– Второй! Ответь Первому!
Наконец-то знакомый голос в динамике:
– Второй на связи.
– Что произошло?
– Проблемы с перемещением.
– Почему не выходил на связь?
– Шли по «кромке». Слева «духи», справа «духи». Они были даже там, где их не должно было быть. Чудом каким-то прошли. Я не мог воспользоваться связью, никто не мог, соблюдали режим молчания, тем более в эфире.
– Но все же вышли в заданный район?
– Только что, представляешь, сколько убили времени!
– Где находитесь сейчас?
– В пустом доме недалеко от казармы, это частный двухэтажный дом.
– Работать оттуда сможете?
– Да, выслал разведку. Как определимся с подходами к объектам, доложу.
– У тебя не так много времени.
– Успеем.
Жилин отключил радиостанцию, облегченно вздохнул:
– Ну хоть так.
Связист спросил:
– Дошли?
– Дошли. С трудом, но дошли.
В 3.20 прошел доклад от старшего лейтенанта Курко, – авианаводчик Строгин установил «маяк» на стене склада, вернулся на позицию ожидания. К активации готов.
В 3.40 на связь вышел Туренко:
– Первый! Второй!
– На связи!
– «Маяки» на складе и казарме, наводчик работает по скоплению техники.
– Продолжайте!
Жилин переключился на Смирнова:
– Четвертый!
– Да, – ответил старший лейтенант.
– Начинайте работу по технике!
– Принял, работаем.
Получив команду, старший лейтенант Смирнов связался с лейтенантом Опариным:
– Арфа-02, Четвертый!
– На связи!
– Получен приказ на начало работы.
– Приступаем.
Отключив радиостанцию, Опарин поправил амуницию, взглянул на Соболя, продолжавшего внимательно отслеживать обстановку на стоянке «Градов»:
– Что там, Дима?
– Боевикам надоел базар, сидят на бревне у четвертой установки, курят, не исключено, что анашу.
– Анашой бы пахло и здесь. Ее запах распространяется далеко.
– Да, но почувствовать дым «косяка» может только тот, кто курил дрянь. Ты, получается, курил?
Опарин улыбнулся:
– Баловался в университете.
– И как?
– Да ничего хорошего. Я не понял кайфа марихуаны. Что с третьим?
– Тот у себя до сих пор. Почему не меняет позиции, не знаю.
– Боря передал приказ на начало работы. Я спускаюсь на первый этаж. По команде снимай часовых. Выйду к установкам, поставлю «маяк», загляну к третьему «духу». Его оставлять живым нельзя.
– Это верно. Давай, часовые на прицеле.
Прапорщик Соболь направил «Винторез», перевел оптику с одного на другого и обратно, проговорил:
– Порядок. Совсем скоро вы, твари, отправитесь на небеса.
Опарин спустился в квартиру первого этажа, под помещением Соболя. Включил станцию, бросил в эфир:
– Седьмой, работай!
Хлопков старший лейтенант не услышал, лишь какой-то приглушенный шелест. Часовые, пораженные в головы, упали на спины, тела их задергались в предсмертных судорогах.
Опарин, держа пистолет с глушителем наготове, прыгнул из окна во двор. Сблизился с установками, поставил на пусковые контейнеры четвертой машины прибор наведения, подготовил его к применению, затем перепрыгнул через трупы за установкой. Взглянул на проем второго этажа. Увидел силуэт Соболя. Показал рукой, что пошел в противоположный дом.
В подъезде было тихо, справа открытая дверь. Пробивающийся тусклый свет. Опарин прошел в коридор, заглянул в первую комнату – никого, на кухню – пусто, во вторую – тот же результат. И только в гостиной заметил лежащего на топчане боевика. Тот не спал, но ничего не слышал. На груди плеер, в ушах наушники, автомат у ног. Он и наводчика не увидел. Опарин зашел со стороны головы и выстрелил боевику в затылок. Тот дернулся, один наушник вылетел из ушной раковины – послышалась арабская музыка.
