- Сегодня ночью надо быть в Ираке... - устало и отрешенно сказал Абрам.
- В Ираке...
- А знаешь, что мне нравится в тебе больше всего?
- Что же?
- Ты не спросил, что полагается тебе в случае удачного завершения операции.
- А действительно, что?
- Два дня вместе с женой в четырехзвездном отеле в Тверии!
- Как обрадуется жена! Но знаешь, Абрам, я вспомнил, что у меня уйма работы. Невпроворот! - Щасливкинд даже привстал.
- Уже всё улажено. Твой директор гордится тобой!
- Но это же тайна!
- Он - наш человек. Разве ты не знаешь, откуда в Израиле набирают кадры руководящих работников?
- Теперь знаю...
И он снова сел, безнадежно так сел...
- А теперь тебе предстоит встреча с Гершеле. Только взглянуть на него, понять его жесты, подчеркиваю, не внутренний мир, а только пару-тройку жестов. В этом деле важна не личность, а внешность. Ну, и пароль, естественно.
Абрам нажал кнопку, и появился красавец.
- Приведи его! - приказал Абрам.
Красавец, по-военному развернувшись, ушел за Гершеле.
Через пару минут Щасливкинд, едва успев придать своему лицу гневное выражение, увидел русского шпиона.
Это был невзрачный тип, действительно напоминавший лицом нашего героя, но, конечно, не в такой степени, как это описывал восторженный Абрам. Как ни странно, Гершеле был весел, выглядел хорошо накормленным и совершенно без следов физического насилия над ним, во всяком случае, на открытых взору частях своего плюгавого тела.
- Абрам, - сказал Щасливкинд, - этот Гершеле так же похож на меня, как я - на тебя.
- Ты не профессиональным взглядом смотришь на него. Жесты, жесты изучи! Гершеле, покажи самый характерный!
Гершеле с готовностью стал левой рукой чесать подбородок, а правой залез в ближайшее ухо.
- Ты делаешь это всегда одновременно? - поинтересовался Щасливкинд, неожиданно для самого себя на иврите.
- В минуты раздумья, - весело ответил Гершеле. - В нормальной ситуации - раздельно.
- А откуда ты знаешь иврит?
- Думаешь, я первый раз пробираюсь через Израиль?
- Скажи, как ты можешь помогать врагам еврейского народа?
- Еврейский народ? - Гершеле завелся с полуоборота. Где ты видел его? Выйди на улицу! Найдешь ли ты хоть одного высокого, с библейским лицом? Да какое там?! Просто с думающим лицом? Суета, гвалт, черные, желтые, а русских, русских-то сколько! Народ... Каждые шестьдесят часов - убийство! Каждые - не помню сколько часов - изнасилование. Каждые двадцать минут угон автомашины! А дорожные катастрофы? Это - еврейский народ? Это вырождение генотипа! Это - уничтожение генофонда! Почему сбежал от вас великий актер Миша Козаков? Почему Спиваков предпочел Испанию? Бродский даже ни разу не посетил Израиль! Кто представляет страну на Евровизионе?! Мужчина, изменивший свой пол! Ужас... И это - страна евреев? Где ваши Нобелевские лауреаты в области науки и техники, а? Где ваш чемпион мира по шахматам? Вас надо встряхнуть! Вы должны, наконец, оценить самих себя! Стоило ли вообще создавать эту страну? Но что, кроме войны, настоящей, с сибирской язвой, с химией, способно дать ответ на этот вопрос?
- Что ты несешь?! - Щасливкинд озверел. - Мало мы воевали?!
- С кем? С безграмотными феллахами? Теперь вот попробуйте!
- Да кто ты такой, чтобы решать, жить нам или нет?! Да ты знаешь, кто ты?
- Знаю. Все меня называют фашистом! Дураки, ибо я один по-настоящему думаю о будущем своего народа!
- Да посмотри на себя! Ты, что ли, генофонд? Едва метр семьдесят! А рожа-то, рожа! И если с такой страстью ты хотел проверить нас в деле, что же так быстро продался Мосаду?
