Наталья Павловна откликнулась по домофону немедленно, будто стояла рядом и ждала звонка.
– Сейчас спущусь и проведу вас, заодно заберу почту! – пообещала она. – Подождите минутку.
Елена взглянула на часы. Время близилось к девяти вечера. Во дворе было людно. То и дело, разбрызгивая лужи, с улицы въезжали машины, смеялись загулявшиеся после школы дети, звонко лаяла какая-то собачонка, судя по сверлящему пронзительному голоску, совсем крошечная. Оглядевшись в поисках источника лая, Елена заметила у соседнего подъезда знакомую фигуру в модном красном пальто. Лай вырывался у нее из-за пазухи. Предметом негодования собачонки был огромный мастиф молочно-белой окраски, похожий в сумерках больше на гипсовую скульптуру, чем на живого пса. Он стоял в нескольких шагах от дамы в красном пальто, до предела натянув короткий поводок и обратив темную морду к скандалистке. Его хозяин, похохатывая, что-то рассказывал даме, а та недовольно ежилась, пытаясь легкими шлепками успокоить собачонку. Елену она не замечала. Прислушавшись, женщина поняла, что говорят о покойном профессоре, и навострила слух.
– Похороны через три дня, а у него дочь в тюрьме! Нечего сказать, история! – говорила дама, морща бледное, вытянутое лицо, ярко освещенное горевшим над крыльцом фонарем. – Я остановила сегодня во дворе Наталью, спросила, что удалось сделать, она ответила – ничего. Значит, все-таки это Кира…
– Да что вы, быть не может, такая милая девчонка! – возражал сосед, тщетно пытаясь сдвинуть с места пса, завороженного лаем маленькой собачонки. – Мы же все ее с детства знаем, она тут в «классики» играла, через скакалку прыгала…
– И допрыгалась! – резюмировала дама. – К вашему сведению, она уже совсем не девчонка, и давно я что-то не видела ее со скакалкой! Все больше с какими-то грязными парнями, которым тоже место в камере!
– Думаете, они того… Из-за драгоценностей убили старичка?
– Ах, ничего я не думаю! – раздраженно произнесла та. – Знаю только одно, что все это ужасно, и добро, как видите, не вознаграждается. Он ведь ее воспитывал как родную дочь, ни в чем не отказывал, подарки дарил, какие детям не дарят! Деньги давал, квартиру купил… И вот благодарность!
– А может, все-таки не она? – сомневался сосед.
– Кто же тогда? – Его замечание окончательно разозлило даму в красном пальто, и она заговорила отрывисто и резко: – Конечно, ее будут защищать! Ах, бедная девочка, такая молоденькая, хорошенькая… Как будто такие не убивают!
– Да зачем, зачем? – не сдавался мужчина.
Его собеседница подняла руку на уровне лица и с силой растерла щепотью нечто невидимое:
– Деньги, вот что!
Она явно хотела пояснить свою мысль подробнее, но вдруг осеклась, обернувшись на визгливый стон, который издала тяжелая железная дверь, открывшаяся у Елены за спиной. Обернувшись, та увидела невысокую женщину в черном плаще.
– Это вы? – негромко спросила женщина, меряя взглядом Елену.
– Наталья Павловна?
– Идемте, не хочу стоять на сквозняке. Неважно себя чувствую сегодня.
Впустив гостью в подъезд, она снова оглядела Елену и близоруко прищурила блестящие черные глаза:
– Теперь я понимаю Мишу.
– А что такое? – насторожилась женщина, в свою очередь, осторожно разглядывая собеседницу, пока они шли к лифту. Наталья Павловна была ниже ее на голову. Худенькая, какая-то высохшая, с желтоватым лицом, покрытым сетью мелких тонких морщинок, в шуршащем черном плаще, делавшем ее еще стройнее, она казалась преждевременно состарившейся девочкой. Это впечатление усиливали совсем молодые глаза. Жесткие черные волосы, тронутые проседью, которую Наталья Павловна и не думала маскировать, были гладко зачесаны назад и собраны в пучок на затылке. Все это Елена рассмотрела вблизи, пока они поднимались в лифте на девятый этаж, и все это ей неожиданно понравилось. Сестра профессора привлекала именно своей простотой, нежеланием притворяться не тем, что она есть, скрывать годы и недостатки. Елена невольно прониклась к ней уважением и спросила себя, сможет ли она сама так же достойно встретить когда-нибудь надвигающуюся старость?
– Миша очень просил не говорить вам о нем плохо, – выдержав паузу, во время которой она окончила осмотр новой знакомой, ответила Наталья Павловна. Выйдя из лифта, женщина на ходу достала ключи и торопливо отперла дверь, обитую тисненой кожей: – Да я и не собиралась портить ему имидж. Какое мне дело? Пусть устраивает свою личную жизнь, пора уже.
