– А что, покойник может еще раз вернуться? – встрепенулась Наталья. – Кстати, можно узнать, отчего он погиб?
– От огнестрельного оружия, – ответил Листратов, оставив без внимания первый вопрос. Кстати, и у него самого было средство защиты… или нападения. Отвертка.
– Что же это за оружие, отвертка? – удивилась я.
– А кто сказал, что это оружие? Вот встретится этакий браток с отверткой, и не предъявишь ему никаких претензий. Отвертка – инструмент, а не холодное оружие, если она, конечно, не обработана соответствующим образом. Ну ладно, ликбез окончен. Мне пора. Не забудьте дверь на эту штуку закрыть, – показал он на засов.
После ухода Виктора Васильевича Наташка развила бурную деятельность. Первым делом, вытащила пинцетом для бровей несколько мелких осколков из моей ноги, залила ранки йодом и мастерски перебинтовала, затем пожарила блинчики и, подумав, тщательно протерла плиточный пол на кухне, выбросив половую тряпку в мусорное ведро.
Пока они с Лешиком ужинали, я решила позвонить домой Денису из автосервиса. Между прочим, мог бы и извиниться за то, что не приехал на встречу… Козел!
Ответил мне опять женский голос. На мою просьбу пригласить к телефону Дениса прозвучал вопрос: «А кто его спрашивает?» Я раздраженно ответила, что клиентка. Трубку взял мужчина и сказал, что Денис в реанимации, в тяжелом состоянии после автомобильной аварии и желательно пока не звонить, чтобы не травмировать родителей.
Еще не успев как следует осмыслить услышанное и боясь, что на другом конце провода положат трубку, я закричала:
– Когда, ой, когда это случилось?
– Сегодня. Около одиннадцати утра на Самотечной площади.
– Простите, еще вопрос – в какой больнице он находится?
– Повторяю, Денис в тяжелом состоянии, к нему никого не пускают.
Трубку положили прежде, чем я успела задать еще один вопрос… Получается, что Денис попал в аварию, когда ехал на встречу со мной. Господи, ну какая я дура!!! Ведь не будет человек специально срываться с работы, чтобы сообщить о каких-то там сомнениях по поводу мнимых похорон Олега. Что если Денис и есть тот человек, которому Олег доверил свои тайны? Тогда Дениса постарались убрать так же, как и самого Олега? Наверное, следовало рассказать о Денисе Листратову… Нет, сначала нужно попытаться выяснить, в какой больнице и в каком состоянии Денис. Может быть, родственники преувеличивают?
– Наталья! – обернулась я в сторону кухни.
– Я Наталья! – тут же громко раздалось у меня над ухом.
– О! – удивилась я. – Не заметила, когда ты вошла.
– Вошла я сразу после того, как ты стала надрывать голосовые связки по телефону и даже увидела несколько твоих косых взглядов в мою сторону.
Я не обратила внимания на ее сарказм.
– Слушай, мы сможем узнать, в какую больницу направили Дениса? Он…
– Я все поняла. Сможем. И на сегодня хватит. Никаких звонков больше. Ладе Игоревне звоним завтра. Я что-то становлюсь суеверной. Сегодня ну просто какое-то фатальное невезение. А ты – на вот, выпей на сон грядущий. – И она протянула мне настойку пустырника.
Лешик, просидев за компьютером до трех ночи, спал как убитый. В пять утра, устав бороться с бессонницей, я отправилась на кухню. Минут через десять кухонная дверь открылась и появилась Наталья в халатике и в одном шлепанце, моем, кстати. Второй, как выяснилось, был на моей левой ноге, зато на правой – Наташкин. До семи часов мы раскладывали по полочкам все, что удалось выяснить. Были учтены все записанные мной вопросы, при этом список их значительно пополнился. Наметились два направления, по которым следует искать место госпитализации Дениса: можно воспользоваться связями Натальи в мире медицины, а можно съездить в автосервис «Альтаир» и поговорить с людьми из бригады Дениса. В конце концов, мы, вспомнив про грядущую замену замка, сединив это обстоятельство с моей хромотой, решили, что я остаюсь дома готовить разносолы для Лешика. Он наотрез отказался оставлять нас в ночное время одних, хотя едва ли проснулся бы даже от звука упавшего рядом шкафа с посудой. Наталья должна была отправиться в автосервис. Связи подруги в мире медицины решили не трогать, чтобы не объяснять, вернее, не сочинять лишний раз причины просьбы.
