– Не привезли ли вы каких-нибудь писем? – спросил он Нонора.
Тот с сожалением развел руками.
– Почтовый обоз отправился в путь почти за декаду до меня. Но как-то вышло, что я прибыл в Столицу раньше. Тем более затруднительно для меня оказалось, что с ним едут некоторые мои документы, которые я не решился везти с собой по реке, чтоб они по недоразумению не промокли. Я теперь сам жду этого обоза и маюсь бездельем. Могу ли я оказать вам какое-либо содействие? У себя дома я не привык сидеть сложа руки, а город я уже посмотрел...
– Ну и как вам Столица?
– Очень шумно, – поморщился Нонор. – Беспокойное место. И довольно бессмысленное. Никакой видимой пользы – не пашут, не сеют, не выращивают скот, не добывают руду, не сплавляют лес. Не знаю, что она такое и для чего Небо ее терпит.
– Вы верно подметили, – поднял кверху палец молодой северянин. – Совершенно бессмысленное место. Это хорошо, что на Севере все понимают – негоже Столице командовать нашими землями.
– Да, да, – с готовностью согласился Нонор. – К нам давеча тоже приезжал инспектор от наместника. Сказал, будто бы налогов с нас собрали недостаточно. Будто мы укрываем урожай. Уж мы его прокатили вдоль деревни на свинье. Потому что налоги налогами, а слову высокорожденного надо верить. Заплатили сколько было, и нечего у нас шарить по карманам. Ведь они здесь в Столице кто? Судя по замашкам – ворье безродное, и всех остальных считают подобными себе. Неправильно это.
– Неправильно, – согласился молодой тарг. – Вы где остановились?
– У дальних родственников жены, на Хлебной площади. – И Нонор назвал адрес своего второго тестя, живущего в соседнем доме над кабаком. – Можете спросить меня в кабачке «Приходи вчера».
– У меня произошла неприятность, кир Нонор. Пропали два родовых слуги. Не знаю, стоит ли мне обращаться к властям города для помощи в розыске, ведь они не рабы и ничего у меня не украли, – станут ли их искать? Я написал прошение в местную полицию, но сомневаюсь, имеет ли смысл его подавать. Представляете – служили мне верно до позавчерашнего дня и вдруг исчезли. В Столице много соблазнов, я понимаю, но предавать клятву роду немыслимо. Такое могло произойти только под дурным влиянием Столицы.
– Быть может, с ними случилось несчастье? – посочувствовал Нонор. – Этот скверный город таит в себе море опасностей. Здесь даже дети опасны – вчера чуть не украли у меня кошелек.
– Вот в том-то и дело. Боюсь, если они не вернутся в ближайшее время, я вынужден буду обращаться за помощью к посторонним людям. Вас не сильно затруднит оказать мне небольшую услугу? У вас есть оружие?
– Я всегда готов оказать всемерную помощь моим братьям по крови. – Нонор поискал на боку несуществующую саблю и досадливо взмахнул рукой. – Ах, сумасшедший город. У меня, конечно, есть оружие. Но если б они разрешали порядочным людям носить его при себе на улицах, клянусь, это избавило бы саму Столицу от многих ее гнусностей. Оружием она очистила бы сама себя.
– Я могу послать за вами, если потребуется ваша помощь?
– Можете полностью на меня рассчитывать.
Тут молодой высокорожденный последовал за гостем на крыльцо, чтобы наверняка его выпроводить, и кир Нонор отправился предупреждать тестя, чтоб, когда придут инспектора искать, немедленно бежали бы за ним через черный ход.
* * *На Прямом переулке инспектор Нонор остановился за углом, сдернул с косы куний оберег и поворошил волосы на макушке, нарушая строгий порядок пробора. Потом подумал несколько мгновений, отцепил серебряную пряжку и спрятал в рукавный карман. Так он снова стал похож на инспектора Нонора, а не на северную болотную лягушку, и Мем решился к нему подойти.