Елена поежилась, входя в гостеприимно распахнутую дверь, и тихо произнесла:
– Все это лишнее… мы просто знакомые.
– Как я уже сказала, мне нет до этого дела. – Закрыв дверь на щеколду, женщина обернулась к гостье: – А вот до Киры есть! Все очень, очень плохо, вы знаете?
– Что еще случилось? – испуганно переспросила Елена. – Кроме того, что Миша отказался вести переговоры со следователем?
– Знаете уже? Но не это самое худшее… – Усталыми, замедленными движениями стянув плащ, Наталья Павловна бросила его на столик перед зеркалом и, взглянув на свое отражение, пригладила волосы, хотя прическа была безупречной. – Ужасно то, что Кира, оказывается, ночевала у себя на квартире в ту ночь, когда убили Вадима…
Повисла пауза, нарушать которую никто не торопился. Елена молчала, пытаясь осознать услышанное, Наталья Павловна все смотрела в зеркало, будто спрашивая совета у своего двойника. Первой заговорила гостья. Глубоко вздохнув, Елена севшим голосом поинтересовалась, как такое возможно?
– Кира ночевала там и ничего не знала об убийстве?! Откуда вообще это стало известно?
– Она сама призналась следователю, когда он познакомил ее с показаниями консьержки, дежурившей той ночью. Ее видели, понимаете? И как она появилась, и как уехала на рассвете. И Кира не стала упираться, созналась, что приезжала.
– Зачем?!
– Якобы забрать вещи. Поссорилась с парнем, у которого жила, решила вернуться к подружке… Я давно уже не вникаю в ее жизнь, сердце сорвала, пока воспринимала, как родную. Стараюсь думать, что она мне чужая, но вот… – И женщина слабо улыбнулась сухими бескровными губами. – Не получается.
– Кира не говорила, что была в квартире так недавно… – растерянно пробормотала Елена. – У меня сложилось впечатление, что она вообще там не появлялась!
– О, она редко сознается в чем-то по своей инициативе, разве когда припрешь ее к стенке! Но что мы тут стоим, идемте, выпьем чаю! – И женщина жестом пригласила окончательно упавшую духом гостью в столовую, видневшуюся за приоткрытой дверью справа по коридору.
Гостью ждали – на столе, покрытом белоснежной накрахмаленной скатертью, стоял чайный сервиз, корзинка с печеньем, хрустальные розетки с вареньем. Достав из-под ватной бабы огромный заварочный чайник, Наталья Павловна наполнила две чашки, и одну из них поставила перед Еленой, присевшей к столу:
– Давайте успокоимся и придем в себя. Я сама не своя, в голове ничто не укладывается, руки будто чужие… Вот возьму какую-то вещь и забуду, зачем взяла? Стою, смотрю на нее, а в голове все Кира да Вадим… Мерт– вый. Подумать только, три дня тому назад я лежала в больнице и думала, что хуже мне уже не будет, так при– хватило… А теперь кажется, что это были легкие, спокойные дни.
Елена молча пила горьковатый зеленый чай, заваренный слишком крепко, и оглядывала комнату. Кира сказала правду, в квартире был явный переизбыток книг. Елена еще не видела остальных трех комнат, но могла судить по столовой и обширной передней, больше похожей на холл. Все стены сплошь были зашиты простыми стеллажами из некрашеной лиственницы, а полки забиты рядами и стопками книг, связками брошюр и рулонами свернутых карт. Человек, обитавший здесь, жил книгами и ради книг, – это становилось ясно даже с закрытыми глазами, стоило вдохнуть застоявшийся, чуть затхлый запах огромной библиотеки.
Наталья Павловна поймала взгляд Елены, которым та обводила бесконечные полки, и слабо улыбнулась, касаясь губами края дымящейся чашки:
– Да, впечатляет. Особенно когда пытаешься хоть немного прибраться в этих хоромах, вытереть пыль… Ничто не помогает. У Вадима была астма, я говорила ему, что книги однажды его задушат… Но видите, вышло иначе. Разве можно что-то предугадать? Я все думаю, думаю об этом – какая яркая у него была жизнь и какой страшный конец! Кому он помешал, кто на него поднял руку? Ясно, что не бедняжка Кира, но кто тогда?
– Неужели у следователя нет на примете других подозреваемых? – Елена поставила опустевшую чашку, и Наталья Павловна, не слушая возражений, вновь наполнила ее.
– Я спрашивала его. Он все шутит, мерзавец! – Женщина неожиданно повысила голос и заговорила со сдавленным, яростным негодованием: – Он еще может шутить, схватив невинного человека! Говорит, что вообще никогда никого не подозревает, не в его это обычае, дескать. Просто ждет, когда наберется побольше улик. А на– счет Киры сказал, что тут же отпустит ее, если она сумеет четко объяснить, откуда у нее взялась голова.
