– Не было времени. Кроме того, мне не требовался ордер. Я здесь столкнулся с непредвиденными обстоятельствами, – заявил Васкес, имея в виду тот случай, когда обыск, в порядке исключения, может проводиться без ордера. – Прочаска утверждал, что продажа состоится сегодня, но когда именно, он не знал. Я решил, что пропущу продажу, если потеряю время на получение ордера. Но вышло так, что я все равно опоздал.
– Почему вы не взяли никого с собой для поддержки или заранее не позвонили шерифу Миллсу или в федеральную полицию?
– Я должен был все это сделать, – сказал Васкес с виноватым видом, подобающим обстоятельствам. – Я напрасно решил, что справлюсь сам.
Скофилд посмотрел вдаль на лес. Был слышен лишь шорох опавших на ветру листьев. Он пыхнул сигарой. Затем нарушил тишину:
– Полагаю, вы знаете, что я буду вести это дело здесь, непосредственно в Седаре, и вы будете моим главным свидетелем.
Васкес кивнул.
– Вы не хотите ничего добавить к тому, что уже сказали, или внести какие-либо изменения?
– Нет, сэр.
– Ладно, на этом закончим. Я очень надеюсь, что именно так все и произошло, потому что все дело пойдет наперекосяк, если мне не удастся убедить судью Броди, что можно полагаться на ваши показания.
12
По запросу Бобби Васкеса на месте преступления появился Шон Маккарти. Он вспомнил, что Кардони недавно напал на медсестру, которая впоследствии исчезла. Маккарти было сорок семь лет, он был идеально одет, но всегда бледен и худ. Рыжие волосы детектива посеребрила седина, а веснушки на бледном лице казались розовыми. Под глазами темные круги.
Детектив Маккарти из убойного отдела стоял в нескольких дюймах от открытого холодильника и задумчиво смотрел на отсеченные головы, а Васкес и Скофилд наблюдали за ним. Он вытащил из кармана стопку фотографий и поднес их к глазам. Затем вновь взглянул на головы. Маккарти не выказал ни малейшего отвращения или шока, как другие полицейские, которые увидели эти останки. На губах его появилась улыбка, которой явно в этой комнате было не место. Затем он захлопнул дверцу холодильника.
– Эти гребаные головы вас не волнуют? – спросил Васкес.
Маккарти не ответил. Он повернулся к судебным экспертам, которые фотографировали и осматривали комнату.
– Давайте уйдем отсюда, пусть эти джентльмены спокойно поработают.
Маккарти вывел Васкеса и Скофилда на террасу. Васкес так устал, что ему ничего уже не хотелось, только уснуть. Скофилд, похоже, нервничал. Маккарти немного полюбовался утренним небом, затем поднял вверх один из снимков так, чтобы Бобби Васкес и Скофилд могли его видеть.
– Одна из жертв – Мэри Сандовски. Кто другая, я не знаю.
Маккарти собрался говорить дальше, но тут на тропинке, ведущей в лес, показался помощник шерифа.
– Шериф, – крикнул он Миллсу, который стоял около дома и совещался с двумя мужчинами. – Мы кое-что нашли.
– Ага, – сказал Маккарти, – этого я и ожидал.
– Чего ожидали? – спросил Васкес, но детектив пошел за шерифом и его помощниками, не ответив ему. Бобби взглянул на Скофилда, который пожал плечами, и пошел за костлявым детективом в лес. Мужчины молча шли по узкой тропинке. Запах сырой земли смешивался с сосновым ароматом. Звук их шагов заглушался влажной землей. Примерно через четверть мили они наткнулись на табличку, указывающую, что они входят в национальный лес. Еще через четверть мили тропинка свернула вправо, и они неожиданно вышли на полянку. В груде земли посередине торчала лопата.
– Такое впечатление, что копали совсем недавно, – пояснил помощник шерифа. – Поэтому я сходил за лопатой и вернулся сюда.