– А за вами следят, – тихонько сообщил он, подбираясь сзади, едва инспектор снова тронулся в путь.
– Тьфу на тебя, – через плечо отвечал ему инспектор.
– Между прочим, зря вы так. Я же извинился.
– Мем, ты на свет рожден, чтобы действовать мне на нервы. Извинениями тут дело не поправишь. Так что держись от меня на расстоянии, если не хочешь нелестных слов в свой адрес.
– Господин инспектор, я хочу поговорить с Ошкой.
– Поговори лучше с каменной тумбой у крыльца префектуры. Польза та же, а мне беспокойства почти никакого.
– Но я непременно хочу с ним поговорить, господин инспектор.
– А я хочу научиться играть на флейте. Но почему-то приходится согласовывать свои желания с покоем окружающих. Жизнь так устроена, Мем, что с людьми надо считаться.
– Вы его отпустите?
Нонор вдруг остановился и посмотрел Мему прямо в глаза:
– Кто за мной следил – ты видел?
– Со спины, – с честным видом соврал Мем.
Нонор криво улыбнулся и кивнул:
– Я так и думал.
Они снова пошли по улице – Нонор чуть впереди, а Мем на полшага сзади и слева, как всегда ходил до начала собственных расследований.
– Отпустите Ошку, господин инспектор.
– Не канючь, Мем. Нытьем меня не пронять.
– Отпустите Ошку, господин инспектор.
– Что ты ко мне прилип, словно пьяный к забору? Пусть посидит.
– Какая вам польза от того, что он посидит?
– А какая польза будет от того, что я его отпущу?
– Будет, и еще какая!
– Это по-твоему будет. А по-моему – пусть посидит.
Так, впустую препираясь, они дошли до самой префектуры. На ее крыльце Мем сказал:
– Давайте я вам докажу: я знаю, что делаю. Ошка мне ответит на вопросы.
– Как же это – мне не ответил, а тебе вдруг ответит?
– Вот и посмотрим. Если я его разговорю, вы его отпустите. Согласны?
– Если ты задашь ему мои вопросы и он ответит – я отпущу его в любом случае.
– Пойдемте. Спустимся в подвал. Я прямо там вам покажу, как с такими надо разговаривать.
– Хорошо, раз ты предлагаешь свою помощь. Только не убей его во время разговора.
Однако неожиданность, которая поджидала их в подвале, крайне удивила обоих. Место Ошки пустовало. На все вопросы – где, кто, как и почему – охрана отсылала к предыдущей смене. В казарме нашли начальника ночного караула. Тот был заспан, бубнил невнятные ругательства и не горел желанием разъяснять свои поступки. Да, отпустили, сказал он. Еще ночью. Сам господин префект распорядился.
Нонор возмущенно всплеснул руками.
– Нет, я разберусь с этим! Я немедленно иду к префекту! – громко заявил он и уверенным шагом направился в сторону лестницы на верхние этажи. – Кто я им тут?! Мальчик на побегушках или старший инспектор?!
Но на первой же ступеньке Мем сграбастал его лапищей под руку и, словно ребенка, снял с лестницы и развернул лицом к себе.
– Не надо, – сказал он. – Я не хотел вам по дороге говорить, что они вмешаются, потому что не был уверен. Но они все-таки вмешались. Не трогайте Ошку. В том, в чем вы его подозреваете, он совсем не виноват, поверьте мне. Он, может, что-нибудь и видел, только не его дело об этом рассказывать, и не ваше – слушать. Мероя убили из-за больших денег. Возможно, тех, кто это сделал, ночью арестовали на Чаячьем, но про Мероя их спрашивать вряд ли будут.
– Про твою тыкву будут, что ли? – раздраженно огрызнулся Нонор, безуспешно отцепляя от своего локтя огромную Мемову ладонь.
– Про тыкву будут. Вы успокойтесь.
– Нет, я не успокоюсь! Кто мне объяснит наконец, что за дело я расследую?!
