— Что происходит?
Катрина повернулась к нему лицом и с хрипом выпустила из себя воздух:
— Ничего.
Микаэль Бельман схватил ее бинокль и направил на дом внизу:
— «Дельта» занимает две позиции у рельсов метро вон там, правильно?
— Да. Как…
— Я получил копию карты операции, — сказал Бельман. — Именно так я отыскал этот наблюдательный пост. Хорошо скрытый, должен признать. — Он хлопнул себя по лбу. — Ничего себе, комары в марте.
— Это мошкара, — возразила Катрина.
— Неправильно, — ответил Микаэль Бельман, не убирая бинокля от глаз.
— Нет, но мы оба правы. Мошкара — это те же комары, только меньше размером.
— Неправильно, что…
— Некоторые из них настолько малы, что пьют не человеческую кровь, а кровь других насекомых. Или же жидкости тела, у насекомых ведь нет…
— …ничего не происходит. Перед домом остановилась машина.
— Представьте, каково это — быть комаром, жить на поганом болоте, а тебя при этом еще кусают комары.
Катрина знала, что говорит только от нервозности, хотя и не совсем понимала, почему нервничает. Может быть, потому, что он начальник полиции.
— Из машины выходит человек и направляется к дому, — сообщил Бельман.
— Значит, в прошлой жизни ты был не слишком хорошим индусом… — Рация затрещала, но Катрина просто-напросто не могла остановиться. — А если мошка… Что вы сказали?
Она вырвала бинокль у него из рук. И неважно, что он начальник полиции, это ее пост. И все верно. В свете уличных фонарей она разглядела человека, уже вошедшего в калитку и следовавшего к крыльцу перед дверью. Он был одет в красное и нес что-то, что она не смогла определить. Катрина почувствовала, как у нее пересохло во рту. Это он. Это случилось. Это происходит сейчас. Она схватила мобильный телефон.
— И мне совсем нелегко нарушить это обещание, — сказал Харри, уставившись на отданную ему сигарету.
Он надеялся, что на одну глубокую затяжку ему хватит. А она ему понадобится.
— И что это за обещание? — Голос Ракели казался слабым, беспомощным. Одиноким.
— Это обещание я дал самому себе, — сказал Харри, обхватив фильтр сигареты губами. Он затянулся, почувствовал вкус последнего в сигарете табака, который по каким-то причинам сильно отличается на вкус от табака в кончике сигареты. — Обещание, что я никогда не попрошу тебя выйти за меня замуж.
В наступившей тишине он слышал, как порыв ветра промчался по кронам лиственных деревьев за окном, и они зашуршали, как возбужденная, шокированная, перешептывающаяся публика в зале.
А потом она ответила. Ответ ее прозвучал как короткое сообщение по рации:
— Повтори.
Харри кашлянул:
— Ракель, ты выйдешь за меня замуж?
Порыв ветра умчался дальше. И Харри подумал, что после него остались только тишина и покой. Ночь. И прямо посреди нее — Харри и Ракель.
— Ты сейчас не шутишь надо мной? — Она отодвинулась от него.
Харри закрыл глаза. Он находился в свободном падении.
— Не шучу.
— Ты уверен?
— А зачем мне шутить? Ты что, хочешь, чтобы все это оказалось шуткой?
— Во-первых, Харри, неоспоримым фактом является твое ужасное чувство юмора.
— Согласен.
— Во-вторых, мне надо думать об Олеге. И о тебе тоже.
— Неужели ты еще не поняла, что Олег — это один из твоих главных плюсов как невесты, девочка моя?
— В-третьих, даже если бы я хотела, брак несет с собой некоторые юридические сложности. Мой дом…
— Я думал, это исключительная собственность. И свое имущество я не собираюсь подносить тебе на блюдечке с золотой каемочкой. Я не могу тебе многого обещать, но обещаю самый безболезненный развод современности.
Ракель хохотнула:
— Но нам хорошо и так, разве нет, Харри?
— Да, нам есть что терять. А в-четвертых?
— А в-четвертых, сватаются совсем не так, Харри. Не лежа в постели и покуривая.
— Хорошо. Если ты хочешь, чтобы я встал на колени, то мне надо сначала надеть штаны.
— Да.
— «Да, надень штаны»? Или: «Да, я…»
— Да, глупый! Да! Я выйду за тебя замуж.
Харри отреагировал автоматически, это была реакция человека, много лет проработавшего в полиции. Он повернулся на бок, посмотрел на часы и запомнил время. 23.11. Пригодится для составления рапорта. Когда они прибыли на место преступления, когда произошло задержание, когда прозвучал выстрел.