В начале восьмого Наталья пошла будить Лешика и к восьми успешно с этим справилась. В начале девятого окончательно проснувшийся и озверевший Лешик, обжигаясь крепким чаем, вопил на кухне, что мать одновременно с глазом лишилась и памяти. Оказывается, он еще вчера на ее в двадцать пятый раз заданный вопрос, во сколько его будить, двадцать пять раз терпеливо отрапортовал, что в субботу, как и в воскресенье, он не работает. Поэтому проснется сам. Наташка, сделав черное дело, скромно молчала в уголочке, притулившись у холодильника, но в конце концов, не выдержала и, косясь на него лиловым глазом, выдала длинную тираду о необходимости вести здоровый образ жизни. Лешик посмотрел на нее, как на безнадежно больную, и фыркнул:
– Чистейший образец здорового образа жизни!
К этому моменту я поняла, что очень хочу спать – глаза прямо слипались. Вероятно, начал, наконец, действовать пустырник.
Проводив Наталью и Лешика в автосервис, я старательно закрыла дверь и прилегла. Проснулась только в одиннадцать с тяжелой головой. А через несколько минут раздался звонок в дверь, заставший меня в ванной. «Мастера», пронеслось у меня в голове и я, кое-как накинув махровый халат, путаясь в рукавах, прихрамывая, понеслась босиком в коридор открывать дверь. Звонок прозвенел еще раз. Тут-то и вспомнился наказ следователя! Его слова о том, что мастера должны предварительно позвонить, и я в раздумье затормозила. Хорошо, что еще ничего не проорала. Осторожно подойдя к двери, я собралась было заглянуть в дверной глазок и тут с ужасом услышала звук тихонько поворачивающегося в замке ключа. Четвертого по счету! Или пятого. Я уже запуталась… Взгляд остановился на амбарном засове, и я облегченно перевела дух. «Мой дом – моя крепость».
Посмотреть в глазок я так и не решилась – вдруг получу в глаз, причем последний раз в жизни. Дверь, естественно, не открывалась, хотя возились с ключом долго. Когда все стихло, я, забыв про пережитый страх и больные ноги, ринулась на кухню и высунулась в окно. Минут двадцать ждала, пока кто-нибудь выйдет из подъезда. Никто не вышел. Разочарованно поглядев по сторонам, я увидела вчерашнего незнакомца. Мужчина в шляпе стоял на том же месте и смотрел на меня. Также, как вчера, я поспешила закрыть окно. Руки тряслись, мне никак не удавалось повернуть ручку. Когда же окно было закрыто, мужчины уже не было.
Вопросов прибавилось. С ответами стало много хуже. Ну куда мог подеваться тот, или та, а может, и те, кто пытался открыть мою дверь? Из подъезда не выходили – я бы увидела. Надо немедленно пробежаться по подъезду, заодно проверить чердачный люк. Надо бы… Но страшновато. И потом, пока я побегу наверх, где гарантия, что в квартиру не проникнут снизу, и – наоборот. И еще одно. Незнакомец на улице – явно соучастник. Как же до меня раньше не дошло! Не первый раз его вижу, да и Наташка, кажется, какого-то мужика в шляпе раньше видела. Нагло пялился на мои окна. От неожиданно возникшей мысли совсем похужело, поэтому я постаралась сразу же выкинуть ее из головы. И, как оказалось впоследствии, зря. Именно эта мысль была той ниточкой, за которую можно было аккуратно потянуть и, хоть медленно, но верно, размотать весь клубок. Воистину очевидное – невероятное.
