Реальное дорожное приключение подстерегало «бронепоезд» чуть дальше, на мрачной и загадочной территории вблизи того места, где когда-то располагался городок Новая Водолага.
Слева и справа от «железки» на расстоянии пяти километров с каждой стороны возвышался Лес, но широкий проезд был почти свободен от деревьев. Лишь кое-где торчали кривые голые гнилые стволы. Все остальное видимое пространство было покрыто странным синевато-зеленым болотом, над которым висела лилово-серая дымка.
Небо над этой местностью было постоянно затянуто серой облачностью, но дождь шел очень редко. Даже если на подступах к болоту бушевала гроза, в небе над странной топью просто висела серая пелена. И наоборот, даже в самый ясный день конкретно на болоте царил унылый сумрак.
Но самое удивительное заключалось в другом. Никаких признаков городка, обозначенного на старых картах, не было и в помине. Между тем кочевники шептались, что город существует и даже почти не разрушен, но находится под зыбкой грязью. Якобы он целиком погрузился в болото, как на лифтовой платформе. На поверхности осталась только железная дорога и несколько домов с западной стороны от ее насыпи. Чуть позже эти дома тоже поглотило болото, насыпь просела до общего уровня грунта, и «железка», теперь почти плавающая на поверхности топи, стала единственным напоминанием о канувшей в болото старой жизни.
Почему аномальная топь не приняла дорогу и каким образом пути держатся на поверхности болота, да еще пропускают многотонные составы, никто объяснить не мог. Да никто и не пытался ничего объяснять. Кочевники экспериментальным путем выяснили, какую максимальную нагрузку теперь выдерживает пролегающий по болоту двадцатикилометровый участок пути, и приняли расчеты к действию. Вот почему все их составы либо формировались куцыми, до десяти вагонов, либо перед опасным участком останавливались, расцеплялись и форсировали топь по частям.
Поезд Голована укладывался в весовые нормативы, поэтому лишь сбросил ход и двинулся по Водолажской топи со скоростью не больше десяти километров в час. Поначалу, пока испарения болота были не слишком густыми, зловонными и не вышибали слезу, можно было нормально дышать и разглядывать местность. И Бондарев этой возможностью воспользовался. Зрелище было не слишком эстетичное, но все-таки завораживало. Да и если бы не завораживало, когда еще увидишь бескрайнее болото с высоты железнодорожной платформы?
Повсюду, насколько хватал глаз, простиралась сине-зеленая гнилая топь, над которой поднимались мерзкие сероводородные испарения. Кое-где встречались едва заметные островки, заваленные корягами, либо кочковатые отмели, ощетинившиеся кривыми голыми деревьями. Рельсы пролегающего по болоту пути местами едва не закручивались винтом, шпалы частично превратились в обломки, но поезд шел уверенно, почти без раскачки, и даже не сильно громыхал на стыках.
Этот факт наводил на странную мысль, что видимое состояние дороги и реальное – это не совсем одно и то же. И твари, выползающие на пути из болота, в основном это были змеи, отчасти подтверждали эту догадку. Многие из ползучих гадов тоже казались странно закрученными. Но ведь змея вряд ли станет закручиваться в спираль.
Еще на рельсы там и сям выбирались зеленые корни-щупальца каких-то болотных растений, но пугали они еще меньше, чем змеи. Остановись поезд в этом гнилом местечке, растения наверняка оплели бы его, как горшочек в корзинке, но с движущимся составом они ничего не могли поделать. Цеплялись, обрывались, падали под резаки колес с ребордами и снова тянулись, демонстрируя завидное упрямство, но это было все, на что они были способны.
По мере продвижения в глубь болота испарения становились все гуще и зловоннее, и сотканный из них лиловый туман постепенно поднялся до середины товарного вагона, то есть накрыл платформы целиком.
Большая часть кочевников деловито отреагировала на это событие. Бойцы натянули противогазы и расслабились. Следить за местностью в ближайшие два часа им не требовалось. Никакой противник по болотам пройти не мог, мутанты здесь тоже не водились, а ползучие гады и движущаяся растительность все равно не успевали обвить колеса или заползти на буксы, чтобы взобраться на платформы. Так что реальной опасностью здесь были только испарения. Ну, еще в любой момент болото могло передумать и принять-таки железную дорогу в свои вязкие гнилые объятия. Но это уже был момент риска масштабного, но крайне маловероятного. Да, болото могло утопить «железку» в любой момент. Но ведь оно не сделало этого за семь лет с момента своего образования, так почему должно было передумать именно сейчас?
