Люсьен освободил стул, и его занял Энсил. Подняв правую руку, он поклялся говорить только правду.
Уэйд Ланье начал свой язвительный перекрестный допрос с того, что спросил о Симеоне. Почему он в тюрьме? Предъявлено ли ему обвинение? Как часто она его навещает? Возражал ли он против развода? Это был прямолинейный, но эффективный способ напомнить присяжным, что отец пятерых детей Летти – пьяница, убивший мальчиков Ростонов. Уже через пять минут Летти вытирала слезы, а Ланье выглядел мерзавцем, но ему было все равно. Разволновав ее и отчасти лишив бдительности, он сделал разворот и подвел к ловушке.
– А теперь скажите, миз Лэнг, где вы служили до мистера Хаббарда?
Летти вытерла щеку тыльной стороной ладони и постаралась собраться с мыслями.
– Ну-у… у мистера и миссис Тингли, здесь, в Клэнтоне.
– Что это была за работа?
– Работа по дому.
– Как долго вы у них прослужили?
– Точно не помню, около трех лет.
– И почему вы ушли?
– Они умерли. Оба.
– Оставили ли они вам по завещанию какие-нибудь деньги?
– Если оставили, то мне никто об этом не сказал.
Этим замечанием она вызвала улыбку у нескольких присяжных.
Уэйд Ланье проигнорировал ее иронию и продолжил:
– А до Тингли где вы работали?
– М-м-м, до того я работала поварихой в школе, в Карауэе.
– Как долго?
– Года два, наверное.
– И почему вы оставили эту работу?
– Я тогда получила место у Тингли. Я предпочитаю служить домработницей, а не кухаркой.
– Хорошо. Где вы работали до школы?
Она помолчала, пытаясь вспомнить, потом сказала:
– До школы я работала у миссис Джилленуотер, здесь, в Клэнтоне, экономкой.
– Как долго?
– Около года. Потом она переехала.
– Где вы работали до миссис Джилленуотер?
– Гм-м, должно быть, у Гловеров, в Карауэе.
– Как долго?
– Я опять же точно не помню… Три или четыре года.
– Хорошо. Я просто стараюсь установить подробности, миз Лэнг. Пожалуйста, постарайтесь вспомнить все как можно лучше.
– Да, сэр.
– А где вы работали до Гловеров?
– У мисс Карстен, здесь, в городе. У нее я проработала шесть лет. Она была моей любимой хозяйкой. Я бы никогда от нее не ушла, но она внезапно умерла.
– Благодарю вас. – Ланье что-то записал в блокноте, словно узнал нечто новое. – Итак, давайте подведем итог, миз Лэнг. Вы проработали три года у мистера Хаббарда, три – у Тингли, два – в школе, год у миссис Джилленуотер, три или четыре – у Гловеров и шесть – у мисс Карстен. По моим подсчетам, это приблизительно двадцать лет. Я правильно сосчитал?
– Вроде правильно, плюс-минус год, – доверчиво ответила Летти.
– И за двадцать лет у вас не было других работодателей?
Она покачала головой.
Ланье явно куда-то вел, но Джейк не мог его остановить. Язвительность в голосе, легкий оттенок подозрительности в интонации, поднятые брови, сухое, лаконичное построение фраз. Он пытался скрыть это, но тренированные глаз и ухо Джейка уже различали признаки грядущей беды.
– Значит, за двадцать лет у вас было шесть работодателей, миз Лэнг. Сколько раз вас увольняли?
– Ни разу. Я теряла работу после смерти мистера Хаббарда, болезни миссис Карстен, мистер и миссис Тингли тоже умерли, но я уходила просто потому, что работа как бы кончалась сама собой, понимаете?
– Вас никогда не увольняли за плохую работу или за какой-нибудь неблаговидный поступок?
– Нет, сэр, никогда.
Ланье вдруг резко отвернулся от подиума, посмотрел на судью Этли.