- А меня неудачи только закаляют! В следующий раз Мосад не услышит от меня ни слова!
- Как, - в ужасе обратился к Абраму Щасливкинд, - у него будет еще и следующий раз?
- Что делать... - грустно ответил Абрам. - После операции придется его отпустить: одного нашего человека выручить надо, попался в России, бедолага...
- Ты рассказал всю правду об этой операции? - грозно обратился к Гершеле его двойник.
- Я не приучен лгать! - гордо вскинув голову, ответил Гершеле. Абрам нажал кнопку, появился красавец.
- Уведи его!
- Подумайте над тем, что я сказал, евреи! Горька истина! Ох, горька! Галут - вот наша родина! Читайте Библию! И Иосифа Флавия! - И с этими словами Гершеле растворился в двери.
- Но почему в Иорданию он пробирается через Израиль? - профессионально спросил Щасливкинд.
- Говорит, что ему необходимо время от времени подышать воздухом святых мест иудаизма.
- Надо же...
- Так, ясен тебе, хотя бы приблизительно, этот тип?
- И как только таких берут в разведку?
- Какова сейчас Россия, такова и ее разведка. Так ясен тебе этот тип?
- Я совершенно другой человек!
- И это замечательно! Нам только не хватало таких уродов! Итак, уточняем маршрут и - вперед!
- Так влипнуть!
- Тобой будут гордиться твои дочери!
- Через двадцать пять лет?
- Не всё кончается с этой жизнью.
- Но очень многое.
- Пройдемся по маршруту.
- Пройдемся... Погуляем...
- Мне не нравится твое настроение, но иного я и не ожидал. Лишь очень ненадежные люди бравируют отсутствием страха и сомнений. Итак: из Тель-Авива - самолетом в Эйлат, из Эйлата - вертолетом в Акабу, оттуда машиной в Амман, из Аммана - машиной на иордано-иракскую границу; пересекаем ее; первая встреча с иракцами, пароль - "Саддам", отзыв - "Хусейн".
- Убогая, однако, у них фантазия.
- А я считаю, что умно: и забыть невозможно, и всё так просто, что никакой враг не догадается. Но, увы, подобные пароли возможны лишь при тоталитарных режимах. При наших плюрализме и разодранности общества разведчик, имея, например, пароль "Ицхак", вместо положенного отзыва "Рабин" запросто, только из одной ненависти к левому лагерю, если он сам, естественно, принадлежит правому, ответит "Шамир". Итак, пароль "Саддам", отзыв - чтоб ему пусто было! -"Хусейн". С иракцами едешь в приграничный городок Абу-Трейбл. В машине старайся молчать. Максимум на "салям алейкум" ответишь "алейкум салям".
- Но у меня жуткое произношение!
- О чем ты говоришь? Не дай бог, если бы у тебя было хорошее произношение!
Это был явный прокол. Щасливкинд весь покраснел.
- Ничего, - добавил Абрам, - это и есть учеба, Далее. Из Абу-Трейбла летишь на спортивном самолете вдоль границы Ирака с Саудовской Аравией до города Басра. Помнишь географию?
- Эту - нет! Помню только, что Волга впадает в Каспийское море.
- На человека, которого не покидает чувство юмора даже в непростых ситуациях, всегда можно положиться. Проверено! Итак, Басра. Там тебя, как мы уже говорили, сбрасывают на парашюте, и ты на приготовленной для тебя автомашине едешь в город Фао, на берег моря, где тебя и найдет русский мафиози. Машину поведешь сам.
- Но я вожу только автомат!
- Учтено. Это будет "хонда" - автомат с объемом двигателя в тысяча четыреста кубиков, черная. Буба, а не машина! И запомни: ключи будут лежать под правым передним колесом. Чуть подкопаешь и найдешь.
- Но почему они не выбросят меня прямо на берегу?
- Там могут люди купаться.
- Ночью?
- А ночью не купаются?
- Но как я узнаю, как ехать в этот Фао?
