А в следующий миг я испытала настоящий шок, потому что из глубин памяти возник эпизод: мне лет семь, мы с бабушкой поехали из Питера в Ригу. Взглянули на все достопримечательности, которые этого заслуживали, а потом она предложила просто погулять по городу. Мне хотелось покататься на качелях, но бабка, не обращая внимания на мои просьбы, шла все быстрее, словно впереди было нечто такое, что притягивало ее как магнит, а потом мы оказались перед двухэтажным домом с красивой дверью, почему-то в моей памяти осталась лишь эта дверь. Бабка, прижав меня к себе, смотрела на этот дом, и я с удивлением поняла, что она плачет. Моя бабуля плачет. Это было до того странно, даже невероятно, что я до смерти перепугалась, потому что до той поры плачущей или просто жалующейся никогда ее не видела. Я отчаянно заревела, бабуля принялась меня утешать и сказала:
– Ты только никому не говори.
– О чем? – не поняла я.
– Что мы с тобой здесь были. Никому, даже папе, поняла? Это будет нашей с тобой тайной.
– Не скажу, если ты мне объяснишь, почему ты плакала. – Наверное, я была не очень покладистым ребенком.
Бабка кивнула.
– Здесь когда-то жили люди, которых я очень любила.
– Жили? – переспросила я. – А где они сейчас?
– Их всех убили на войне…
– Я никому не скажу, – клятвенно пообещала я и в самом деле никому ни словом не обмолвилась, мало того, я совершенно забыла об этом случае. А ведь в догадках Марго что-то есть, была, была у бабки тайна.
Я побрела по улице, качая головой точно в досаде. После того как Морозов сообщил мне о папке, которую видел в руках у отца и которая после его смерти исчезла из сейфа, я склонялась к мысли, что гибель папы напрямую связана с его делами, о которых Морозов не знал или предпочитал молчать. Долги, появление компаньона, на которого отец переписал офис, лишь укрепили меня в этом мнении. Возможно, отец действительно связался не с теми людьми… Но теперь я уже не знала, что и думать. Конечно, очень хотелось поддаться соблазну и вообразить что-то драматическое, выстроив цепочку: бабулино появление здесь в конце войны, люди в лодке, говорившие по-немецки в Венеции…
На ум сразу пришел фон Ланц, о котором предупредил меня папа. Допустим, он семейный враг. Если он преследовал бабку и благодаря его проискам она вынуждена была скрываться, ему уже ближе к девяноста, в таком возрасте следует забыть старые распри. Хотя вряд ли отец имел в виду девяностолетнего старца, говоря о том, что он способен появиться в моем окружении. Может, вражда переходит по наследству?
Я могу сколько угодно ломать голову, толку от этого не будет никакого. Вот если бы найти ту папку… Я пообещала себе поговорить с Музой еще раз и постараться добиться ее откровенности.
– Это ты? – крикнула Муза из кухни, как только я вошла в квартиру.
– Да, – я направилась к ней.
С сиротским видом Муза стояла возле плиты и тыкала вилкой в кастрюлю, которая стояла на конфорке.
– Готовка отнимает так много времени, – пожаловалась она, я согласно кивнула, хотя уже видела, что в кастрюльке варятся два яйца. Впрочем, это все же лучше внезапного желания Музы поразить всех своими кулинарными талантами. После подобных припадков приходилось часа два отмывать кухню, а блюда все равно оказывались несъедобными.
Я включила чайник и устроилась на стуле, все еще пребывая под впечатлением от разговора с Марго.
– Как там старуха? – приглядываясь ко мне, спросила Муза.
– Неплохо.
– Да? Ей уже за сотню перевалило, а она все никак не успокоится и интригует.
– Зря ты так, старушка настроена весьма доброжелательно.
– По отношению к тебе, может быть. Но уж мне-то небось перепало.
– Нет, – покачала я головой и отметила, что мое «нет» вызвало у Музы гримасу недовольства, то ли не поверила, то ли обиделась: она считала себя звездой, а о звездах говорят всегда если не хорошее, то хотя бы плохое. – О тебе она дипломатично молчала, на день рождения Янки не пойдет, потому что в свои девяносто стала уставать от больших сборищ. Так что ничего похожего на интриги.
– Уж я-то знаю старую ведьму, – хмыкнула Муза и тут же опять загрустила. – У меня так много дел, на работу по дому совсем нет времени, а в нашем положении я не могу пригласить домработницу, ведь экономить приходится буквально на всем.
