Здесь мы видим классический пример того, с какой виртуозностью Гитлер манипулировал идеями в своих сиюминутных интересах. Следует также отметить, что даже в этом относительно длинном отрывке, где Америка рассматривается как важный фактор международной политики, Гитлера интересуют не проблемы самой страны, а возможность использования ее в качестве риторической фигуры для подтверждения правильности предлагаемого им способа решения европейских проблем.
Через три года фюрер высказывает уже диаметрально противоположные взгляды. Америка больше не представляет для него угрозы. Очевидно, эта теория была ему уже не нужна. И правда, он заявил Герману Раушнингу, что Америка для своего возрождения нуждается в Германии, и добавил: «Эту задачу я возьму на себя». Возрождение немецкого влияния представлялось ему основой политической и материальной реконструкции Соединенных Штатов. «Американский народ, – продолжал он, в полном противоречии с теми мыслями, которые были высказаны во «Второй книге», – не является нацией. Это простое сочетание отдельных элементов. У янки слишком материалистический ум, чтобы сплотиться в единую нацию». Он говорил об организации в Америке штурмовых отрядов и молодежных групп, которые смогли бы продолжить «великое государственное дело Джорджа Вашингтона». Гитлер в своем интервью представителю «Хёрст пресс» в 1931 году уже не упоминает об американской угрозе миру, а, наоборот, выражает надежду, что «Америка тоже проникнется симпатией к национал-социализму и поможет устранить ряд причин, вызвавших появление большевизма». Когда в мае 1933 года Рузвельт выступил с призывом ко всем правительствам установить мир во всем мире, Гитлер приветствовал «предложение, согласно которому Соединенные Штаты должны стать гарантом мира в Европе», и назвал его «лучом света». В кругу своих сподвижников он выразил убеждение, что «в нужный момент появится новая Америка, которая окажет нам самую мощную поддержку».
Идеи, высказанные Гитлером в 1928 году, снова всплыли на поверхность, когда он сообщил Отто Штрассеру о своем желании видеть Америку среди своих союзников.
«Интересы Германии требуют сотрудничества с Англией, поскольку речь идет о том, чтобы установить нордическо-германское господство над Европой, а в союзе с нордическо-германской Америкой – и над всем миром».
Эта же мысль была высказана им и в интервью газете «Дейли мейл» в 1937 году. Теперь он говорил уже об англо-германском союзе, который должен был включить в себя 120 миллионов наиболее ценных людей в мире. Он предсказал союз Великобритании, страны, имеющей уникальные колониальные способности и военно-морскую мощь, с одной из самых сильных в военном отношении стран мира.
«Если же он будет расширен включением в него американской нации, то никто в мире не сможет победить этот союз, созданный для сохранения мира и защиты интересов белых людей».
Когда же дело дошло до обсуждения специфических особенностей американской внешней политики, Гитлер, позабыв о своих экстравагантных идеях, заявил, что надеется, что Соединенные Штаты и дальше будут придерживаться политики изоляционизма. Он сообщил Муссолини, что изоляционизм США – это непреодолимое препятствие для проведения ими «активной внешней политики»[18].
Гитлер заявил итальянскому министру иностранных дел графу Чиано, что, по его мнению, чем сильнее кризис, тем больше вероятность того, что Америка не станет в него вмешиваться. Он уверял Молотова, что Соединенным Штатам нечего искать в Европе, Африке или Азии. Генерал Отт, немецкий посол в Токио, сообщил о своем разговоре с Гитлером, который состоялся у него перед началом войны в Европе. В нем Гитлер подтвердил свою уверенность в том, что Америка никогда не вмешается в эту войну, и отмахнулся от всех предположений посла, что Соединенные Штаты сыграют решающую роль в мировой политике. Уверенность в нейтралитете США естественным образом вытекала из гитлеровской концепции американской нации. Бывший руководитель секретариата министерства иностранных дел объяснял это так: «Гитлер с самого первого дня своего прихода к власти считал, что Соединенные Штаты – это не та страна, которую надо принимать во внимание. Его национал-социалистические советники развивали идею о том, что Соединенные Штаты переживают непреодолимый внутренний кризис и не способны проводить сильную внешнюю политику».
Это позволило Гитлеру и дальше принимать желаемое за действительное.