Мем пожал плечами.
– Я тоже не очень понимаю, – сказал он. – Но мне интересно.
– А мне – нет! Я здесь кто? Старший инспектор или племянник ручки от котелка?! – Нонор вырвал-таки треснувший рукав у Мема из ручищи и, гордо подняв голову, покинул пределы Первой префектуры.
Впрочем, никакой гарантии, что он не обойдет вокруг и не вернется через казармы, не было, поэтому Мем спустя небольшой промежуток времени последовал за ним.
Высокорожденный кир Нонор удалялся в сторону Хлебной площади, где на некотором расстоянии друг от друга находились и его дом, и кабачок «Приходи вчера». А вот куда удалился прошедшей ночью Ошка, так и не появившийся на Чаячьем, оставалось только догадываться. И Мем, кажется, догадался.
* * *Спустя восьмую часть стражи в префектуру явился Дин.
– Поди сюда, – поманил он сидящего в задумчивости возле дежурки Мема. – Поговорить надо.
Они прошли в большую комнату за архивом, где у каждого дознавателя был свой стол. Дин находился в привилегированном положении, он служил десятником, и его рабочее место было отгорожено от общего зала прорезной ширмой. В своем закуте Дин достал из шкафчика кувшин с вином и блюдце с медом, ногтем извлек из блюдца пару увязших там зимних сонных муравьев, вытащил из-за пазухи сверток с еще горячими промасленными лепешками и разложил всю эту снедь перед Мемом.
– Угощайся, – сказал он. – Говорят, ты так много работаешь, что совсем не успеваешь поесть.
Мем очень удивился и вопросительно моргнул.
– Говорят еще, что у работы твоей небывалые успехи... – продолжил Дин.
– А что еще говорят? – поинтересовался Мем, против воли принюхиваясь к лепешкам. Пахли они сказочно.
– Поди сюда, – поманил он сидящего в задумчивости возле дежурки Мема. – Поговорить надо.
Они прошли в большую комнату за архивом, где у каждого дознавателя был свой стол. Дин находился в привилегированном положении, он служил десятником, и его рабочее место было отгорожено от общего зала прорезной ширмой. В своем закуте Дин достал из шкафчика кувшин с вином и блюдце с медом, ногтем извлек из блюдца пару увязших там зимних сонных муравьев, вытащил из-за пазухи сверток с еще горячими промасленными лепешками и разложил всю эту снедь перед Мемом.
– Угощайся, – сказал он. – Говорят, ты так много работаешь, что совсем не успеваешь поесть.
Мем очень удивился и вопросительно моргнул.
– Говорят еще, что у работы твоей небывалые успехи... – продолжил Дин.
– А что еще говорят? – поинтересовался Мем, против воли принюхиваясь к лепешкам. Пахли они сказочно.
– Говорят, что награда за расследование будет очень хорошей. Тебе, случайно, помощь не нужна?
– Не то чтобы совсем не нужна... – промямлил Мем. – А что ты рассчитываешь получить за оказанную помощь?
– Что дадут. Но я хочу принять участие.
– Ты и так принимаешь.
– Мне этого мало. Куда сегодня утром ходил Нонор? Что это за игра с переодеваниями?
Мем наконец решился и с тяжким вздохом отломил себе половину лепешки, сознавая, как дешево Дин его решил купить и как дешево он, Мем, действительно может продаться.
– Про переодевания я ничего не знаю, – пожал плечами он. – Это Нонор со мной не обсуждает. Да и успехов-то у меня нет никаких.
Дин задумчиво приложил ладонь к подбородку.
– Ну, я тебе не верю, конечно... – сказал он. – Я имею в виду насчет успехов. Мне предложил сотрудничество один человек. Он называет себя Домовой, если ты понимаешь, о ком речь. Он мне велел равняться на тебя. И поговорить с тобой.