Она надула губы и посмотрела на меня с детской непосредственностью. Я уже хотела ответить, что заботы по дому возьму на себя, но вовремя сообразила, что тогда забот у меня будет с утра до вечера, а значит, времени на разгадку тайн попросту не останется. Можно было бы оплатить труд домработницы из собственных средств, но появление еще одного человека в доме чревато увеличением скандалов ровно в два раза. Муза не способна ужиться с существом женского пола, о мужчинах-домработниках мне ничего не известно… Все-таки странно, что со мной она даже не предпринимает попыток разругаться.
В общем, я рассудила, что экономия только пойдет семье на пользу, и с той же детской непосредственностью ответила:
– Если ты беспокоишься обо мне, то напрасно, я вполне могу перекусить в кафе.
Муза подняла брови и вздохнула.
– Помоги ей выбрать платье, меня она не послушает.
– Ты о Яне?
– Конечно. У нее же день рождения через два дня. Мать с ног сбилась, чтобы все сделать по высшему разряду, а она даже спасибо не скажет.
– Вдруг у нее есть свое мнение, каким должен быть ее день рождения?
– Не говори глупостей, у нее нет воображения. Очень жаль это говорить, но твоя сестра набитая дура. Помоги ей, ради бога.
– Где она сейчас?
– Понятия не имею.
– Хорошо, я ей позвоню.
– С платьем лучше не затягивать. Помни, я на тебя надеюсь.
Муза сняла с плиты кастрюльку, а я, кивнув, отправилась в свою комнату и позвонила Янке на мобильный. Через полчаса мы встретились с ней и отправились выбирать платье. Муза ничего не сказала о деньгах, и я решила, что в этом смысле она тоже рассчитывает на меня.
На выбор платья ушла часть этого дня и весь следующий. С большим трудом нам все-таки удалось достигнуть компромисса. Янка была довольна, Муза вроде бы тоже, правда, от язвительности не удержалась и заметила:
– Фигурка у тебя могла быть и получше.
Почему после этого платье не полетело в окно, для меня тайна, все обошлось слезами и клятвой, что, как только Янка получит наследство, ноги ее в этом доме не будет.
– Твоя мать права, – со вздохом сообщила я неприятную новость сестре, когда мы пили кофе в ее комнате после примерки и последующей за ней продолжительной истерики. – Отец оформил офис на своего компаньона, а дела, если верить Морозову, из рук вон плохи. Сплошные долги, он пытается справиться с ситуацией, но не особенно уверен в успехе. В любом случае рассчитывать сейчас на какие-то большие суммы не приходится.
– Что, у отца действительно не было денег? – ахнула Янка.
– Похоже, что так.
– Это все она, все она…
– Ты мать имеешь в виду?
– Конечно. Она тянула из него деньги и тянула. Слушай, что же теперь будет, а? Если мы не получим наследства, как станем жить?
– Ну… – пожала я плечами. – Не стоит драматизировать, ты закончишь учебу, пойдешь работать.
– Спятила, да? – обалдела Янка. – Работать… я не хочу работать. Мамочка всю жизнь не работает, а я чем хуже?
– Тогда тебе надо выйти замуж.
– За кого? Ты не представляешь… Господи, что же делать, а?
– Можно продать квартиру, купить жилье поскромнее, а на эти деньги…
– Ты как будто издеваешься, – всплеснула руками сестрица. – Мне нужны большие деньги, огромные. Я хочу жить в Москве, в собственной квартире с большущим окном в спальне…
– И вертолетной площадкой на крыше, – кивнула я. – Боюсь, с этим придется повременить. Скажи мне вот что: ты не обращала внимания, приносил отец домой какую-нибудь папку с работы? Папку с бумагами?
– Откуда мне знать. Может, и приносил. При чем здесь какая-то папка?
– Морозов видел ее у отца, а после его смерти она куда-то исчезла.
– В ней были бумаги, да? Наследство? Ее мамаша сперла, вот гадость… – Янка досадливо стукнула кулаком по колену. – Теперь все к рукам приберет.
– Прекрати ее обвинять, – нахмурилась я.
– О господи, неужто ты не понимаешь? Она же меня облапошит, а ты как будто на ее стороне.
– Не говори глупости. В папке могут быть бумаги, которые позволят узнать, почему убили папу, только это меня и интересует.
– А меня интересуют деньги! – сорвалась она на крик, но тут же закусила губу и принялась хныкать. – Не может быть, чтобы он ничего не оставил. Если тебе нужна папка, спрашивай о ней мамашу.
– Я спрашивала, она ничего не знает.
– С платьем лучше не затягивать. Помни, я на тебя надеюсь.