Новый телефонный звонок на этот раз заставил меня с испугу уронить на пол мой любимый заварной чайник из небьющегося стекла. «Ничто не вечно под луной!» Чайник раскололся пополам, а кипяток с заваркой попал, естественно, мне на ноги. Бинты тут же впитали горячую жидкость, и я почувствовала себя еретичкой, сжигаемой на костре инквизиции. От боли невольно выступили слезы. Лихорадочно срывая с себя бинты, я, как живого, уговаривала телефонный аппарат подождать, но звонки прекратились, как только я схватила трубку. Зато раздался длинный звонок в дверь. Я босиком выскочила в коридор и припала к дверному глазку, забыв от боли (ноги горели огнем) все свои страхи насчет последнего синяка в жизни. У двери стояли двое молодых ребят в джинсах и одинаковых футболках. Один был рыжеватый и в веснушках. Похож на барского отпрыска. Второй – темноволосый, с простоватым лицом, протянул руку к звонку, намереваясь позвонить снова, но я с рыданиями вопросила:
– Кто?
– Мы по указанию Листратова – сменить замки, – удивленно произнес так и не дотянувшийся до звонка молодой человек.
– Вы должны были мне позвонить по телефону, – простонала я, переступая с ноги на ногу и с шумом втягивая сквозь стиснутые зубы воздух.
– Мы и звонили, только вы трубку не сняли, – послышалось из-за двери.
– Звоните опять. – Я постаралась взять себя в руки и снова посмотрела в глазок. Ребята переглянулись, пожали плечами, затем один покрутил пальцем у виска, а второй стал по мобильнику набирать номер. Трубка у меня в руках зазвенела, я нажала на кнопку и сказала почти спокойно:
– Мы и звонили, только вы трубку не сняли, – послышалось из-за двери.
– Звоните опять. – Я постаралась взять себя в руки и снова посмотрела в глазок. Ребята переглянулись, пожали плечами, затем один покрутил пальцем у виска, а второй стал по мобильнику набирать номер. Трубка у меня в руках зазвенела, я нажала на кнопку и сказала почти спокойно:
– Слушаю вас.
Паренек с телефоном явно растерялся. Сначала он сказал:
– Э-э-э, здравствуйте. – Я молчала, и он, запинаясь, продолжил: – В общем, мы с заданием от Листратова Виктора Васильевича… Вот.
Я отодвинула засов и открыла дверь. Мы уставились друг на друга. Если ребята ничего интересного из себя не представляли, то моя персона требовала повышенного внимания. Зареванное сорокалетнее чучело, надеюсь, приятной полноты, с взъерошенными волосами и гримасничающим лицом в красных пятнах. В майке, бриджах и босиком. С мокрыми лентами бинтов в одной руке и телефонной трубкой – в другой.
– Проходите, – морщась от боли, проговорила я. На меня внимания не обращайте. Мне, честно говоря, не до вас – на ноги кипяток попал.
– Да, Виктор Васильевич предупреждал, что вам катастрофически не везет, – ответствовал парень с мобильником. Я Саша, а это, – он указал мобильником на второго, – Юра. Мы займемся дверью, а вы попробуйте посыпать ноги солью. Боль снимет.
Они один за другим прошли в коридор, а я поспешила на кухню за солью.
Совет оказался дельным. Боль от ожогов отступила, зато защипали и закровоточили от соли старые раны. Уж не знаю, что лучше. Тем не менее, минут через десять-пятнадцать я почувствовала себя вполне сносно, особенно смыв соль. Перебинтовав кое-как ноги свежим бинтом и приведя себя в относительный порядок, я прихромала в коридор. Там во всю шла работа.
Я еще раз извинилась, поблагодарила за совет и спросила, не видели ли ребята кого-нибудь при входе в подъезд или в лифте.
– Да мне самому несколько раз пришлось воспользоваться солью, хотя врачи и не одобряют. А лифт у вас не работает. Мы на своих двоих поднимались. Дети какие-то навстречу выбежали, – добродушно ответил Саша сразу на все мои вопросы. Юра предпочитал молчать.
