Они должны были скоро прилететь, до аэропорта Джона Уэйна в округе Орандж лететь оставалось меньше часа. Сняв наушники, он поднялся и прошел вперед, чтобы рассказать Клокеру о том, что узнал, когда разговаривал по телефону с Нью-Йорком.
Клокер спал, сидя в кресле. Он был без своего пиджака из твида с кожаными нашлепками на рукавах лацканах, но в коричневой шляпе с круглой плоской тульей, загнутыми полями и с маленькими черными с коричневыми утиными перышками. Он не храпел, но рот у него был открыт и из него текла слюна, отчего подбородок отвратительно блестел.
Иногда Ослетту казалось, что "Система" сыграла над ним плохую шутку, дав ему такого напарника, как Карл Клокер.
Его собственный отец был не последним человеком в "Системе", и Ослетт подозревал, не подсунул ли тот ему эту абсурдную фигуру в лице Клокера, чтобы таким образом унизить его. Он презирал своего отца и знал, что это взаимно. Но в конце концов он все-таки решил, что не прав. Трудно было поверить, чтобы старик при всей своей глубокой и яростной ненависти стал играть в такие игры, – в основном потому, что, поступив так, он выставил бы на посмешище имя Ослеттов. А защита чести и целостности семейного имени всегда преобладала над личными чувствами членов этого семейства и их желанием поквитаться между собой.
В семье Ослеттов некоторые уроки усваивались настолько рано, что Дрю был почти уверен, что уже родился с глубоким осознанием ценности имени Ослеттов. Ничто – даже большое состояние – не имело значения, кроме хорошего имени, переходившего от поколения к поколению. От хорошего имени исходило столько же власти, сколько от огромного состояния, потому что и политикам, и судьям легче было принять чемодан с деньгами как взятку, когда она исходила от людей, чья родословная имела сенаторов, государственных мужей и меценатов с громкими именами.
Его партнерство с Клокером было просто ошибкой. Со временем ситуация исправится. Бюрократы "Системы" проявляли медлительность в переназначениях, но если бы удалось вновь заставить переставшего им подчиняться ренегата действовать по правилам, Ослетт направил бы Алфи на то, чтобы он убил Клокера.
Книжка "Стар трек" с переломанным переплетом лежала открытой на груди Клокера, обложкой вверх. Осторожно, чтобы не разбудить великана, Ослетт взял книгу в руки.
Он открыл ее на первой странице, не побеспокоившись заложить то место, на котором остановился Клокер, и начал читать, надеясь, что, возможно, найдет ключ к разгадке, почему так много людей волнуют приключения космического корабля "Энтерпрайз" и его экипажа. Через несколько абзацев чертов писатель уже углубился в мысли капитана Кирка, ту ментальную зону, которую Ослетт хотел бы изучать, разве что вместо этого должен был копаться в мыслях всех кандидатов в президенты на последних выборах. Он пролистал еще две главы и обнаружил, что снова погружается в размышления некоего Спока. Он пролистал еще несколько страниц и понял, что копается уже в голове Мак-Коя.
Раздраженно закрыв "Путешествие во Вселенную" или как там эта чертова серия называлась, он хлопнул ею по груди Клокера, чтобы разбудить его.
Гигант так резко сел прямо, что его шляпа съехала с головы и упала ему на колени. Он сонно произнес:
– Чего? Чего?
– Скоро приземляемся.
– Конечно скоро.
– Нас встречает связной.
– Жизнь – это связь.
Ослетт был в плохом настроении. Преследование убежавшего Алфи, мысли об отце, размышления о возможной катастрофе из-за Мартина Стиллуотера, эта дурацкая книжонка "Стар трек", да еще и новые криптограммы Клокера – вконец вывели его из себя.
– Или у тебя во сне текут слюни, или выводок змей прополз по твоему подбородку и залез тебе в глотку, – сказал он.
Подняв жилистую руку, Клокер вытер нижнюю часть лица рукавом рубашки.
– Этот связник, – продолжал Ослетт, – может быть, даст нам наводку на Алфи. Мы должны быть наготове и держать ухо востро. Ты уже окончательно проснулся или нет?
Глаза Клокера были затуманены.
– Никто, никогда не может полностью проснуться, – изрек он.
– Ой, ради Бога! Может, перестанешь нести эту чепуху. Я сыт по горло твоей мистикой, понял?
Клокер внимательно посмотрел на него и, помолчав, ответил:
– У тебя на сердце неспокойно, Дрю.
– Неправильно. В животе у меня неспокойно, оттого что приходится слушать эту чепуху.
– Внутреннее проявление слепой враждебности.
– Пошел ты!..