Он отступил в сторону, чтобы все могли увидеть его находку. Васкес подошел поближе к узкой яме и увидел торчащую руку.
Доктор Салли Грейс, помощник медицинского эксперта, прибыла незадолго до того, как было вырыто последнее, девятое тело. Все трупы были обнажены. Два из них – женские без голов. Четыре других принадлежали женщинам, три – мужчинам. Все, кроме одного, были молодыми. После беглого осмотра Грейс объявила, что все трупы, за исключением мужчины средних лет, носят следы пыток. Более того, по словам Грейс, тело одной женщины без головы вспорото от грудины до паха, и у нее изъято сердце. Еще у одного тела мужчины и двух тел женщин имелись такие же разрезы, и у них отсутствовали почки.
Пока доктор Грейс говорила, Васкес изучал трупы. Все жертвы казались невероятно хрупкими, жалкими и беззащитными. Все ребра можно было пересчитать. Ключицы выступали, их хорошо было видно под прозрачной кожей. Они напоминали скорее вешалки для одежды, чем кости. Бобби хотелось что-то сделать, например смахнуть землю с их бледной кожи или накрыть их чем-нибудь, но теперь уже ничто им не поможет.
Когда доктор Грейс закончила, Маккарти прошелся взад-вперед вдоль трупов. Васкес внимательно смотрел на него. Восьмерых он оглядел бегло, но присел на корточки рядом с трупом мужчины средних лет, тело которого с виду было не тронуто, и снова достал из кармана фотографии. Он переводил взгляд с фотографий на труп и обратно, затем на несколько мгновений глубоко задумался. Выпрямившись, он подозвал медицинского эксперта. Бобби не было слышно, что говорил детектив, но он увидел, что доктор Грейс тоже присела на корточки у трупа и принялась разглядывать его шею сзади. Затем кивнула, указав на участок на шее.
– Спасибо, доктор Грейс, – сказал Маккарти. Он тоже выпрямился.
– Не желаете нас просветить, детектив? – спросил Скофилд, ясно давая понять, что ему не нравится загадочное поведение его коллеги.
Маккарти направился назад, к дому.
– Примерно месяц назад детектив из Монреаля сообщил мне о больном канадском миллионере, который вел переговоры с Мартином Бричем о приобретении трансплантата сердца на черном рынке. Вы знаете, кто такой Брич?
Скофилд и Васкес дружно кивнули.
– Мы всегда подозревали, что у Брича есть дополнительный небольшой, но очень доходный бизнес: продажа человеческих органов на черном рынке богатым людям, которые не желают ждать донорского органа. Мы также подозревали, что иногда эти органы получают без желания донора. Расследование в Канаде проводилось с использованием подслушки. Несколько раз упоминали доктора Клиффорда Гранта. Он был хирургом в больнице Святого Франциска. – Маккарти показал фотографии, которые он раньше рассматривал, затем кивнул в сторону трупов. – Тот тип средних лет без признаков пыток – он.
Скофилд и Васкес изучили фотографию и некоторое время шли молча. Когда Скофилд вернул фотографию, детектив из убойного отдела продолжил:
– Мы установили за Грантом круглосуточное наблюдение, как только узнали, что он должен передать трансплантат сердца. Через несколько дней после доноса Грант был замечен на автобусной станции, где он взял из камеры хранения переносной холодильник и поставил его в багажник своей машины. Если в холодильнике было сердце, Грант не мог быть тем человеком, который его добыл. Между удалением сердца и его трансплантацией в другое тело должно пройти не более четырех – шести часов, а Грант был под постоянным наблюдением. Это означало, что у Гранта был напарник.
– Кардони, – сказал Васкес.
– Возможно.
Скофилд зажег сигару и несколько раз затянулся. Дым кольцами поднимался вверх, рассеивался и исчезал.
