— Мог исчезнуть и сам метеорит, — ответил Сэм. Он выругался и продолжал: — Существа, которые способны сделать за одну ночь такую работу, могут без больших хлопот выбросить его обратно в межпланетное пространство.
— Вы выглядите печальным и утомленным, мой друг, — сказал Лотар. — Приободритесь. Во-первых, метеорит мог остаться на месте своего падения. Во-вторых, если даже это не так, то не стоит огорчаться. По крайней мере, вам не станет хуже, чем раньше. Вспомните, что в мире еще существуют женщины, песни и вино.
— Все это не удовлетворяет меня, — сказал Сэм. — Мне трудно представить, что нас воскресили после смерти для вечных наслаждений такого сорта.
— Почему же нет? — возразил Лотар, улыбнувшись. — Откуда вы знаете, зачем эти таинственные существа сотворили здешний мир и поместили нас сюда? Может быть, они питаются нашими чувствами и переживаниями.
Сэм заинтересовался. Казалось, эта новая гипотеза вывела его из состояния депрессии, в которую он погрузился при мысли, что драгоценный метеорит может стать недосягаемым для него.
— Вы полагаете, Лотар, что мы являемся своего рода эмоциональным скотом? Что наши пастухи потребляют сочные бифштексы любви, антрекоты надежды и пудинги радости, запивая все это вином отчаяния?
— Это только теория, — сказал пилот. — Но она ничем не хуже десятков других, которые можно услышать на берегах Реки. Что касается меня, то я готов немного подкормить своих благодетелей. Сэм, посмотрите на эту красотку! Пустите меня скорее на берег!
Краткий миг подъема прошел, и Сэм снова погрузился в мрак отчаяния. Вероятно, немец был прав. В таком случае люди имели так же мало шансов справиться с загадочным противником, как бык — перехитрить своего хозяина.
Он объяснил конунгу создавшееся положение. Кровавый Топор выглядел озадаченным.
— Как же мы будем искать эту упавшую звезду? Мы не в состоянии выкопать много ям, чтобы найти ее. Ты знаешь, насколько прочна здесь трава. Клянусь Вотаном, нужно немало времени, чтобы выкопать даже небольшую яму нашими каменными орудиями.
— Тут должен быть какой-нибудь путь, — задумчиво сказал Сэм. — Если бы у нас был магнит... или компас... Но мы не имеем ничего подходящего.
Лотар был занят тем, что посылал воздушные поцелуи изящной блондинке на берегу, но краем уха он слушал Сэма. Внезапно он обернулся и сказал:
— Местность выглядит совершенно иначе с воздуха. Сорок поколений крестьян могут пахать землю над древним городом и ничего не знать об этом. Но пилоту достаточно один раз пролететь над их полем, и он заметит, что в земле что-то скрыто. Тут имеются десятки различий — в цвете почвы, в ее структуре, растительности и так далее.
— Значит, если мы построим планер, вы сможете найти проклятый метеорит? — возбужденно спросил Сэм,
— Это было бы прекрасно, — ответил Лотар, — и когда-нибудь мы осуществим такую идею. Но сейчас нет никакой необходимости взлетать в воздух. Все, что мы должны сделать, — подняться достаточно высоко в горы, чтобы получить хороший обзор этой части долины.
Сэм с восторгом хлопнул летчика по плечу.
— Как удачно, что мы подобрали вас! Я ничего не знал о подобных вещах!
Но внезапно он нахмурился.
— Однако, не представляю, как мы сможем забраться на гору. Взгляните на эти скалы! Они такие же гладкие и скользкие, как речь политикана во время предвыборной кампании!
Кровавый Топор нетерпеливо спросил, о чем они говорят. Сэм объяснил конунгу суть дела, мешая английские и старонорвежские слова. Эрик одобрительно сказал:
— Этот скрелинг может быть нам полезен. Пожалуй, я попробую доставить его на гору — если удастся отыскать в окрестностях кремень. Тогда мои люди сделают топоры и вырубят ступени в скале на высоту тысячи футов. Это займет много времени, но еще хуже копать в земле дыры наугад.
— А если здесь нет залежей кремня? — спросил Сэм.
— Мы проложим дорогу вверх, взрывая скалу, — ответил норвежец. — Сделай взрывчатый порошок.
— Для этого мне нужны человеческие экскременты, в которых тут нет недостатка[1], — сказал Сэм. — Мы можем также получить древесный уголь из сосновых поленьев. Но где мы возьмем серу?
— Ее много в том месте, что лежит вниз по Реке на семьсот миль, — ответил конунг. — Но первое должно делаться первым. Нам надо найти железную звезду. Второе, что следует сделать еще до начала раскопок, — построить укрепление. Мы первыми достигнем звезды, но мы не будем единственными. Волки будут приходить с Низовья и с Верхоречья на запах железа. Их будет много, и нам придется сражаться за свое сокровище.
