– Уверен, ему бы стало противно, судья, но он сам виноват. Раздели он наследство, позаботься о своих детях, о Летти и обо всех других, о ком хотел бы позаботиться, нас бы здесь не было.
– Вы полагаете, он был сумасшедшим?
– Нет, не думаю.
– Тогда зачем он это сделал?
– Понятия не имею.
– Секс?
– Ну, моя новая стажерка это решительно отрицает, а она объездила весь мир и немало повидала. Конечно, речь идет о ее матери, но она вовсе не наивна.
Такие разговоры, конечно же, были запрещены. Среди множества устарелых статей Миссисипского кодекса одна из самых знаменитых, во всяком случае, среди юристов, была озаглавлена «О запрете процессуального злоязычия». На обычном английском языке это означало, что участникам процесса запрещалось обсуждать деликатные моменты рассматриваемого в настоящий момент дела с председателем суда в отсутствие адвоката противной стороны. Эта норма регулярно нарушалась. Наушничество было в порядке вещей, особенно в кабинете главного судьи Рубена В. Этли, но позволялось оно лишь нескольким адвокатам, которых он выделял и которым доверял.
Джейк хорошо усвоил: сказанное в этом кабинете здесь и остается, не будет иметь никакого значения в зале суда. Там судья Этли всегда действовал честно и непредвзято, независимо от того, что нашептали ему на ухо.
22
Если бы случилось так, как нафантазировал судья Этли, и Сет Хаббард мог стать мухой, сидящей в зале на стене, он бы действительно сильно расстроился. Не меньше десятка адвокатов собралось в зале суда утром в понедельник, чтобы сделать первый официальный шаг в деле, которое теперь значилось в списке намеченных к слушанию под названием «In re[12] о наследстве Генри Сета Хаббарда». Иными словами, десять адвокатов наточили ножи, чтобы отрезать свой кусок от этого пирога.
Кроме Джейка здесь присутствовали: Уэйд Ланье и Лестер Чилкотт из Джексона, представляющие Рамону Дэфо, а также Стиллмен Раш и Сэм Ларкин из Тьюпело, представляющие Гершела Хаббарда. Ланье продолжал давить на Йена, чтобы заставить его давить на Рамону, чтобы та давила на Гершела с целью вынудить его отказаться от услуг юристов из Тьюпело и объединить усилия с джексонской командой. Но пока эти усилия привели к обострению отношений внутри семейства. Ланье грозил отказаться от дела, если две партии не объединятся, но весь его пар уходил в свисток. Йен знал: на кону слишком большие деньги, чтобы нашелся адвокат, который откажется от такого лакомого дела.
Детей Гершела представлял Зак Зейтлер – мемфисский адвокат, имеющий лицензию на практику в Миссисипи. Он привел с собой ненужного помощника, вся роль которого сводилась к тому, чтобы занимать место в зале суда, беспрерывно строчить в блокноте и создавать впечатление, будто у Зейтлера есть средства. Детей Рамоны представлял Джо Брэдли Хант из Джексона, который тоже притащил с собой помощника, такого же, как у Зейтлера. Энсил, наследник пяти процентов состояния, все еще предположительно считался мертвым, поэтому не имел своего представителя и не упоминался.
Порция была в числе троих параюристов, присутствующих в зале. Двух других привезли Уэйд Ланье и Стиллмен Раш: оба белые мужчины, как, впрочем, и все прочие служащие, кроме секретаря судебного заседания – белой женщины.
– Зал суда принадлежит налогоплательщикам, – сказал Порции Джейк, – поэтому ведите себя так, как будто он принадлежит вам.
Она старалась, но пока не могла совладать с нервами. Ждала трений, быть может, резких слов – словом, атмосферы, пропитанной соперничеством и недоверием. Однако увидела белых мужчин, которые обменивались рукопожатиями, дружески подтрунивали друг над другом, смеялись и с довольным видом пили кофе в ожидании девяти часов. Если между ними и существовала враждебность и они были готовы вступить в войну за наследство, то этого сейчас не мог заметить никто.
– Это всего лишь снятие показаний, – успокоил ее Джейк. – Вам будет безумно скучно. До смерти скучно.
В центре зала, между барьером и судейским возвышением, было составлено вместе несколько столов, вокруг которых вплотную друг к другу теснились стулья. Адвокаты не спеша находили свои места, хотя они и не были обозначены. Поскольку Летти первой предстояло выступить свидетельницей, Джейк занял место рядом с пустым стулом в торце стола. В другом конце секретарь судебного заседания настраивала видеокамеру. Вошел служащий с полным кофейником и поставил его на стол.
