Джейк посмотрел на Стиллмена, словно хотел сказать: «Не вздумай требовать все одиннадцать имен. Двигайся дальше».
Стиллмен явно боролся с искушением, но все же решил продолжить:
– Какова арендная плата за дом?
– Семьсот долларов в месяц.
– А вы по-прежнему не имеете работы?
– Совершенно верно.
– Где в настоящий момент работает ваш муж?
– Нигде.
– Поскольку мистер Систранк больше не является вашим адвокатом, как вы собираетесь расплачиваться с ним?
– Об этом мы подумаем позже.
Рокси запаслась сандвичами и чипсами для ленча, и они поглощали все это в конференц-зале, когда появился Люсьен.
– Как все прошло? – спросил он.
– Обычный круг никчемных вопросов, – ответил Джейк. – Летти держалась потрясающе, но она устала.
– Еще полтора дня я не выдержу, – согласилась та.
– Современные штучки, – с отвращением констатировал Люсьен.
– Расскажите нам, как это было в старые времена, – предложил Джейк.
– Ну, в старые времена, а тогдашние правила были куда лучше, чем те, которые вы теперь напридумывали…
– Я их не придумывал, – уточнил Джейк.
– …от вас не требовалось оглашать весь список своих свидетелей и раскрывать, что они собираются говорить, – продолжил Люсьен. – Процесс изобиловал засадами. У вас свои свидетели, у меня – свои, мы появлялись с ними в суде, и там нас начинали пытать. Тогдашние адвокаты были лучше теперешних, потому что им приходилось реагировать на лету. А теперь все должно быть обнародовано заранее, и каждый свидетель обязан давать предварительные показания. Подумайте, сколько тратится лишнего времени. Как увеличиваются расходы. Да, раньше было куда лучше, готов поклясться.
– Почему бы вам не угоститься сандвичем? – предложил Джейк. – Летти надо расслабиться, а как это сделать, если вы витийствуете?
– Ну а вы что скажете, Порция, каковы ваши впечатления? – поинтересовался Люсьен, взяв сандвич.
Порция в эту минуту подносила ко рту чипс, но тут же отложила его.
– Вообще-то здорово! Я имею в виду, находиться в зале, где собралось столько адвокатов. Чувствуешь собственную значительность.
– Не преувеличивайте, – усмехнулся Джейк. – Большинство этих парней не способны выиграть даже дело магазинного воришки в городском суде.
– Уверена, Уэйд Ланье смог бы, – возразила Летти. – Он ушлый. У меня создалось впечатление, будто он знает наперед все, что я собираюсь сказать.
– Да, он хорош, – признал Джейк. – Поверьте, Летти, у нас еще будет повод возненавидеть его. Сейчас он вам кажется приятным, но задолго до того, как все закончится, вы даже вида его не будете выносить.
Судя по всему, мысль о предстоящей долгой борьбе остудила Летти. Всего за первых четыре часа схватка обессилила ее.
Во время перерыва две дамы из секретариата собрали маленькую искусственную рождественскую елочку и поставили ее в дальнем углу зала суда. Со своего места Джейк хорошо ее видел. В каждый рождественский сочельник большинство сотрудников окружного и канцелярского судов, судьи и нескольких избранных адвокатов в полдень собирались у этой елочки выпить по бокалу эгг-нога[13] и обменяться шуточными сувенирами. Джейк всегда старался избегать таких мероприятий.
Сама елочка, тем не менее, напомнила ему, что до Рождества осталось всего несколько дней, а он до сих пор не подумал о подарках. Под усыпляющий аккомпанемент низкого и бесстрастного голоса Уэйда Ланье Джейк, отрешившись от происходящего, унесся мыслями в воспоминания. Два года он и Карла изо всех сил старались украсить и оживить свое временное жилье к праздникам. В этом очень помогала Ханна. Уже само присутствие в доме семилетней девочки всегда поднимало настроение.
Ланье тем временем подступал к деликатной теме. Исподволь, умело он прощупывал, каковы были обязанности Летти по дому в тот период, когда мистер Хаббард болел, проходил курсы химиотерапии и был прикован к постели.
Летти объяснила, что агентство по уходу за больными на дому присылало сиделок, но те не устраивали хозяина. Они не проявляли достаточной заботы, а мистер Хаббарт бывал весьма груб. Летти его не винила. Он прогонял сиделок и скандалил с агентством.