– Это все, судья. Я оставляю за собой право позднее вызвать свидетеля. – Он с самодовольным видом проследовал к своему столу.
В последнюю секунду Джейк заметил, как Ланье подмигнул Лестеру Чилкотту.
Летти только что солгала, и Ланье собирается разоблачить ее. Однако Джейк понятия не имел, в чем дело, поэтому ничего не мог предотвратить. Интуиция подсказывала отпустить Летти со свидетельского места.
– Ваша честь, защита закончила допрос свидетелей, – сказал Джейк.
– У вас есть свидетели, мистер Ланье? – спросил судья.
– О да.
– Тогда вызывайте своего первого свидетеля.
– Протестующая сторона вызывает мистера Фрица Пикеринга.
– Кого? – вскинулся Джейк.
– Фрица Пикеринга, – повторил Ланье громко и саркастически, будто Джейк был туговат на ухо.
– Мы никогда не слышали о нем. Его нет в вашем списке свидетелей.
– Он ждет снаружи, в холле, – игнорируя его, Ланье обратился к приставу.
Джейк посмотрел на судью Этли, покачал головой.
– Он не может давать показания, поскольку не включен в список свидетелей, судья.
– Я все равно вызываю его, – заявил Ланье.
Фриц Пикеринг вошел в зал в сопровождении пристава и проследовал на свидетельское место.
– Протестую, ваша честь, – сказал Джейк.
Судья Этли снял очки, посмотрел на Уэйда Ланье.
– Хорошо. Объявляю перерыв на пятнадцать минут. Прошу адвокатов пройти в мой кабинет. Только адвокатов. Никаких параюристов и служащих.
Присяжных поспешно проводили в их совещательную комнату, адвокаты направились за судьей в его тесный кабинет. Не снимая мантии, Этли сел в кресло. Он казался таким же растерянным, как Джейк.
– Говорите, – обратился он к Ланье.
– Ваша честь, это не доказательный свидетель, поэтому его не требуется заранее объявлять противной стороне. Его роль состоит лишь в том, чтобы оспорить надежность другого свидетеля, а не в том, чтобы давать показания по делу. Я не вносил его в список и не обнародовал его имя каким-либо иным способом, поскольку не был уверен, что он мне понадобится. Теперь же, после показаний Летти Лэнг, убедившись в том, что она говорит неправду, я понял, что этот свидетель неожиданно приобрел ключевую роль в нашем деле.
Судья Этли тяжело вздохнул: адвокаты вечно морочили ему голову правилами предоставления доказательств и процессуальными нормами. Было ясно, что Ланье полностью контролирует ситуацию, манипулируя правилами, касающимися дискредитации свидетеля. Это была засада, идеально спланированная Ланье и Лестером Чилкоттом. Джейк хотел бы обрушить на них убедительные и разумные аргументы, но сообразительность прискорбно покинула его.
– О чем будет говорить свидетель? – спросил судья Этли.
– Летти Лэнг когда-то работала у его матери, миссис Айрин Пикеринг. Фриц и его сестра выгнали ее, когда сестра свидетеля нашла рукописное завещание матери, согласно которому она оставляла Летти пятьдесят тысяч долларов. Летти соврала минимум трижды. Во-первых, сказала, что за истекшие двадцать лет работала только на тех людей, которые были названы. Между тем миссис Пикеринг наняла ее в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году, а уволили ее в восьмидесятом. Во-вторых, она была-таки уволена. В-третьих, она сказала, что никогда не видела чужого завещания. Фриц с сестрой показывали ей завещание своей матери в тот день, когда увольняли ее. Вероятно, есть еще что-то, в чем она солгала, сейчас не приходит в голову.
Джейк ссутулился, внутренности свело, в глазах помутилось, кровь отлила от его лица. Он должен был сказать что-нибудь вразумительное, но в голову ничего не приходило. Вдруг его словно молнией ударило, и он спросил:
– Когда вы нашли Фрица Пикеринга?