– Слушай дальше, – проговорил наводчик и пошел обратно. Спустя двадцать минут он вызвал Соболя на первый этаж. Прапорщик спустился.
Опарин связался со Смирновым:
– Четвертый! Арфа-02.
– Слушаю!
– По установкам – порядок, часовые уничтожены, идем к тебе!
– Принял.
Опарин и Соболь перебежали в дом Смирнова. Поднялись на четвертый этаж.
– Ну что тут? – спросил Опарин.
– Все по-прежнему, если не считать, что только что была проведена смена часовых у здания штаба. По всем правилам, с разводящим.
– Так, я спускаюсь на первый этаж и выхожу к фонтану. Там буду ждать, когда снимите часовых.
– Давай, Леня! Как настроение? Улучшилось?
– Нормально, – отмахнулся лейтенант и ушел в подъезд. Вскоре Смирнов увидел, как он перебежал к фонтану. Его движения остались незамеченными часовыми.
Смирнов вызвал Жилина:
– Первый! Четвертый!
– На связи, – ответил командир боевой группы.
– Мы готовы провести установку «маяка» на штаб.
– Очень хорошо. Все остальные уже сделали свою работу. Наводчики отошли в укрытия. Дело – за малым: отработать задачу Арфе-02.
– Десять минут от силы.
– Работай!
Смирнов, уложив станцию в чехол, взял в руки «Винторез», взглянул на Соболя:
– Готов?
– Что за вопрос, Боря? Конечно, готов.
– Мой тот, что ходит вдоль ближней стены, твой – что с тыла. Стреляем при приближении боевиков друг к другу.
– Принял!
Смирнов и Соболь встали у окна.
Часовые в это время удалялись друг от друга. Дойдя до дальних углов здания, повернулись и пошли обратно. Спецназовцы подняли «Винторезы», каждый захватил свою цель.
Когда боевики вышли к углу, старший лейтенант и прапорщик выстрелили. Выстрелы прозвучали как один хлопок. Часовые рухнули на землю.
Этого не мог видеть Опарин, укрывшийся за высоким бортом чаши фонтана. Поэтому его вызвал Смирнов:
– Арфа-02! Четвертый!
– Да.
– Подход к объекту чист, можешь работать.
– Понял, выполняю!
Опарин поднялся и бросился к зданию. Установил «маяк» на стену, направился к трупам.
Смирнов удивился:
– За каким чертом, Леня?
Опарин хотел убрать трупы, дабы они не привлекали внимания. И потерял время, за которое мог добежать до дома.
Далее все произошло неожиданно. Со стороны проспекта включился прожектор, его мощный луч выхватил из темноты российского авианаводчика. Ослепленный Опарин рванулся в сторону, но луч удержал его. Прогремела пулеметная очередь, совсем рядом с Опариным поднялись фонтаны пыли. Вспыхнул свет на втором этаже, раздались гортанные крики.
– Твою мать! – выругался Смирнов, Соболь сплюнул на пол.
Старший лейтенант включил радиостанцию, вызвал Опарина. Но тот не мог ответить – от входа в штаб в его сторону бежали боевики. Опарин прыгнул в яму, снял со спины «АКС», передернул затворную раму. Одна короткая очередь, вторая – обходившие здание караульные упали на землю. Четверых лейтенант уложил сразу, но прорваться к укрытию уже не мог. Боевики разбежались, оцепив место укрытия лейтенанта. Положение сложилось критическое.
Смирнов вызвал на связь Жилина:
– Первый! Четвертый!
– На связи, слышу очереди, что случилось?
– Спалился Арфа-02! Его засек патруль с проспекта, а возможно, и скрытое наблюдение. Лейтенант вынужденно вступил в бой. «Духи» окружили его, но пока их число не превышает десяти-пятнадцати человек, четверых Арфа-02 приземлил первыми очередями. Прошу разрешения поддержать Арфу огнем, дабы дать ему шанс на прорыв в укрытие!
