Двери «Звезды» были призывно распахнуты – словно по городку и впрямь шаталась праздная и денежная публика, способная завернуть на огонек. У входа никого – ни бородатого швейцара, как то полагается в солидных заведениях, ни обыденного охранника в униформе, приличествующего заведению попроще… Лишь сканер доложил – дверной проем перекрывает слабенькая ультразвуковая завеса. Отпугивает летучих кровососов, чтобы не залетали внутрь, а заодно докладывает о приходе гостей.
Багиров без колебаний перешагнул порог. Пусто… В обширном освещенном холле ни души. Сержант огляделся – пустующая стойка администратора, кожаные диваны (у одного срезана кожа со спинки), широкая лестница, ведущая наверх… Искусственные растения в кадках, паркет, массивная люстра, – в общем, стиль не пойми какого века. Не нынешнего уж точно, да, пожалуй, и не прошлого.
Сержант прошел налево, к зеркальной стене, украшенной надписью «РЕСТОРАЦIЯ» – оттуда доносились голоса и звуки музыки.
– Мир вашему дому, – произнес он, входя в зал – небольшой и уютный, на десяток столиков.
Ответ стоило ожидать любой, вплоть до стрельбы… И Багиров был готов к чему угодно, в том числе и к скоротечному огневому контакту. Он считал – к чему угодно. Поразительного равнодушия, с которым его встретили, сержант никак не ожидал.
– И тебе мир, если не шутишь, – ответил один из присутствующих.
Остальные удостоили Бага беглыми взглядами и промолчали. Словно сюда постоянно наведываются сержанты в форме российских десантников и в полном боевом снаряжении, причем заглядывают по нескольку раз за вечер, – и успели надоесть и примелькаться.
Не хотите общаться – ну и ладно. Есть лишнее время присмотреться, оценить обстановку.
Собравшиеся в ресторации жители – общим числом одиннадцать душ – выглядели точь-в-точь как их город. Ненастоящими. Ряжеными. Участниками ролевой игры. Или актерами провинциального театра, коротающими время перед началом спектакля… В принципе, по словам хранителя Гусева, так оно и есть – лицедеи, приглашенные для развлечения богатой публики… Вот только публика не появилась, спектакль не начался. Вернее, начался, но для себя, без зрителей. И продолжается до сих пор, подменив собой реальную жизнь.
За ближним к Багирову столиком азартно играли в карты трое: православный священник, человек в синей форме неизвестного сержанту образца и шаман. Последний выглядел особенно колоритно – с одного взгляда видно, что не просто абориген в национальном костюме, именно шаман, самый шаманистый на всем Таймыре.
На небольшом возвышении, с некоторой натяжкой заслуживающем название сцены, звучало пианино, клавиши перебирала блондинка в сильно декольтированном платье. Именно эти звуки слышал Багиров, подходя к «Звезде». Мелодия сержанту понравилась, душевная.
Кроме блондинки, в зале находились еще две женщины. Одна – постарше, лет сорока пяти, тоже декольтированная, но не столь откровенно – по-хозяйски расположилась за стойкой. Вторая – совсем молодая, в кожаной куртке и алой косынке, повязанной на голове лихим пиратским манером, – сидела за столиком в дальнем углу, компанию ей составлял молодой бородатый человек в свитере со стоячим воротником и двое рабочих – не то шахтеры, не то нефтяники в спецовках… Пожалуй, все же шахтеры, горняки, судя по лежавшим на соседнем столе каскам с вмонтированными фонарями.
Наконец, последняя маленькая компания состояла из двух человек. Один, бородатый, очень дородный, показался Багирову изображающим купца былых времен. Богатого купчину, сколотившего состояние, выменивая у наивных детей тундры меха и моржовую кость на патроны и огненную воду. Его собеседник и собутыльник был одет в том же стиле давно минувших лет, но попроще: рубаха не огненно-красная, менее кричащей расцветки, и часовая цепочка на животе менее толстая, чем у купчины, и не золотая, серебряная. Приказчик, решил Багиров.
Именно приказчик ответил на приветствие сержанта, а сейчас тихонько совещался о чем-то с купцом, искоса поглядывая на пришельца. Человек в форме отложил карты, пересел и присоединился к негромкому разговору. Погон на синем кителе не было, лишь петлицы с непонятными Багирову знаками различия, но держался человек в форме подтянуто, по-военному. Он единственный из присутствующих имел при себе оружие – если, конечно, в кожаной кобуре на его поясе и в самом деле лежало нечто стреляющее. Впрочем, к дальней стене прислонены карабин, два дробовика и арбалет, причем ручной, более вменяемых размеров в сравнении с установленными на дороге.