– Я в глаза его не видел до сегодняшнего дня, – самодовольно ответил Ланье.
– Я не об этом спросил. Когда вы узнали о Пикерингах?
– В процессе расследования. Это, Джейк, видите ли, еще один пример того, что мы идем на шаг впереди вас. Мы нашли больше свидетелей. Не знаю, чем занимались вы, пока мы рыли землю носом.
– Правилами предписано оглашать имена своих свидетелей. Две недели назад вы вывалили на стол сорок пять новых имен. Вы играете не по правилам, Уэйд. Судья, это явное процессуальное нарушение.
Судья Этли поднял руку вверх:
– Довольно. Дайте мне подумать.
Он встал, подошел к столу, взял с подставки одну из дюжины своих трубок, набил ее табаком «Сэр Уолтер Рейли», прикурил, выпустил в потолок густое облако дыма и задумался. На одном конце стола Уэйд Ланье, Лестер Чилкотт, Зак Зейтлер и Джо Брэдли Хант сидели с хмурым видом, молча, в ожидании решения, которое развернет весь процесс в ту или иную сторону бесповоротно. На другом – Джейк, один, корябая в блокноте нечто, чего никто никогда не смог бы разобрать. Он чувствовал себя раздавленным и не мог унять дрожь в руках.
Уэйд Ланье мастерски проделал грязный трюк, это выводило Джейка из себя. В то же время ему хотелось схватить Летти и исколошматить ее. Почему она скрыла историю с Пикерингами? Ведь начиная с октября они провели вместе бессчетное количество часов.
Его честь выдохнул очередной клуб дыма.
– Это слишком важное свидетельство, чтобы отклонить его. Я разрешу мистеру Пикерингу выступить, но в определенных рамках.
Взбешенный, Джейк воскликнул:
– Процесс с засадой! Это автоматически вызовет апелляцию. Через два года мы снова будем проходить через все это.
Его честь выдохнул очередной клуб дыма.
– Это слишком важное свидетельство, чтобы отклонить его. Я разрешу мистеру Пикерингу выступить, но в определенных рамках.
Взбешенный, Джейк воскликнул:
– Процесс с засадой! Это автоматически вызовет апелляцию. Через два года мы снова будем проходить через все это.
– Не учите меня, Джейк! – сердито рявкнул судья Этли. – Верховный суд еще никогда не менял моих решений. Никогда!
Джейк сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться:
– Прошу прощения.
Энсил говорил пятьдесят восемь минут. Закончив, он вытер увлажнившиеся глаза, заявил, что очень устал, не может продолжать, и вышел из комнаты. Люсьен поблагодарил Джареда Волковича за сотрудничество. Он не сообщал адвокату о том, что Энсил в бегах.
Возвращаясь в отель, они увидели нескольких полицейских, топтавшихся на углу, и решили зайти в кофейню, где укрылись в отдельной кабинке и попытались болтать ни о чем. Люсьен все еще находился под ошеломляющим впечатлением от рассказа Энсила, но продолжать эту тему не хотел.
– Номер в отеле оплачен еще за два дня, – сказал Люсьен. – Он в вашем распоряжении. Я уезжаю прямо сейчас. Вы можете пользоваться одеждой, зубной пастой – всем, что там есть. В шкафу висят старые защитные брюки с тремястами долларами в кармане. Они ваши.
– Спасибо, Люсьен.
– Каковы ваши планы?
– Не знаю. Я действительно не хочу в тюрьму, так что, наверное, как всегда, слиняю из города. Просто исчезну. Эти хлыщи меня не поймают. Для меня в этом нет ничего нового.
– И куда поедете?
– Ну, я мог бы податься и в Миссисипи, раз уж мой дорогой старший братец так высоко меня оценил. Когда я смогу получить свою долю наследства?