– Я был одним из тех, кто преследовал Гранта до частного аэродрома. Мы видели, как Арт Прочаска, правая рука Брича, положил в машину Гранта кейс. Но Грант заметил нас и рванул с места, не передав Прочаске холодильник. Несколько дней спустя его машину обнаружили на долгосрочной стоянке около аэропорта.
– А теперь мы нашли Гранта и операционную, где удалялись органы, – сказал Васкес.
– И поскольку мы и Гранта здесь нашли, – добавил Скофилд, – можно с большой вероятностью предположить, что его убил собственный напарник.
Несколько минут они шли молча. Когда показался дом, Васкес протянул руку и остановил Маккарти.
– Я прошу вас об одолжении, – сказал он. – Я должен достать Брича, и мне нужен Кардони. Я хочу участвовать в расследовании. Ведь изначально это было мое дело. Я не хочу, чтобы меня обошли. Как, вы не против?
Маккарти задумчиво кивнул:
– Я кое с кем переговорю. Сделаю что смогу.
13
Франк Джаффе был замечательным рассказчиком. Аманде больше всего нравился рассказ о ее рождении, который она впервые услышала, когда ей исполнилось пять лет, и в тот день они ходили на кладбище Бет Израиль. Было жутко холодно, но Аманда не замечала резкого ветра и серого неба. Она смотрела на могилу Саманты Джаффе, родившейся 3 сентября 1953 года и умершей 10 марта 1974 года. Памятник был небольшим, потому что Франк в те годы не мог позволить себе особой роскоши. Могила находилась под старым кленом, третья по счету от узкой дороги, которая проходила по кладбищу. Франк печально смотрел на надгробный камень. Затем опустил глаза на свою маленькую дочку. Аманда олицетворяла все то хорошее, что существовало для него в мире, и только благодаря ей он выжил. Ему было тогда около двадцати пяти лет, он был высоким и сильным, но как отец-одиночка он вынужден был работать день и ночь, еще и учиться в юридической школе, на что способна только молодость.
– Ты родилась десятого марта, – начал Франк, – в тот самый день, что и сегодня. В три часа восемь минут дня, это почти то же время, что и сейчас, в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году.
– В три часа восемь минут дня?
– Совершенно верно, – подтвердил Франк. – Твоя мама лежала на широкой кровати на мягких белых простынях…
– Как она выглядела?
– Она улыбалась чудесной улыбкой, потому что знала, что ты вот-вот должна родиться, и эта улыбка делала ее похожей на ангела – самого прекрасного ангела. Хотя, разумеется, у нее еще не было крыльев.
– Он дал ей крылья?
– Разумеется. Это было условием сделки, но ангел и твоя мама не сразу эту сделку заключили, ей пришлось подождать.
– А когда прилетел ангел?
– Он появился в комнате твоей мамы как раз перед твоим рождением. Ты же понимаешь, ангелы, они невидимы, но этого ангела твоя мама увидела.
– Только моя мама?
– Только твоя мама. И только потому, что она сама была так похожа на ангела.
– И что ангел сказал?
– «Саманта, – сказал он голосом, который напоминал шум легкого дождя, – Господу очень одиноко на небесах, он просит тебя навестить его». «Поблагодари за меня Господа, – сказала твоя мама, – но я собираюсь дать жизнь замечательной девочке, поэтому мне нужно остаться с ней». «Господь очень огорчится», – ответил ангел. «Ничего нельзя поделать, – сказала твоя мама. – Моя маленькая девочка – самая драгоценная девочка в мире, я должна быть с ней. Мне будет тоже очень грустно, если я не смогу быть с ней всегда».
– А что было потом?
– Ангел улетел назад на небеса и передал Господу слова твоей мамы. Можешь себе представить, как огорчился Господь. Он даже уронил несколько слезинок. Но Бог, он ведь очень умный. Ему пришла в голову идея, и он снова послал ангела на землю.
– Ангел рассказал маме об этом?
– Разумеется.
