– Но почему она скрыла? Черт, я уверен, она никогда не рассказывала ни Порции, ни кому-то еще о том, что случилось с ней у Пикерингов. Наверное, мне нужно было еще полгода назад спросить: «Летти, а раньше вы никого не уговаривали изменить завещание, чтобы добавить в него выгодный для вас пунктик?»
– Что ж вы не подумали об этом вовремя?
– По глупости, надо полагать. Сейчас, во всяком случае, я чувствую себя полным болваном.
За окном промелькнула еще одна миля, потом еще одна.
– Вы правы, – сказал наконец Джейк. – Действительно начинаешь сомневаться во всем. А если уж мы сомневаемся, то что говорить о присяжных.
– Присяжных вы упустили, Джейк, и не вернете обратно. Вы представили своих лучших свидетелей, почти идеально спланировали дело, приберегли звезду напоследок, и она прекрасно сыграла свою роль. И вдруг всего за несколько минут все дело рухнуло из-за одного неожиданного свидетеля. Забудьте о присяжных.
Еще несколько миль за окном…
– Неожиданный свидетель. Безусловно, это повод для апелляции, – произнес задумчиво Джейк.
– Я бы на это не ставил. Вы не можете позволить делу зайти так далеко, Джейк. Вы должны заключить сделку до того, как оно перейдет к присяжным.
– Наверное, мне следует отказаться от ведения дела.
– Вам решать. Вы свои денежки получили, теперь можно и отойти. Но вспомните на минуту о Летти.
– Предпочел бы этого не делать.
– Я понимаю, но что, если она выйдет из зала суда без гроша?
– Может, этого она и заслуживает.
Они въехали на засыпанную гравием стоянку гастрономической лавки Бейтса. Красный «сааб» оказался здесь единственной иностранной машиной, остальные были грузовичками-пикапами, ни одного моложе десяти лет. Пришлось подождать в очереди, пока миссис Бейтс терпеливо наполняла тарелки, а мистер Бейтс собирал с каждого посетителя традиционные три пятьдесят, включающие чай со льдом и кукурузный хлеб. Народу было под завязку, свободных мест не наблюдалось.
– Сюда. – Мистер Бейтс указал на маленькую стойку недалеко от массивной газовой плиты, уставленной кастрюлями.
Здесь Гарри Рекс и Джейк могли разговаривать, соблюдая конфиденциальность. Не то чтобы это имело значение. Ни один из обедающих здесь сейчас не знал, что в городе идет суд, и тем более, какой драмой он обернулся сегодня для Джейка. С жалким видом сидя на высоком табурете и склонившись над тарелкой, он смотрел сквозь толпу.
– Эй, вам нужно поесть.
– Аппетита нет, – ответил Джейк.
– Тогда можно я съем?
– Наверное. Завидую этим людям. Им не надо возвращаться в проклятый зал суда.
– Мне тоже. Это ваше дело, приятель. И вы так неудачно его закрутили, что, боюсь, уже не раскрутить. Я больше не участвую.
Джейк отломил кусочек хлеба и сунул его в рот.
– Вы учились на юридическом вместе с Лестером Чилкоттом?
– Учился. Это был самый большой мерзавец на всем факультете. То есть поначалу-то он был неплохим парнем, а потом получил место в большой фирме в Джексоне и – бац! – вмиг превратился в отъявленного подлеца. Такое случается. Не он первый. А что?
– Пошепчитесь с ним сегодня, узнайте, пойдут ли они на сделку.
– Ладно. А каковы условия сделки?
– Не знаю. Но если они сядут за стол переговоров, мы обтешем дело. Когда я уйду, думаю, судья Этли возьмет переговоры в свои руки и позаботится, чтобы каждый что-нибудь получил.
– Вот теперь вы говорите дело. Стоит попробовать.
Джейк осилил немного жареной бамии. Гарри Рекс почти опорожнил свою тарелку и поглядывал на тарелку Джейка.
– Послушайте, Джейк, вы ведь играли в футбол, правда?
– Пытался.
– Нет, я помню: вы были квотербеком хилой команды Карауэя, которая, насколько я знаю, не выиграла ни одного сезона. Каков был самый позорный момент, который вы испытали на поле?
– В младших классах «Рипли» обыграл нас со счетом пятьдесят – ноль.
– А какой счет был перед перерывом?
– Тридцать шесть – ноль.
– И вы не ушли с поля?
– Нет, я же был квотербеком.
– Ну вот. Вы еще до окончания игры знали, что не выиграете, но вывели команду на последний тайм и продолжали играть. Вы не бросили свою команду тогда и не можете бросить теперь. В данный момент победа кажется весьма сомнительной, но вы обязаны поднять свою задницу и снова выйти на поле. Сейчас вы выглядите безнадежно побежденным, а жюри следит за каждым вашим движением. Будьте хорошим мальчиком, доедайте свои овощи и поехали.
Присяжные разошлись на ленч и снова собрались в совещательной комнате в 13.15. Разбившись на группки, они шепотом обсуждали дело. Все были удивлены и смущены. Удивлены тем, как резко оно вдруг повернулось против Летти Лэнг. До того как на свидетельском месте объявился Фриц Пикеринг, с каждым новым доказательством становилось ясно, что Сет Хаббард был человеком, делавшим то, что хотел он сам, и твердо знавшим, что он делает. Все вмиг изменилось, и на Летти теперь все смотрели с большим подозрением. Даже двое черных присяжных, Мишель Стилл и Барб Гастон, казалось, были готовы покинуть корабль.
