревшись, как его товарищей в Белом доме расстреливают из пушек, бежит в компании критика Владимира Бондаренко в рязанскую деревню к писателю Владимиру Личутину.
Нашёл куда бежать! Нет бы в Шанхай поехал.
Евгений Евтушенко, опять же после октября 1993 года, отбывает всё в те же США, а Эдуард Лимонов — имевший тогда французское гражданство — прячется в Твери у знакомых своих знакомых. А как же Париж?
Вы скажете, что это случайные примеры, а я скажу, что концептуальные.
Потому что, если к власти придёт Михаил Прохоров, ни один ещё живой «деревенщик» и шагу не ступит из России. А если президентское кресло в результате некоего чуда займёт какой-нибудь бровастый, щекастый коммунист (я уж не говорю про Лимонова!) — даже не стоит начинать перечисление тех, кто отсюда немедленно переберётся куда подальше, шёпотом повторяя: «К чёрту такую Родину!».
Очень многие, да.
Свобода больше Родины — вот главный, но не произносимый вслух жизненный постулат либеральной интеллигенции.
Вместе с тем сказать, что либералы не любят Россию, было бы и глупо, и подло. Они её любят, но выборочно. Новгородскую республику, Александра Освободителя, Февральскую революцию любят. Матушку Екатерину иногда, но реже, реже. Выбор, в общем, не густой, но всё больше, чем ничего.
В этом, кстати, отличие российского либерала от украинского или прибалтийского: те за любую строчку в своей истории глотку перегрызут — кроме всех строчек, связанных с Россией. Беда в том, что там не связанных с Россией строк — раз, два и обчёлся, поэтому их приходится додумывать.
И наш либерал, в России неустанно разглагольствующий на тему местного фашизма и ожидаемых погромов, по какой-то малообъяснимой причине, будучи в гостях у прибалтийских или украинских соседей с их улицами и площадями, названными в честь натуральных профашистских людоедов, этих вопросов не касается категорически.
Объясняется всё опять же просто: «национальные герои» воевали против советской власти, это важно, это ценится.
Интеллигент либерального образца с огромным нежеланием выступает в качестве адвоката России — а вот в качестве обвинителя по любому вопросу готов выступать сплошь и рядом.
Сложная ситуация и с православием. Сказать, что либералы воюют с православной верой — значит некрасиво солгать. Однако порой создаётся ощущение, что либералы явственно предпочитают мёртвых православных священников — живым. Например, пойти к Соловецкому камню и принародно опечалиться о гибели священства в советских лагерях — это да, это обязательная программа. Но заставьте либерала принародно сказать добрые слова о деятельности РПЦ в наши дни — он с лица сойдёт.
Между тем это одна и та же церковь, и я не думаю, что те убитые комиссарами священники как-то принципиально отличались от ныне действующих, относиться к которым как минимум скептически стало нынче в либеральной среде правилом хорошего тона.
В целом же бытийная философия либеральной интеллигенции кроется в неустанных мантрах об эволюции (им очень нравится это слово), она же — социал-дарвинизм (это слово им не очень нравится, хотя разницы никакой).
Под эволюцией они понимают исключительно торжество либеральных ценностей, а всё, входящее с этими ценностями в противоречие, числят по разряду «мракобесия». Любая дорога, помимо либеральной, — «тупиковая ветка истории», утверждают либералы, причём с таким апломбом, словно уже прожили историю человечества на тысячу лет вперёд и вернулись к нам в день сегодняшний нас просветить.
Мы всё поняли, спасибо. Это был хороший и важный урок.
Ответ на этот урок будет короток и прост.
Во-первых.
В советской истории было много ужасного, убогого и ханжеского, мы не слепые и тоже это видим. Но вместе с тем это был момент безусловной реализации народного потенциала — причём реализации во многом ошеломительно успешной.
Будущая Россия нуждается именно в этом: в высвобождении национальных сил.
Высвобождение должно произойти не на основе вашей пресловутой дарвинистской концепции конкуренции и частной инициативы, а в результате смены неолиберальной экономической модели на модель просвещённого патернализма.
Во-вторых.
Буржуазия — это не наша аристократия, и в основной своей массе, за редкими исключениями, никогда ею не будет, и ждать этого чудесного превращения целому народу — нет никакого резона.
Нынешняя власть в России, к несчастью, либеральна в силу той простой причины, что освободила деньги. Либерализм — это свобода, верно? В России деньги свободны как мало где в мире. Эти деньги плавают где хотят и не очень охотно возвращаются сюда — а должны пастись здесь, в России, и работать только на Россию.
