«Так и должно быть. Все правильно, – говорил себе Димка, – пройдет время, она позовет меня, и я приеду».
Тогда он уехал в дом к Артему на неделю – прийти в себя. Но после этой недели – одинокой, пустой – стало только хуже.
Димка не мог больше работать. В поликлинике еще куда ни шло, а с частными клиентами стало совсем плохо. Он перестал ловить импульсы через стенку. Перестал чувствовать детей. Он мог делать свою работу, но в ней больше не было любви и… магии, дара от Бога. Как будто этот дар Димка отдал за тот год, который прожил с Лешей.
Постепенно даже преданные клиенты начали от Димки отказываться – им казалось, что он стал равнодушным, хотя это было совсем не так. Димка приходил в дом и уже не считал, что ринит – беда. Беда – когда ребенок умирает, когда ничто и никто не может ему помочь. Он не видел детей – перед глазами, на сетчатке глаза, был отпечатан Леша. Он не видел мам – стоило только моргнуть, как появлялась Кира. Димка перестал шутить, перестал говорить разными голосами. Он по-прежнему делал свою работу, но без души. Без сердца. Сердце осталось там, с Кирой и Лешей, и он не знал, как вернуть себе хотя бы Киру. Он умел разводить руками чужую беду, а его беду могла развести только Кира.
Когда-то… Ему казалось, что это было очень давно, в какой-то другой жизни, они лежали с Кирой на полу в ванной – ее тошнило от боли и страха, а он держал ее за плечи и гладил по волосам… Тогда он сказал, что хочет, чтобы она родила ему ребенка. Такого же зеленоглазого мальчика, как Леша. И у них все, все будет хорошо. И они будут счастливы и проживут долгую счастливую жизнь. Они будут вместе, и это самое главное. Кира тогда кивнула. Он был уверен, что в тот момент она тоже этого хотела, тоже об этом мечтала. Но потом… Каждый день он представлял себе, как Кира позвонит, как он к ней приедет, как они опять будут вместе. Во сне он видел маленького Лешу, но знал, что это не Леша, а их с Кирой сын. Каждое утро его трясло, как во время ломки. Хотелось кричать, плакать и ломать мебель. Ему нужен был наркотик – Кира.
Димка стал выпивать. После работы. Сначала по чуть-чуть. В один из таких вечеров он рискнул – подъехал к дому Киры и увидел ее с мужчиной, другим, не Лешиным отцом. Кира стояла у подъезда с цветами и улыбалась. Димка уехал. Больше не возвращался. После этого стал пить уже всерьез.
На работе, когда он пришел в пьяном виде, его попросили уйти «по собственному желанию». На самом деле он не был пьян, ему было плохо, дико плохо, как никогда. Он не спал уже несколько суток. В лифте поликлиники он столкнулся с заведующей, которой нахамил. Просто так, завелся с пол-оборота в ответ на ее банальную реплику про незаполненные карты. Слово за слово. Из лифта он вышел безработным. После этого он сорвался. Запой был многодневный. Его еле откачали – хорошо, что Артем заехал без предупреждения пива попить. Хорошо, что Димка забыл закрыть дверь. Артем зашел и увидел друга в невменяемом, полуобморочном состоянии. Потом еще раз еле откачали.
После этого Димка и попросился к Артему пожить в маленьком домике-пристройке, в котором хранились садовый инвентарь, ненужные вещи, коробки.
– Слушай, может, я туда перееду? На ПМЖ, так сказать. Уберу все, поставлю раскладушку. Мне много не надо, – попросил он Артема. – А то я тут помру. А там, на свежем воздухе, глядишь, протяну еще. Пить все равно не брошу. Зашиваться не буду.
– Не вопрос. Переселяйся, – согласился Артем, – устраивайся в пристройке.
– Ты не волнуйся, я и в доме все починю, поменяю. Буду домохозяином.
У Димки действительно были золотые руки – он менял краны, прочищал засоры, красил, строил, возводил, чинил.