– Слушай сюда, Четвертый! Приказ: огня не открывать!
– Но это же значит бросить лейтенанта? Ты что, командир?!
– Повторяю: огня не открывать.
И тут Жилин сорвался:
– Ты что, старлей, не понимаешь, что это не мое решение! Или ты считаешь, что, будь моя воля, я бы остался на базе? Нельзя, Боря! Самолеты уже поднялись в воздух. Единственное, что может сделать Арфа, так это не активировать «маяк» на штабе. Черт с ним. А вот когда по позициям «духов» начнет работать авиация, попытайтесь вытащить товарища.
– Я понял вас!
Соболь проговорил:
– Боевиков прибывает, Боря, пока ты говорил с Жилиным, из здания вышло еще рыл десять. И – в кольцо. Теперь и мы не поможем.
– Поможем!
Старший лейтенант повторно вызвал Опарина:
– Арфа-02, ответь Четвертому!
Боевики провели перегруппировку, но в атаку не пошли. Среди них было мало желающих попасть под пули лейтенанта. И они, видимо, имели приказ взять неизвестного живым, аль-Ахдар вряд ли мог догадываться, кем являлся этот неизвестный. Иначе уже рванул бы из поселка на пикапах. Те стояли на месте без водителей и охраны.
– Да! – ответил Опарин.
Смирнов машинально перешел на открытый текст. И не потому, что эфир был защищен, а потому, что эмоции перехлестывали через край. На его глазах погибал боевой товарищ.
– Леня! Слушай меня! Авиация уже в воздухе, минут двадцать – и она будет здесь. Не активируй «маяк» на штабе.
– Что это даст?
– А ты не врубаешься?
– Штаб останется вне удара авиации. Тогда за каким чертом я выходил к нему?
– Ты не понимаешь, что если активируешь этот «маяк», то, по сути, вызовешь огонь на себя!
– Это я, Боря, и собираюсь сделать.
– Не делай этого, Леня. Как начнется налет, «духам» станет не до нас, и мы с Соболем вытащим тебя. Я вызову поддержку из соседнего квартала.
– Ничего, Боря, не получится.
– Ты это брось!
Опарин повысил голос:
– Ты думаешь, мне хочется умирать? Я не самоубийца, Боря! «Духи» уже не уйдут. Что бы ни происходило вокруг. У них приказ: взять меня, я сам слышал, как его отдавал их командир из здания. Тем более если штаб не будет подорван. Ты хочешь, чтобы они взяли меня? Чтобы вас положили? Ребят соседней подгруппы? Сидите на месте и не лезьте!
И уже тише:
– Такая, видно, судьба моя, Боря.
Смирнов не заметил, как по его щеке прокладывала дорожку скупая слеза:
– Леня! Может, прорвемся?! Не активируй «маяк», а там видно будет! Слышишь меня?
– Нет! Не до тебя. Прощай, Боря, передай мои слова прощания всем. И на этом связь прекращаю! Живите, Боря, за всех павших живите!
Лейтенант Опарин отключил станцию. Вскинув автомат, открыл огонь. Боевики пошли в атаку.
Смирнов ударил кулаком по бетону. Соболь ткнулся лбом в стену, зарычал, как разозленный привязанный цепью к будке пес.
Соболь на позиции не выдержал:
– Да хрен с ним, пусть увольняют, разжалуют, судят, сажают, но так западло поступать не могу. Я пошел к Леньке!
– Куда, чудак?
– Сказал бы я тебе.
Он схватил автомат и направился к двери.
Смирнов преградил дорогу:
– Стоять, прапорщик!
– Стоять?! А как ты, Боря, после гибели Лени жить будешь? Он там один против своры «духов» бьется, а мы здесь в безопасности отсиживаемся. Кто мы после этого, Боря? Суки последние, а не спецназ.
Старлей сдернул автомат:
– Хрен с тобой, идем. Атакуем «духов» с тыла, на вызовы не отвечаем.