Во-вторых.
Буржуазия — это не наша аристократия, и в основной своей массе, за редкими исключениями, никогда ею не будет, и ждать этого чудесного превращения целому народу — нет никакого резона.
Нынешняя власть в России, к несчастью, либеральна в силу той простой причины, что освободила деньги. Либерализм — это свобода, верно? В России деньги свободны как мало где в мире. Эти деньги плавают где хотят и не очень охотно возвращаются сюда — а должны пастись здесь, в России, и работать только на Россию.
В-третьих.
Православие ни в чём перед вами не виновато, и вред от неразумных действий отдельных священников тысячекратно ниже той колоссальной пользы, что приносит институт церкви России и русским людям.
Далее.
В России есть интеллигенция, которая ненавидит сложившийся порядок вещей куда яростней, чем вы. Просто счёты у нас к власти несколько разные.
Ну и, ничего не поделаешь, Родина важнее вашей свободы.
Убью своего адвоката
Лучший адвокат человека — он сам.
Как убедительны и сладостны самооправдания, какой глубокий смысл мы можем обнаружить в своей лености, в своей слабости, в своём столь уютном эгоцентризме.
Вот, например, есть страна.
Вот, например, эта страна издевается над своими гражданами, или просто делает вид, что многих из них, быть может, нескольких миллионов, вообще нет в природе с их проблемами.
Значит, государство не выполняет своих прямых обязанностей. Всё.
Но, представьте, говорить подобное в последние времена — дурной тон.
«Конечно, во всём власть виновата».
А кто? Кто виноват?
Что это за идиотская привычка по поводу любой проблемы говорить: «Начни с себя, и мир исправится».
Что мне такое сделать с собой, чтоб если не все, то большинство были сыты, дети рождались, заводы работали, пахарь пахал, а сеятель сеял?
Я — это конкретно я, физическое тело, и дух, который никто не видел в глаза. Государство вокруг меня — это далеко не только я, и, как ни странно, его бытие никак не зависит от того, посадил ли я дерево и сходил ли на исповедь.
Хватит уже этих нелепых обобщений: «Если каждый исправится, то…». От этих обобщений стоит сплошной туман, в этом тумане ничего не видно.
Мы, в конце концов, взрослые люди — мы знаем, что никогда ни каждый, ни даже половина из нас не исправятся. Глупость, жадность и похоть — это вещи, которые нельзя победить раз и навсегда, они исчезают только вместе с жизнью.
Наше исправление — это наше личное дело. Наше государство — это наше общее дело. Не стоит путать частное с общественным и тем более подменять одно вторым.
Но мы подменяем. Причём с осознанием своей необычайной правоты.
В человеке живёт огромный адвокат, или даже целая адвокатская коллегия, у которой под ногами путается маленький, неприятный и усатый как таракан прокурор. Р-раз его ногой — и нет прокурора. И только адвокаты поют как сирены. Как они поют!
«Ты никому ничего не обязан!» — поют они.
«Кто вправе тебя осудить?» — подпевают красивые голоса.
«Ты платишь налоги!» — выводит красивый бас.
Говорят, что конкретные близкие, за которых можно отвечать, — это реальность, а вот за «всех» отвечать нельзя, это абстракция.
Да что вы. Может, и страна — абстракция? Какие у нас тут ещё слова произносить нехорошо и стыдно — Родина, Россия — это всё тоже абстракция?
Сами вы абстракция.
Страна — это конкретная вещь. Куда конкретней нас самих. Её можно потрогать руками, её можно увидеть на карте, о ней можно прочесть в книге, её историей можно восхититься, и даже согреться можно о её тепло.
Россия, огромная, необъятная во временах, — я ощущаю её как живое существо, я иногда чувствую её ладони над своей головой. Это реальнее многих людей, которых мы, например, видим на экране.
Она тоже способна испытывать одиночество, боль, даже страх. Даже ужас.
Мне кажется, последнее время она испытывает как раз непреходящий ужас.
Я никогда ни одного человека в жизни не привлекал в ряды, так сказать, политической оппозиции. Никогда никого не зазывал на митинги и пикеты. Всё, что я хочу, — чтоб мы наконец перестали пользоваться этим никчёмным и позорным словарём со столь популярными мантрами про «никому не должен» и «я плачу налоги».
Эти слова засоряют пространство. Эти слова оскорбляют память тех людей, которые никогда не мыслили подобным образом.