– «Не согласишься ли ты навестить Господа, если всегда будешь со своей маленькой девочкой?» – спросил он. «Конечно», – сказала твоя мама. Она была замечательной, никого не любила огорчать. «Господь сделает так, – сказал ангел твоей маме, – что если ты полетишь со мной прямо сейчас, он поместит твою душу в твою маленькую девочку. Тогда ты будешь с ней постоянно. Это даже лучше, чем у других матерей. Ты будешь с ней повсюду, когда она в школе, на игровой площадке или путешествует». «Просто замечательно», – сказала Саманта, и они с ангелом пожали друг другу руки, чтобы завершить сделку.
– А что потом?
– Случилось чудо. Ты ведь знаешь, что на небеса можно попасть, только если умрешь, поэтому твоя мама умерла, но она умерла не раньше той секунды, как ты открыла глаза и сделала первый вздох. Когда твой ротик открылся, душа Саманты перешла в тебя.
– И она там сейчас?
– Да. Она там каждую минуту, каждый день, – ответил Франк, осторожно сжимая ручонку Аманды.
Аманда вспоминала рассказ о своем рождении каждый раз, когда они в день ее рождения ходили на кладбище. Долгие годы Аманда в самом деле думала, что душа матери живет рядом с ее сердцем. Когда она была маленькой, сворачивалась в калачик в теплой постели и разговаривала с Самантой о вещах, которые дочери могут доверить только своим матерям. Когда она стала подростком, у нее был ритуал каждый раз на соревнованиях, вставая на тумбочку перед заплывом, прижимать кулак к сердцу и молча просить у матери сил.
Франк так снова и не женился. Став старше, Аманда часто думала, не верит ли ее отец в самом деле, что Саманта живет с ними. Она его как-то спросила, отчего он снова не женился, и он ответил, что дважды был на грани, но каждый раз отступал, потому что ни одна женщина не смогла заставить забыть любовь всей его жизни. Это огорчало Аманду, ей хотелось, чтобы отец был счастлив, но Франк, казалось, всегда находился в гармонии с собой, и она решила, что такой сильный человек, как ее отец, обязательно женился бы, если бы полюбил.
Жертва Франка, если это было жертвой, научила Аманду понимать, что такое настоящая любовь. С этим чувством нельзя шутить, поэтому она не влюблялась с ходу. Любовь – очень серьезное дело. И как она узнала, глядя на отца, это чувство может длиться вечно.
Франку и Аманде повезло. С утра десятого марта лил сильный дождь, но после полудня закончился и, похоже, больше идти не собирался. Когда они стояли у могилы Саманты, ненадолго даже выглянуло солнце. Десятое марта всегда было тяжелым днем для них обоих, и они шли по дороге домой, думая каждый о своем.
У их дома стоял «порше» с работающим двигателем. Как только Франк остановил свою машину рядом, дверца «порше» открылась и оттуда вышел Винсент Кардони, направляясь к ним. На нем были мешковатые спортивные штаны и застиранная рубашка с эмблемой калифорнийского университета. Роста в нем было шесть футов два дюйма, тело мускулистое, длинные темные волосы зачесаны с высокого лба назад. Челюсть у Кардони была квадратной, нос прямой, классической формы, но цвет лица серый, щеки ввалились, как будто он в последнее время недоедал. Глаза у врача были сердитые, губы от гнева сжаты в узкую полоску.
– В моем доме копы, – сказал Кардони, едва Франк открыл дверцу.
– Здесь холодновато, Винс, – дружелюбно улыбнулся Франк. – Почему бы нам не поговорить в доме?
– Ты что, не слышал меня, Франк? Я сказал, копы. Я насчитал три машины. Они шарили в кустах вокруг дома. Дверь была открыта. Они зашли внутрь.
– Если они вошли, то вред уже нанесен. Нам следует все спокойно обсудить, если ты хочешь, чтобы я принял меры.
– Я хочу, чтобы эти раздолбаи убрались из моего дома. Немедленно!
Когда Кардони выругался, лицо Франка потемнело.