Более того, законы о нейтралитете, принятые в США с 1935 по 1937 год, показались ему подтверждением его мыслей. Гитлер был уверен, что они свидетельствуют о слабости и растерянности, царящей в американской политической жизни. На совещании, состоявшемся 23 ноября 1939 года, он уверял своих коллег, что Америка «по-прежнему не представляет для нас никакой опасности из-за своих законов о нейтралитете». Эти законы, по мнению Гитлера, вполне согласовывались с поведением Америки во время предыдущих военных конфликтов. Это была страна, вмешательство которой решило исход прошлой войны, но которая не воспользовалась своим преимуществом на мирной конференции, а предложила создать Лигу Наций, спокойно отнеслась к провалу этой организации, а теперь делает широкие жесты, хотя ее руки связаны законами о нейтралитете[19].
Придя, таким образом, к заключению, что принять изоляционистский курс Америку заставили внутренние противоречия, Гитлер после этого отвергал все факты, свидетельствующие об обратном, как пропагандистские трюки.
Самым ярким примером этого было пренебрежительное отношение к перевооружению американской армии. Основывая свои оценки, главным образом, на чересчур оптимистических докладах немецкого военного атташе в Вашингтоне, Гитлер уверял Муссолини, что сведения о перевооружении американской армии – это «самая настоящая ложь». В дневниках генерала Гальдера содержится несколько замечаний фюрера, сделанных им осенью 1940 года, о том, что перевооружение в Соединенных Штатах достигнет своего пика не ранее, чем в 1945 году, и что само это перевооружение – это чистой воды блеф. Согласно свидетельству адмирала Дёница, Гитлер посоветовал японскому послу Ошиме не бояться расширения американского флота, поскольку у «Соединенных Штатов просто не хватит моряков на все корабли». На встрече с маршалом Петеном в Монтуаре в октябре 1940 года он насмехался над американскими объемами производства военных самолетов. В июне 1941 года, в разговоре с Муссолини, он заявил, что указанные в американских программах цифры выпуска военных самолетов и кораблей «преувеличены во много раз», и утверждал, что для выполнения подобных программ у Соединенных Штатов не хватит ни людских, ни материальных ресурсов[20].
Пренебрежительное отношение к американскому перевооружению окрасило и его отношение к той помощи, которую Америка оказывала противникам Германии. Гитлер еще до войны прекрасно понимал, что Соединенные Штаты будут оказывать всяческое содействие европейским странам. При обсуждении в 1937 году «расширенного зеленого дела» и его директив (в этом деле рассматривалась вероятность того, что Великобритания объявит Германии войну в случае вторжения немцев в Чехословакию) высказывалась мысль о том, что США немедленно начнут оказывать западным державам массированную экономическую и идеологическую помощь.
Фюрер, как отмечал в своем дневнике Чиано в октябре 1939 года, «прекрасно понимает, что Америка будет активно выступать в защиту дела демократии». В 1941 году Гитлер писал Муссолини, что «за спинами двух великих держав (Великобритании и Советского Союза) прячутся Соединенные Штаты, и они совсем не бездействуют». Однако фюрер был убежден, что американская помощь Англии – на самом деле ширма, прикрывающая имперские амбиции США. Испанский министр иностранных дел Рамон Серрано-Суньер считал, что Гитлер просто одержим этой идеей. Гитлер сказал Молотову в ноябре 1940 года, что Соединенные Штаты собираются отобрать у Британии ее заморские колонии. Рузвельт, добавил он, «хочет урвать у этого разорившегося помещика кое-какие земли, на которые США давно уже положили глаз».
Но хотя Гитлер и понимал, что Америка будет оказывать помощь странам Европы, он никогда не думал, что она сможет стать решающим фактором в войне. Сразу же после начала войны он сообщил Чиано, что его субмарины не позволят американским кораблям достичь берегов Британии. В следующем месяце на конференции Гитлер заявил, что помощь, которую Америка оказывает врагам Германии, весьма незначительна. В 1941 году он заверил японского министра иностранных дел Мацуоку, что обе цели Америки – перевооружение своей армии и поддержка Британии – противоречат друг другу и что Германия еще до начала войны внесла в свои расчеты американскую помощь этой стране. Он считал, что военные поставки США станут существенными только к концу 1942 года, но к тому времени размеры немецкого производства превысят размеры этих поставок и сведут на нет весь их эффект. Заявление Америки, что все будет по-другому, Гитлер назвал «ребячеством». Даже в декабре 1943 года он говорил своим генералам, что Америка никогда не сможет восполнить британские потери; в любом случае объемы американских военных поставок все время уменьшаются.