Потратив на оценку обстановки секунды две или три, Багиров решил, что при необходимости сможет уложить всех, не особо напрягаясь. Но первым лезть в драку не хотел. Сначала нужно поговорить, постараться получить информацию, – ту, что разузнать у Ивана и хранителя он так и не сумел. Самую важную на сегодняшний день информацию: как, шайтан вас раздери, отсюда можно выбраться на Большую землю?
Он снял шлем. Прошагал к стойке, прислонил к ней снятый с плеча автомат. Улыбнулся широко-широко и произнес:
– Налейте чего-нибудь выпить, а то так жрать хочется, что даже ночевать негде.
Женщина за стойкой не изумилась невесть откуда свалившемуся клиенту. Произнесла нейтральным тоном:
– Сегодня только водка.
– Пусть будет водка.
Вино Багиров старался не пить. Не всегда получалось, но по мере возможности пытался не нарушать эту заповедь Посланника Божьего. Однако недаром ведь арабские алхимики изобрели уже после его смерти процесс перегонки… А фетвы всяких толкователей, объявлявших запретным любой спиртосодержащий напиток, сержант Багиров в гробу видал. Пророк о водке ничего не сказал – пить можно.
– Стопарь? Стакан? Бутылку?
– Стопарь, пожалуй.
Тоненькая струйка прозрачной жидкости полилась из бутыли – квадратной, из толстого стекла – в граненую емкость антикварного вида.
– Закуски нет… – с сожалением произнесла женщина. – Но могу мясца быстренько поджарить.
Ответил Багиров после секундной паузы:
– Пожарьте, если не трудно.
Посмотрим, что тут у вас за мясо…
Тем временем блицсовещание за столиком купчины завершилось. Приказчик встал, подошел к стойке. Невысокого роста, в потертой жилетке и в рубахе, порванной на локте и небрежно залатанной, он держался тем не менее очень уверенно. Выглядел если не предводителем всей компании, то по меньшей мере человеком, чье слово здесь немало значит. Похоже, истинные взаимоотношения внутри этого странного коллектива отличались от ролей и личин…
В упор уставившись на сержанта маленькими, глубоко посаженными глазками, приказчик поинтересовался:
– Трифон Ксенофонтович знать желают: каким ветром занесло в наши края?
Он показал взглядом на купчину. Тот приосанился, солидно кивнул: да, мол, желаю. Человек в синей форме наблюдал за разворачивающейся сценой цепким внимательным взглядом.
– Заплутал я, – не стал темнить Багиров. – Шел тундрой, заблудился, остался без связи. Вот и оказался в ваших краях. Как это место называется?
– Никак не называется, – равнодушно проговорила барменша. – Придумывали название, даже конкурс объявили с призом каким-то, когда все рухнуло… Но если сильно хочешь, можешь звать Новая Хатанга. Так называли, когда строили… Или зови просто Хатанга. Старая-то того, канула.
– Понятно… – протянул Багиров.
– А сам-то из чьих будешь? – вновь вступил в разговор приказчик.
– Из военных.
– Оно и так видать, – согласился приказчик. – Да только войны в этих краях испокон не случалось… Ну да ладно. Раз пришел – пей, ешь, отдыхай… А потом дальше отправляйся. Или здесь оставайся, если воевать устал. Живем небогато, но живем. Водки, правда, хоть залейся.
Он обогнул стойку, увел в уголок барменшу, зашептал ей что-то на ухо.
Слова приказчика об избытке водки подтвердились немедленно и самым зримым образом. Из-за стола поднялся шаман, оставив попа в одиночестве, и направился к стойке, сильно пошатываясь. Ухватился за оставленную барменшей бутылку, стал наполнять принесенный с собой стакан, – рука дрожала, водка расплескивалась.
Действия шамана сопровождались самыми разными звуковыми эффектами: постукивали костяные украшения, нашитые на его одежду, а сделанные из птичьих перьев – шелестели. Позвякивали бубенчики на шаманской маске, закрывавшей верхнюю часть лица и украшенной двумя стилизованными рогами. Дребезжало горлышко бутылки о край стакана.
За всеми этими звуками Багиров едва расслышал тихие-тихие слова, произносимые шаманом. Причем смотрел обладатель двурогой маски в сторону, губы почти не шевелились.
– Уходите отсюда, – чревовещал шаман. – Здесь нельзя оставаться. Верьте мне, я артист якутской республиканской филармонии, моя фамилия Васильев. Вернее, бывший артист бывшей филармонии…
Багиров слушал внимательно, тоже глядя в сторону и делая вид, что полностью поглощен дегустацией содержимого своего стопаря. Водка, кстати, оказалась весьма качественная, не разведенный спирт и не какой-нибудь продукт местной перегонки.