— Боже мой, — услышал он бормотание Ракели. — Что я такое говорю?
— Срок обжалования заканчивается через пять секунд, — сказал Харри, поворачиваясь обратно к ней.
Лицо ее находилось в такой близости от него, что он видел только слабое свечение ее широко раскрытых глаз.
— Время вышло, — сказал он. И добавил: — Что это за ухмылочка?
Но скоро понял все сам, и улыбка стала расползаться по его лицу, как разбитое яйцо по сковородке.
Беата лежала, положив ноги на ручку дивана, и смотрела, как Гэбриел Бирн ерзает на стуле. Она выяснила, что дело, должно быть, в ресницах и ирландском акценте. Ресницы Микаэля Бельмана, выговор поэта. Мужчина, с которым она встречалась, не обладал ничем из этого, но проблема заключалась в другом. Он был какой-то странный. Во-первых, настойчивый: он не понимал, почему не может прийти к ней, если вечером она будет дома одна, ведь ему было бы очень удобно. А потом, его прошлое. Он рассказывал ей вещи, которые, как она постепенно выяснила, не стыковались друг с другом.
А может, все это не было странным, человек ведь хочет произвести хорошее впечатление, поэтому может иногда и присочинить.
Может, все совсем наоборот и это она странная. Она ведь пыталась искать информацию о нем в Интернете. И ничего не нашла. Тогда она ввела в поисковик имя Гэбриела Бирна и с интересом прочитала, что он работал пришивальщиком глаз плюшевым медведям. А затем наконец нашла то, что искала, в разделе «Факты» «Википедии». «Супруга: Эллен Баркин (1988–1999)». На какое-то мгновение она подумала, что Гэбриел — вдовец, покинутый, как и она сама, пока не поняла, что его брак просто-напросто приказал долго жить. В таком случае Гэбриел был одиноким дольше, чем она. Или «Википедия» давно не обновляла информацию по этому пункту?
На экране пациентка безудержно флиртовала с ним. Но Гэбриел не попался на удочку, он лишь наградил ее короткой вымученной улыбкой, посмотрел на нее своими мягкими глазами и сказал какую-то банальность, прозвучавшую как стихи Йейтса.
На столе загорелся свет, и сердце ее замерло.
Телефон. Телефон звонил. Это мог быть он. Валентин.
Она взяла трубку и посмотрела на номер. Вздохнула.
— Да, Катрина?
— Он здесь.
По возбуждению в голосе коллеги она поняла, что это чистая правда, что рыбка клюнула.
— Расскажи…
— Он стоит на крыльце.
Крыльцо! Это не просто поклевка. Рыбка на крючке, господи, весь дом окружен!
— Он просто стоит. Мешкает.
Она расслышала треск рации на заднем плане. «Берите его, берите!» Катрина ответила на ее мольбы:
— Отдан приказ действовать.
Беата услышала какой-то голос рядом с Катриной. Голос был знакомым, но она никак не могла вспомнить, кому он принадлежит.
— Они штурмуют дом, — сказала Катрина.
— Поподробнее, пожалуйста.
— «Дельта». В черном. С автоматами. Господи, как же они бегут….
— Меньше эмоций, больше фактов.
— Четыре человека бегут по гравиевой дорожке. Ослепляют его светом. Остальные ждут, не выдавая себя, смотрят, что он предпримет. Он опускает то, что держит в руках…
— Он достает ору…
Громкий пронзительный звук. Беата застонала. Дверной звонок.
— Не успевает, они уже взяли его. Кладут его на землю.
Йес!
— Обыскивают его вроде бы. Что-то держат в руках.
— Оружие?
Снова звонок. Громкий, настойчивый.
— Похоже на пульт дистанционного управления.
— Ой. Бомба?
— Не знаю. Но теперь он, во всяком случае, у них. Они подают знак, что ситуация под контролем. Подожди…
— Мне надо открыть дверь. Я тебе перезвоню.
Беата спрыгнула с дивана и поспешила к двери, раздумывая над тем, как объяснить ему, что это неприемлемо, что, когда она говорит, что хочет побыть одна, она действительно хочет побыть одна.
И пока она открывала дверь, она думала о том, чего достигла. Из тихой и скромной до застенчивости девушки, окончившей ту же Полицейскую академию, что и отец, превратилась в женщину, не только знающую, чего она хочет, но и делающую все необходимое для достижения своих целей. Путь ее был долгим и иногда нелегким, но награда была так велика, что она не жалела ни об одном из сделанных шагов.
Она взглянула на мужчину, стоящего перед ней. Отраженный от лица свет упал на сетчатку глаза, превратился в зрительный образ и насытил fusiform gyrus информацией.