– Кто знает… Сейчас, когда мы с вами тут беседуем, там идет битва за него. Может, через месяц, а может, через пять лет. У вас есть мой телефон. Позвоните через несколько недель, глядишь, что-то и прояснится.
– Позвоню.
Люсьен расплатился, и они вышли через боковую дверь. Там, в переулке, и попрощались. Люсьен поспешил в аэропорт, Энсил – в отель. Когда он до него дошел, его уже ждал детектив.
В битком набитом зале, затихшем, ошеломленном, Фриц Пикеринг изложил свою историю со всеми сокрушительными подробностями. Летти сидела совершенно убитая, с опущенной головой, уставившись в пол, а потом и вовсе закрыла глаза. Время от времени она качала головой, как бы не соглашаясь, но никто в зале ей не верил.
Ложь, ложь, ложь…
Фриц продемонстрировал копию завещания своей матери. Джейк возражал против его приобщения к вещественным доказательствам на том основании, что невозможно было подтвердить подлинность почерка Айрин Пикеринг, но судья Этли почти не слышал его. Все было очевидно.
Уэйд Ланье попросил своего свидетеля зачитать пункт четвертый, тот, в котором говорилось, что Летти Лэнг завещано пятьдесят тысяч. Пикеринг прочел его медленно и громко. Два-три человека в ложе присяжных покачали головой, словно не могли в это поверить.
– Итак, мистер Пикеринг, – Уэйд Ланье продолжал вколачивать гвозди, – вы с сестрой усадили Летти Лэнг за кухонный стол и показали ей завещание вашей матери, так?
– Так.
– И если ранее в своих показаниях она заявила, что никогда не видела ничьего завещания, значит, она солгала?
– Наверное.
– Протестую, – подал голос Джейк.
– Отклоняется, – прорычал судья.
Было очевидно, во всяком случае Джейку, что отныне судья Этли – враг. Он видел в Летти лгунью, а в его мире нет порока хуже. За долгие годы он отправил в тюрьму несколько истцов и ответчиков, уличенных во лжи, но почти всегда это были дела о разводах. Ночь, проведенная в камере, творила чудеса обращения лжецов в правдолюбцев.
Летти тюрьма не грозила, хотя она была куда предпочтительнее того, что ее ждало на самом деле. В этот ужасный момент, когда присяжные нервно ерзали, озираясь, ей грозила потеря двадцати четырех миллионов плюс-минус, до вычета налогов, разумеется.
Когда свидетель говорит правду и эта правда болезненна, адвокатам ничего не остается, кроме как подвергнуть сомнению надежность свидетеля. Джейк сидел с каменным лицом, словно ожидал, что Фриц скажет именно то, что он сейчас говорил, но мысленно он лихорадочно искал уязвимое место в показаниях. Какая выгода Фрицу в этом свидетельстве? Зачем он теряет здесь время?
– Мистер Брайгенс? – произнес судья Этли, когда Ланье передал свидетеля для перекрестного допроса.
Джейк быстро встал и постарался изобразить уверенность. Первое правило любого выступающего в суде адвоката: никогда не задавать вопросов, ответы на которые вам неизвестны. Но если стоишь перед лицом неминуемого поражения, к черту все правила. Стреляя с ходу от бедра, Джейк сказал:
– Мистер Пикеринг, сколько вам заплатили, чтобы вы выступили сегодня с показаниями?
Пуля вошла прямо между глаз. Пикеринг дернулся, у него отвисла челюсть, и он беспомощно посмотрел на Ланье. Тот пожал плечами и кивнул. Вперед, мол, подумаешь делов-то.
– Семь с половиной тысяч долларов, – ответил Фриц.
– И кто вам заплатил? – потребовал ответа Джейк.
– Чек пришел из офиса мистера Ланье.
– И какая дата стоит на чеке?
– Я точно не помню… Что-то около месяца назад.