Мем еще больше удивился, но рот у него был занят, и пришлось оставить признание Дина без комментариев. Однако радушно предложенного вина Мем пить уже не стал. Ему подумалось – а не проверяют ли его? Сейчас он выложит все государственные тайны, вольным или невольным свидетелем которых оказался, и прости-прощай едва нарисовавшаяся на туманном горизонте карьера.
– Я правду говорю, – прожевав, помотал головой он. – Не знаю я, куда Нонор ходил. Я сам хотел за ним следить, да ты меня отвлек.
– А, значит, мы друг другу помешали, – то ли всерьез, то ли с издевкой покивал Дин. – Тогда давай договоримся меж собой, чтобы впредь такого не случалось.
Мему ничего не оставалось, кроме как согласно покивать. Он сжевал всухомятку полторы лепешки и поднялся, вытирая масляные пальцы об одежду.
– Я не против помощи, – пожал плечами он. – Я просто не продумал еще план дальнейших действий. Я дам знать, если что-то будет надо.
На том они и разошлись. Дин остался явно разочарован.
* * *К началу второй дневной стражи с запада, со стороны океана, на небо наползли серые тучи с белесыми завитыми кромками. Горизонт заволокло, и потрепанные холодными северными ветрами городские галки и вороны, всю зиму зябко перелетавшие с помойки на помойку, вдруг поднялись в небо и нарисовали необъяснимо весенний, высокий и четкий узор, взглянув на который, каждому становилось ясно: близятся перемены. Принесенная западным ветром сырость океанских просторов дразнила ноздри и будоражила воображение. Вода в каналах слегка поднялась и остановилась, а потом пошла вспять – сначала медленно, потом быстрее и быстрее. Если южные и западные ветры сохранятся и весна поспешит в Столицу, уровень воды уже на днях прибудет так, что большие корабли из Порта смогут пройти сквозь шлюзы и встать на якорь возле самых Речных Пристаней...
Необходимо подвести итог, решил Мем, глядя на мутный водоворот с моста. Итак, существует вексель, который кир Хагиннор Джел подписал для своего сына, имевшего право унаследовать таргский престол, но волей или упущением родителя проведшего жизнь в нищете. Незначительной прописанная в векселе сумма быть не может, поскольку кир Хагиннор Джел самый богатый человек в стране. Правда, в определенных обстоятельствах неизвестно еще, что стоит дороже – деньги, названное в векселе имя или подпись высокопоставленного лица. Поссорить государя с его отцом и отвлечь этим внимание от собственных планов – что может быть лучше для северян, затеявших смуту в своих провинциях?
Но при чем тут тыква? Только ли деньгами эта история связана с хозяевами Веселого Берега? Зачем на Чаячий постоянно ездит целая делегация придворных – неужели только чтобы молиться? Не замешано ли тут еще чего-то, помимо векселя, северян и политики? И как, в конце концов, во всем этом не запутаться?..
Если бы у Мема был в префектуре собственный кабинет, он наверняка закрылся бы там и ходил сейчас от стены к стене или кругами. Но так как кабинета не имелось, а материал для раздумий набрался в избытке, Мем отправился через весь город домой, в Вальялар. Садиться сейчас кому-либо на хвост Мему казалось не обязательным. И Датару, и Ошке, и даже Нонору после ночных и утренних событий самим следовало приостановиться и поразмыслить о дальнейшей перспективе – Мем уверен был, что так они и сделают. Извиняться перед Рароном за бегство с почти официального приема не хотелось. Навязываться на разговор с государем – тем более. Мем прекрасно понимал, что, буде он понадобится, его разыщут, из-под земли достанут и заставят сделать подробнейший отчет. Можно, правда, снова пойти на Гостинную и побродить возле того особняка, на крыльце которого утром кир Нонор раскланивался с тем высокородным мерзавцем, выкупившим Ясю из заведения на Веселом Берегу. Но...