Когда все расселись и более или менее успокоились, Джейк сделал знак Порции открыть боковую дверь и ввести мать. Летти была одета как для посещения церкви и выглядела замечательно, хотя Джейк разрешил ей накануне надеть что угодно – ведь предстояло всего лишь снятие показаний.
Она села на свободный стул рядом с Джейком, по другую руку от нее устроилась секретарь судебного заседания со своим стенотайпом, за ней – Порция. Окинув взглядом длинный стол, Летти улыбнулась своре юристов:
– Доброе утро.
Все без исключения адвокаты ответили на ее приветствие доброжелательными улыбками. Начало было положено. Однако продолжалась эта идиллия всего секунду.
Не успел Джейк начать свою вступительную речь, как главная дверь отворилась и вошел Руфус Бакли с портфелем в руке, словно он тоже являлся участником процесса. Зал был пуст – ни единого зрителя, и таковым он должен был оставаться согласно приказу судьи Рубена Этли. Но Бакли, похоже, пришел не затем, чтобы наблюдать. Пройдя через вертящиеся воротца барьера, он уселся за стол. Остальные десять адвокатов подозрительно наблюдали за ним.
Джейк ощутил прилив боевого духа.
– Ну, привет, Руфус, – громко произнес он. – Приятно видеть вас на свободе.
– Ха-ха, Джейк. Очень смешно.
– Что вы здесь делаете?
– Собираюсь присутствовать при снятии показаний, разве вы не видите? – огрызнулся Бакли.
– И кого вы представляете?
– Того же клиента, которого представлял весь минувший месяц. Симеона Лэнга.
– Он не является заинтересованной стороной в деле.
– А мы считаем, что является. Возможно, это потребует обоснования, но наша позиция такова: мистер Лэнг имеет прямой финансовый интерес в деле по опротестованию завещания. Поэтому я здесь.
– Хорошо. – Джейк встал. – Давайте остановимся на этом. Судья Этли находится неподалеку как раз на случай осложнений. Пойду позову его.
Джейк поспешно вышел из зала, Бакли нервозно заерзал на стуле.
Спустя несколько минут судья Этли, без мантии, вышел из двери, располагающейся позади судейской скамьи, и занял свое обычное место.
– Доброе утро, господа, – ворчливо произнес он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Мистер Бакли, пожалуйста, максимально коротко объясните мне, почему вы здесь.
Бакли встал с самодовольным видом:
– Видите ли, судья, мы по-прежнему представляем интересы мистера Симеона Лэнга и…
– Кто это мы?
– Мистер Букер Систранк и я, и мы…
– Мистер Систранк никогда больше не появится в моем зале, мистер Бакли, во всяком случае, не на этом процессе.
– Ладно. Но это не меняет нашей позиции. Мистер Симеон Лэнг является заинтересованной стороной в процессе и…
– Не является. И не будет являться – я не позволю. А следовательно, мистер Бакли, вы не представляете заинтересованную сторону.
– Но это не решено окончательно.
– Разумеется, решено. Мною. Вам здесь нечего делать, мистер Бакли. Это закрытые слушания.
– Послушайте, судья, это всего лишь снятие показаний, а не секретное совещание. Показания будут приобщены к делу и станут доступны для публики.
– Это я сам решу впоследствии.
– Судья, то, что она скажет сегодня, будет показаниями, данными под присягой, и войдет в материалы дела.
– Не читайте мне лекций, мистер Бакли.
– Простите, я не хотел…
– Эти показания будут засекречены, пока я не ознакомлюсь с ними. Признаюсь откровенно, мистер Бакли, мне не нравится находиться в положении человека, вынужденного спорить с вами. Может, мне напомнить вам, что случилось в прошлый раз, когда вы наговорили лишнего в зале суда?
– Нет необходимости, судья, – ответил Бакли.
– Тогда всего хорошего, мистер Бакли, – громко и отчетливо произнес Этли.
Бакли стоял с беспомощным видом, не веря своим ушам, разведя руки в изумлении.
– Вы серьезно, судья?
– Абсолютно серьезно, мистер Бакли. Всего хорошего, сэр.
Бакли кивнул, подхватил портфель и поспешил удалиться из зала. Когда дверь за ним закрылась, судья Этли произнес:
– Продолжайте.
Он быстро исчез. Все дружно выдохнули с облегчением.
– Итак, на чем мы остановились? – подал голос Джейк.
– Без Систранка как-то даже скучно, – пророкотал Уэйд Ланье, сорвав несколько смешков.
– Не сомневаюсь, – ответил Джейк. – Особенно большой успех они с Бакли имели бы у присяжных округа Форд.