- Машина будет ждать тебя прямо на шоссе, ведущем к нему из Басры. Радиатором в нужном направлении. Приедешь на берег моря, выйдешь из машины и пойдешь к ярко освещенной картине, изображающей Саддама Хусейна. Сядешь под ней и будешь ждать русского. Ровно в четыре тридцать он придет, отдаст тебе контейнер, ты ему - чек, который вручат тебе для него иракцы по дороге в Басру. На обратном пути из Фао в Басру просверлишь контейнер, отберешь пробу, потом испортишь его содержимое. И все дела. Пароль для русского "полный", ответ - "п__дец".
- Ну и произношение у тебя!
- Поэтому не я, а ты едешь на встречу с ними.
- А почему иракцы не дают мне водителя "хонды"?
- Наконец-то ты задал этот вопрос. Отвечаю: они дадут водителя, но он будет ликвидирован. Как ты в его присутствии мог бы обезвредить содержимое контейнера?
- С ума можно сойти! Но когда я приеду назад, они же спросят, где водитель!
- Умница! У тебя будет записка, якобы от него, что он остался купаться.
- И они поверят?!
- Да. Этот шофер часто так поступал.
- Он что, идиот?
- Можно сказать, что был идиотом. Итак, вернешься в то же место в Басре, отдашь иракцам просверленный, испорченный контейнер, и всё! Учти, если контейнер окажется фальшивым, всё равно просверли его и испорть содержимое.
- Зачем?
- Иранцы могут заменить его на фальшивый, но всё равно содержащий какую-нибудь гадость. Понял? И меньше, чем через сутки ты - дома, овеянный будущей славой.
- А что, этот шофер так запросто даст убить себя? А вдруг начнется перестрелка?
- Если бы ты знал, кому поручена ликвидация его! Итак, поезжай домой, отдохни, посмотри телевизор, не наедайся до отвала, всё обдумай, и в три часа дня за тобой приедут...
Абрам встал. В его глазах сверкнул огонь. Он обошел стол, приблизился к тоже вставшему Щасливкинду, обнял его и поцеловал:
Абрам встал. В его глазах сверкнул огонь. Он обошел стол, приблизился к тоже вставшему Щасливкинду, обнял его и поцеловал:
- Родина умеет быть благодарной!
И Щасливкинд с тоской вспомнил вычитанное в газете: "Когда государство посылает своих граждан на смерть, оно называет себя Родиной"...
Красавец по пути домой уже не пел.
"И почему я не отказался? - думал Щасливкинд. - Трус потому что. Именно трусость не позволила мне сказать "нет"! Я не свободен! Я всё еще советский человек, раздавленный понятиями Долга, Родины. Я понимаю, когда Родина в опасности, когда всем надо... Но здесь, при наличии армии профессионалов..."
Красавец вдруг нарушил молчание.
- Я рад, что ты согласился. Теперь я могу сказать тебе - ты уже свой, что мы живем в стране хапуг, и мне до слёз радостно видеть человека, совершающего смелый, а главное, бескорыстный поступок во имя страны. Посмотри вокруг: только урвать, только обвинить другого, только добиться власти! И это естественно: мы же все вышли из галута, где ухватить, хапнуть было единственным способом выжить. Думаешь, легко изменить это в себе? Сколько поколении потребуется! Хапнуть и сказать "ийе беседер". Боже мой, боже мой... Но я так люблю эту страну, эту землю, так полон порой надежд! И когда вижу таких, как ты...
Красавец почти плакал.
- Ты не слишком взволнован? - спросил изумленный Щасливкинд.
- Не волнуйся, я хорошо вижу дорогу. Да, я сентиментален. Собственно, из-за этого и работаю в должности "кушать подано", а такие, как ты, идут, рискуя жизнью, на операции.
"Ни одному слову не верю! - думал Щасливкинд, - театр! Но игра! Вахтанговец! Господи, что происходит? Меня мистифицируют! Но кому это понадобилось?! Зачем? Или группа сумасшедших актеров вырвалась из дурдома и затеяла спектакль под названием "Мосад"? Но я-то тут при чем? Не надо волноваться. Никто за мной не приедет. Максимум, позвонят по телефону и завопят, балдея от восторга: "Ну, как мы тебя разыграли?! А?!" Если бы кончилось так! Господи, дай мне это!