Когда туман накрыл платформу, Бондарев зашелся кашлем, попытался жестами выпросить у кого-нибудь противогаз, но остался ни с чем.
– В первый раз, да? – глухо спросил один из кочевников. – Тогда тебе не положено.
– Почему? – пытаясь прикрыть рот и нос хотя бы полой куртки, спросил Денис.
– Вроде крещения такого, для салаг. Дыши глубже и привыкнешь. После еще спасибо скажешь. Тут такой приход… закачаешься!
Только после этих слов конвоира Бондарев заметил, что далеко не все кочевники надели фильтрующие маски. Подстраховались в основном те, кто стоял на посту или числился в конвое. Остальные щурились от едкого тумана, покашливали, но при этом медленно, словно табачный дым, вдыхали зловонную лиловую субстанцию и ухмылялись, посматривая на майора.
Денису совсем не хотелось проходить «крещение» вонючими испарениями, наверняка содержащими какие-то галлюциногены «аномально-естественного» происхождения, но выбора у него не осталось. Кочевники были едины и непоколебимы во мнении, что первый переход через Водолажское болото следует совершать без средств защиты. Пришлось смириться и сосредоточиться на ощущениях, чтобы вовремя выявить и заблокировать реакции, которые будут слишком уж отклоняться от нормы. Обычный прием из арсенала навыков любого, кто прошел специальную подготовку.
Бондарев одернул куртку, сделал глубокий вдох, с трудом подавил рвотный позыв и замер, анализируя ощущения. Поначалу вроде бы ничего нового он не почувствовал. Мысли остались ясными, тело вроде бы слушалось, ни возбуждения, ни расслабленности не было. Прошло не меньше минуты, прежде чем майор уловил первый тревожный сигнал. В дымке над головой образовался небольшой просвет, и Денис увидел небо. Оно было по-прежнему затянуто облаками, но не серыми, а бирюзовыми, и сквозь эту пелену просвечивало солнце. Только не круглое, а вытянутое наподобие веретена.
Денис привстал и попытался разглядеть пространство между лиловым туманом и бирюзовым небосводом. Ничего примечательного между двумя хаотичными палитрами он не увидел. Повсюду был только туман, из которого кое-где торчали коряги, облака и вытянутое светлое пятно на их фоне.
Звуки в этом нереальном мире тоже сделались странными, протяжными и глухими. Тепловоз вдруг дал гудок, и этот звук медленно улетел, даже утек куда-то в туманную даль. А из тумана, будто бы на сдачу, приплыли новые звуки. Кто-то отчаянно, во всю глотку, матерился и между нецензурными тирадами пытался петь:
– Сир-реневый тума-ан… под нами проплывает, над тамбуром горит… кондуктор не спешит!
Певец безбожно перевирал и текст, и мелодию, но ему было простительно, поскольку делал он это с огромным воодушевлением, как изрядно поддавший клиент караоке-бара. Тепловоз снова дал гудок, будто бы сигнализируя, что пора вступать новому певцу, и действительно послышался новый вопль:
– Все стало вокр-руг голубым и зеле-еным, – протяжно выдал новый солист, – из поганых болот чьи-то тени встают!
Тепловоз дал два коротких гудка.
До Бондарева наконец дошло, что базлают не кочевники, а бригада тепловоза. Пели они, как пьяные, но при этом исправно выполняли свою работу. Поезд медленно, но равномерно двигался по аномальному участку. Похоже, машинист и его помощник, не доверяя по каким-то причинам фильтрующему снаряжению, нашли свой способ борьбы с «глюками» от болотных испарений. На «дурь» внешнюю они отвечали дурью внутренней, на всю катушку выплескивая эмоции. Что ж, защита может быть любой, главное, чтобы действовала.
Бондарев же по-прежнему надеялся на силу воли, хотя и понимал, что она подводит. Ведь бирюзовое небо и солнце-веретено были плодами подстегнутой испарениями фантазии, а не реальностью.
Постепенно Денис начал понимать, что его способ защиты дал еще одну трещину, и весьма серьезную. Майор начал «загружаться», мысли потекли вяло, полусонно, а тело охватило оцепенение. Прошло неопределенное время, и перед внутренним взором начали мелькать обрывочные видения…
…Бондарев снова вернулся в прошлое, как это случилось перед последней атакой наемников Кравченко. Полустертые воспоминания вновь стали всплывать на поверхность и медленно трансформироваться в достаточно внятные сцены из довоенной жизни. Память по-прежнему отказывалась выдавать ключевую информацию, но Денис цеплялся за любые возможности окончательно вспомнить все.