Но выйти из комнаты они не успели. В небе раздался гул реактивных двигателей, послышался разрывающий душу вой специальных сигнальных бомб. Он должен был поднять мирных жителей и загнать их в укрытия.
– Поздно, твою мать! – крикнул Смирнов. – Ложись и уши закрой!
Друзья упали на пол. Вскоре вздрогнула земля, посыпалась штукатурка, в проем ворвалась гарь. Мощные взрывы справа и спереди накрыли черным облаком ближайшие к целям здания. Дом заходил ходуном. На какие-то доли секунды. Затем наступила тишина, только где-то на окраинах продолжали греметь разрывы, за которыми еще слышался звук самолетов.
Смирнов, кашляя от гари, бросился к окну.
На месте штаба – руины. Там, где укрывался лейтенант Опарин, – воронка, вокруг нее десятки трупов. Между домами – покореженная груда металла – все, что осталось от батареи «Град», в пусковых контейнерах которых детонировали реактивные снаряды. Огонь, дым, пыль – ад!
Он присел к стене:
– Вот и все! Получили «духи» по самое не балуй.
– И Леня, – проговорил Соболь, – ушел.
– Ушел. Каково теперь будет его молодой жене, ждущей ребенка?
– Плохо будет, Боря.
– Да.
– Но похоронят с почестями.
– А кому нужны эти почести?
– Как – кому? Людям, чтобы помнили.
– Помнили? Кто-то будет помнить. А тем, что жрут гамбургеры в «Макдоналдсе», по барабану, как смертью героя пал лейтенант Опарин. Им, главное, кока-кола со льдом, это американское дерьмо на подносе. Ненавижу!
– При чем здесь они, Боря? – вздохнул Соболь. – У них своя жизнь, и это правильно. Кому-то жить обывателем, ходить по кафе, отдыхать в клубах, непонятно только, от чего отдыхать, а таким, как мы, – воевать. И нас никто силком в армию не гнал. И Леньку тоже. Ведь мог бы закончить свой иняз, работать где-нибудь в посольстве, переводчиком в крутой компании, а он – нет, в военную академию пошел. А потом сюда, на войну. Люди, Боря, разные. Кто-то настоящий, а кто-то – чмо болотное. И так было всегда.
– Леня настоящий. Был. Это проклятое слово был.
Радиостанция Смирнова прервала разговор спецназовцев.
– Да! – ответил старший лейтенант.
В кодировании уже не было никакого смысла:
– Это командир! Живы?
– Мы с Соболем – да, Опарин… лейтенанта больше нет. Активировав систему наведения, он вызвал огонь на себя. Сейчас там, где был Леонид, – воронка. Вот так.
– Объекты?
– А что объекты, командир? Уничтожены.
– Находитесь на прежнем месте?
– Так точно!
– Там и находитесь, к вам выйдет группа отработки целей второго квартала, подойду и я со связистом и санинструктором.
– Как остальные?
– Живы. Не ранены. Цели уничтожены. Задачи выполнены.
– Значит, только Леня?
– Значит, только лейтенант Опарин. Но об этом не по связи! Смотрите за обстановкой. Сейчас можете валить «духов», что окажутся в секторе обстрела. И еще, началось общее наступление!
– Очень рад слышать это.
– До встречи, Боря!
– Да, командир.
Смирнов перевел станцию в режим ожидания.
Соболь что-то проговорил.
– Ты чего там бубнишь?
– Я вот знаешь о чем подумал: бомба-то была сброшена бомбардировщиком на штаб игиловцев одна? Не считая сигнальной, предупреждающей?
– Ну и что?
– Откуда же тогда взялась воронка на месте, где оборонялся Леня? Ведь «Су-24» бросил корректируемую «дуру», а та шла по лучу, который выдавал «маяк». То есть прямо в штаб.
– Ты забыл, что одновременно и в непосредственной близости, через проспект, был нанесен удар и по складу «духов». А там могли быть реактивные снаряды для «Града» и самоходки. Снаряды «Градов» летят с направляющих и разлетаются по непредсказуемой траектории и могут упасть совсем рядом. Видно, один такой снаряд и угодил в позицию Опарина. Другого объяснения у меня нет.