Артем перестал быть хозяином дома. Формально – да, но фактически дом принадлежал Димке, Анжеле и многочисленным постояльцам. Анжела отвечала за быт, а Димка, когда выходил из запоя, стриг газон, поливал сад. Был и сантехником, и электриком в одном лице. К нему и соседи бежали в случае чего, как к доктору. Если бы кто-то сказал Артему, что его дом станет гостиницей, которой будут управлять друг-алкоголик и фактически однорукая домработница, он бы не поверил.
Он решил, что его жизнь сложилась именно так, как сложилась, – в общем-то, неплохо, если сравнивать с тем же Димкой, и ничего уже изменить нельзя. Он успокоился и больше ничего не ждал.
* * *Максим наконец уехал. Как ни странно, стало даже легче. Последние три дня он открывал утром глаза и говорил: «Как ты тут останешься? Как? Я же говорил, что не надо ехать! Почему меня никто никогда не слушает? Я опять оказался прав!»
За день до отъезда он впал в настоящую истерику.
– Ты меня не забудешь? – спрашивал он годовалую дочь Марусю, в быту Мусю. – Скажи «папа», ну скажи «па-па», – тряс он малышку.
Муся дрыгала ногами, говорила «нэ-нэ-нэ» и била отца по носу.
– Прими, Макс. Я тебе как доктор говорю. Это же чистый адаптоген, – предлагал Дима.
– Чего? – не понимал Макс.
– Адаптоген. Помогает при адаптации. Местный. Очень достойный. – Дима наливал Максу семидесятиградусный самогон. – Ничего лучше еще не придумано.
Макс, закрыв глаза, выпивал, но вместо оживления испытывал горькое уныние.
– Ну? – требовательно спрашивал Дима. – Жить стало лучше, жить стало веселее?
Макс тряс головой и смотрел страдальчески.
– Значит, мало, – констатировал Дима и наливал еще.
– Ты меня любишь? – спрашивал уже пьяный Макс жену Татьяну. – Ты будешь по мне скучать?
– Буду, – отвечала устало она.
– А как будешь? Сильно? – не отставал Макс и чуть не плакал.
Конечно, это была ее идея. Она мечтала об этом всю зиму – уехать с Мусей надолго, на пару месяцев, на море. Снять дом и жить. Накупаться вволю, назагораться. Муся только начинала ходить, лезли зубы, и девочке нужно было солнце. Солнце нужно было и Татьяне, которая мечтала о загаре и морской воде. О том, чтобы сбросить с себя московскую промозглость, заботы и банально «поменять обои перед глазами». Она устала от быта, четырех стен, грязных парковых дорожек и своих доведенных до автоматизма домашних забот. Наконец, устала от себя – с висящим после родов животом, лишними килограммами, тусклыми глазами и серым лицом. Она была абсолютно уверена, что на море быстро вернет прежнюю форму.
– Давай ты поедешь на две недели в отель, – предлагал Макс.
– Не хочу на две недели. Хочу надолго. На все лето.
– А я что тут буду без вас делать?
– Работать. Мне это нужно, понимаешь? Иначе я с ума сойду.
– Ты представляешь, сколько может стоить снять виллу на лето?
– Можно поспрашивать у знакомых. Не через агентства. Мне все равно, куда ехать, лишь бы море было рядом. Хоть в Крым.
– В Крыму будет дороже, чем в Италии.
– Ну узнай, пожалуйста. Просто спроси.