Давайте если не перечтём, то хотя бы попытаемся вспомнить свод русской литературной классики — Аввакумово «Житие», «Тараса Бульбу», «Капитанскую дочку», «Войну и мир», «Тихий Дон»… Это не самые плохие книги на земле. Там, между прочим, нарисован русский человек за четыреста минувших лет: каким он был. Вы помните хоть одного героя там, который говорит про «ничего не должен» и «плачу налоги»?
Они ведь тоже платили налоги. Они ведь тоже могли предположить, что ничего никому не должны.
И что ж, надо понимать, что за четыреста лет мы так развились, что додумались до столь глубоких истин, которые не приходили этим дикарям в голову?
Или как-то иначе это надо понимать?
Например, так.
Принцип глубокой личной независимости от той почвы, на которой ты взращён, и того пространства, что тебя окружает, — это не признак мудрости, но признак глубокого инфантилизма.
Так ведут себя дети.
Это ж всё из детского обихода отмазки! Помните: «Почему я должен это делать?» Или: «Я уже убрал игрушки, что ещё надо?»
Тут приходит отец и одним своим видом объясняет, почему должен и что ещё надо.
И ты сразу веришь ему.
Наше сегодняшнее ощущение от жизни — это дурная радость безотцовщины.
То ли отец уехал, то ли мы от него спрятались, то ли нам показалось, что он нас бросил, то ли мы сами послали его куда подальше, а теперь будем в кубики играть и мерить мамины шляпки.
Между тем отец никуда не уходил, он здесь и смотрит за нами.
Потому что Родина, как мне кажется, — это далеко не те люди, что находятся в конкретный момент в конкретной кремлёвской башне. Они вообще ничего не значат, если уж совсем начистоту. Родина — цельность, единая во временах. Это как Бог. Ведь не может Бог в 1812 году отличаться от Бога в 2012-м?
Родина тоже иногда одаривает, а иногда наказывает нас. Иногда она благостна, а порой с её попущения к нам приходят мерзость и разор. Но она неизменно оставляет нам свободу выбора — быть достойным её или быть недостойным.
«Я никому ничего не должен» — тоже выбор. Но это позиция камня: он упал и лежит. Если приподнять — под ним сыро и затхло, и скорей-скорей забирается в землю, шевеля волосатыми щупальцами, какая-то осклизлая нечисть.
Если забыть и отринуть эти слова, здравомыслящим человеком, не желающим видеть свою страну идущей ко дну, в нужный момент непременно будет сделан правильный выбор.
Да.
Ну и потом, полноте вам — настали такие времена, что нормальная человеческая позиция уже не требует от человека самоотречения первых христиан.
Чего мы боимся-то?
Не стоит недооценивать себя. Не стоит переоценивать возможности государства.
Оно само всего боится.
Оно само держится за воздух.
У него никого, кроме полиции, нет, с ним никто не дружит за так. Только за деньги.
Полиция — тоже страшно, но, право слово, у нас не расстреливают за политические взгляды в темницах по одному и на стадионах целыми стадионами.
Однако если эту страну вы не считаете своей страной и не связываете с ней своё будущее и будущее своих детей — то я вообще не с вами разговаривал.
Как мне тут одна дама сказала: «Мы с вами не найдём общего языка, я фричайлд, свободное дитя целого мира». Ну дитя и дитя, фри так фри, разве я против. До свиданья вам.
А мы местные. Мы тут будем обитать и впредь.
Так что нечего на меня раздражаться.
Свобода начинается с зачистки Ответ нобелеатам, или Размышления о природе мракобесия
Давайте без эмоций, спокойно, тезисно.
Тезис первый. Часть планеты страдает от перенаселения.
Ведущие «цивилизованные страны» озабочены. Земля истощена, в небе огромные дыры, в море плавают пластиковые помойки величиной с небольшие европейские государства. Ну и самое главное — «золотому миллиарду» перестало хватать средств на поддержание привычного уровня жизни.
Эксперты в ряде ведущих стран серьёзно размышляют о том, что население планеты надо проредить. Иначе эти страны в течение столетия станут перед проблемами, которые разрешить уже не смогут.
Тут пригодилась бы большая война, но большую войну в нашем мире все заметят и не одобрят. Потом, ну сколько убьёшь на войне? Миллион, при всём желании. Мало!
Не помешала б какая-нибудь зараза, невиданная чума, но её быстро развезут по миру, и пострадает своё собственное население — «золотой миллиард»! — ради которого это всё и затевалось.