– Ирина Александровна, этот шикарнейший засов мы вам оставляем?
– Да-да, конечно. Он меня сегодня, можно сказать, спас, – торопливо проговорила я. – Кто-то пытался открыть дверь ключом и открыл бы, да засов помешал.
– А Листратов знает? – оживился вдруг Юра.
– Не-ет, – протянула я. – Просто не успела ему позвонить. Это перед вашим приходом было, а тут еще чайник…
– Видели, кто пытался открыть? – перебил меня Юра
– Не-ет, – опять протянула я, решив, что говорить про опасения получить последний в жизни синяк, пожалуй, не стоит.
Юра опрометью выскочил за дверь и понесся наверх. Нет, паренек Саша был явно симпатичнее, и я решила сделать ему комплимент:
– Как ловко у вас все получается. Один со всем справились.
– Да еще не со всем справился, – ответил Саша, протягивая мне старый замок вместе с дверными ручками. Я машинально стала все это полировать полотенцем, которое зачем-то прихватила из ванной. – И странно было бы не справиться, все-таки бывший «медвежатник», – жизнерадостно продолжил симпатичный паренек. – Вы не пугайтесь так, – засмеялся он, увидев мою вытянувшуюся физиономию. – Это давно было, в прошлой жизни. А в нынешней, благодаря Листратову, я слесарь-золотые руки.
– Болтаешь много, – сердито оборвал его запыхавшийся Юра и, взглянув на меня, вдруг заорал: – Что вы делаете?! – Он подскочил, вырвал у меня старый замок с ручками, а заодно и полотенце. – Ну все следы начисто уничтожила… – прошипел он, а я от страха спрятала руки за спину. С минуту рыжеволосый Юра разглядывал злополучный замок, со злостью кусая губы, качал головой и ругался сквозь зубы. Саша растерянно стоял, крепко зажав в руке отвертку. Оставив, наконец, замок в покое, Юра буркнул: – Мне нужно позвонить. – Я молча кивнула в сторону кухни.
– А что случилось? – спросила я Сашу.
– Думаю, мы благополучно уничтожили возможные отпечатки пальцев преступника, – потеряв свою веселость, вздохнул он.
– А то преступник такой дурак, что перчатки не надел, – парировала я.
– Может быть, вы и правы, – задумчиво пропел Саша, продолжая что-то завинчивать своей отверткой.
Юра, закончив разговор, прошествовал мимо меня и старательного Саши, бросив тому: «Заканчивай быстрее».
Уже стоя за порогом, он менторски, нудным тоном, повторил наказ господина Листратова на тему моей безопасности. Готова была спорить, что при этом он желал мне, в лучшем случае, провалиться сквозь землю. Ненавижу неискренних людей!
– Вы утащили мое полотенце! – запальчиво сказала я.
Юра недоуменно посмотрел на свои руки, потом на меня.
– Оно на кухне, – услышала я, наконец.
Когда ребятки ушли, я принялась названивать Ладе Игоревне. Первая попытка не удалась – никто не брал трубку, и я, признаться, серьезно заволновалась. Поэтому, услышав через пятнадцать минут приятный голос Лады Игоревны, ее ответ: «Вас слушают», почувствовала облегчение и, улыбаясь сама себе, представилась, совершенно искренне спросила ее о самочувствии. Ну нравилась мне эта женщина – своими манерами, шармом, порядочностью! К таким не прилипает жизненная грязь, их невозможно оскорбить. Если они занимаются рутинной домашней работой, кажется, что они творят что-то неземное…
Разговаривали мы, как старые добрые друзья. В итоге, мне удалось выяснить, что самочувствие Лады Игоревны прекрасное, а также что Анна хорошо осведомлена о наследственных драгоценностях. Она их долгое время упорно, но безуспешно искала. Однажды даже заявилась к Ладе Игоревне с требованием немедленно вернуть «ювелирные изделия». Это случилось за день до ее отъезда, и сделала она это скорее с отчаяния. Во всяком случае Анечка очень бурно рыдала, в буквальном смысле, в бежевую жилетку Ладе Игоревне, жалуясь на зловредного мужа, который назло ей погиб, не сообщив, куда спрятал ценности. А вот по поводу того, знала ли Анна, что Олег «воскрес», Лада Игоревна ничего не могла сказать. Если Анна и знала, то не в ее интересах было в этом признаваться. Знал ли Олег о продаже Анной квартиры, Лада Игоревна с уверенностью сказать не могла, хотя интуитивно чувствовала, что знал. Голос ее звучал ровно и спокойно. Только один раз он дрогнул – когда она сказала, что Олега пока не разрешают хоронить, но Андрей Петрович уже занимается всеми формальностями. Я примолкла, раздумывая, следует ли нам с Натальей быть на похоронах. Умница Лада Игоревна поняла мою заминку правильно, потому что сразу сказала, что в ближайшее время мы не сможем увидеться, но позднее, после похорон… Я пообещала.