Джейк представил Летти судебному секретарю, другим адвокатам – их многочисленные имена и лица тут же смешались у нее в голове – и перешел к подробному объяснению цели сегодняшних слушаний. Инструкции, которые он дал Летти, были просты: говорить четко, медленно и, если вопрос непонятен, просить переформулировать его. Если нет уверенности в ответе, лучше не говорить ничего.
Джейк представил Летти судебному секретарю, другим адвокатам – их многочисленные имена и лица тут же смешались у нее в голове – и перешел к подробному объяснению цели сегодняшних слушаний. Инструкции, которые он дал Летти, были просты: говорить четко, медленно и, если вопрос непонятен, просить переформулировать его. Если нет уверенности в ответе, лучше не говорить ничего.
Джейк заверил, что будет заявлять протест против всего, вызывающего возражения.
– И пожалуйста, – попросил он, – говорите только правду, поскольку вы будете находиться под присягой. Адвокаты станут задавать вам вопросы по очереди. Если вам потребуется перерыв, просто скажите. Стенографистка будет записывать каждое слово, а видеокамера – фиксировать происходящее. Если по какой-либо причине вы не сможете лично выступать в суде, видеозапись будет использоваться в качестве ваших свидетельских показаний.
Это были необходимые наставления, но Летти в них уже не нуждалась. Джейк, Порция и Люсьен часами репетировали ее предстоящие показания в конторе, в комнате для совещаний. Подготовили ее хорошо, хотя предсказать все вопросы, которые могли возникнуть в ходе снятия показаний, было невозможно. Все, сказанное впоследствии на процессе, должно иметь непосредственное отношение к делу. Другой разговор – предварительные показания, которые зачастую напоминают долгую разведывательную экспедицию.
– Отвечайте вежливо, – напутствовал Джейк свою подопечную. – Будьте кратки. Не говорите того, о чем вас не спрашивают. Если чего-то не знаете – так и говорите: не знаю. Помните: камера фиксирует все. Я буду рядом, чтобы защитить вас, – повторял Джейк снова и снова.
Порция разыскала на чердаке десятки старых протоколов дачи предварительных показаний, которые изучала часами. Она усвоила технологию, основную стратегию и подводные камни. Сидя на заднем крыльце старого дома Саппингтона, они с матерью долгими вечерами подробно обсуждали все это.
Летти была подготовлена настолько, насколько можно подготовиться. После того как она произнесла клятву перед объективом видеокамеры, Уэйд Ланье с бодрой улыбкой представился и приступил к опросу.
– Давайте начнем с вашей семьи, – сказал он.
Его интересовали имена, нынешнее местожительство, даты и места рождения, образование, работа, дети, внуки, родители, братья, сестры, двоюродные братья и сестры, тетки, дядья… Это они с Порцией отлично отрепетировали, и ответы отскакивали от зубов. В какой-то момент, поняв, что Порция – дочь Летти, Ланье запнулся.
– Она – стажерка моей фирмы, – объяснил Джейк. – На жалованье.
За столом возникло замешательство, и Стиллмен Раш наконец спросил:
– А это не создает конфликта интересов, Джейк?
Джейк давно обдумал ответ:
– Нисколько. Я представляю интересы завещателя. Порция не является бенефициаром. Никакого конфликта я здесь не вижу. А вы?
– Она будет выступать свидетелем? – спросил Лестер Чилкотт.
– Нет. Последние шесть лет Порция провела вдали отсюда – служила в армии.
– Будет ли она иметь доступ к информации, которую ее матери, вероятно, до поры до времени знать не полагается? – спросил Зак Зейтлер.
– Например?
– Я не могу с ходу привести пример. Просто размышляю. Я не утверждаю, что здесь есть конфликт интересов, Джейк, только это неожиданно.
– Вы проинформировали об этом судью Этли? – поинтересовался Уэйд Ланье.
– Да, на прошлой неделе. У него нет возражений.
На этом дискуссия закончилась. Уэйд Ланье вернулся к вопросам о родителях Летти, ее бабушках и дедушках. Его вопросы были легкими, задавал он их доброжелательно, словно ему действительно было интересно, где жили ее предки по материнской линии и чем зарабатывали на жизнь. Спустя час Джейка начало клонить в сон. Но ему было важно делать заметки – на случай, если другой адвокат несколько часов спустя ступит на ту же территорию.
Снова к Летти. Она окончила среднюю школу – старую школу для цветных – в 1959 году в Гамильтоне, Алабама. Потом уехала в Мемфис, там познакомилась с Симеоном. Они почти сразу поженились, и на следующий год родился Марвис.