За всеми этими звуками Багиров едва расслышал тихие-тихие слова, произносимые шаманом. Причем смотрел обладатель двурогой маски в сторону, губы почти не шевелились.
– Уходите отсюда, – чревовещал шаман. – Здесь нельзя оставаться. Верьте мне, я артист якутской республиканской филармонии, моя фамилия Васильев. Вернее, бывший артист бывшей филармонии…
Багиров слушал внимательно, тоже глядя в сторону и делая вид, что полностью поглощен дегустацией содержимого своего стопаря. Водка, кстати, оказалась весьма качественная, не разведенный спирт и не какой-нибудь продукт местной перегонки.
– Уходите немедленно, – продолжал шаман-артист. – Не ешьте, не пейте, не оставайтесь на ночлег. Уходите, потому что…
Он не закончил фразу – приказчик завершил свой приватный разговор с барменшей и вернулся, подозрительно косясь на шамана. Служитель туземного культа залпом опорожнил стакан, постоял несколько секунд, пошатываясь и пялясь бессмысленным взглядом в какую-то только ему видимую даль – может, в Верхний мир, может, в Нижний… Затем рухнул, где стоял, у самой стойки. И тотчас же захрапел.
– Куда, нехристь басурманская?! Партию кто доигрывать будет?! – возопил поп.
Служитель другой Традиции тоже был изрядно пьян. И, судя по красным прожилкам, украшавшим лицо, надирался регулярно.
Багиров не обращал на попа внимания. Он продолжал смотреть на стену, туда же, куда машинально взглянул, отводя взгляд от шамана из республиканской филармонии.
На стене висел календарь.
Старый календарь, голографический, с изображением какой-то полуобнаженной красотки, изогнувшейся в страстной позе… Но не красотка привлекла внимание Бага. На нижнюю часть календаря было прилеплено самодельное дополнение – таблица из двенадцати квадратов со вручную вписанными числами и днями недели. Сегодняшнее число – третье июля – помечалось красным квадратиком, передвигаемым по прозрачной ленте, – наверняка эта деталь уцелела от прежнего варианта календаря. Над таблицей красовался год, выведенный кривоватыми крупными цифрами.
– Календарь правильный? – спросил сержант у барменши внезапно охрипшим голосом. – На этот год?
– Да уж не на минувший… – равнодушно ответила барменша. – Не совсем мы тут одичали, Пасху с Рождеством не спутаем…
Она шлепнула на сковородку два заиндевевших куска мяса, электроплитка стояла здесь же, за стойкой, – кухня ресторации, надо полагать, не функционировала.
– А Катаклизм в каком году был? – не отставал Багиров.
– Известно, в каком… Пять лет скоро будет…
«Четыре года!» – хотелось завопить сержанту. Не завопил. Потому что дата полностью совпадала с той, что выдал якобы засбоивший навигатор…
Сержант Абдулла Багиров блуждал в Тумане и тундре не неделю и не две… И даже не месяц.
Больше года.
Вот ведь хренота какая…
2. Охота на чучундру
Таймырскому сафари предстояло стать лебединой песней Великого Охотника на гибнущей планете.
Впереди был новый мир, новая жизнь, новые победы над невиданными зверями… Но хотелось эффектно уйти. Совершить напоследок нечто, никем до того не совершенное… Львы и носороги, тигры и медведи для задуманного не годились. Их добывали и до Эфенди, а рекордные размеры не совсем то… Все помнят имя первого покорителя Эвереста, но мало кто знает, кроме сугубых специалистов, кому сейчас принадлежит очередной рекорд скорости восхождения. Идти проложенной другими тропой легче и быстрее, но люди помнят лишь первопроходца.
И мысли Эфенди поневоле свернули на животных, официальной зоологией не признаваемых, но активно изучаемых ее сводной нелюбимой сестрой – криптозоологией. До недавнего времени аль-Луаньян относился к криптозоологам и к их теориям с преизрядным скепсисом. После случая с восемнадцатиметровой анакондой скепсис сильно уменьшился.
Застрелить, например, лох-несское чудище, – более чем достойный финал карьеры Великого Охотника. Вернее, той части карьеры, что близится к завершению на Земле.
Увы, недавние геологические катаклизмы сделали охоту на Несси решительно невозможной. Озеро Лох-Несс вновь превратилось в то, чем и являлось миллионы лет назад, – в глубоководный морской фьорд, к тому же безжизненный, с крайне высоким радиоактивным фоном. Реликтовые плезиозавры, – если даже допустить, что они в самом деле обитали в Лох-Нессе, – либо уплыли в океан, либо передохли от лучевой болезни.