Закончив разговор, я подошла к кухонному окну и осторожно выглянула во двор. Незнакомца не было. Очевидно, ушел всерьез и надолго. Интересно, какой все-таки смысл в домофонах? Вчера Виктор Васильевич, сегодня вообще непонятно кто плюс Саша с Юрой зашли в подъезд без ключей от домофона. Уже неделю кодовый замок сломан.
Погрустив немного над пустой солонкой, я позвонила Наталье на мобильник. Ответила она сразу и я, услышав ее «приеду – расскажу», попросила купить соль. Подруга, не жалея собственных денег на оплату телефонного разговора, принялась доказывать, что была целая пачка. И нечего зря транжирить денежки.
– Приедешь – покажу, – устало огрызнулась я, глядя на пустую солонку, и отключилась.
Но не тут-то было. Сразу же раздался звонок и Натальин озабоченный голос рявкнул:
– Ты можешь сказать, что случилось? Куда ты дела соль? Целый пуд!
– Хочешь страшилку? Съела. В одиночку. И тебе не осталось, – грустно сказала я.
– Ну так бы сразу и сказала…
Наташка вернулась из автосервиса одна. Лешик должен был приехать ближе к ночи. Пароль – полтора звонка в дверь, вернее, один длинный и один короткий. Подруга выглядела загадочно озабоченной. Таинственности добавлял начинающий зеленеть синяк под глазом, и меня прямо-таки раздирало любопытство, – что ей удалось выяснить? Тем не менее, я с равнодушным видом спросила:
– Борщ будешь?
– Не-а, – ответила Наташка из ванной, – не выдержала и два мороженых слопала: одно свое и второе твое, а то оно быстро таять начало.
– Вот спасибо! – возмутилась я. Как назло, очень захотелось мороженого. – Я тебя при случае тоже не забуду…
– А что ты кипятишься? – удивилась Наташка. – Возьми из морозилки мое. Я себе еще одно купила. Давай пополам, с кофе, а? – заискивающе проворковала она. Мне ничего не оставалось, как согласиться. Наташкина страсть к мороженому всепоглощающа. В том смысле, что заставляет ее поглощать этот продукт цивилизации в рекордных количествах. И я эту страсть понимаю, хотя и не разделяю. У меня другой фетиш – шоколадные конфеты в коробках. Причем волнуют меня, скорее, не сами конфеты, а именно вид упаковки, красота которой предвещает неземное блаженство вкуса. А он у конфет, в ряде случаев, бывает, увы, весьма посредственным. Так сказать, форма не соответствует содержанию. В последний раз, измученные рекламой, мы с Леночкой, а она в конфетных вопросах истинная дочь своей матери, купили набор шоколадных конфет фирмы «Держава» и испытали жуткое разочарование. Хотя на вкус и цвет… Полмесяца мы по очереди уговаривали друг друга съесть конфетку. Проблему решил папик. Он просто сгреб все конфеты из коробки и отволок их соседским ребятишкам, раздраженно буркнув: «совсем заелись», чем вызвал у нас неизгладимое чувство стыда.