Макс знал, что с Татьяной, когда она уже что-то для себя решила, спорить бесполезно. И начал спрашивать. Знакомые знакомых дали телефон Артема. Они встретились в кафе, и Максу Артем понравился. К тому же цена, названная Артемом, оказалась более чем адекватной. Артем рассказал про дом – два этажа, наверху спальни, внизу гостиная, две ванных, сад, море совсем рядом. Рассказал про соседей – приятные, обаятельные люди, архитекторы, художники и доктора наук. В маленькой пристройке живет его давний друг Дима, к которому можно обращаться по любому вопросу – от смены перегоревших лампочек и засора раковины до поноса, отравления и солнечного удара. Дима в прошлом отличный врач и лечит всю округу. Рассказал и про домработницу Анжелу, которая ведет хозяйство, но мешать не будет – живет в дальней комнате. Дал телефон местного таксиста, который может встретить, отвезти в магазин и куда будет нужно. Поможет донести пакеты с продуктами и вообще приедет хоть ночью.
Макс просто расцвел. Уже пожав Артему руку, он решил, что это просто сказочный вариант и Татьяне с Мусей будет там очень хорошо, а ему спокойно. Дома он в красках пересказал все жене, но Татьяна его восторг не разделила.
– Слишком хорошо все звучит, – пожала плечами она.
– Тогда давай откажемся, и ты поедешь в отель.
– Нет, я согласна.
– Может быть, так и бывает – чтобы все хорошо. А почему нет? Хозяин мне очень понравился – нормальный мужик. Не похоже, чтобы он врал про дом и условия. Представь, у тебя и домработница будет, и врач под рукой в случае чего.
Татьяна кивнула.
Вечером Артем прислал картинки дома и самого места. Татьяна раскрыла рот и не могла оторвать взгляд от компьютера. То ли Артем был хорошим фотографом, то ли место было действительно райское… Вид с террасы дома ее завораживал – кусок моря и стены старого города-крепости, как будто светящиеся изнутри. А сад, который окружал дом… Татьяна рассмотрела фиговое дерево, лаванду и какие-то удивительные фиолетовые и розовые цветы. Ей захотелось срезать букет, поставить в вазу и задохнуться от этого терпкого настоящего живого запаха. Захотелось сорвать инжир, любимое лакомство ее детства, который буквально падал на голову, и накормить им Мусю. Терраса, судя по фотографиям, была увита диким виноградом. Татьяна решила, что Муся будет спать здесь, под этим виноградом, и, открывая глазки, видеть не белый потолок, а зеленые листья и пока еще неспелые гроздья.
Пляж располагался в крошечной бухточке, окруженной скалами, а вверх, в сам город, вела дорога через оливковую рощицу.
Макс чуть не кричал от восторга. Татьяна тоже улыбалась и представляла себя уже там, на этой террасе, в этом доме. «Почему так хорошо не бывает? – думала она. – Значит, бывает».
Они прилетели. Муся была спокойна и даже не плакала. С интересом крутила головой по сторонам, оказавшись в незнакомом месте. Татьяна, едва ступив с трапа самолета и вдохнув жаркий мокрый воздух, как будто очнулась. Перестала болеть голова, появились силы, и захотелось улыбаться. Быстро прошли паспортный контроль. Быстро получили багаж. Водитель прилично говорил по-русски. Машина была чистая. Татьяна расслабилась, но Макс дергался и нервничал.
Он должен был прожить четыре дня и улететь – еле вырвал эти дни на работе.
– Видишь, все хорошо, тьфу-тьфу, – говорила Татьяна, когда они ехали из аэропорта.
– Да, отлично, – отвечал Макс.
Это странно, но обычно она нервничала на новом месте, а Макс всегда ее успокаивал. В этот раз было наоборот. На нее навалилось, просто накрыло с головой какое-то спокойствие, а Макс сидел как на иголках.
– Чего ты переживешь? – спросила она.
– Не знаю. Неспокойно мне.
Они приехали. Муся всю дорогу проспала и проснулась в хорошем настроении. Пока водитель с Максом вытаскивали чемоданы, Татьяна сорвала с куста цветок и дала Мусе. Девочка улыбалась и жевала лепестки.
Все было как на фотографиях – сад, фиговое дерево, лаванда, терраса, увитая виноградом, сумасшедшей красоты завораживающий вид на море, скалы, бухточка с крошечным пляжем.
