– Конечно, – ответил он тем не менее, – почему бы нет?
Стиллмен явно хотел поговорить о чем-то важном, иначе не стал бы тратить время на такую мелюзгу, как Джейк.
Они встретились в баре в цокольном этаже старинного дома, стоящего неподалеку от здания суда, на площади. Снаружи было уже темно, опускался туман. Начинался промозглый вечер, идеально подходящий для выпивки.
Хотя Джейк и не принадлежал к числу завсегдатаев питейных заведений, здесь ему бывать доводилось. Бар представлял собой плохо освещенное сырое помещение с темными углами и кабинками. Он производил впечатление места, где проворачиваются полулегальные делишки. Бобби Карл Лич, известный всему городу своей сомнительной репутацией стряпчий, всегда занимал столик возле камина, за которым его частенько видели в компании политиков и банкиров. Постоянным посетителем был тут и Гарри Рекс Воннер.
Джейк со Стиллменом заняли кабинку, заказали по кружке разливного пива и начали расслабляться. После четырех дней, в течение которых, сидя за одним столом, слушали бесконечные показания сомнительной ценности, они почти онемели от усталости. Всегдашняя самоуверенность Стиллмена, казалось, исчезла, и он почти внушал симпатию.
Когда официант, поставив кружки на стол, удалился, он склонился вперед и тихо сказал:
– Есть идея, моя собственная, я ни с кем пока ею не делился. На кону куча денег, как всем известно. Точно не знаю, сколько именно, но…
– Двадцать четыре миллиона, – перебил его Джейк.
Всем участникам процесса все равно вскоре предстояло узнать содержание «первичной инвентаризации», поэтому не было никакого вреда в том, чтобы раскрыть этот секрет Рашу. Хранить его следовало от газетчиков.
Стиллмен помолчал, улыбнулся, сделал глоток и покачал головой:
– Двадцать четыре миллиона!
– И никаких долгов.
– Даже не верится, правда?
– Правда.
– Итак, двадцать четыре миллиона, но после того как налоговики получат свое, останется хорошо если половина.
– Согласно выводам экспертов, именно так.
– Значит, сумма снизится до двенадцати миллионов. Все равно это огромные деньги – больше, чем мы с тобой, вместе взятые, когда-либо увидим. Так вот, Джейк, идея моя заключается в следующем. Почему бы нам не попробовать заключить досудебную сделку? Основных игроков трое: Гершел, Рамона и Летти. Не сомневаюсь, мы сумеем разрезать пирог так, что все останутся довольны.
Идея не блистала оригинальностью. Джейк с Люсьеном обкатывали ее уже несколько раз и были уверены, что адвокаты противной стороны делали то же самое. Каждая заинтересованная сторона отщипывает немножко – или много, – экономит на гонорарах адвокатам и прочих судебных издержках, избегает газетной шумихи и нервотрепки в ожидании исхода, и при этом всем гарантирован увесистый кусок пирога. Это казалось весьма разумным. Судебные адвокаты всегда, в любом процессе, держат в уме возможность заключения сделки.
– Твой клиент склоняется именно к этому? – спросил Джейк.
– Не знаю. Мы это еще не обсуждали. Но если мы с тобой договоримся, я берусь убедить Гершела.
– Ну, хорошо. А как ты собираешься делить пирог, о котором говоришь?
Стиллмен не торопясь отпил несколько глотков из своей кружки, вытер губы тыльной стороной ладони.
– Будем честны, Джейк, Летти Лэнг причитается очень немного. В общей схеме и при нормальном распределении активов и недвижимости она просто не в счет. Она – не родственница, а независимо от того, насколько непривлекательно выглядит семья, деньги почти всегда переходят к следующему поколению. Тебе это хорошо известно. Девяносто процентов всех денег, передаваемых по наследству, достается членам семьи. В Миссисипи это действует так же, как в Нью-Йорке или Калифорнии, где наследства бывают обычно куда крупнее. Вспомни закон: если человек умирает, не оставив завещания, все его деньги и имущество переходят к кровным родственникам и ни к кому более. Закон предпочитает оставлять деньги в семье.
– Допустим. Но мы не сможем добиться соглашения, если Летти будет сказано, что она не получит ничего.
– Конечно нет, Джейк. Дадим ей пару миллионов. Ты представляешь? Летти Лэнг, профессиональная домработница, не имеющая сейчас службы вообще, вдруг огребает два миллиона долларов, и это после вычета налогов. Джейк, у меня и в мыслях нет клеветать на эту женщину, черт, она мне даже начала нравиться в ходе предварительных слушаний. Она милый, занятный, явно хороший человек. Я ее не критикую, но скажи, знаешь ли ты, сколько чернокожих в штате Миссисипи сто́ят суммы, выражаемой семизначным числом?