- Я приеду за тобой ровно в три. И без всяких там штучек! У нас уже нет времени на подмену. Ясно?
Глаза красавца были холодны и прозрачны. На лице - ни следа сантиментов...
В свою квартиру Щасливкинд вошел сломленным окончательно. Сославшись на усталость и недомогание, прошел в спальню, разделся и лег. Через минуту вошла жена и шепотом сообщила, что всё знает, что ей звонил Абрам, что она подпишет "о неразглашении", а дочерям сказано, что папа уезжает на день-два в командировку в Тверию...
- Что ты знаешь о моем задании?
- Щасливкинд, я же дала клятву молчать!
- Ты умница и очень надежный человек!
- Абрам от тебя в восторге! Я горжусь тобой! - Глаза жены увлажнились.
- На памятник денег у тебя хватит?
- Не говори глупостей!
- Не страшно говорить глупости, страшно делать их. Запишешь это, ладно? И учти, казнят в Ираке публично, и казнь показывают по телевизору. Будешь со мной до конца.
- Хочешь извести меня?
- Есть хочу.
В тоне его появились почти забытые, властные нотки. Жена тотчас помчалась на кухню. Через несколько минут раздалось ее веселое: "Всем к столу! Обед готов!"
...Было необыкновенно вкусно.
Дочери, узнав, что из Тверии кроме рыбы привезти нечего, интерес к отцу потеряли совершенно и защебетали о делах куда более важных.
Что касается жены, то она то и дело вскидывала на мужа глаза, полные любви и восторга.
Сам же хозяин дома был суров и молчалив.
- Девочки, - вдруг сказала жена, - не трещите так, вы мешаете отцу думать!
- Думать за обедом? А в спальне нельзя? Раз в неделю приезжаю домой и не могу как следует поговорить с сестрой! - Это был монолог старшенькой.
"Боже мой, какая страшная жизнь у разведчиков! Ни попрощаться по-человечески, ни открыть друг другу сердца. Врать, всю жизнь врать! А потом родные напишут о тебе воспоминания, лживые, как и вся твоя казненная жизнь..."
...Перед его глазами мерной чередой побежали строчки, написанные кем-то из энергично жующих сейчас: "Мы понимали, чего стоило ему это искрометное веселье. Только глаза выдавали его, глаза, полные печали и необыкновенной любви к нам. "Ты вернешься!" - кричало всё в нас. "Я вернусь!" - вопило всё в нем. Мы понимали, что судьба одарила нас счастьем жить с необыкновенным человеком. Мы гордились им! Мы старались быть достойными его, и поэтому ни единой слезинки не выкатилось из наших глаз. А он все сыпал и сыпал шутками. И это перед таким заданием!"
- Ты не могла купить хлеб посвежее? - сурово прервал себя Щасливкинд.
- Не было другого, - виновато ответила жена.
- Папа, дай мне пятьдесят шекелей! - сказала младшенькая.
- Зачем тебе?
- Перечислить? Пожалуйста: лак для ногтей, карандаш...
"Самое дорогое в нашей жизни - это дети."
- ... Дашь?
- Ну конечно дам... Девочки, даже в субботу мы видимся только в перерывах между телевизионными передачами. Нам не о чем поговорить?
Девочки удивленно уставились на отца.
- Конечно есть о чем, папочка! Например, чтоб не забыли выключить электрический бойлер, не гоняли зря мазган, не смотрели так много телевизор, помогли маме в уборке квартиры... - на одном дыхании выпалила старшая.
- Ты еще забыла про мою учебу, - добавила младшенькая, - и чтоб не красилась.
- Папочка, - продолжила старшенькая. - С каких это пор тебе стало что-либо интересно, кроме сидения перед компьютером со своими рассказами и смотрения американских триллеров по телевизору?
- Но вы же сами не делитесь со мной!
- Но у тебя на всё только одна реакция - ирония! Я еще не успеваю закончить фразу, а ты уже начинаешь улыбаться!