– Я спрашивала его. Он все шутит, мерзавец! – Женщина неожиданно повысила голос и заговорила со сдавленным, яростным негодованием: – Он еще может шутить, схватив невинного человека! Говорит, что вообще никогда никого не подозревает, не в его это обычае, дескать. Просто ждет, когда наберется побольше улик. А на– счет Киры сказал, что тут же отпустит ее, если она сумеет четко объяснить, откуда у нее взялась голова.
– Но ведь понятно, что голову ей подкинули!
– Это вам и мне понятно, а он желает знать, кто это сделал. И я его за это не осуждаю! – Наталья Павловна вздохнула. – Все против Киры, все! Ну, не приезжала бы она хотя бы сюда в ту ночь, так нет! Именно тогда ей и понадобились вещи! А теперь в показаниях консьержки значится, что Кира вышла из подъезда с тяжелой черной сумкой, и следователь намекнул, что она вполне могла унести голову. Да еще эта проклятая баба показала, что Кира выглядела расстроенной. Что она в этом понимает!
– Консьержка – это Анастасия Петровна? – припомнила Елена дотошную цербершу из соседнего подъезда. – Такая худенькая, в красном берете?
– К счастью, нет! – неожиданно перекрестилась хозяйка. – Она заступила на дежурство позже, в семь утра. Уж это такая язва, не приведи Господь, и к тому же ненавидит Киру! Она бы ее так перед следователем расписала! При желании ведь можно уничтожить человека парой слов, вы со мной согласны?
Елена полностью согласилась с этим, с горечью осознавая, что улик против Киры становится все больше, а возможностей для ее оправдания – все меньше. Она с робкой надеждой поинтересовалась:
– А что, время смерти профессора совпадает с визитом Киры? Об этом вы не спрашивали?
– Он сам мне сказал – да, у нее была возможность убить отчима. Он умер на рассвете, между пятью и шестью часами утра. Именно незадолго до шести она и покинула квартиру с сумкой.
– Ну почему ей так не везет?! – воскликнула женщина. – Смертельно не везет, если допустить, что она ни в чем не замешана!
– Вот именно, если допустить, – эхом откликнулась тетка Киры. – А если она все же виновна, то вела себя крайне глупо, попадаясь всем на глаза. Она ведь пожелала вахтерше доброго утра, представляете?!
Елена только всплеснула руками. Наталья Павловна многозначительно покачала головой:
– Впрочем, все это меркнет перед загадкой, как и почему Вадим вдруг вернулся из командировки в ту ночь? Когда оказался в квартире – одновременно с Кирой или все же после нее? Врет она, что не встречалась с ним, или нет? Почему Вадима, если он приехал на рассвете, после отъезда Киры, не видела вахтерша – ведь с пяти до семи утра она безвылазно сидела на своем месте и пила чай? А вот в течение своей смены она несколько раз задремывала, ложилась на диванчик, и в это время мимо нее мог бы незаметно пройти человек, у которого был свой ключ от подъезда. У Вадима он был.
– Да, единственный способ доказать невиновность Киры – найти свидетеля, который видел, что профессор приехал позже… – пробормотала Елена. – Но это, как я понимаю, невозможно?
Наталья Павловна вновь покачала головой, на этот раз с видом глубокого уныния.
– И он никак не мог незамеченным пройти утром мимо вахтерши?
– Увы, никак.
– Она так уверена в себе? Ведь это значит…
– …что Вадим был наверху всю ночь или часть ночи, – вместо нее закончила фразу Наталья Павловна. – То есть виделся с Кирой.
– Вы сами способны в это поверить?
– Не спрашивайте, – тихо и жутко проговорила та, и ее блестящие черные глаза вдруг померкли, будто подернувшись тусклой пленкой. – Если я перестану ей верить, кто же у нее останется?
Некоторое время женщины молчали, слышалось только тиканье больших настенных часов, заключенных в массивном ящике красного дерева, очень похожем на гроб. Елена не могла оторвать взгляда от этих гробоподобных часов. Ее мучила какая-то смутная догадка, тесно связанная со временем, и она терзалась до тех пор, пока вдруг не вспомнила.
– Профессора убили с пяти до шести. А Кира ушла незадолго до шести?
– К сожалению, да.
– Но это значит, что она невиновна! – торжествующе заключила молодая женщина.
Наталья Павловна с изумлением взглянула на нее, ее тонкие черные брови сдвинулись, выдавив на переносице глубокую морщину:
– Не понимаю, как это?