– Если я правильно помню, я еще не представлял тебя своей дочери. Аманда – хороший адвокат. Только что закончила работать секретарем в Апелляционном суде Девятого округа. Это очень престижная работа. Теперь она снизошла до работы в моей фирме. Аманда, это доктор Винсент Кардони. Он хирург в больнице Святого Франциска.
– Рада с вами познакомиться, доктор Кардони, – сказала Аманда, протягивая руку.
Кардони крепко пожал ее руку, его глаза на секунду задержались на лице, а затем скользнули вниз, по ее телу. Аманда почувствовала, как жарко запылали щеки. Она отпустила руку Кардони. Он задержал на ней свой колючий взгляд, затем снова повернулся к Франку.
– Пошли в дом, – сказал он тоном, который больше походил на распоряжение, чем на принятие приглашения. Франк пошел впереди, за ним врач. Аманда немного задержалась, чтобы быть подальше от клиента отца. Войдя в дом, Франк зажег свет и провел Кардони в гостиную, где жестом предложил сесть на диван.
– Теперь рассказывай, что произошло, – сказал Франк, когда они сели.
– Понятия не имею. Я отправился на пробежку в парк. Когда приехал домой, обнаружил, что вокруг моего дома шныряют полицейские. Я не стал заходить, чтобы узнать, что их туда привело. – Он немного помолчал. – Это не может иметь отношения к заварушке, из которой ты меня вытащил в прошлом году?
– Вряд ли. Дело было окончательно закрыто.
– Тогда что происходит?
– Какой смысл гадать? Какой у тебя номер домашнего телефона?
Кардони удивленно смотрел на него.
– Я хочу действовать напрямую. Полицейские наверняка еще в твоем доме. Я спрошу у старшего, в чем, собственно, дело.
Кардони продиктовал номер, и Франк вышел из комнаты. Аманде не понравилось, что ей пришлось остаться с Кардони наедине, но он не проявил к ней никакого интереса. Он ерзал, затем встал и начал ходить по комнате, небрежно разглядывая предметы искусства и трогая сувениры. Он остановился за спиной Аманды. Она ждала, когда он снова начнет ходить, но он не двигался. Когда она уже больше не могла выносить эту тишину, то повернулась боком, чтобы видеть хирурга. Он стоял за ее спиной, уставившись на картину на противоположной стене гостиной. Если он и следил за ней, доказать это Аманда не могла.
– Нам придется поехать к тебе домой, Винс, – сказал Франк, входя в гостиную.
– Они сказали тебе, что, черт возьми, происходит?
– Нет. Я разговаривал с Шоном Маккарти, он там за главного. Он не ответил ни на один мой вопрос. Винс, Шон – детектив из убойного отдела.
– Убойного отдела?
– Он был очень серьезен. Есть что-нибудь, о чем тебе стоит побеспокоиться? Мне не нравится вести клиента на встречу с детективом из убойного отдела без подготовки.
Кардони покачал головой.
– Ладно. Теперь слушай. Я проиграл чертовски мало дел, но когда такое случалось, обычно виноват в этом был сам клиент, который распускал язык. Молчи, пока я не разрешу говорить, причем отвечай только на вопрос, внимательно слушай, о чем тебя спрашивают. Не выдавай никакой добровольной информации. Ты меня понял?
Кардони кивнул.
– Тогда поехали. – Франк повернулся к Аманде: – Я поеду с Винсентом. Поезжай за нами.
По дороге к дому хирурга Аманда решила, что ей определенно не нравится клиент Франка. Ей не понравилось, как он окинул ее взглядом, когда Франк ее представил. Неприятно, когда тебя рассматривают так пристально, но без похоти или дружелюбия. И то, как мгновенно врач убрал свое раздражение, когда рассматривал ее, тоже ее насторожило. Однако Аманда скоро перестала думать о докторе. Она была возбуждена: Франк включил ее в дело, которое вполне может стать расследованием убийства.