– Просвети меня.
– По переписи тысяча девятьсот восьмидесятого года только семь чернокожих в этом штате заявили, что имеют больше миллиона долларов. Все они – мужчины, большинство причастны к строительному бизнесу или торговле недвижимостью. Летти будет самой богатой чернокожей женщиной в штате.
– А твой клиент и его сестра поделят остальные десять миллионов поровну? – спросил Джейк.
– Вроде того. Сделай приличное приношение церкви, положи кое-что на доверительный счет для Энсила, а мы разделим остальное.
– Это будет очень выгодно для вас, ребята, – вздохнул Джейк. – Вы огребете треть от почти пяти миллионов. Неплохой куш.
– Я не говорил, что мы получим треть, Джейк.
– Но процент будет немалым.
– Не могу открыть тебе этого, но, безусловно, гонорар будет приличным.
«Однако не у всех, – подумал Джейк. – Если уладить дело сейчас, мой гонорар сократится катастрофически».
– Ты уже обсуждал свою идею с Уэйдом Ланье?
При упоминании этого имени лицо Стиллмена исказила гримаса.
– Тут другая история. Ланье хочет заполучить моего клиента, который пока держится за меня. Я не доверяю Ланье, и предстоящие полгода буду постоянно оглядываться через плечо. Он – змей.
– Значит, пока ты с ним не говорил?
– Пока нет. Я вообще ни с кем еще это не обсуждал.
– Насколько я понимаю, отношения между твоим и его клиентами натянутые?
– В общем да. Гершел с Рамоной могли бы договориться, если бы приперло, но Йен – большая проблема. Гершел сказал, они с Йеном терпеть друг друга не могут и никогда не могли. Он считает Йена самодовольным придурком, принадлежащим к привилегированному старинному роду, но умудрившимся потерять все, что ему досталось, поэтому тот из кожи вон лезет, чтобы восстановить былой статус и снова изображать из себя большую шишку. А Йен всегда смотрел на Гершела свысока, чуть ли не как на «белую шваль». До сегодняшнего дня, разумеется. Теперь он вдруг горячо полюбил все их семейство и проникся заботой о его благосостоянии.
От Джейка не ускользнуло, что Стиллмен кого-то другого назвал «принадлежащим к привилегированному старинному роду».
– Кто бы мог подумать, – подыграл ему Джейк. – Послушай, Стиллмен, я только что провел восемь с половиной часов, перебрасываясь мячиком с Рамоной, и сдается мне, эта женщина слишком много пьет. Красные слезящиеся глаза, одутловатость, которую не скрывает косметика, количество морщин, явно избыточное для сорокадвухлетней дамы… Уж я-то вижу пьяниц, недаром близко знаком с Люсьеном Уилбэнксом.
– Да, Гершел говорит, она опустилась и много лет грозит Йену разводом, – сообщил Стиллмен, удивив Джейка откровенностью.
– Но теперь ей не удастся от него отделаться, – предположил Джейк.
– Нет, конечно. Думаю, теперь Йен снова страстно полюбил жену. У меня есть знакомый в Джексоне, который знает кое-кого из собутыльников Йена, так те говорят, он большой ходок.
– Спрошу его завтра об этом.
– Спроси-спроси. Дело в том, что Гершел и Йен никогда не будут доверять друг другу.
Они заказали еще пива.
– Похоже, тебя идея соглашения не очень вдохновила, – пробормотал Стиллмен.
– Ты не принимаешь в расчет желание самого старика. Он ведь выразился недвусмысленно, и в завещании, и в письме ко мне: велел защищать его рукописное завещание любой ценой и стоять насмерть.
– Велел тебе?
– Да. В письме, приложенном к завещанию. Ты его увидишь позднее. Он очень ясно изложил свою волю лишить семью наследства.
– Но он мертв.
– Однако деньги все еще принадлежат ему. Как мы можем по-иному распределять его деньги, если его воля выражена безоговорочно? Это было бы неправильно, и сомневаюсь, что судья Этли это бы одобрил.
– А если проиграешь?
– Это будет означать, что я не справился с поручением защищать завещание любой ценой.
Им принесли по второй кружке. Они заметили, как мимо их кабинки шумно протопал Гарри Рекс. Он казался озабоченным и даже не посмотрел на Джейка. На часах не было шести – слишком рано для Гарри Рекса покидать контору. Забравшись в пустую кабинку в темном углу, он постарался сесть так, чтобы его никто не видел.
Стиллмен снова вытер пену с губ ладонью.
– Зачем он это сделал, Джейк? У тебя есть догадки?
– Зачем он это сделал, Джейк? У тебя есть догадки?
– Нет, никаких. – Джейк пожал плечами, словно и впрямь разделял подозрения собеседника.