— Куда же ты хочешь двинуться сейчас? — спросил Сэм.
— Мы расположимся здесь, — сказал Кровавый Топор, показывая на берег. — Это место подходит для лагеря и так же годится для начала поисков, как любое другое. Кроме того, нам не мешало бы позавтракать.
Через три дня команда «Дрейрага» выяснила, что в этой области не было кремня. Все, что находилось тут раньше, превратилось в пыль при падении метеорита. Затем на бесплодную землю легла новая почва, которая не содержала ни крупицы камня.
Обломки скал, пригодные для изготовления оружия и других орудий, иногда находили у подножия холмов и горной гряды. Если у основания скал имелись расщелины или трещины, то из них также удавалось выломать нужные куски камня. Здесь, однако, не было ничего подходящего.
— Удача покинула нас, — грустно сказал Сэм фон Ритгофену в одну из ночей, которую они коротали за беседой у костра на берегу.
— Мы не в состоянии найти этот проклятый метеорит. И если даже это удастся, то как мы докопаемся до него? Как мы будем разрабатывать месторождение? Метеориты обычно содержат никелевое железо; это очень прочный и твердый материал.
Вы были величайшим юмористом на Земле, — сказал немец, глядя на приунывшего Клеменса. — Неужели вы столь сильно изменились с тех пор, как воскресли?
— Думаю, что это не так, — ответил Сэм. — Юморист — человек, душа которого черна как африканская ночь; он, однако, способен освещать ее взрывом разума. Но когда свет исчезает, мрак возвращается опять.
Сэм уставился на рыжие языки огня, плясавшие на обломках бамбука и сосновых ветках. Бесконечные лица чередой проходили перед ним в пламени костра. Вначале плотные, четкие, они постепенно удлинялись, расплывались и, вместе с искрами, улетали вверх, поглощаемые светом звезд. Печальное лицо Ливи по спирали всплывало наверх в клубах дыма. Он видел свою младшую дочь Джин, ее холодные, застывшие черты, когда она лежала в гробу. Ее лицо, струившееся и дрожащее в обжигающем пламени костра, казалось покрытым льдом. Вот его отец в своем гробу, брат Генри, погибший при взрыве парового котла... Вот чье-то юное, веселое ухмыляющееся лицо... Том Бланкешип, мальчик, который послужил прототипом Гекльберри Финна.
В детстве у Сэма была мальчишеская мечта — плыть на плоту по Миссисипи, плыть вперед в поисках приключений, плыть весело и беззаботно. Теперь эта мечта, казалось, была близка к исполнению. Он мог плыть бесконечно долго, мог испытать неисчислимое множество волнующих переживаний, мог встретить в пути герцогов, графов, королей всех времен и народов. Он мог сибаритствовать, удить рыбу, болтать дни и ночи напролет, мог не заботиться о средствах к существованию, мог плыть тысячи лет, делая все, что ему заблагорассудится.
Сложность, однако, заключалась в том, что на самом деле он не смог бы осуществить такое путешествие. В долине Реки было много мест, где процветала своеобразная форма рабства. Наиболее жестокие и сильные представители рода человеческого захватывали пленников, у которых они отнимали те дары чаш, которые особенно ценились в этом мире — сигары, напитки, Жвачку Сновидений. Они держали своих рабов на грани голодной смерти, но все же живыми, так как только в этом случае можно было использовать их чаши. Чтобы не дать рабам покончить с собой, они связывали им руки и ноги, так что человек становился похож на курицу, которую несут на рынок. И если все же какому-нибудь несчастному удавалось достичь успеха в попытке самоубийства и оказаться за тысячи миль от своего мучителя, он мог снова попасть в не менее безжалостные руки.
Кроме того, Сэм был теперь взрослым человеком, и вряд ли он, подобно мальчишке, испытывал бы большое удовольствие от путешествия на плоту. Нет, для путешествия по Реке ему требуется безопасность, комфорт и, безусловно, власть. Имелась еще одна причина, в силу которой он стремился стать Навигатором Реки. В свое время он уже достиг аналогичного положения на Земле, на родной Миссисипи. Теперь он желал стать капитаном Корабля, самого огромного и мощного из всех, когда-либо существовавших, на самой гигантской Реке во вселенной — Реке, по сравнению с которой Миссисипи со всеми притоками, Нил, Амазонка, Конго, Обь, Хуанхэ, взятые вместе, выглядели жалким ручьем. Его Корабль будет иметь шесть палуб выше ватерлинии, два огромных колеса, удобные каюты для экипажа и пассажиров, которые будут известнейшими людьми своего времени. И он, Сэмюэль Клеменс, Марк Твен, станет капитаном. Корабль не остановится, пока не достигнет верховьев Реки, пока они не найдут чудовищ, которые сотворили этот мир и пробудили миллиарды мыслящих существ к жизни, снова сулящей им боль, отчаяние, мучение и горе.