В конце концов Летти взяла заботу о нем на себя. Готовила то, что ему хотелось, и даже кормила, когда в этом возникала необходимость. Помогала вставать с постели, доводила до ванной комнаты, где он иногда просиживал на унитазе полчаса. Порой у него случалось недержание, тогда она меняла постельное белье. Бывали случаи, когда ему требовалось судно, и Летти его подавала.
Да, это была неприятная работа, и Летти не имела необходимой подготовки, но она справлялась. Он ценил ее доброту. И доверял ей. Да, несколько раз она обмывала мистера Хаббарда в постели. Да, полностью, прикасаясь ко всему телу. Это случалось, когда он пребывал в полубессознательном состоянии из-за болезни.
Когда курс химиотерапии заканчивался, силы у него восстанавливались, и он начинал, в меру возможностей, самостоятельно передвигаться по дому. Возвращался к нормальному существованию с удивительным упорством. Нет, он никогда не прекращал курить.
– Любой намек на интимные отношения может заживо похоронить наше дело, – без обиняков объяснил Порции Джейк, и та постаралась деликатно донести это до матери.
Если присяжные поверят, что Летти была слишком близка с Сетом Хаббардом, они, не задумываясь, признают наличие недолжного влияния на него.
Был ли мистер Хаббард привязан к ней? Обнимал ли ее когда-либо, чмокал ли в щеку, похлопывал ли ниже спины?
– Никогда, – твердо отвечала Летти. – Ничего подобного он себе не позволял. Хозяин вообще был человеком суровым и очень замкнутым. К окружающим проявлял нетерпимость и не нуждался в друзьях.
Он не пожимал Летти руку, когда она приходила на работу утром, и ему даже в голову не приходило обнять ее за плечи при прощании. Она была его наемной работницей, ничего более – ни другом, ни конфиденткой, ни кем бы то ни было другим в этом роде она ему не служила. Сет Хаббард вел себя с ней вежливо, благодарил, когда следовало, но никогда не отличался многословием.
Она ничего не знала о его деловой или публичной жизни. Никогда не говорил с ней ни о каких женщинах, и Летти ни разу не видела ни одной в его доме. В сущности, за все три года, что проработала у Хаббарда, она не могла припомнить ни единого случая, когда бы его посещал кто-нибудь из друзей или сотрудников.
«Отлично», – мысленно похвалил ее Джейк.
Плохие адвокаты пытались обхитрить свидетеля, загнать его в угол или смутить, чтобы выиграть этот раунд процесса. Хорошие предпочитали выиграть весь процесс и использовали этап предварительных показаний, чтобы собрать информацию, а потом с ее помощью расставлять ловушки. Великие адвокаты вообще перескакивали через предварительные показания и устраивали эффектную засаду для свидетеля прямо перед присяжными.
Уэйд Ланье и Стиллмен Раш, будучи хорошими адвокатами, использовали первый день, чтобы накопить как можно больше данных. За все восемь часов прямого опроса с их стороны ни разу не промелькнуло даже намека на резкое слово или проявление неуважения.
Оппоненты произвели впечатление на Джейка. Позднее, в конторе, он объяснил Летти и Порции, что и Ланье, и Раш фактически играли: старались выставить себя дружелюбными людьми, которые искренне симпатизируют Летти и озабочены только тем, чтобы докопаться до истины. Они хотели, чтобы Летти расположилась к ним, стала им доверять, и тогда, возможно, во время процесса она в нужный момент утратит бдительность.
– Это парочка волков, – предупредил Джейк. – На процессе они вцепятся вам в горло.
– Джейк, – спросила обессиленная Летти, – но мне не придется сидеть на свидетельском месте восемь часов подряд, правда?
– Вы будете к этому готовы, – заверил он.
Но у Летти на этот счет имелись большие сомнения.
На следующее утро Зак Зейтлер начал с серии пробных вопросов о последних днях мистера Хаббарда. Золотую жилу он копнул, когда спросил:
– Вы видели его в субботу, первого октября?
Джейк напрягся, предвидя то, что последует. Он уже несколько дней знал, что это неизбежно. Правда есть правда.
– Видела, – ответила Летти.
– Мне казалось, вы говорили, что никогда не работали по субботам.
– Это так, но в ту субботу мистер Хаббард сам попросил меня прийти.
– И зачем же?
– Он хотел, чтобы я съездила с ним в его контору и прибрала там. Парень, который обычно делал уборку, заболел, а в помещении надо было навести порядок.
Ответ Летти взбодрил сидящих за столом гораздо эффективнее, чем утренний кофе. Глаза у всех открылись, спины выпрямились, седалища подтянулись к краю стульев, кое-кто обменялся многозначительными взглядами.