Но хотя Гитлер и понимал, что Америка будет оказывать помощь странам Европы, он никогда не думал, что она сможет стать решающим фактором в войне. Сразу же после начала войны он сообщил Чиано, что его субмарины не позволят американским кораблям достичь берегов Британии. В следующем месяце на конференции Гитлер заявил, что помощь, которую Америка оказывает врагам Германии, весьма незначительна. В 1941 году он заверил японского министра иностранных дел Мацуоку, что обе цели Америки – перевооружение своей армии и поддержка Британии – противоречат друг другу и что Германия еще до начала войны внесла в свои расчеты американскую помощь этой стране. Он считал, что военные поставки США станут существенными только к концу 1942 года, но к тому времени размеры немецкого производства превысят размеры этих поставок и сведут на нет весь их эффект. Заявление Америки, что все будет по-другому, Гитлер назвал «ребячеством». Даже в декабре 1943 года он говорил своим генералам, что Америка никогда не сможет восполнить британские потери; в любом случае объемы американских военных поставок все время уменьшаются.
Как же Гитлер оценивал возможность вступления Америки в войну? Эту проблему мы подробнее рассмотрим в других главах, в сочетании с различными аспектами немецкой политики. Однако, учитывая личное мнение Гитлера об Америке, ответ напрашивается сам собой. По заявлениям фюрера, он сначала не допускал и мысли о том, что она способна будет вступить в войну из-за своей слабости и политики нейтралитета. Позже ему пришлось признать, что такая возможность существует, но для Германии она крайне нежелательна. Впрочем, если Америка и вступит в войну, это не будет иметь особого значения. Весной 1938 года, когда его спросили, возможно ли вмешательство Соединенных Штатов в случае начала европейской войны, он полностью отверг такую возможность, заявив, что США «не способны вести войну».
В 1940 году Гитлер заявлял, что Америка в обозримом будущем не осмелится вступить в войну, а позже уверял Молотова, что «американцы не смогут угрожать свободе других стран до 1970 или 1980 года». В январе 1941 года он признавался, что вести войну одновременно с Советским Союзом и Соединенными Штатами «было бы очень трудно», и полагал, что нападение на СССР поможет Германии избавиться от опасности войны на два фронта. Однако месяц спустя он уже заявлял, что не видит никакой опасности со стороны Америки, даже если она и вступит в войну. Он хвастался перед Мацуокой в апреле 1941 года, что немецкие приготовления достигли такого размаха, что ни одному американцу не удастся высадиться в Европе, и что в случае начала немецко-американской войны Германия будет вести ее силами своих подводных лодок и люфтваффе, а «немецкий солдат, вне всякого сомнения, гораздо лучше американского».
Даже после начала боевых действий Гитлер, по-видимому, еще плохо понимал, что произошло. Когда Ганс Томсен вернулся из Вашингтона, он был принят Гитлером и выразил свою озабоченность тем, что Америка вступила в коалицию стран – противниц оси. «Но, как обычно, – писал Томсен автору этой книги, – Гитлер разразился в ответ длинной речью, из которой выяснилось, что он все знает лучше всех»[21].
Подобное безразличие к словам своего дипломата, однако, не помешало фюреру высказать несколько злобных замечаний по поводу вступления Америки в коалицию его врагов. Он заявил, что события подтвердили его мысль о том, что США просто ждут момента, когда можно будет урвать у Британии несколько лакомых кусков. Вспомнив о том, что писал в «Майн кампф», он заявил, что между Англией и США в скором времени вспыхнет непримиримая вражда. «Придет день, когда между Англией и Америкой разразится война, и она будет вестись с такой ненавистью, которую даже трудно себе представить. Одной из двух стран придется исчезнуть с мировой арены». Он даже высказал предположение, что в 1942 году «Англия и Германия выступят единым фронтом против Америки».
В конце жизни Гитлер уже не мог сбрасывать со счетов Соединенные Штаты. В его «Завещании» мы находим последние размышления об этой стране. Приговорив англичан к смерти «от голода и туберкулеза на их проклятом острове», он обратил свой гнев на Америку.
«В то время как вся Европа – их бывшая праматерь – борется с большевистскими ордами, американцы, направляемые продавшимся евреям Рузвельтом, не придумали ничего лучше, как поставить все свои баснословные богатства на службу этим варварам азиатам, которые намерены задушить Европу».