Позади нее звучал успокаивающий голос Гэбриела Бирна; кажется, он сказал: «Don’t panic».[59]
Ее мозг уже давно узнал лицо этого мужчины.
Харри почувствовал приближение оргазма. Своего собственного. Сладкая-пресладкая боль, напряжение мускулов спины и живота. Он закрыл дверь в свои видения и открыл глаза. Под собой он увидел Ракель, уставившуюся на него стеклянным взором. На ее лбу выступила вена. При каждом его толчке по ее телу и лицу пробегала волна дрожи. Казалось, она хочет что-то сказать. И он обратил внимание на то, что взгляд ее не был страдальческим и обиженным, как обычно перед оргазмом. В нем было что-то другое, такое выражение он видел всего лишь раз, но в этой же комнате. Он заметил, что она обеими ладонями держится за его запястье и пытается убрать его руку со своего горла.
Он ждал. По какой-то причине он не ослаблял хватки, пока не почувствовал, как в ее теле нарастает сопротивление, а глаза начинают вылезать из орбит. Тогда он отпустил ее.
Ракель с трудом сделала вдох.
— Харри, — прохрипела она сиплым, неузнаваемым голосом, — что ты делаешь?
Он посмотрел на нее. Ответа у него не было.
— Ты… — она закашлялась, — ты не должен был держать руку так долго!
— Прости, — сказал он, — я немного увлекся.
А потом он почувствовал его приближение. Не оргазма, но чего-то похожего. Сладкая-пресладкая боль в груди, поднимающаяся к горлу и выше, расползающаяся за глазами.
Харри повалился на кровать рядом с ней. Зарылся лицом в подушку. Почувствовал, как потекли слезы. Он отвернулся от нее и стал глубоко дышать. Он сопротивлялся. Черт, что с ним такое случилось?
— Харри?
Он не ответил. Не смог.
— Что-то не так, Харри?
Он помотал головой.
— Просто устал, — сказал он в подушку.
Ее рука легла ему на шею, нежно погладила, а потом обняла его за грудь. Ракель тесно прижалась к его спине.
И он подумал о том, о чем обязательно должен был подумать в определенный момент: как он может просить человека, которого так сильно любит, разделить свою жизнь с таким типом, как он?
Катрина лежала, открыв рот, и слушала гневные переговоры по рации. Позади нее тихо матерился Микаэль Бельман. В руках у мужчины на лестнице был никакой не пульт дистанционного управления.
— Это платежный терминал для банковских карт, — проскрипел запыхавшийся голос.
— А что у него в сумке?
— Пицца.
— Повтори!
— Кажется, парень — чертов разносчик пиццы. Говорит, работает в «Пицца-экспрессе». Получил заказ доставить пиццу по этому адресу сорок пять минут назад.
— Хорошо, проверим.
Микаэль Бельман потянулся вперед и взял в руки рацию:
— Это Микаэль Бельман. Он послал вперед себя разносчика на разведку. Это значит, что он находится поблизости и следит за происходящим. У нас есть собаки?
Тишина. Скрежет.
— У-ноль-пять на связи. Собак нет. Могут прибыть через пятнадцать минут.
Бельман снова шепотом выругался и нажал на кнопку связи:
— Тащите их сюда. И вертолет с прожектором и теплоискателем. Подтвердите.
— Принято. Вызываем вертолет. Но не думаю, что на нем установлен теплоискатель.
Бельман отключил передатчик, прошептал «идиот», а потом ответил:
— Да, на нем установлен теплоискатель, так что, если он в лесу, мы его найдем. Используйте всех людей, чтобы оцепить лес с севера и запада. Если он побежит, то в том направлении. Какой у тебя номер мобильного, У-ноль-пять?
Бельман отключил передатчик и подал сигнал Катрине. Она набрала на мобильнике цифры, которые продиктовал У-ноль-пять, и протянула аппарат Бельману.
— У-ноль-пять? Фалькейд? Слушай меня, мы проигрываем этот матч, и у нас слишком мало людей для эффективного прочесывания леса, поэтому мы должны попробовать нанести удар издалека. Поскольку совершенно очевидно, что он догадывался о нашем присутствии, он вполне может иметь доступ к нашей волне. У нас действительно нет никакого теплоискателя, но если он будет думать, что есть и что мы оцепим лес с севера и запада, то… — Бельман прислушался. — Именно. Расставь своих людей с восточной стороны. Но оставь парочку на месте на случай, если он все-таки придет к дому проверить, как все прошло.
Бельман отключился и вернул аппарат Катрине.
— Что вы думаете? — спросила она.