Шум мотора стал другим. Через несколько минут появилась стюардесса и, сообщив, что самолет вошел в зону аэропорта округа Орандж, попросила пристегнуть ремни.
Часы Ослетта показывали час пятьдесят две минуты ночи, но это было время Оклахомы. Когда самолет приземлился, он перевел стрелки на без восьми минут полночь. К моменту посадки понедельник кончился, и часы начали отсчет следующего дня, подобно тому, как часовой механизм мины замедленного действия отсчитывал минуту перед взрывом.
Связник, который оказался человеком около тридцати лет, ненамного моложе Дрю Ослетта, ожидал их появления у выхода пассажиров с частных рейсов. Он сообщил им, что его зовут Джим Ломакс, что скорее всего не соответствовало действительности.
Ослетт в свою очередь представил себя как Чарли Браун, а Клокер – Дагвудом Бамстердом.
Связник, однако, шутки не понял. Он помог им донести вещи до автостоянки, где вложил их в багажник зеленого олдсмобиля.
Ломакс был одним из тех калифорнийцев, которые, накачав свое тело, продолжали совершенствовать его по частям. Уже давно по всей стране проповедовались физические упражнения и здоровая пища. Некоторые американцы продолжали увлекаться жесткими булочками с изюмом и здоровым сердцем и стремились на дальние аванпосты заснеженного штата Мэн. Однако "Золотой" штат стал местом, где начали подавать морковный сок на коктейль, где был открыт первый бар. И до сих пор это было единственное место, где довольно много людей считали палочки сырого джикамо вполне подходящим заменителем жареного мяса, поэтому только определенные фанатически настроенные калифорнийцы имели достаточную решимость, чтобы идти дальше в структурных требованиях качка. Шея у Джима Ломакса была как гранитная колонна, плечи размером с дверной проем грудь могла служить опорой для корабельной мачты а его живот был, как каменная плита. Он, конечно здорово поработал над своим телом, превратив его в монолит.
Хотя ночью прошел дождь и воздух до сих пор был сырой и холодный, на Ломаксе были лишь джинсы и трикотажная рубашка с изображением рок-звезды – Мадонны с обнаженной грудью. Казалось, что стихия действовала на него так же мало, как на стены укрепленной крепости. Шел он с большим достоинством и важностью, каждое движение его было рассчитано на публику, и предполагалось, что люди должны оборачиваться, с завистью смотря ему вслед.
Ослетт подозревал, что Ломакс не просто гордый человек, а очень тщеславный, с признаками нарциссизма. Единственным богом, почитаемым в монолите своего тела, было его собственное я, которое обитало в нем.
Тем не менее парень понравился Ослетту. Самым приятным в Ломаксе было то, что в его компании Карл Клокер казался меньше. По правде, это было единственным, что понравилось Ослетту в этом парне, но и этого было достаточно. На самом деле Ломакс, возможно, был совсем ненамного крупнее Клокера, но явно мощнее и изящнее. В сравнении с ним Клокер казался неуклюжим, с шаркающей походкой, немолодым и рыхлым. Поскольку размеры Клокера давили на Ослетта, его порадовала мысль, что Ломакс может так же действовать на Клокера. Но, к разочарованию Ослетта, если это и было так, то любитель фантастического чтива не показал вида.
Ломакс сел за руль. Ослетт сел рядом, а Клокер забрался на заднее сиденье.
Выехав из аэропорта, они свернули направо, на бульвар Мак-Артура, и оказались в районе дорогих административных небоскребов и комплексов зданий, многие из которых являлись региональными и национальными штаб-квартирами крупнейших корпораций. Дома стояли отделенные от улицы большими и тщательно подстриженными газонами, цветочными клумбами, живой изгородью и стеной деревьев. Все это хорошо освещалось искусно расположенными прожекторами.
– Под вашим сиденьем, – Ломакс обратился Ослетту, – вы найдете ксерокопии отчета полиции Мишн-Виэйо об инциденте, случившемся в доме Стиллуотера. Не так-то просто было заполучить его. Прочитайте его прямо сейчас, потому что я должен взять его с собой и уничтожить.
К отчету была прикреплена авторучка с фонариком, при свете которого можно было видеть текст. Двигаясь по бульвару Мак-Артура на юг, а потом на запад, в сторону Ньюпорт-Бич, Ослетт изучал документ с возрастающим удивлением и отчаянием.
Выехав на главную магистраль, идущую вдоль тихоокеанского побережья и повернув в южном направлении, они проехали "Корона дель Map", прежде чем он закончил читать документ.
– Этот полицейский, Лоубок, – сказал Ослетт, взглянув на отчет, – он уверен, что это рекламные трюки и не было никакого взломщика?