– Скорее всего так и было, я посмотрел, воронка присыпана камнем от обрушения штаба.
– И что?
– А если Леня выжил и сейчас тяжелораненый лежит и ждет помощи, а мы с тобой болтаем здесь?
Смирнов встрепенулся:
– Черт, на войне бывает все.
– Я тогда к позиции лейтенанта, ты со мной?
– Мне приказано быть здесь. Сюда подойдет вся группа.
– Тогда я пошел.
– Иди! И подай сигнал, если что.
– Подам и вытащу либо тело, либо раненого, либо, что осталось от Лени.
– С последним можешь не спешить.
– Нет, это должен сделать я.
– Ну раз должен, делай!
Прапорщик спустился вниз, выпрыгнул во двор через окно, пригибаясь, пробежал к воронке у развалин бывшего штаба аль-Ахдара. Смирнов внимательно отслеживал обстановку. Это позволило ему увидеть трех боевиков, внезапно появившихся из проемов. Они оказались в каких-то пятнадцати метрах от Соболя. Прапорщик дернулся за автоматом, но явно не успевал.
Успевал Смирнов. Он вскинул «АКС» и одной очередью срезал «духов». Соболь упал, показав ему большой палец. Прапорщик продолжил сближение с воронкой, но уже тщательно осматриваясь.
Копался он там минут двадцать.
В это время в квартиру, получившую статус новой временной базы группы, добрались Курко, Строгин, Гаврилов. Они уже знали о гибели Опарина. У всех был мрачный вид.
– А где твоя тень? – спросил Курко.
– Чего? – не понял Смирнов. – Какая еще тень? При чем здесь тень?
– Я о Соболе, он же твоя тень.
– Выгляни в окно, посмотри в сторону развалин штаба, увидишь.
Старший лейтенант выглянул:
– Он что, на месте, где Опарина?..
– Да, ищет тело или фрагменты, хотя надеется, что Леня мог и выжить.
– Гляди, он поднял что-то на плечо, вышел из воронки, идет сюда.
Все бросились к окну:
– Да это он тащит Опарина, – сказал кто-то.
– Может, жив действительно? – со слабой надеждой спросил авианаводчик Строгин.
Смирнов поднял бинокль.
– Мертв. В голове черная дыра. А тело не разорвало, видно, успел где-то укрыться.
– Либо взрывной волной отбросило от эпицентра.
Прапорщик Гаврилов кинулся на помощь сослуживцу.
Они вдвоем принесли тело Опарина, уложили в соседней комнате. Смирнов всмотрелся в лицо друга. Тело, как ни странно сохранилось, только в нескольких местах было прошито осколками. Два ранения смертельных – в голову и в печень. Но лицо? Оно было чистым и спокойным. И даже каким-то умиротворенным. Спецназовцы видели много смертей и много трупов. Больше всего физиономии врагов искажали гримасы боли, страха, реже – ненависти. А Опарин выглядел совершенно другим.
Соболь проговорил:
– Успокоился Леня, когда услышал звук самолета. Понял, «духам» его уже не достать. А дальше? Дальше мгновенная смерть.
– Интересно, выжил бы он, если бы не разрыв шального снаряда?
– Вряд ли, – покачал головой Соболь, – когда я нашел его, тело было переломлено. Леня лежал спиной на балке, а сверху плита. Ему размозжило позвоночник и проломило затылок.
– Да, как напишут, пал смертью героя, – сказал Гаврилов.
– А разве лейтенант Опарин – не герой?
– Вот и говорю, правильно напишут.
– А ну разойдись! – раздался неожиданно голос майора Жилина. – Чего скучковались? Кто за обстановкой смотреть будет? Если бы пришел не я, а какой-нибудь «дух» с поясом шахида, от вас и кусков бы не осталось. Всем к окнам! Смирнов, останься.