На столе лежала записка от домработницы – она уехала к знакомым, вернется через неделю. Ключи в двери с обратной стороны. Залезть можно через второй этаж. Или зайти к Диме, у которого есть запасные ключи.
Дима встретил их радостными воплями, как старых добрых друзей, кинулся обнимать и целовать, схватил Мусю и стал подбрасывать ее вверх. Девочка от неожиданности даже не заплакала. Открыла рот в ужасе и восторге, но закричала, только оказавшись на руках у Татьяны, – требовала, чтобы ее еще вот так подбрасывали.
– Я Макс, это моя жена Татьяна, – представился Макс.
– Да знаю я, Артем звонил, садитесь. – Дима показал на два пластиковых стула, приткнувшихся на крошечном балконе. – Что пить будете? Кампари? Белое вино? Или сразу адаптогенчика?
– Что?
– Самогон местный. Отличный.
– Рано вроде бы еще, – неуверенно сказал Макс, который в то же время не хотел обижать соседа.
– Нормально для духовных людей.
Татьяна уже успела заметить, что на столе стоит початая бутылка водки и рюмка, в которой плескалось на дне.
Макс выпил. Она глотнула холодного вина. Дима был приятен в общении. Сразу рассказал, где магазин, когда базарные дни, выдал ключи, сказал, чтобы обращались в любой момент по любому поводу.
– А вид-то какой! – показал он. – Можно часами сидеть и смотреть. Не надоедает.
– Да, вид отличный, – согласился Макс, которому не терпелось зайти в дом и уже устроиться.
– Расслабься, – сказал Дима. – Все из Москвы дерганые приезжают, суетятся по привычке. Ничего, пройдет. Тут некуда спешить.
– Ага, – кивнул Макс. – Нам надо вещи раскидать и Мусю накормить.
– Поднимитесь на верхнюю террасу, – посоветовал им вслед Дима. – Обалдеете. Может, отлить с собой водочки? Нет? Ну как хотите. Заходите, если что.
Макс открыл дверь. Татьяна пошла осматривать дом.
Он был странный, на ее вкус. Совершенно точно, его задумал и строил профессионал. Или человек, неравнодушный к этому месту и самому дому. Все было продумано до мелочей, подобрано с любовью, как для себя. Косые потолки, совершенно бессмысленный, хоть и красивый камин, сложные перегородки, навесные потолки и гипсокартонные конструкции, которые расширяли, удлиняли и усложняли пространство. Хотя она не разделяла восторга в отношении дизайнерских помещений. Привыкла, что дом или квартира создаются для детей – много шкафов, закрывающихся плотно, круглые или овальные столы, чтобы ребенок не бился головой об углы, никаких лишних предметов и мелких деталей, чтобы ребенок не схватил, не засунул в рот.
Этот дом, совершенно явно, создавался мужчиной. Она оценила постеры – афиши знаменитых фильмов, черно-белые фотографии, судя по надписям, привезенные из Марокко, многочисленные деревянные фигурки и коллекцию ракушек, морских звезд и корабликов, рассыпанных и расставленных в художественном беспорядке по полочкам и лестнице, ведущей на второй этаж. Вздохнув, она нашла плед, явно привезенный откуда-то из дальнего путешествия, и сгребла туда все фигурки и ракушки. Муся обязательно потянула бы все в рот, облизала, не дай бог проглотила, бросила, сломала, а на всей этой красоте лежал толстый слой пыли.
При том, что в доме чувствовалась рука одного человека, в остальном он казался холодным и безразличным, как будто хозяин в какой-то момент его бросил, а дом обиделся. В нем чувствовалось присутствие многих, совершенно разных посторонних людей, которым в отличие от хозяина было совершенно плевать, что потом будет с домом.