– Это нам только на руку, – ответил Ломакс. Он заулыбался, что было ошибкой с его стороны, потому что сразу стал похож на мальчика с плаката, рекламирующего какое-то благотворительное общество, помогающее психически больным.
Ослетт сказал:
– Учитывая, что может завалиться вся "Система", нам этого мало. Нам надо, чтобы произошло чудо.
– Дай взглянуть, – попросил его Клокер. Ослетт передал отчет и фонарик на заднее сиденье, потом обратился к Ломаксу:
– Как наш непослушный мальчик вообще узнал, что Стиллуотер живет здесь? Как он нашел его? Ломакс передернул своими каменными плечами.
– Этого никто не знает.
Ослетт издал нечленораздельный звук, выражающий отвращение.
Справа от магистрали тянулось поле для гольфа с охраняемым входом, и за ним к западу раскинулось неосвещенное пространство Тихого Океана, такое огромное и черное, что казалось, они едут вдоль края вечности.
– Мы считаем, что если будем держать в поле зрения Стиллуотера, рано или поздно там появится и наш человек. Тогда-то мы его и поймаем, – объяснял Ломакс?
– А где сейчас Стиллуотер?
– Мы не знаем.
– Колоссально!
– Видите ли, меньше чем через полчаса после того, как ушли полицейские, с Стиллуотерами случилось еще одно происшествие. И прежде чем мы до них добрались, они, кажется, ушли… в подполье. Думаю, вы выразились бы именно так.
– Какое происшествие? Ломакс нахмурился.
– Никто толком ничего не знает. Разные соседи видели разное, но, вроде, парень, похожий по описанию на Стиллуотера, стрелял в другого парня в "бьюике". "Бьюик" врезался в запаркованного "эксплорера" и завис над ним на несколько секунд. Два ребенка, судя по описанию – дочери Стиллуотера, выкарабкались через заднюю дверцу и убежали. "Бьюик" сорвался с места, Стиллуотер опустошил своей пистолет, стреляя в него, а потом появился БМВ, который подходит под описание машины, принадлежавшей Стиллуотерам. Она появилась из-за угла совершенно неожиданно, за рулем сидела жена Стиллуотера, потом все они сели в машину и смылись.
– В погоню за "бьюиком"?
– Нет. Он давно уехал. Вероятнее всего, они пытались удрать оттуда раньше, чем прибудет полиция.
– Кто-нибудь из соседей видел того, кто был в "бьюике"?
– Нет, было слишком темно.
– Это был наш паршивец.
– Вы так считаете? – спросил Ломакс.
– Ну, если там был не он, то тогда, наверное, Папа Римский.
Ломакс странно взглянул на него, затем снова задумчиво уставился на дорогу перед собой. Пока этот недоумок не спросил, каким образом Папа Римский оказался замешанным в этой истории, Ослетт добавил:
– Почему нет доклада полиции о втором происшествии?
– Его и не было. Нет заявления. Нет жертвы преступления. Только протокол о нанесении ущерба автомобилю "эксплорер".
– Но согласно тому, что Стиллуотер сообщил полицейским, наш Алфи думает, что это он – Стиллуотер, или должен им стать. Думает, что его жизнь была украдена у него. Бедолага совершенно сорвался с тормозов, и поэтому для него было естественным вернуться назад и украсть детей Стиллуотера, потому что он каким-то образом считает их своими детьми. Господи, чепуха какая-то!
Дорожный знак показывал, что скоро они доберутся до границ Лагуны-Бич.
– Куда мы едем? – поинтересовался Ослетт.
– Отель "Ритц-Карлтон" в Дана-Порте, – ответил Ломакс. – Для вас там забронирован номер. Мне пришлось проделать длинный путь, чтобы вы оба смогли прочитать этот полицейский отчет.
– Мы поспали в самолете. Я, честно говоря, думал, что как только мы приземлимся, то сразу займемся делом.
Ломакс выглядел удивленным.
– Каким именно?
– Например, отправимся для начала в дом Стиллуотера, оглядимся, посмотрим, что к чему.
– Нечего там делать. В любом случае в мои обязанности входит доставить вас в "Ритц", вы должны отоспаться и быть готовыми к восьми часам утра.
– Чтобы ехать туда?