Дисплей телефона погас, и казалось, что свет от белых, не покрытых пигментом полос на его лице пульсирует в темноте.
— Я думаю, — ответил Микаэль Бельман, — что нас обвели вокруг пальца.
Глава 26
Они выехали из города в семь часов.
Машины, двигавшиеся в противоположном направлении, тихо и угрюмо стояли в утренней пробке. Тишина наполняла и их машину, поскольку оба они соблюдали давнишний пакт о недопустимости необязательных разговоров до девяти часов. Когда они проезжали через пункт оплаты на пути к скоростному шоссе, начался дождь, такой мелкий, что дворники словно бы засасывали его в себя, а не смахивали со стекла.
Харри включил радио, прослушал еще одну сводку новостей, но и тут ничего не сказали. Ни слова о новости, которая должна была появиться на всех новостных порталах сегодня утром. Арест в Берге, новость о задержании подозреваемого в убийствах полицейских. После новостей спорта, в которых рассказывалось о матче сборных Норвегии и Албании, пустили дуэт Паваротти с какой-то поп-звездой, и Харри быстро выключил радио.
У холмов у Карихаугена Ракель положила свою ладонь на руку Харри, находившуюся, как обычно, на рычаге переключения передач. Харри ждал, что она что-нибудь скажет.
Бывают разговоры необязательные, а бывают обязательные.
Скоро они расстанутся на целую рабочую неделю, а Ракель еще ни словом не упомянула о его ночном сватовстве. Неужели пожалела о сказанном? Она никогда не говорила того, чего не думает. У съезда в Лёренскуг он подумал: а вдруг ей кажется, что это он жалеет о сказанном? И если они сделают вид, что ничего не было, утопят случившееся в океане тишины, то, значит, ничего и не было. В худшем случае они будут вспоминать об этом событии как об абсурдном сне. Черт, а может, ему действительно все приснилось? В дни, когда он увлекался курением опиума, случалось, он разговаривал с людьми, исходя из своей уверенности в том, что те или иные события имели место в реальности, а ответом ему были лишь удивленные взгляды.
Съезжая в сторону Лёренскуга, Харри нарушил один пакт:
— Что ты думаешь об июне? Двадцать первое — это суббота.
Он бросил на нее быстрый взгляд, но она сидела, отвернувшись, и разглядывала волнистую местность, покрытую полями. Тишина. Черт, она жалеет. Она…
— Июнь — хороший месяц, — сказала Ракель. — Но я совершенно уверена, что двадцать первое — это пятница.
В ее голосе он расслышал улыбку.
— Большая или…
— Или только мы и свидетели?
— Как думаешь?
— Решай сам, но максимум десять человек. На большее количество у нас не хватит одинаковой посуды. И если будет по пять гостей с каждой стороны, ты сможешь пригласить всю записную книжку из своего мобильного.
Он рассмеялся. Все устроится. Может случиться кризис, но, возможно, все устроится.
— И если ты собирался пригласить в свидетели Олега, то он уже занят, — сказала Ракель.
— Понял.
Харри припарковался у зала отлета и поцеловал Ракель, не опуская крышку багажника.
По дороге назад он позвонил Эйстейну Эйкеланну. Собутыльник-таксист, единственный друг детства Харри, мучился похмельем. Впрочем, Харри не знал, как звучит его голос, когда он не с похмелья.
— Свидетелем? Черт, Харри, я тронут. Ну, что ты просишь меня. Черт, надо ж, я, блин, чуть не прослезился.
— Двадцать первого июня. Есть планы на этот день?
Эйстейн рассмеялся этой шутке. Смех перешел в кашель, а тот перешел в бульканье бутылки.
— Тронут, Харри. Но мой ответ — нет. Тебе нужен человек, который будет смирно стоять в церкви, а потом членораздельно выступать за столом. А мне нужна хорошенькая соседка по столу, халявная выпивка и ноль ответственности. Обещаю надеть самый приличный костюм из тех, что есть.
— Врешь, ты никогда не носил костюмов, Эйстейн.
— Именно поэтому они так хорошо сохранились, ага. От умеренного использования. Очень похоже на твоих приятелей, Харри. Мог бы и позванивать хоть иногда.
— Мог бы.
Они закончили разговор, и Харри стал пробираться дальше к центру города, просматривая короткую записную книжку с оставшимися кандидатами в свидетели. А точнее, с одним кандидатом. Он набрал номер Беаты Лённ. Через пять гудков включился автоответчик, и Харри оставил сообщение.
Поток машин медленно двигался вперед.
Он набрал номер Бьёрна Хольма.
— Привет, Харри.
— Беата пришла на работу?