Муза сняла с плиты кастрюльку, а я, кивнув, отправилась в свою комнату и позвонила Янке на мобильный. Через полчаса мы встретились с ней и отправились выбирать платье. Муза ничего не сказала о деньгах, и я решила, что в этом смысле она тоже рассчитывает на меня.
На выбор платья ушла часть этого дня и весь следующий. С большим трудом нам все-таки удалось достигнуть компромисса. Янка была довольна, Муза вроде бы тоже, правда, от язвительности не удержалась и заметила:
– Фигурка у тебя могла быть и получше.
Почему после этого платье не полетело в окно, для меня тайна, все обошлось слезами и клятвой, что, как только Янка получит наследство, ноги ее в этом доме не будет.
– Твоя мать права, – со вздохом сообщила я неприятную новость сестре, когда мы пили кофе в ее комнате после примерки и последующей за ней продолжительной истерики. – Отец оформил офис на своего компаньона, а дела, если верить Морозову, из рук вон плохи. Сплошные долги, он пытается справиться с ситуацией, но не особенно уверен в успехе. В любом случае рассчитывать сейчас на какие-то большие суммы не приходится.
– Что, у отца действительно не было денег? – ахнула Янка.
– Похоже, что так.
– Это все она, все она…
– Ты мать имеешь в виду?
– Конечно. Она тянула из него деньги и тянула. Слушай, что же теперь будет, а? Если мы не получим наследства, как станем жить?
– Ну… – пожала я плечами. – Не стоит драматизировать, ты закончишь учебу, пойдешь работать.
– Спятила, да? – обалдела Янка. – Работать… я не хочу работать. Мамочка всю жизнь не работает, а я чем хуже?
– Тогда тебе надо выйти замуж.
– За кого? Ты не представляешь… Господи, что же делать, а?
– Можно продать квартиру, купить жилье поскромнее, а на эти деньги…
– Ты как будто издеваешься, – всплеснула руками сестрица. – Мне нужны большие деньги, огромные. Я хочу жить в Москве, в собственной квартире с большущим окном в спальне…
– И вертолетной площадкой на крыше, – кивнула я. – Боюсь, с этим придется повременить. Скажи мне вот что: ты не обращала внимания, приносил отец домой какую-нибудь папку с работы? Папку с бумагами?
– Откуда мне знать. Может, и приносил. При чем здесь какая-то папка?
– Морозов видел ее у отца, а после его смерти она куда-то исчезла.
– В ней были бумаги, да? Наследство? Ее мамаша сперла, вот гадость… – Янка досадливо стукнула кулаком по колену. – Теперь все к рукам приберет.
– Прекрати ее обвинять, – нахмурилась я.
– О господи, неужто ты не понимаешь? Она же меня облапошит, а ты как будто на ее стороне.
– Не говори глупости. В папке могут быть бумаги, которые позволят узнать, почему убили папу, только это меня и интересует.
– А меня интересуют деньги! – сорвалась она на крик, но тут же закусила губу и принялась хныкать. – Не может быть, чтобы он ничего не оставил. Если тебе нужна папка, спрашивай о ней мамашу.
– Я спрашивала, она ничего не знает.
– Врет, – махнула рукой Янка.
– Почему ты так уверена?
– Она всегда врет, просто так, на всякий случай, а если видит в этом выгоду, то вообще…
Я в досаде покачала головой.
– Ты ведь собралась мне помочь, – напомнила я.
– Об этой папке я ничего не знаю. Но если мы пойдем к матери вдвоем, она не сможет отвертеться.
Эта идея всецело завладела воображением сестры, она поднялась и направилась к двери, дверь как по волшебству открылась, и мы увидели Музу. Держа сигарету в левой руке, она насмешливо поинтересовалась:
– Решила родную мать со свету сжить? Очень мило. Имей в виду, никаких денег нет, так что, если надумаешь подсыпать мне яда, прежде хорошо подумай. Что ты будешь без меня делать, убогая? Тебе даже замуж никогда не выйти без моей помощи.
– Прекратите, – вмешалась я. – Давайте успокоимся и подумаем, что может быть в той папке и куда она делась.
– Дураку ясно, там деньги, – как заезженная пластинка, повторила Янка.
Муза усмехнулась:
– Ага, прямо в папке и лежат.
– А что тогда? – нахмурилась сестра.
– Какие-нибудь важные документы. Их присвоил Морозов, вот увидите, он объявит фирму банкротом, а через некоторое время станет жить припеваючи…
– Подозреваются все, – пробормотала я, уже поняв, что толку от родственников не будет, они не способны думать ни о чем, кроме денег.
– У тебя-то на этот счет какие мысли? – решилась спросить Муза, хмуро глядя на меня.