Его надежды на немецкое возрождение в Америке не оправдались, и он сожалел о том, что в Соединенные Штаты переселились миллионы немцев, которые составляют теперь хребет нации. Эта «утечка германской крови» была, по его мнению, непоправимой ошибкой: «На Восток, и только на Восток должны устремляться взоры нашей расы; сама природа указывает нам этот путь. Сила характера выковывается только в здоровом климате. Перенесите немца в Киев, и он останется настоящим немцем. Перенесите его в Майами, и он станет дегенератом, иными словами, американцем».
На последних страницах «Завещания» он повторяет многие свои ранние идеи. В последний раз вытаскиваются на свет божий привычные козлы отпущения: евреи, пресса, провал Нового курса, махинации проклятого Рузвельта («Пёрл-Харбор пролил бальзам на его душу»). И наконец, объявив себя свободным от предрассудков и уверив потомство, что он был «последней надеждой Европы», Гитлер предсказал войну между Америкой и Россией, войну, в которой европейцам не останется другого выбора, как только принять сторону «большевиков, или продаться евреям в Америке, этому колоссу на глиняных ногах». Таковы были последние письменные высказывания фюрера об Америке.
Несмотря на то что Гитлер, без сомнения, во многих случаях говорил об Америке такие вещи, которые должны были произвести наибольший эффект на его слушателей, в его заявлениях прослеживается определенная закономерность. Хорошо видно, что у него не было ясной концепции Соединенных Штатов как нации и мировой державы, которая соответствовала бы реальности. Эта страна, по его личному мнению, не являлась для Германии проблемой, которую нужно решать немедленно. Не считал он ее и решающим фактором мировой политики. Такое отношение имело две причины. Во-первых, в Америке не было тех политических и расовых элементов, без которых, по мнению фюрера, нация не может стать великой. Во-вторых, Америка проводила такую политику, которая почти физически устраняла ее из политического и стратегического мира Гитлера. Этот мир, напомним, включал в себя мечту об обширных территориях и стремление приобрести жизненное пространство на Востоке, безразличие к морской торговле и заморским колониям, ориентацию на Центральную Европу и отсутствие интереса к регионам за пределами Европы. Таким образом, Гитлер никогда не высказывал намерения включать Соединенные Штаты в свои планы и стратегические разработки в качестве цели или самого проекта. Однако это вовсе не говорит о том, что Соединенные Штаты не оказывали никакого влияния на политику Германии (о чем мы поговорим в следующих главах). Но фюрер считал, что Америка не может оказать никакого влияния на судьбу Германии. Поэтому ему было трудно реально оценить значение американской мощи.
Негативное отношение Гитлера к Америке может также осветить некоторые аспекты его политических взглядов более общего характера. Рассмотрим политическое мышление фюрера на трех уровнях. На первом существовали идеи по таким вопросам, как раса, власть, жизненное пространство и большевизм. Эти идеи оставались неизменными до конца его жизни. На втором уровне было применение этих доктрин в европейской политике. Здесь уже было больше вариаций и тактических ходов, но все-таки соблюдалось определенное постоянство, как мы видим на примере его отношения к России, Франции, Англии и Италии. На третьем уровне, охватывавшем мир за пределами Европы, мы находим мало постоянства, минимум соответствия реальности, даже элемент дискомфорта.
Таким образом, хотя отношение Гитлера к Америке постоянно менялось, из этого нельзя сделать вывод, что у него не было никакой четкой программы внешней политики.
У Гитлера имелась более или менее соответствующая действительности система идей о мировой политике, но только в отношении своего собственного мира, а его миром была Центральная Европа. Эта система не включала в себя на фундаментальном уровне территории вне Европы. Как мы уже убедились на примере Америки, Гитлер знал об этих территориях очень мало, да и то только понаслышке. Его представления об этих регионах профессор Тревор-Роупер сравнил с «гниющими отбросами и старым хламом его озлобленного убогого прошлого». Это была беспорядочная смесь идей, на основе которых Гитлер строил свою политику, когда возникали проблемы, требовавшие немедленного решения, а потом благополучно забывал о них. Даже после вступления Америки в войну его стратегический горизонт почти не расширился. Фюрер не делал никаких попыток перевести свое отношение к этой стране с третьего уровня на второй. Он воспринимал вступление Соединенных Штатов в войну как «неожиданное и неестественное вмешательство в чужие дела». Гитлер, похоже, даже удивился: откуда она вообще взялась, эта Америка?