Довольно долго Уэйд Ланье расспрашивал ее о Марвисе: о его криминальном прошлом, судимостях, заключении. Летти всхлипывала, вытирала слезы, но не сорвалась. Потом пошел разговор о Федре и ее проблемах: двое детей, рожденных вне брака, первые внуки Летти… Послужной список, который можно было в лучшем случае назвать несистематическим. Сейчас Федра жила дома, которого она, в сущности, никогда и не покидала. Двое ее сыновей были рождены от разных отцов, дети никогда не знали своих папаш.
Порция вздрагивала от вопросов о старших брате и сестре. Ничто, связанное с ними, не было секретом, но никогда не обсуждалось публично. В семье об этом шептались, конечно, но здесь их жизнь оказалась объектом пристального внимания совершенно незнакомых белых людей.
В 10.30 был объявлен перерыв на пятнадцать минут. Все разошлись. Адвокаты побежали искать телефон. Порция и Летти отправились в дамскую комнату. Служитель принес новый кофейник и блюдо с печеньем. Стол к тому времени напоминал мусорную свалку.
Когда заседание возобновилось, эстафету принял Стиллмен Раш, который остановился на Симеоне. Отвечать на вопросы о его семье оказалось сложнее. Летти признала, что ей мало известно о предках мужа. Его послужной список изобиловал провалами, но ей удалось припомнить, что он работал водителем грузовика, оператором бульдозера, рабочим цеха древесной пульпы на бумажном производстве, маляром и помощником каменщика. Несколько раз подвергался аресту, последний раз – в октябре этого года. Мелкие правонарушения, никаких уголовных преступлений. Да, они расходились несколько раз, но не дольше, чем на два месяца.
Довольно о Симеоне, по крайней мере на данный момент, Стиллмен хотел вернуться к самой Летти. Она более или менее регулярно работала у Сета Хаббарда в течение последних трех лет – приходила то на несколько часов, то на полный рабочий день. До того года три работала экономкой в Клэнтоне у пожилой семейной пары, о которой Джейк никогда не слышал. Оба они умерли с промежутком в три месяца, и Летти осталась без работы. Еще раньше она была кухаркой школьного буфета в Карауэе. Стиллмен требовал даты, размеры зарплаты, имена работодателей, чуть ли не поминутную детализацию, и Летти старательно отвечала, как могла.
«Неужели все это серьезно? – недоумевала Порция. – Какое значение может иметь имя маминого работодателя десятилетней давности?»
Джейк говорил, это будет разведывательная экспедиция. Что ж, добро пожаловать в одуряющую скуку предвоенной разведки. Рассказал Джейк и о том, что снятие показаний может растягиваться на многие дни, поскольку адвокаты получают почасовую оплату, по крайней мере те, что монотонно задают банальные вопросы.
Не имея ограничений по части того, о чем можно спрашивать, адвокаты, особенно работающие на страховые компании и крупные корпорации, не заинтересованы в краткости – чем больше часов натикает, тем лучше. Они могут сколь угодно долго кормиться на этом поле, лишь бы их вопросы были хоть отдаленно связаны с личностью опрашиваемого, предметом рассмотрения и процессом в целом.
Однако, как тоже объяснил Джейк, дело Хаббарда отличалось от других, поскольку в нем единственным адвокатом на почасовой оплате являлся он сам. Остальные – охотники за добычей и процентами. Если рукописное завещание будет признано недействительным, деньги вернутся в семью, будут распределены согласно предыдущему завещанию, и все эти адвокаты получат свою долю. А поскольку ни у одного из них нет гарантий получить ее, Джейк предполагал, что они не станут утомительно затягивать с расспросами.
Сейчас Порция не была в этом уверена.
Скука обступала со всех сторон. Стиллмен упорно шарил вокруг, вероятно, стараясь выбить свидетельницу из равновесия. При вопросе: «Занимали ли вы деньги у своего бывшего адвоката Букера Систранка?» присутствующие встрепенулись.
– Занимала. – Летти ожидала этого вопроса и ответила без запинки.
Нет закона или правила, запрещающего подобные займы, во всяком случае, для берущего.
– Сколько?
– Пятьдесят тысяч долларов.
– Он выписал вам чек или дал наличными?
– Наличными, и мы с Симеоном подписали долговое обязательство.
– Это была единственная ссуда от Систранка?
– Нет, еще раньше он одолжил нам пять тысяч.
– Почему вы занимали деньги у мистера Систранка?
– Потому что они нам были нужны. Я потеряла работу, а что касается Симеона, то там вообще никогда ничего не известно.
– Вы использовали эти деньги, чтобы переехать в более просторный дом?
– Да.
– И сколько же человек сейчас живет в вашем доме?
Немного подумав, Летти ответила:
– В среднем около одиннадцати, но бывает по-разному. Кто-то уезжает, кто-то приезжает.