Он готов был сколько угодно подыгрывать Стиллмену Рашу, если бы это хоть как-то помогло делу.
– Секс?
Джейк снова небрежно пожал плечами, качнул головой, нахмурился:
– Не думаю. Старику было семьдесят два, он дымил как паровоз, был тяжело болен, слаб, его пожирал рак. Трудно представить, чтобы у него достало желания и сил на женщину.
– Два года назад он еще не был болен.
– Это правда, но доказать невозможно.
– Я говорю не о доказательствах, Джейк, не о следах, уликах и прочем. Я просто размышляю. Должна же быть причина.
«Вот и ищи ее сам, засранец», – подумал Джейк, но, разумеется, не произнес это.
Его забавляли неуклюжие попытки Стиллмена посплетничать, словно они с ним старые собутыльники и часто делятся секретами. «Болтливые языки корабли топят», – любил говаривать Гарри Рекс. «Болтливые языки тяжбы губят», – мысленно перефразировал Джейк.
– Трудно поверить, что хилый секс может стоить двадцать миллионов, – сказал он.
– Не будь так уверен. – Стиллмен рассмеялся. – Из-за секса войны разражались.
– Это правда.
– Так тебе неинтересно мое предложение?
– Нет. У меня – боевой приказ.
– Пожалеешь.
– Это угроза?
– Нет, конечно. Как мы видели, Букер Систранк уже отвратил от Летти всех белых в округе Форд.
– Не знал, что ты такой эксперт по округу Форд.
– Слушай, Джейк, ты действительно одержал здесь однажды сенсационную победу. Но пусть это не затуманивает тебе мозги.
– Я не просил совета.
– Но, возможно, ты в нем нуждаешься.
– От тебя?
Стиллмен осушил кружку и решительно, с громким стуком поставил ее на стол.
– Нужно бежать. Я заплачу бармену. – Он встал, на ходу доставая деньги из кармана.
Джейк посмотрел ему вслед, выругался, потом незаметно проскользнул в кабинку Гарри Рекса.
– Отдыхаете в дружеской обстановке? – спросил Джейк.
– Так-так, значит, Карла все-таки отпускает вас из дому. – Гарри Рекс, потягивая свой любимый «Бад лайт», читал журнал, но при виде Джейка отложил его в сторону.
– Я только что первый и последний раз выпивал со Стиллменом Рашем.
– Какое волнующее событие. Дайте догадаюсь. Он хочет заключить сделку.
– Как вы угадали?
– Вычислил. Все бандиты так действуют: быстренько обтяпать дело и слинять.
Джейк описал ему стиллменовскую версию честного соглашения, и они от души посмеялись. Официант принес блюдо начос[14] с соусом и расплавленным сыром.
– Это весь ваш обед? – спросил Джейк.
– Нет, это ранний ужин. Я должен еще вернуться в офис. Никогда не догадаетесь, кто сейчас в городе.
– И кто же?
– Помните Вилли Трейнора, которому раньше принадлежала «Таймс»?
– Что-то припоминаю. Встречался с ним раза два много лет назад. Кажется, он продал газету примерно тогда же, когда я приехал сюда.
– Правильно. Вилли купил ее в тысяча девятьсот семидесятом у семейства Кодл. Они обанкротились, и думаю, газета досталась ему всего тысяч за пятьдесят. Десять лет спустя он продал ее за полтора миллиона с хвостиком. – Гарри Рекс щедро наложил на чипс расплавленный сыр, залил соусом и сунул в рот. – Трейнор так здесь и не прижился, – еще не закончив жевать, продолжил он, – поэтому вернулся в Мемфис, откуда был родом, и там все просадил на торговле недвижимостью. Потом умерла его бабка и оставила ему новую кругленькую сумму. Думаю, сейчас он в процессе и ее потери. Когда-то мы были с ним близки, и он наезжал время от времени выпить и поболтать.
– А Хокат-хаус все еще принадлежит ему?
– Ага. Думаю, именно об этом он и хочет поговорить. Он купил этот дом в семьдесят втором, когда умерли последние Хокаты. Странная была семейка. Близняшки Вилма и Гилма плюс брат и сумасшедшая сестра. И никто из них никогда не состоял в браке. Вилли приобрел этот дом, потому что больше никто не хотел его покупать, и потом потратил несколько лет на то, чтобы привести его в порядок. Вы когда-нибудь бывали в нем?
– Видел только снаружи. Очень красивый.
– Это одно из самых прекрасных викторианских зданий в здешних краях. Немного напоминает ваш старый дом, только побольше. У Вилли хороший вкус, внутри дом выглядит безупречно. Проблема в том, что за последние пять лет он и трех ночей в нем не провел. А теперь хочет продать. Наверное, деньги нужны. Но, черт возьми, кто же в нашей округе может позволить себе такое приобретение?