Путешествие может занять сотню лет или даже два-три столетия, но это не так важно. Многого не хватало в этом мире, но времени было вполне достаточно.
В мечтах Сэм видел себя на капитанском мостике огромного сказочного Корабля. Его первым помощником, будет, вероятно, Христофор Колумб или сэр Френсис Дрейк, командиром десантного отряда — Александр Великий, Юлий Цезарь или генерал Грант.
Булавочный укол трезвой мысли заставил лопнуть величественный воздушный шар, наполненный ветром его мечты. Эти два античных ублюдка, Александр и Цезарь, никогда не согласились бы занимать подчиненное положение; скорее, они составили бы заговор, чтобы захватить его Корабль. И мог ли другой великий человек, генерал Грант, согласиться выполнять его, Сэмюэля Клеменса, приказы? Приказы писателя-юмориста, книжного человека — в мире, где не существует ни письма, ни книг?
Сверкающий газ его грез покинул обвисший воздушный шар; Сэм грустно вздохнул. Он снова погрузился в думы о Ливи, такой близкой и внезапно потерянной из-за этого метеорита, благодаря которому его мечта о Корабле могла превратиться в реальность. Ливи появилась на миг, как будто некое мстительное божество показало ее Клеменсу и тотчас забрало обратно. И могла ли стать реальностью его надежда построить Корабль? Пока что он не знал, как найти огромную массу железа, скрытую в земле где-то под его ногами.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Вы выглядите усталым, Сэм, — сказал Лотар.
— Пожалуй, я пойду спать, — произнес Клеменс, вставая.
— Как!? Красавица из Венеции семнадцатого века, которая весь вечер строила вам глазки, будет очень разочарована.
— Вы утешите ее, барон, — сказал Сэм. Он отошел от костра, у которого сидели и лежали несколько десятков мужчин и женщин, и направился в сторону холмов.
В течение вечера он несколько раз испытывал соблазн увести венецианку в свою хижину, особенно, когда виски согрело его кровь. Но теперь полное безразличие овладело им. Кроме того, он знал, что будет мучиться чувством вины, если уложит Анджелу Сангеотти в свою постель. Такие повторяющиеся угрызения совести он испытывал здесь раз десять за последние двадцать лет — со всеми женщинами, которые становились его подружками. И теперь он понимал (хотя это и было странно), что будет чувствовать себя виноватым не только перед Ливи, но и перед Темах, исчезнувшей в водах Реки. Индонезийка была его верной спутницей на протяжении пяти лет.
— Как все это нелепо! — говорил он себе множество раз. — Никакими рациональными причинами нельзя объяснить это чувство вины перед Ливи. Мы так долго разлучены, что, пожалуй, стали совсем чужими. Слишком многое случилось с каждым из нас после дня Воскрешения.
Его чувства, однако, не подчинялись логике; он ощущал себя виноватым. По-видимому, такое состояние являлось вполне естественным для него. Человек в сути своей оставался иррациональным животным, действующим в соответствии со своим темпераментом и врожденными склонностями.
Итак, почему же я терзаюсь из-за вещей, которые не могут являться моими проступками?
Потому, что такова моя натура. Я проклят вдвойне. Первые атомы, столкнувшиеся на заре времен на Земле, породили цепь событий, что неизбежно привела к моему появлению здесь, на этой странной планете, среди толпы омоложенных стариков всех времен и народов. Она привела к этой бамбуковой хижине, в которой меня ждут одиночество и душевные муки.
Я могу убить себя, но здесь это бесполезно. Ты оживаешь через двадцать четыре часа в другом месте, но тем же самым человеком, который совершил этот прыжок вдоль Реки. Зная, что другой прыжок тоже ничего не решит и, скорее всего, сделает тебя еще более несчастным.
— Проклятые ублюдки с каменными сердцами! — вскричал он внезапно, грозя небу сжатым кулаком. Затем горько рассмеялся и сказал: — Но Они, наверное, так же не могут изменить свои жестокие души, как я не способен изменить себя. Вот в чем мы похожи.
Подобная мысль, однако, не уменьшила его желание отомстить неведомым существам. Он по-прежнему жаждал впиться зубами в руку, подарившую ему вечную жизнь — и вечные муки.