– Они надеются к утру взять след Стиллуотера, или нашего парня, или их обоих. Кто-нибудь придет в отель в восемь часов, чтобы проинструктировать вас, и к тому времени вы должны быть в форме, готовыми к бою. Что, собственно, и произойдет, поскольку это "Ритц". Я имею в виду, что это отличный отель. Великолепная еда. Даже та, которую заказываешь в номер. Вы сможете получить хороший, здоровый завтрак, а не обычную жирную муру, которую подают в гостиницах. Омлет из яичных белков, хлеб из твердых сортов пшеницы, всевозможные свежие фрукты, обезжиренный йогурт…
Ослетт перебил его:
– Я, конечно, надеюсь, что получу завтрак, к которому привык в Манхэттене. Эмбрионы аллигаторов, жареные головы угрей с паштетом из морских водорослей с чесночным маслом и двойную порцию мозгов теленка. О-о-о, парень! Никогда в жизни не почувствуешь себя таким сытым, как после этого завтрака.
Обалдевший настолько, что скорость олдсмобиля упала наполовину, Ломакс уставился на Ослетта.
– Ну, еда в "Ритц" и правда отличная, но, может не такая экзотическая, как в Нью-Йорке. – Его взгляд переместился на улицу впереди себя, и машина набрала скорость. – В любом случае, вы точно знаете, что это здоровая пища? Мне кажется, что в ней много холестерина.
Ни нотки юмора, ни следа иронии не было в голосе Ломакса. Ясно, что он действительно поверил, что Ослетт ел головы угрей и эмбрионы аллигаторов, а также телячьи мозги на завтрак.
Ослетт, к своему неудовольствию, вынужден был признать, что существовали и гораздо худшие потенциальные партнеры, чем тот, который у него был сейчас. Карл Клокер только казался глупым.
В Лагуне-Бич декабрь считался мертвым сезоном, и улицы в час ночи были почти пустынны. В самом центре города на пересечении трех улиц они остановились на красный свет, хотя ни одной машины не было видно, а ведь справа от них располагался общественный пляж.
Ослетт с тоской подумал, что город был таким же мертвым, как и любое другое место в Оклахоме, и ему снова захотелось услышать шум Манхэттена: всю ночь там сновали полицейские машины и "скорые", извергая вой сирен, и бесконечные сигналы клаксонов. Смех, пьяные голоса, споры, и сумасшедшие крики накаченных наркотиками шизофреников – все эти звуки доносились до его квартиры даже самой глубокой ночью. Такие звуки вообще отсутствовали здесь, в торжественной тишине, как на берегу зимнего моря.
Проехав Лагуну, Клокер передал отчет полиции Мишн-Виэйо на переднее сиденье.
Ослетт ждал комментариев от любителя "звездных треков". Но когда они не последовали, не выдержал молчания, которое повисло в машине и, казалось, накрыло собой весь мир. Он, полуобернувшись к Клокеру, спросил:
– Ну, что? Что ты думаешь? Ну?
– Ничего хорошего, – изрек Клокер из темноты заднего сиденья.
– Ничего хорошего? Это все, что ты можешь сказать? А мне кажется, что это – колоссальная заварушка.
– Ну, – философски произнес Клокер, – в любой тайной фашистской организации иногда нужно, чтобы прошел дождь.
Ослетт рассмеялся. Он повернулся вперед, взглянул на надутого Ломакса и расхохотался сильнее.
– Карл, иногда я действительно думаю, что ты не так уж плох.
– Плох или хорош, – ответил Клокер, – все резонирует с движением мельчайших атомных частиц.
– Перестань, не порти такого чудесного момента, – остановил его Ослетт.
***Ночью ему снятся проститутки с перерезанными орлами, задушенные, или с простреленными головами, или перерезанными бритвой запястьями. Проснувшись, он не вскакивает, не хватает воздух ртом, не вскрикивает, как любой другой человек, проснувшийся после кошмаров. Сны его успокаивают. Он лежит, свернувшись на заднем сиденье машины, еще не полностью очнувшись от целительного сна.
Одна сторона лица у него влажная от какой-то устой и вязкой жидкости. Он подносит руку к щеке осторожно, сонно пробует жидкость на пальцы, стараясь понять, что это такое. Обнаружив осколки текла в застывшей слизи, он понимает, что его заживающий глаз вытолкнул их наружу вместе с поврежденным белком глаза, который заменила здоровая ткань.
Он мигает, открывает глаза и обнаруживает, что левый глаз видит ничуть не хуже правого. Даже в темном "бьюике" он отчетливо различает предметы и обивку. Светает.
Через несколько часов, к тому времени, когда пальмы начнут отбрасывать длинные тени на запад летучие мыши успеют спрятаться в свои укромные гнезда между сочными листьями деревьев, он будет совершенно здоров. Он снова будет готов к тому чтобы предъявить счет судьбе. Киллер шепчет:
– Шарлотта…
Снаружи постепенно светлеет. Тучи, принесшие дождь, рассеиваются. Между редеющими облаками выглядывает холодный овал луны.
– …Эмили! – За окнами машины ночь похожа на немного потускневшее серебро, освещенное пламенем единственной свечи.