…Бондарев снова вернулся в прошлое, как это случилось перед последней атакой наемников Кравченко. Полустертые воспоминания вновь стали всплывать на поверхность и медленно трансформироваться в достаточно внятные сцены из довоенной жизни. Память по-прежнему отказывалась выдавать ключевую информацию, но Денис цеплялся за любые возможности окончательно вспомнить все.
На этот раз воспоминание было не таким четким, как предыдущие, имело признаки сна, но в целом оставалось воспоминанием, а не фантазией на заданную тему. Бондарев сосредоточился и представил себе, что, поработав ломом, заглядывает в воображаемую «трещину» в стенке «сейфа» с секретными воспоминаниями.
Денис опять видел себя в своем старом бункере и снова в тот самый момент, когда до полной эвакуации оставались считаные часы или даже минуты. Похоже, это был выпавший из прошлого озарения-воспоминания промежуток между последним общим собранием «консерваторов», как пошутил кто-то из офицеров, то есть персонала, который остался консервировать бункер, и финальным совещанием в кабинете у коменданта секретного объекта полковника Кулдыка. Именно в этот час Бондарев совершил прощальный обход всех отсеков и уровней бункера. С ним по объекту прогулялись еще три человека. Главный Техник, Сапер и командир группы Спецназа. Их имен и званий Бондарев по-прежнему не помнил. Но зато Денис вспомнил кое-какие важные детали.
То, что Техник был близким другом Бондарева, майор вспомнил еще в прошлый раз. Теперь же к этому воспоминанию добавилась еще одна деталь. Техник был женат на двоюродной сестре Юли Бондаревой. Вот так вот, друзья, да еще и родственники. Возможно, это имело особое значение.
Про Сапера и Спецназовца Бондарев вспомнил не столь значительные факты. Первый был задумчивым, нескладным и больше интересовался биологией и медициной, чем химией взрывчатых веществ. Денис подозревал, что это увлечение Сапера связано вовсе не с ошибочным выбором профессии. Офицер «неровно дышал» к начальнице медчасти, и хобби помогало ему находить общие темы для общения с очаровательным капитаном медслужбы. Так что хобби делу не мешало. Сапер все равно оставался весьма искусным специалистом по минированию.
Что касается Спецназовца, между его обликом и профессией также имелась небольшая нестыковка. Выглядел он самым обычным офицером, даже не слишком спортивным, а между тем имел все мыслимые титулы и награды профильных соревнований. Он был лучшим чуть ли не во всем: от рукопашного боя и тактики до снайперской стрельбы. Да и боевой опыт имел.
Большего о товарищах Денис пока вспомнить не мог. Зато вспомнил, где инспекция задержалась чуть дольше обычного. Это был самый нижний, маркированный буквой «С», уровень бункера. На самом деле уровней было не так много, всего шесть, но после «Д» вместо «Е» шла буква «С». Объяснялось это просто. В документах уровень именовался «Специальным». А между своими его называли «спецтрансом». Потому что… Черт побери! Бондарев не помнил почему! Зато теперь он мог уверенно сказать, что это был самый просторный и доверху напичканный серьезным оборудованием уровень. Он вспомнил, что в нем было девять отсеков, как на подводной лодке, и в одном из отсеков располагался атомный энергоблок – тоже в точности, как на подлодке. Эту часть уровня местные шутники даже называли «лодочным мотором» или «Вихрем». Но почему в целом уровень прозвали «спецтрансом»? В этом содержался намек на какое-то особое оборудование? На особый транспорт, упрятанный в отсеках уровня? Или на ракеты в шахтах? Тоже спецтранспорт, если по большому счету, только без обратных рейсов. Какие еще варианты? Ветка спецметро?
Последняя мысль ненадолго зацепила. В прошлом воспоминании Профессор из «Вектора» сказал, что выберется из бункера с помощью спецтранспорта. Не на подземную ли ветку был намек? Денис повертел вариант так и этак, но отбросил как несостоятельный. Профессор собирался умотать на свой полигон. За сотни километров, да еще на территорию другой в те времена страны. Тоннель, конечно, мог остаться с советских времен, но не такой длины!
«Но ведь эшелон, который вывез из бункера начальство, основной персонал и все стратегические секреты, формировался в гигантском подземном депо. Если строители сумели вырыть и перекрыть бетонными конструкциями целый карьер, почему бы им ни прорыть тоннель? Хотя, конечно, четыреста километров это перебор. Даже для советских времен чересчур заметная стройка, чтобы остаться секретом. Но что тогда за «спецтранспорт» остался на уровне «С»?