Другое шотландское озеро, имевшее схожую, хоть и менее раскрученную легенду, ждала еще более незавидная судьба – карстовый разлом превратил Лох-Моррар в практически безводную котловину. Никакие чудища, надо заметить, в обнажившемся донном иле не копошились: подтвердилась версия скептиков о том, что обитатели окрестностей Лох-Моррара сами выдумали свою Морри, снедаемые жгучей завистью к жителям окружающих Лох-Несс городков и поселков, – те исправно стригли многочисленных туристов, приезжавших поглазеть на водную гладь: вдруг да вынырнет нечто доисторическое…
А вот Шамплейн, еще одно широко известное среди криптозоологов озеро, живностью так и кишело, особенно после разрушения АЭС в Миллатоге. Отдельные экземпляры, порой весьма крупные, могли поставить в тупик и зоологов, и их криптоколлег. Но даже если среди мутантов до сих пор плавал мифический Шамп – он никоим образом не мог заинтересовать Эфенди. Традиционно считалось, что Шамп – осетр-переросток невообразимых размеров, а лавры рыболова последнего из Великих не привлекали.
Его интерес к озерам был не случаен. Океан слишком велик, если в глубинах его и таятся неведомые огромные твари, то на поверхности появляются крайне редко и случайно. А охотиться за ними в родной стихии можно лишь с применением глубоководного оборудования и специально разработанного для такого случая охотничьего оружия. Он достал бы оборудование, и оружие бы для него разработали, не вопрос. Однако в неписаный кодекс Великих Охотников такой подход не укладывался: дробовое ружье да нарезной штуцер – вот и все, с чем дозволялось ставить и бить рекорды. Самонаводящимся снарядом из базуки любой дурак уложит хоть слона, хоть носорога, хоть неизвестного науке гигантского монстра.
Легенды же о сухопутных реликтовых животных в большинстве случаев легко и просто опровергались средствами авиационной и спутниковой разведки – лесные чащи уже не служили укрытием от датчиков, способных засечь с двухсоткилометровой высоты любой живой объект величиной крупнее собаки. Всевозможная животная мелочь Эфенди не интересовала, невелика честь стать первым человеком в мире, застрелившим доселе не описанного бурундука.
В последние месяцы Великий занимался подготовкой к экспедиции за сасквочем, он же бигфут, он же снежный человек, он же реликтовый гоминид… Сасквоч, кстати, совсем чуть-чуть не дотянул до признания официальной наукой, оставалось только препарировать и описать целый экземпляр. Но помет, шерсть, фрагменты скелетов, снимки и видеофильмы, прошедшие проверку у самых дотошных экспертов, – все свидетельствовало о том, что в густых лесах Североамериканского континента действительно скрывается нечто. Даже авиаразведка порой фиксировала небольшие группы биообъектов подходящих размеров – для лося или медведя слишком малы, для человека или волка слишком велики…
На всякий случай для реликтового гоминида была предусмотрена незаполненная ниша в классификации животного мира и уже придумано звучное латинское название. Эфенди очень надеялся, что название вскоре попадет во все учебники и монографии, причем в близком соседстве с его фамилией.
Как обычно, дело портила невнятная политическая ситуация в районе предполагаемой охоты. Ни Техасская Конфедерация, ни Союз Племен на необъятные леса Восточного Орегона не претендовали, фактически штат задолго до Катаклизма, еще после распада США, оказался бесхозным. Немногочисленные его обитатели утверждали, что живут на Свободной территории амишей, но такое государственное образование ни признания, ни официального статуса в мире не получило, да амиши и сами к тому не стремились. Но кодекс Великих Охотников был весьма строг к браконьерству – трофеи надлежало добывать исключительно на законных основаниях, с ведома и разрешения властей.
Эфенди привык к трудностям, преодолел бы и эту, но всё осложнялось еще тем, что трудно было спланировать точное место будущего сафари. Все наблюдения за сасквочами свидетельствовали об одном – постоянного и ограниченного ареала обитания твари не имеют, кочуют небольшими группами по бескрайним лесным массивам, порой забредая на север, на территорию, номинально контролируемую франкоканадцами – незаметно перейти условную и никем не охраняемую границу могла хоть дивизия бигфутов в походном строю.
С кем договариваться? С амишами? С властями Квебека? А звери тем временем возьмут да и откочуют на юг, в леса Северной Калифорнии, где договариваться вообще не с кем: банды бушрейнджеров, ведущие жестокую резню между собой за остатки ресурсов, если и способны на переговоры, то любым договоренностям с ними грош цена в базарный день… Нет, Эфенди без сомнений предпочел бы бесконечным лесам озеро с добротной старинной легендой, причем подтвержденной современными изысканиями. Но такого озера никто из криптозоологов, работающих на Великого, предложить не смог. С озерными легендами у них все было в порядке, а вот подтверждения не изобиловали…