– Какова бы ни была цена, мне он не по карману, – кивнул Джейк.
– Вилли думает, что дом стоит триста тысяч. Я ему сказал: стоить-то он, может, и стоит, но ты никогда их не получишь. Ни сейчас, ни через десять лет.
– Какой-нибудь врач мог бы его купить.
– Он вас упоминал, Джейк. Вилли следил за процессом Хейли, знает, что Клан сжег ваш дом, и считает, что вы – потенциальный покупатель.
– Нет, Гарри Рекс, я – не покупатель. Это для меня слишком шикарно. Я все еще сужусь со страховой компанией. Тем не менее передайте ему мою благодарность.
– Хотите начос?
– Нет, спасибо. Мне нужно домой.
– Скажите Карле, что я люблю ее и вожделею ее тела.
– Она это знает. Пока.
Под моросящим холодным дождем Джейк шел к своей конторе, где оставил машину. Уличные фонари вокруг площади были украшены рождественскими венками и серебряными колокольчиками. Со сцены, установленной перед зданием суда, доносились рождественские гимны – там репетировали евангельское представление. Магазины были открыты допоздна и набиты покупателями.
Существовала вероятность, что на следующий день пойдет снег, и ничто не приводило город в большее возбуждение, чем подобный прогноз. Старожилы вспоминали, что в 1952 году было белое Рождество, и даже слабая вероятность того, что оно может повториться, заставляла детей постоянно выглядывать из окон, а магазины – настойчиво предлагать лопаты и соль. Покупатели суетились у прилавков в страшной экзальтации, словно ожидался снежный буран.
Джейк выбрал длинный путь домой. Он медленно вырулил с площади, проехал по нескольким темным улицам центра города и свернул на Маркет-стрит. В Хокат-хаусе горел свет, что удивило его. Они с Карлой много раз проходили мимо этого здания, всегда замедляя шаг, чтобы полюбоваться им, и знали, что этот восхитительный викторианский дом почти всегда пустует. Слухи о том, что Вилли Трейнор продает его, ходили всегда, с тех самых пор, как, продав газету, он покинул Клэнтон.
Дом нуждался в покраске. Летом цветочные клумбы зарастали сорняками, газон почти никогда не стригли. Осенью ветер наметал опавшие листья на крыльцо, и никто их не убирал.
На миг у Джейка появилось искушение остановиться, постучать в дверь, напроситься в гости, выпить с Вилли и поговорить о деле. Но искушение быстро прошло, и он продолжил путь домой.
24
В Рождественский сочельник утром Джейк встал поздно, насколько мог себе позволить. Карла спала беспробудным сном. В семь часов он осторожно выскользнул из постели и бесшумно прошел на кухню. Сварил кофе, сделал омлет, разогрел в тостере булочки и, составив все это на поднос, вернулся в спальню, где нехотя пробуждалась Карла.
Они ели медленно, тихо переговариваясь и наслаждаясь редким моментом, когда в комнату ворвалась Ханна, переполненная праздничными ожиданиями. Она без умолку тараторила про Санта-Клауса. Вклинившись между отцом и матерью, Ханна схватила булочку и, не дожидаясь, пока ее спросят, поведала обо всем, что написала в письме на Северный полюс, искренне сокрушаясь, что, быть может, попросила у Санты слишком много.
Родители стали дружно разуверять ее. Она, как единственный ребенок, обычно получала все, что хотела. К тому же они приготовили для нее сюрприз, который должен был затмить все, что попросила Ханна.
Час спустя Джейк с Ханной отправились на площадь, а Карла осталась упаковывать подарки. Рокси взяла выходной, а Джейку нужно было забрать подарок для жены, который он здесь спрятал. Контора всегда была для этого самым подходящим местом. Он не ожидал никого встретить, но не слишком удивился, застав в конференц-зале Люсьена роющимся в стопке старых папок. Вид у него был такой, словно он работал уже несколько часов, а главное, он был трезв и опрятно одет.
– Нужно поговорить, – сказал Люсьен.
Ханна обожала исследовать просторный отцовский кабинет, поэтому Джейк отвел ее наверх, а сам отправился за кофе. Люсьен уже наполовину опустошила кофейник и казался весьма взволнованным.
– Вы не поверите, – начал он, закрывая дверь в комнату.
Джейк плюхнулся в кресло, помешал сахар в чашке.
– А до понедельника это не ждет?
– Нет, молчите и слушайте. Главный вопрос состоит в том, почему человек мог сделать то, что сделал Сет Хаббард. Правильно? В последнюю минуту написать – кое-как, от руки – завещание, лишить наследства семью и оставить все человеку, у которого не может быть никаких претензий на его наследство. Этот вопрос уже сейчас не дает покоя и будет беспокоить все больше, пока мы не найдем на него ответа.