Тпру, сказал себе Мем, пройдя полдороги до родительского дома. А откуда у Яси взялась эта самая тыква? Объяснение, будто тетушка Ин привезла ее на праздник из деревни, не соответствовало действительности. Мем много и о многом разговаривал с тетушкой Ин в последние дни, ни о каких поездках в деревню речь не шла. И Мем ни разу не спросил тетушку напрямую о тыкве. Может быть оттого, что боялся услышать правдивый ответ: тыкву Ясе подарил тот самый северянин, купивший богатством и положением ее любовь. А Яся, чтобы не дразнить Мема и чтобы он невовремя не вмешался, сочинила простенькую историю для оправдания подарка. Так, что ли?.. Но почему? Разве Мем ей когда-нибудь лгал?..
Ну, ладно. Яся обманула. Хоть и неприятно было признавать собственную лопоухость в отношении доверия к любимой девушке, но все-таки. Что случилось, то случилось.
Тогда какое значение приобретает сама тыква, если ее потом украл монах? Вот тут расследование вступало в область бреда, разъяснить который Мем, не имевший опыта решения подобных головоломок, шансов почти не ощущал. У него оставалось в запасе еще несколько неизвестных, которые по системе взаимодействий или по простой случайности могли бы пролить свет на загадочную историю похищения тыквы: осведомитель с угловатым почерком, на пару с трактирщиком составлявший доносы (насколько Мем помнил систему, два человека составляли один свиток, чтобы проверять друг друга; следовательно, этого второго искать нужно было в прямой видимости от первого); еще человек, про которого над телом Мероя эргр Датар и Ошка сошлись во мнениях, что «это не тот»; и еще требования, которые Датару предъявляли в монастыре и которые тот категорически отказывался выполнять. Мему оставалось уповать только на эти обстоятельства. Или на то, что кривая вывезет. Как он понял планы Рарона, для безопасности и мира в государстве требовалось найти вексель. А вексель мог быть либо у Ошки, либо уже у тех, кто способен предъявить его к оплате по весьма и весьма завышенному курсу.
Стало быть, что именно расследует Мем? Да и расследует ли? Если присмотреться внимательно, его задача состоит вовсе не в поимке преступника или раскрытии чьих-то темных замыслов. На самом деле Мем не дает сбыться чьим-то планам, мешает, становится поперек дороги, и именно на это, а вовсе не на сыскную работу, ориентировал его в свое время Домовой. Во всяком случае, Мему хотелось бы верить, что господин Рарон серьезно на него рассчитывал, а не затевал двойную или тройную игру, в которой Мем только прикрытие вроде шумового занавеса или вовсе послан на собак сено косить.
А что нужно, чтобы окончательно испортить чью-то опасную для покоя в государстве игру?
Найти этот вексель.
* * *Рассматривая свою новую задачу так и эдак в течение длинного пути, Мем никак не мог сообразить, что же его беспокоит. Ему казалось поначалу, что в рассуждения его вкралась ошибка. Но вроде бы все выглядело правильно. И только чуть позже Мем понял, что следом за ним идут. Постоянный назойливый взгляд в спину – это и тревожило Мема. Человек, который шел, отстав на полторы сотни локтей, не принадлежал к агентам Первой префектуры. Он мог быть ищейкой Рарона, а мог – чьей угодно. У него был серый плащ и неприметный капюшон, из-под которого зорко глядели хитрые и острые глазки мелкого хищника. Убедившись в слежке, Мем обозвал про себя преследователя Хорьком и нырнул в проулок, надеясь сбить того с толку. Как на грех, дома в Вальяларе сплошь были приличные, с хорошими оградами и без всевозможных проходных дворов, щелей и дыр в заборах, с помощью которых легко стряхнуть с пяток даже самого проворного шпика. Мем сделал круг через три квартала, досадуя на себя за то, что поздно опомнился. Ведь уже случалось, следили за ним двое северян, затеявших зазвать его в прачечную и там обезглавить. А никто не поручится, что тех северян во всей Столице было только двое.