Почуяв запах крови, Зейтлер осторожно продолжил:
– В какое время вы приехали к мистеру Хаббарду?
Почуяв запах крови, Зейтлер осторожно продолжил:
– В какое время вы приехали к мистеру Хаббарду?
– Около девяти часов утра.
– И что он сказал?
– Сказал, что хочет, чтобы я поехала с ним в контору. Мы сели в машину и поехали.
– В какую машину?
– В его «кадиллак».
– Кто вел?
– Я. Мистер Хаббард спросил, водила ли я когда-нибудь «кадиллак». Я сказала – нет. Когда-то раньше я говорила что-то насчет того, какая это хорошая машина, и теперь он спросил, не хотела бы я повести ее. Я сразу ответила: нет, не хотела бы, но он дал мне ключи. И я повезла его в контору, ужасно нервничая.
– Значит, это вы привезли его в контору? – повторил Зейтлер.
Адвокаты лихорадочно застрочили в своих блокнотах. В самом, пожалуй, знаменитом в истории штата деле по опротестованию завещания бенефициар, не являющийся кровным родственником завещателя, отвез умирающего в адвокатскую контору, чтобы тот подписал завещание, согласно которому вся семья лишалась наследства в пользу бенефициара, водителя. Верховный суд признал завещание недействительным по причине недолжного влияния, оказанного на завещателя, этот вывод был сделан на основании того факта, что «неожиданный бенефициар» оказался, таким образом, причастен к составлению нового завещания. После того процесса уже тридцатилетней давности вопрос «Кто был за рулем?» стал не таким уж неожиданным со стороны адвокатов, когда речь шла о внезапно появившемся завещании.
– Да, я, – подтвердила Летти.
Джейк увидел, как на лицах девяти адвокатов расцвело именно то выражение, какое он ожидал. Для них это было подарком, для него – лишним препятствием, которое предстояло снести.
Зейтлер аккуратно сложил бумаги.
– Как долго вы пробыли в его конторе? – поинтересовался он.
– Я не смотрела на часы, но думаю, часа два.
– Кто еще там был?
– Никого. Он сказал, что обычно служащие не работают по субботам, во всяком случае, в этом офисе.
– Понятно.
Целый час Зейтлер подробно расспрашивал Летти про то утро. Попросил ее нарисовать схему расположения помещений, в которых она делала уборку, и указать, где находился в это время мистер Хаббард. Летти пояснила, что он не выходил из своего кабинета, и дверь была закрыта.
Нет, она в кабинет не входила и там не убирала. Она не знает, над чем он там работал и вообще чем занимался. Он приехал и уехал со своим всегдашним портфелем, но она понятия не имеет, что в нем находилось. На вид мистер Хаббард был в совершенно ясном уме и мог бы вести машину, если бы захотел, а насчет болеутоляющих лекарств ей ничего не известно. Да, он был физически слаб, но на той неделе каждый день ездил в контору. Если с кем-то там встречался, она про это ничего не знает. Да, она привезла его в «кадиллаке» обратно, после чего отправилась домой, куда приехала после полудня.
– И он ни разу не упомянул, что писал там свое последнее завещание?
– Возражение, – вклинился Джейк. – Свидетельница дважды ответила на этот вопрос.
– Хорошо-хорошо, я просто хотел убедиться.
– Это занесено в протокол.
– Разумеется.
Заработав столь важное очко, Зейтлер не хотел оставлять эту тему. Он установил, что «кадиллак» Летти водила единственный раз, в тот самый день; что она редко видела в доме упаковки лекарств или флаконы с пилюлями и подозревала, что он держит медикаменты в портфеле; что обычно он не пил спиртного, но иногда ставил в холодильник несколько банок пива и что в его спальне стоял письменный стол, но он почти никогда не работал дома.
К полудню вторника Летти едва не падала в обморок. Они с Порцией долго сидели за ленчем в конторе Джейка, потом Летти немного вздремнула здесь же, на диване.
Пытка показаниями продолжилась в среду, но на этот раз «пытающим» был Джейк. Он расспрашивал Гершела Хаббардда в течение нескольких часов. Утреннее заседание тянулось с отупляющей бессмысленностью. Много времени не потребовалось для выяснения, что Гершел очень немногого добился в жизни, взлетов в его карьере было, мягко выражаясь, мало. Развод стал самым волнующим событием в его жизни.
Такие темы, как образование, послужной список, деловая активность, бывшие дома и квартиры, любовные отношения, друзья, интересы, любимые занятия, религиозные убеждения и политические пристрастия, составляли глубокую периферию его существования и были поразительно скучны. Некоторые адвокаты клевали носами. Порция на третий день своей юридической практики отчаянно боролась со сном.