Его бамбуковая хижина находилась у подножия холма под огромным железным деревом. Хотя строение выглядело жалкой лачугой, оно, тем не менее, являлось несомненной роскошью в этой области, где каменные орудия для строительства домов были столь редкими. Люди, перенесенные сюда из различных мест долины, устроились пока в построенных на скорую руку шалашах. В долине росло около пятисот разновидностей бамбука, и некоторые гибкие породы можно было согнуть, не вырывая из почвы, и перевязать собранные в пучок вершины травяными веревками. Покрытые огромными листьями железных деревьев, такие временные жилища, похожие на вигвамы, служили убежищем во время дождя. Другие сорта бамбука, с твердыми прочными стволами, можно было расщепить на планки, пригодные для изготовления ножей; правда, их режущую кромку приходилось постоянно затачивать.
Сэм вошел в свою хижину, лег на топчан и закутался в несколько больших покрывал. Слабые звуки далекого пиршества у костров на берегу раздражали его. Около часа он беспокойно метался по постели, затем, поддавшись внезапной слабости, положил в рот кусок Жвачки Сновидений. Невозможно было предсказать заранее, какой последует эффект; он мог испытать экстаз, потребность в любви, ощутить уверенность, что все правильно и хорошо в этом мире, увидеть радостную пляску ярких многоцветных форм. Но не исключался и другой результат, и тогда жуткие чудовища прыгали на него из темноты, его мучали призраки далекой Земли, безликие дьяволы, порожденные в адском пламени, смеялись над его муками.
Он жевал тягучую массу, давясь слюной, и знал, что совершает ошибку. Но было уже поздно. Он продолжал жевать, пока перед ним не возник эпизод из его детства, когда он едва не утонул — и утонул бы наверняка, если бы его не вытащили из воды. Тогда я умер в первый раз, подумал он, нет, я умер сразу же, как родился. Странно, что мать никогда не рассказывала мне об этом.
Он увидел свою мать, лежащую на постели; ее волосы были растрепаны, глаза — полузакрыты, смертельно бледное лицо покрыто капельками пота. Доктор, в зубах которого была зажата сигара, трудился над младенцем — над ним, Сэмом. Углом рта доктор невнятно пробормотал, обращаясь к его отцу:
— На этот раз мне выпала нелегкая задача...
— Вам удастся спасти их обоих? — спросил отец.
У доктора были огненно-красные волосы, свисающие вниз рыжие усы и бледные голубые глаза. Его лицо выглядело странным и неприятным. Попыхивая сигарой, он сказал, усмехнувшись:
— Обычно я хороню свои ошибки. Но в данном случае вы зря беспокоитесь. Я спасу этот комок плоти, хотя не уверен, что это пойдет ему на пользу, и спасу ее тоже.
Доктор завернул ребенка в простыню и положил на кровать. Затем он уселся на шаткий стул и принялся что-то писать в маленькой черной тетради. Отец Сэма раздраженно сказал:
— В такое время вы могли бы повременить с записями.
— Я непременно должен отметить появление на свет вашего чада, — ответил доктор. — Я веду дневник, в котором регистрирую все души, которым помог узреть свет дня. Я намереваюсь написать историю младенцев, из которых получится что-нибудь порядочное. Если я способствовал появлению в этой юдоли слез хотя бы одного гения, то, полагаю, моя жизнь не прошла зря. В противном случае я потратил время и силы, занимаясь пополнением толпы кретинов, лицемеров и лжецов, которых и так немало в этом печальном мире.
Маленький Сэм захныкал, и доктор сказал:
— От звуков, которые он издает, не становится веселее, не правда ли? Он плачет так, будто появился на свет для того, чтобы все грехи мира легли на его крохотные плечи.
— Вы странный человек, — пробурчал отец. — Слишком злой, я думаю. И, несомненно, почитание господа нашего не входит в число ваших достоинств.
— Да, я приношу дань Властителю Тьмы,—сказал доктор.
Комната наполнилась запахами крови, табачного дыма и пота.
— Как вы хотите назвать его? Сэмюэль? Какое совпадение! Меня зовут так же! Два Сэмюэля, ха-ха! Бедняга, я не думаю, что ему суждена долгая жизнь.
Отец Сэма закричал:
— Вон из моего дома, вы, дьявольское отродье! Убирайтесь прочь! Я приглашу другого врача. Вы не человек, вы посланец ада, и я не желаю, чтобы вы прикасались к моей жене и к ребенку!
Доктор, попыхивая сигарой, небрежно бросил в свой саквояж окровавленные инструменты и с треском захлопнул его.
— Очень хорошо! Я готов удалиться. Я ведь нахожусь проездом в этой дыре, мой провинциальный друг, и согласился помочь вам из жалости, поскольку шарлатан, который обслуживает вашу деревушку, отправился в город. Я покинул свой удобный номер на постоялом дворе и прибыл к вам, чтобы спасти хилого младенца, для которого смерть, несомненно, была бы лучшим исходом. Пожалуй, я честно заработал свой гонорар.