И второй важный вопрос. Если этот «транспорт» доставил Профессора из бункера на полигон и если он до сих пор в рабочем состоянии, сможет ли он доставить в обратном порядке? Из Рудни в подземелья Старого Оскола. Пожалуй, если так, это будет находкой века. Кстати, не эту ли тайну обнаружили на полигоне егеря из Края? И если это так… не они ли теперь сидят в моем старом бункере и устраивают провокации? Не их стиль, конечно, но…
Нет! Все-таки нет! Кулдык сказал, что заговорщики не смогли попасть на секретный уровень. Если бы существовал тоннель, по которому егеря пробрались с полигона в бункер, на уровень «С», никаких секретов для них не осталось бы».
Денис вспомнил, как он перекинулся с сопровождающими офицерами несколькими незначительными репликами, затем вежливо попросил их подняться на уровень «Д» и ввел длинный код, запирая «спецтранс». С той минуты открыть дверь на уровень «С» мог только сам Денис и еще один человек. Профессор из «Вектора», который воспользовался «спецтранспортом» после того, как выборочно заблокировал участки памяти со стратегическими знаниями всем остальным, посвященным в тайну бункера людям. Включая Бондарева.
«Петрушка получается интересная. Тот Профессор был из чужой конторы, но на особом доверии у моего командования, если ему единственному разрешили остаться на опасной территории при нормальной памяти. Чем, интересно узнать, он заслужил такое доверие? Нет, я помню, что в программе был тонкий момент подстраховки. После введения кода Профессором замок автоматически поменял кодировку на резервную, которую помню только я один. Но все равно интересно. Зачем были нужны эти сложности? Почему было не оставить при полной памяти меня вместо Профессора? Или нас двоих. Я растерял доверие командования, поскольку стремился уберечь семью? В штабе решили, что я могу принять импульсивное решение, если придется выбирать между сохранением тайны и спасением близких людей? Что ж, версия здравая. Не знаю, что выбрал бы, возникни такая ситуация. Получается, с Профессором начальство угадало, раз тайна бункера – теперь ясно, что связанная загадочным «спецтрансом», – всплыла только спустя девять лет. Вспомнить бы, кто был тем Профессором, найти его да поговорить по душам. Как с Кулдыком. Очень многое встало бы на свои места. Но, похоже, придется идти более сложным путем – через мглу из догадок, предположений, домыслов».
Денис попытался вспомнить какие-нибудь особые приметы Профессора – а вдруг это поможет понять, где найти этого человека в новом мире? Но не вспомнил ничего нового. Только то, что было в предыдущем воспоминании: когда Профессору становилось интересно, он характерно, как бы в два приема, склонял голову набок. Так он сделал дважды. Во время последнего совещания в кабинете у коменданта и в медицинском отсеке. В тот самый момент, когда последняя партия офицеров, приговоренных к «выборочной промывке мозгов», усаживалась в кресла передвижного филиала «Вектора», лаборатории «КИБО-МГЛА». Как выразился комендант объекта полковник Кулдык, «все заняли места согласно купленным билетам»…
…Краски сна-воспоминания резко поблекли, звуки отдалились, а воображаемое кресло ударило под коленки, и Денис буквально рухнул в него. Вернее – на жесткий пол железнодорожной платформы, которая вдруг сильно дернулась и лязгнула сцепкой.
– …Биле-ет на балет, на трамвай билета нет! – донеслась издалека очередная рулада машиниста.
Денис понял, что просыпается, но пока что в норму пришел только слух да вестибулярный аппарат. Бондарев почувствовал, как поезд резко набирает ход, и услышал характерный шум близкого Леса: гул ветра в кронах, скрип узловатых стволов и ветвей, шелест листвы и пугающее звериное многоголосье. Майор открыл глаза и попытался сфокусировать взгляд, но у него не получилось. Окружающий мир пока оставался мутным.
– Кондуктор, нажми на тормоза! – завопила тепловозная бригада дуэтом, а затем один из поездных почти трезво крикнул, уже не нараспев: – Спасибо за внимание!
Поезд начал замедлять ход. Майор понял, что окончательно в норме, ровно в ту секунду, когда поезд остановился. Вокруг больше не было лилового тумана и болотных кочек. Мрачная стена языка Леса, мимо которого с ускорением прошел состав, тоже осталась далеко позади и справа. Воздух был свежим, а в небе сияло жаркое августовское солнце. Водолажская топь и Красноградский Лесной выступ остались позади.