После ленча участники слушаний неохотно вернулись в зал суда. Джейку удалось немного оживить атмосферу, когда он начал расспрашивать Гершела о том, сколько раз он встречался с отцом за последние несколько лет. Гершел пытался создать впечатление, будто они были близки со стариком, но затруднялся вспомнить хоть что-нибудь о своих визитах к нему.
– Если они так часто разговаривали по телефону, как утверждает свидетель, каково было содержание этих разговоров? – спросил Джейк. – Имеются ли у свидетеля письма, открытки от Сета?
Гершел утверждал, что они есть, но не был уверен, что смог бы их представить. Его адвокаты велели ему отвечать как можно неопределеннее, и в этом он весьма преуспел.
Что касается Летти Лэнг, Гершел настаивал, будто встречался с ней довольно часто во время своих многочисленных визитов к обожаемому отцу. С его точки зрения, она очень нравилась Сету. Он вынужден был признать, что никогда не видел, чтобы они хоть как-то прикасались друг к другу, но якобы заметил что-то в их взглядах. Что именно? Этого он сказать не мог, просто что-то между ними было. Она всегда подслушивала, спрятавшись неподалеку. И по мере того как болезнь отца усугублялась, он становился все более зависим от нее, они все больше сближались.
– Есть ли у вас подозрения об их интимной близости?
– Это может сказать только сама Летти, – ответил Гершел, всем своим видом давая понять, что это очевидно.
Порция кипела, оглядывая присутствующих и понимая, что все они, кроме Джейка, верят, будто ее мать спала с немощным умирающим белым стариком, чтобы заполучить его деньги. Но, как подобает профессионалу, она низко опускала голову, сохраняя каменное выражение лица и исписывая в блокноте страницу за страницей заметками, которые никогда никому не понадобятся.
Семи часов опроса хватило, чтобы показать: Гершел Хаббард неинтересен как личность, он имел натянутые и отнюдь не близкие отношения с отцом. По-прежнему жил вместе с матерью, не мог оправиться от скандального развода и в свои сорок шесть лет едва сводил концы с концами. В наследстве отчаянно нуждался.
Так же, как и Рамона. Та начала давать показания в четверг в 9 утра. К тому времени все адвокаты были раздражены и сыты по горло этим делом. То, что дача показаний длилась пять дней подряд, было редким, но отнюдь не удивительным явлением.
Во время перерыва Уэйд Ланье рассказал историю о том, как в Новом Орлеане двенадцать свидетелей давали показания по делу о разливе нефти в течение десяти дней. Все они были из Венесуэлы, почти никто не говорил по-английски, а переводчики не владели языком в должной мере. Адвокаты каждый вечер тяжко напивались, во время утренних заседаний страдали от чудовищного похмелья, и двое после окончания этого испытания попали в больницу.
Никто не знал историй больше, чем Уэйд Ланье. Он был самым старшим из адвокатов и провел в залах суда три десятка лет. Чем больше наблюдал и слушал его Джейк, тем большим уважением к нему проникался, понимая, что перед лицом присяжных он будет сильным и опасным противником.
Рамона оказалась такой же невыносимо скучной, как ее брат. Из их показаний стало ясно, что Сет Хаббард не был заботливым отцом и в детстве рассматривал детей как досадную помеху. Задним числом, учитывая, какие деньги на кону, они героически пытались приукрасить тогдашние отношения с отцом, представить дело так, будто все они дружная и счастливая семья, но Сета просто невозможно было «придумать заново».
Джейк потыкал там-сям, расставил кое-где ловушки, но проделал все это с улыбкой, стараясь не обидеть Рамону. Поскольку они с Гершелом проводили слишком мало времени с отцом, их показания на процессе не могли стать решающими. Они не были рядом с ним накануне его смерти, поэтому не могли ничего сказать о его психическом состоянии. И у них не имелось личных свидетельств его предполагаемой близости с Летти.
А ведь это было еще только предварительное снятие показаний. Джейк, как и остальные адвокаты, понимал: скорее всего Летти, Гершела, Рамону и Йена Дэфо придется допрашивать еще. Когда факты прояснятся и предмет обсуждения определится четче, у адвокатов появятся новые вопросы.
23
Поспешно покидая суд в четверг ближе к вечеру, Джейк столкнулся со Стиллменом Рашем, который, схватив его за руку, предложил зайти куда-нибудь выпить по-быстрому. Это было странно, потому что, кроме дела Хаббарда, их ничто не связывало.