– После того как было совершено убийство, преступник прибрал квартиру, причем очень тщательно! Кира не смогла бы совершить все это в течение часа, даже меньше, чем часа!
– Ну, если на то пошло, Кира вообще неважная хозяйка, – после короткой паузы заметила Наталья Павловна, причем морщина на переносице сделалась еще глубже. – А что, это следователь вам сказал, что в квартире убрались после убийства?
– Нет, это я собираюсь ему сказать! – слегка смутилась Елена.
Ей вдруг стало не по себе под испытующим взглядом черных глаз, и она смутно поняла, отчего эту женщину так дружно недолюбливали Кира и Михаил, во всем остальном радикально расходившиеся. «Она смотрит так, будто имеет право допросить тебя и обыскать!»
– Я ведь была в квартире, когда обнаружили тело, – напомнила гостья, стараясь не встречаться с женщиной взглядом и оттого смущаясь еще больше. – Меня пригласил Михаил… И я, как только вошла, сразу поняла, что там была сделана очень тщательная, профессиональная уборка. Сперва думала, Михаил накануне свидания вызывал клининговую службу, но оказалось, он не успел этого сделать.
– Очень интересно, – задумчиво заметила Наталья Павловна, опуская наконец глаза и играя чайной ложечкой, попавшейся ей под руку. Она была заметно озадачена услышанным. – Значит, вы считаете, что убийца хотел затереть свои следы?
– Конечно. Зачем же еще вылизывать квартиру, когда нужно срочно оттуда удирать?
– Логично, – согласилась с ней женщина, продолжая звенеть ложечкой о край хрустальной розетки.
В этом тихом мелодичном звоне, поднимавшемся к давно небеленому потолку, покрытому таким же тонкими трещинками-морщинками, как лицо Натальи Павловны, было что-то очень печальное. Елена вдруг представила себе, как эта хрупкая маленькая женщина совсем одна сидит в огромной пустой квартире, от пола до потолка забитой книгами, и с маниакальным упорством постукивает ложечкой о край розетки, чтобы услышать еще хоть какой-то звук, кроме собственного, слегка свистящего дыхания.
– Вы только представьте, – завороженная этим звоном, Елена заговорила тише, будто боялась кого-то разбудить, – она должна была убить отчима, потом отрезать голову, тщательно убраться… Какой там час?! Она не справилась бы и за два!
– Значит, у нее был сообщник! – внезапно разбила в прах все ее вычисления Наталья Павловна и, положив ложечку, поднялась из-за стола. Елена машинально последовала ее примеру. – Кира ушла и унесла голову, а он тем временем навел наверху порядок.
– Но тогда его должна была увидеть вахтерша, когда он уходил!
– О! – отмахнулась та. – Они же осматривают только на входе, а на выходе можно проскочить так, что и описывать будет нечего. Тем более утром, когда из дома уходит такая масса людей. Поди пойми, кто у кого ночевал?
– Вы говорите так, будто верите, что Кира на пару с кем-то это сделала! – возмущенно воскликнула Елена.
– Я только пытаюсь мыслить трезво, – возразила женщина. – Мне самой очень хотелось бы надеть розовые очки и думать, что сам собой объявится убийца, во всем признается, и девочку освободят. Или следователь вдруг согласится смотреть на дело нашими с вами глазами, отпустит Киру и возьмет за горло кого-то другого. Но… Так ведь не бывает.
И Елена была вынуждена с ней согласиться. «Тем более, как допустить невиновность Киры, если та по какой-то роковой случайности оказалась на квартире в то время, когда совершалось преступление? Каждый спросит, как это могло получится, что она не столкнулась с отчимом, если находилась с ним на одной территории в один и тот же час? Если она не убийца, то лгунья, и кого-то явно покрывает. Кто остался наедине с профессором, когда Кира уехала на рассвете? Кто мог проделать всю эту жуткую, хладнокровную операцию с расчленением тела и уборкой квартиры? Кира твердит, что была в квартире одна… А факты говорят другое. Похоже, она знает убийцу, и еще… Посторонний человек не сумел бы подкинуть ей голову!»
– А если она действительно ни при чем, то профессор и убийца оказались в квартире сразу же после ее ухода, – произнесла женщина вслух, подводя итог своим умозаключениям.
– Разве что по волшебству, – уныло ответила Наталья Павловна, мгновенно уловив ход ее мыслей. – Я боюсь за Киру. Она ведь не такой человек, как мы с вами, может сказать что-нибудь ужасное, себе во вред, совершенно этого не сознавая. Этот Журбин показал одно место в протоколе, так у меня волосы дыбом встали! Она ему напоследок заявила: «Если я это и сделала, то ничего не помню!» Ну, кто, кто из нормальных людей способен такое ляпнуть?!