В стильной ванной с модной раковиной и медными кранами висели жуткие и грязные полотенца с вышитыми цветами. На полке явно ручной работы валялись тупая, грязная женская бритва и шампунь от перхоти. Тарелки, судя по всему африканские, использовались и в качестве мусорки – в одной лежали прилипшие и заплесневевшие арбузные семечки и корки, – и в качестве пепельницы – в другой из окурков и пепла образовалась внушительная горка. В шкафу Татьяна нашла старый женский ситцевый халат, стильную белую льняную рубашку и две юбки разных размеров.
Даже после беглого осмотра она поняла, что надо брать тряпку и все отмывать. Пыль лежала везде и всюду. Какие-то пакеты с вещами были разложены по углам на стульях. Прямо на проходе громоздились упаковки с облицовочной плиткой. Строительный мусор был заметен под стул, накрытый покрывалом и заваленный поверху шляпами, кепками и бейсболками, явно забытыми предыдущими постояльцами.
Она вымыла спальню и хотела закрыть дверь. Оказалось, что ни одна из дверей не закрывается, если ее не дернуть со всей силы – косяки рассохлись. Татьяна подумала, что нужна еще одна подушка, и полезла в шкафы искать. Подушки нашлись быстро. Они были упакованы в пакеты и проложены цветами лаванды и обмылками. Татьяна вдохнула запах – знакомый и любимый с детства. Точно так же делала ее бабушка. Даже запах мыла был тот самый, из детства – ядрено-цветочный, въедающийся в кожу. Когда она увидела, что одеяла проложены сухими апельсиновыми и лимонными корками, то внутренне стала лучше относиться к этому странному, запущенному, неуютному дому, которому при всем этом нельзя было отказать в стильности.
Татьяна всегда чувствовала присутствие в доме женщины, женской руки. А тут… Женщина вроде бы была, но не было свойственных только женщинам мелочей – тазиков, удобных полочек, шкафчиков.
В тот же день Татьяна купила в ближайшем магазине пластмассовый таз, большое корыто, чтобы купать Мусю, несколько ковшиков. Перетащила в ванную стул с террасы, мельхиоровый, давно не чищенный поднос, на котором расставила кремы и шампуни. Холодный мраморный пол в спальне она застелила ковром, который сняла со стены, – чтобы Муся ходила босыми ногами. Завернула платком абажур на светильнике – он торчал голой лампочкой и светил прямо в глаза. Комната стала совсем другой, моментально преобразившись, – возможно, менее стильной, но в то же время по-мещански уютной и «жилой».
Татьяна спустилась на кухню. Здесь она даже не знала, за что хвататься. Осторожно открыла шкаф над раковиной. Там в беспорядке были свалены пакетики с разнообразными приправами, макароны разных форм, рис, сахар, соль, чай, как будто уезжающие оставляли после себя неприкосновенный запас для следующих постояльцев.
В холодильнике лежали давно протухшие помидоры в банке, засохшие горчица и сыр, а в морозилке помимо немыслимого количества льда были обнаружены сливы. Татьяна удивилась, потому что впервые в жизни увидела, что их можно морозить.
Под раковиной она нашла несколько кастрюль размером с хорошее ведро, а маленьких, наоборот, не было. Набор кухонной утвари ей тоже показался странным – в углу валялась роскошная форма для кексов, а лопатки, чтобы перевернуть на сковородке мясо, не было. Имелось сито, но не было дуршлага.
Первые три дня, пока Макс возился с Мусей, Татьяна отмывала, отдраивала дом, закупала продукты и узнавала обстановку – где аптека, где магазин.
– Ну вот, теперь можешь спокойно уезжать, – сказала она мужу. – Все хорошо. Если что – обращусь к Диме. Да и домработница должна приехать.
Макс кивнул.
В первый день после отъезда Макса все шло как обычно. Татьяна посадила Мусю в коляску, и они пошли гулять – купить хлеба, йогурта. Обычно коляску вез Макс. Татьяна, когда взобралась на горку, была вся мокрая. «Зато похудею», – подумала она.