Я пожала плечами.
– Отца убили его итальянские партнеры, – заявила Янка – хоть в этом мать с дочерью были едины.
Я шумно выдохнула и пошла в ванную.
День рождения Янки пришелся на субботу. Я встала пораньше и приготовила завтрак, сестра появилась на кухне часов в десять. Увидев на столе торт, захлопала в ладоши, я вручила ей свои подарки и, наблюдая ее искреннюю радость, была вполне счастлива. Однако вскоре из спальни появилась Муза, и наше недолгое счастье подверглось серьезным испытаниям.
– Кто-нибудь звонил? – спросила она.
– Нет, – ответила я.
– Этого и следовало ожидать. Не торопятся тебя поздравлять, – мстительно заметила она.
В этот момент зазвонил телефон, Янка бросилась снимать трубку, а я сказала тихо:
– Может, не стоит портить ей праздник?
– По-твоему, я плохая мать? – вздохнула Муза. Развить тему мы не успели, вернулась сестрица.
– Геннадий Сергеевич звонил, – без особого воодушевления сообщила она.
– Он будет вечером в ресторане?
– Да, обещал.
– Позвонит тебе твой Юра, не кисни, – не удержалась от колкости Муза и удалилась.
– Может, ей в самом деле яда сыпануть? – вздохнула Янка.
В ресторан начали собираться часа за полтора. Муза облачилась в кружевное вечернее платье, выглядела сногсшибательно, встала рядом с дочерью возле зеркала и презрительно вздернула губу. Та, переведя взгляд с ее отражения на свое, приготовилась залиться слезами, тут и я появилась из своей комнаты, обе посмотрели на меня. Муза кивнула и сказала:
– Шикарное платье.
Янка схватила меня за руку и, глядя в зеркало, наблюдала за реакцией матери. Та поспешно отошла.
– Ну, что? – томно заметила она. – Вызываем такси?
– Мамаша не переживет, если не будет сегодня первой красавицей, – шепнула мне Янка, сияя от счастья.
– Это твой праздник, и первая красавица сегодня ты.
– Ага. Смотри только, как бы она теперь яда тебе не подсыпала. Знаешь, ты очень красивая.
– И что мне с этим делать? – спросила я с усмешкой.
– Остерегаться мою мамочку.
Пришла машина, и мы отправились в ресторан. Надо сказать, что на людях Муза всегда старалась выглядеть образцовой матерью, по крайней мере, тон, которым она говорила с дочерью, резко менялся. Она начинала сюсюкать, шумно ее целовать и другими незатейливыми способами демонстрировать свою любовь. То, что для празднования дня рождения дочери она сняла самый дорогой в городе ресторан, по ее мнению, было лучшим доказательством материнской привязанности.
Среди гостей не было ни одного ровесника Янки, что меня ничуть не удивило, только друзья семьи и люди, которые, по мнению Музы, заслуживали приглашения, далеко не всех я знала. Мы стояли в холле, встречая гостей, я держалась в стороне, не желая портить Музе праздник, Янка с сияющим видом принимала подарки. Для них был подготовлен специальный стол, который быстро обрастал разноцветными коробками.
Геннадий Сергеевич пришел один, он был старым другом семьи, точнее, он много лет дружил с моей бабкой. Отец утверждал, что Геннадий несколько раз делал ей предложение выйти за него замуж, но бабка со свойственной ей резкостью отвечала, что к любовным утехам давно остыла, а чтобы подать ей чашку чая или отправиться на прогулку в сквер, совсем необязательно становиться ее мужем. Поздравив именинницу и перебросившись несколькими словами с Музой, Геннадий Сергеевич направился ко мне.
– Как ты на нее похожа, – сказал он, целуя меня.
– На бабушку? – уточнила я, улыбаясь.
– Такая же красавица. Неудивительно, что она так любила тебя. Давно приехала?
– Три дня назад.
– И не позвонила мне?
– Подумала, раз мы увидимся здесь, то торопиться ни к чему. Я очень бы хотела поговорить с вами.
Он внимательно посмотрел на меня и, посерьезнев, кивнул:
– Конечно. В любое время. Я сейчас практически всегда дома.
Гости все прибывали и в ожидании, когда пригласят к столу, стояли, разбившись на небольшие группки. Я заметила, что Муза начала проявлять нетерпение, несколько раз она смотрела на часы, затем взгляд ее возвращался к входной двери, руки в черных перчатках нервно двигались, и я с удивлением поняла, что она волнуется. Это показалось мне любопытным, и я с удвоенным рвением принялась наблюдать за ней.