– Значит, месяц тому назад дело было фактически закрыто. Вы согласились прийти сюда, дать показания, и мистер Ланье послал вам деньги, так?
– Да, так.
– А вы не требовали больше семи с половиной тысяч? – спросил Джейк, стреляя наугад, не имея понятия об истинных фактах. Но интуиция его не подводила.
– Ну да, я просил больше.
– Вы хотели минимум десять тысяч, не правда ли?
– Ну, вроде того, – признался Фриц и снова посмотрел на Ланье.
Джейк читал его мысли.
– И вы сказали мистеру Ланье, что не будете свидетельствовать, если вам не заплатят, так?
– В то время я разговаривал не с мистером Ланье. Это был один из его сыщиков. Мистера Ланье я впервые увидел только сегодня утром.
– Не важно. Вы не собирались давать показания бесплатно, правильно?
– Правильно.
– Когда вы приехали из Шривпорта?
– Вчера во второй половине дня.
– И когда уезжаете из Клэнтона?
– Как только смогу.
– Значит, короткий бросок – скажем, двадцать четыре часа?
– Что-то вроде того.
– Семь с половиной тысяч за двадцать четыре часа. Вы весьма дорогой свидетель.
– Это вопрос?
Джейку стало намного легче, но он знал, что это не продлится долго. Посмотрел в свои записи, на каракули, которые сам не мог прочесть, и сменил тему:
– Мистер Пикеринг, разве Летти Лэнг не объяснила вам, что не имела никакого отношения к составлению завещания вашей матери?
Джейк знать не знал, что в действительности сделала Летти, разговор с ней впереди, быть может, уже во время ближайшего перерыва. И это будет пренеприятнейший разговор.
– Так она говорила, – ответил Фриц.
– И разве она не объяснила вам, что ваша мать никогда ни словом не обмолвилась с ней об этом завещании?
– Да, так она говорила.
– Где вы взяли копию завещания?
– Я ее сохранил.
На самом деле она пришла по почте от анонимного корреспондента, но кто теперь мог докопаться до этого?
– У меня больше нет вопросов, – сказал Джейк и сел.
– Перерыв до половины второго! – провозгласил судья Этли.
44
Джейк и Гарри Рекс сбежали из города. Джейк вел машину быстро, и они все дальше углублялись в сельскую местность, увеличивая расстояние между собой и кошмаром, случившимся в зале суда. Они не хотели рисковать столкнуться с Летти или Порцией, с другими адвокатами или с кем бы то ни было, кто стал свидетелем этого кровопускания.
Гарри Рекс был вечным «противником». Если день в суде проходил гладко, он не находил в нем ничего, кроме сплошного негатива. А в плохие дни мог неожиданно проявить неправдоподобный оптимизм в преддверии дня следующего. Пока сидящий за рулем Джейк кипел, Гарри терпеливо ждал, стараясь придумать что-нибудь, что могло поднять настроение приятелю – единственному защитнику своего окопа.
В голову пришло следующее:
– Вы бы лучше слезли со своей белой лошади и заключили сделку с этим сукиным сыном.
Джейк ответил только через милю пути:
– А почему вы думаете, что Уэйд Ланье пойдет на сделку? Он только что выиграл дело. Жюри теперь не даст Летти и пятидесяти долларов на поход в бакалейную лавку. Вы же видели их лица.
– Вы знаете, что в этом самое плохое, Джейк?
– В этом все «самое плохое». Хуже, чем плохое.
– Самое плохое, вы начали сомневаться во всем, что касается Летти. Я ни минуты не верил, что она, манипулируя Сетом, заставила его переписать завещание. Она не настолько хитра, а он был не настолько глуп. Но теперь вдруг, когда выяснилось, что она проделывала это и раньше, вы говорите: «Так-так, уж не привычное ли это для нее дело? Может, старушка смыслит в законах о завещаниях и наследовании больше, чем мы думаем?» И это вас бесит.