- Перестань терзать отца перед ответственной командировкой! - приказала мать.
- В Тверию! - прыснула младшенькая.
- А куда бы ты хотела? - умирая от жалости к себе, спросил Щасливкинд.
- В Америку!
- А что вы думаете, девочки... - задумчиво начала жена, но "разведчик" немедленно и сурово перебил ее:
- Оставим это! Значит, я стою только Тверии. Мне очень жаль, девочки, что вам так не повезло с папой...
- Начинается...
- Нет, нет, не буду вам мешать...
Но всё-таки, прикончив изумительное жаркое, он встал, гордо и печально произнес "спасибо" и отправился в спальню.
По телевизору показывали футбол из Англии, но не смотрелось... Вошла собака, равнодушно взглянула на него и, неожиданно фыркнув, вышла, хотя раньше всегда легким прыжком перебрасывала с пола на постель свое серое тельце и затихала, прижавшись холодным носом к хозяину.
"От меня уже, наверное, пахнет Ираком. Это и есть профессионализм. Еще немного, и заговорю на одном из их диалектов. Что почернел - несомненно. Но что, собственно, произошло? Всю свою сионистскую жизнь я мечтал совершить подвиг во имя Израиля. И только представилась возможность, тут же превратился в манную кашу. Неужели это удел всех мечтателей? Да нет, "кремлевский", например, показал себя превосходно. Страшно. Всего-навсего страшно. Разоблачат, пытать будут... О, как это хорошо, как гуманно, что в Израиле есть закон, ограничивающий силовые методы допроса. А еще недавно я думал, что такой закон есть не что иное, как либеральная слюнявость, неодолимая жажда показаться миру даже более беленькими, чем нам полагается по статусу... И вообще, какое же это наслаждение - шпионить в демократическом государстве!"
Но вспомнился Полард...
А потом пошли картины детства. Как и все негении, Щасливкинд помнил себя только лет с семи... После воспоминаний детства пошли картины юности, зрелости, половой зрелости и так далее, и так далее, вплоть до встречи с Абрамом...
До прихода красавца оставался час. Вошла жена.
- Ну, как ты?
- Составляю завещание. Все мои рассказы завещаю Мосаду.
- А меня кому?
"Господи, какое родное лицо!" Щасливкинд с нежностью притянул к себе голову жены.
- Ты с ума сошел! - покраснев, сказала она. - Там же дети!
Шлепнув мужа по рукам, она выпорхнула из спальни.
Он не знал, что сказала жена дочерям и собаке после того, как вырвалась из его рук, но вдруг вошла младшенькая, присела на край кровати и сказала:
- Папа, учительница истории задала на дом работу на тему: "Как я понимаю антисемитизм".
- И что же?
- Что такое антисемитизм, я понимаю. Откуда он взялся, мы тоже учили. Но почему он такой стойкий?
Щасливкинд тотчас забыл о предстоящей ему миссии... Ах, как он любил рассказывать, но еще более - просвещать!
- Доченька, как ты думаешь, китайцы, монголы, жители джунглей Африки и льдов Антарктиды могут быть антисемитами?
- Ну, им-то зачем?
- Умница! Ты сказала самое главное - им незачем быть антисемитами. А почему?
- Ну... они далеко.
- Прекрасно! Но есть и еще что-то. Подумай!
- Они... другие.
- Вот! Вот оно слово - "другие"! Это значит, что у них другая культура, иными словами, у них другой бог. И это самое главное, доченька, А у евреев, христиан и мусульман - один Бог, наш Бог. Мы Его нашли или Он нашел нас сейчас это неважно! И никто это долгое время не оспаривал. Нет, нас, конечно, били, и ассирийцы, и вавилоняне, и Первый Храм разрушили, но это больше было связано с географическим положением страны и глупостью ее руководителей... Но вот случилось, что две тысячи лет тому назад от мамы еврейки родился человек, поднявший настоящее восстание против нашей религии, против суровости ее, против принадлежности ее только евреям. И римляне, как ты знаешь, увы, не без нашей помощи, казнили его...