Смущение же вызывало то, что будет дальше. Кого теперь Джейк посадит на свидетельское место, чтобы исправить положение? И можно ли его вообще исправить? И если они, присяжные, не признают рукописное завещание, что станет со всеми этими деньгами? Столько вопросов, и все без ответа.
Присяжные так активно болтали о деле, что староста, Невин Дарк, вынужден был напомнить: его честь категорически запрещает то, чем они сейчас занимаются.
– Давайте поговорим о чем-нибудь другом, – вежливо предложил он, не желая никого обидеть. В конце концов, он не был их начальником.
В 13.30 пристав вошел в комнату, пересчитал их по головам.
– Пойдемте, – пригласил он.
Они последовали за ним в зал. Рассевшись, все уставились на Летти Лэнг, которая не поднимала головы от каких-то записей. Ее адвокат тоже не смотрел в ложу присяжных и не одаривал их, по обыкновению, своей очаровательной улыбкой. Вместо этого он сидел, откинувшись на спинку стула, жевал кончик карандаша и старался выглядеть спокойным.
– Мистер Ланье, можете вызывать своего следующего свидетеля, – сказал судья Этли.
– Да, сэр. Протестующая сторона вызывает мистера Гершела Хаббарда.
Тот занял свидетельское место, с глупой улыбкой посмотрел в сторону жюри, произнес клятву и начал отвечать на множество самых заурядных вопросов. Уэйд Ланье хорошо натаскал его. Они ходили взад-вперед, покрывая все аспекты лишенной событий жизни Гершела. Волчок вертелся, и Гершел с огромной нежностью вспоминал детство, родителей, сестру и славные времена, когда все они жили вместе.
Да, развод был весьма болезненным, но семья прошла через это и стойко преодолела все. Они с отцом были очень близки: часто разговаривали, встречались при первой же возможности, но у обоих было очень много дел. Еще, как оказалось, оба были страстными болельщиками «Храбрецов из Атланты». Ездили повсюду за любимой командой и обсуждали все ее игры.
Летти смотрела на него в полном недоумении. Она никогда не слышала, чтобы Сет хоть словом обмолвился о «Храбрецах из Атланты», и не видела, чтобы он хоть раз смотрел бейсбол по телевизору.
– Мы старались не реже раза в сезон ездить в Атланту, чтобы посмотреть какую-нибудь игру, – продолжал заливаться Гершел.
Что он говорит? Для Джейка и для всех остальных, слышавших его предварительные показания, это было неожиданностью. Там он ни разу не упоминал о поездках с отцом.
Но Джейк ничего не мог поделать. Потребуется дня два адской работы, чтобы доказать, что никаких поездок в Атланту не было. Если Гершелу угодно рассказывать сказки о себе и своем отце, то сейчас Джейк не мог его остановить. Тем более что он должен проявлять осторожность: если у присяжных еще осталась хоть капля доверия к нему, он может лишиться и ее, если начнет нападать на Гершела. Как же! Человек потерял отца, был исключен из завещания самым жестоким и унизительным образом. Для присяжных было естественно и легко испытывать к нему сочувствие.
И как поспоришь с сыном, который не был близок с отцом, но теперь под присягой утверждает, что был? Никак, и Джейк знал, что этот аргумент ему не опровергнуть. Он слушал сказки Гершела, делал заметки и старался сохранить непроницаемое выражение лица, будто все прекрасно. Но не мог заставить себя посмотреть на присяжных. Между ними встала стена. Никогда прежде с ним такого не случалось.
Когда наконец они добрались до болезни Сета, Гершел принял скорбный вид и даже, казалось, едва сдерживал слезы.
– Это было ужасно, – сказал он, – видеть, как энергичный, жизнелюбивый человек высыхает и скукоживается от болезни. Он столько раз пытался бросить курить, мы вели с ним долгие, задушевные разговоры на эту тему.
Сам Гершел бросил курить в тридцать лет и умолял отца последовать его примеру. В последние месяцы его жизни Гершел навещал отца часто как только мог. И да, они говорили о наследстве. Намерения Сета были совершенно ясны. Возможно, он не проявлял особой щедрости по отношению к нему и Рамоне, когда они были моложе, но хотел, чтобы после его смерти они получили все. Он заверил их, что составил завещание по всем правилам, такое, которое оградит их от всех финансовых неприятностей и обеспечит будущее их детей, горячо обожаемых внуков Сета.
Сам Гершел бросил курить в тридцать лет и умолял отца последовать его примеру. В последние месяцы его жизни Гершел навещал отца часто как только мог. И да, они говорили о наследстве. Намерения Сета были совершенно ясны. Возможно, он не проявлял особой щедрости по отношению к нему и Рамоне, когда они были моложе, но хотел, чтобы после его смерти они получили все. Он заверил их, что составил завещание по всем правилам, такое, которое оградит их от всех финансовых неприятностей и обеспечит будущее их детей, горячо обожаемых внуков Сета.
А перед самым концом Сет перестал быть собой. Они все время созванивались, и сначала Гершел заметил, что у отца слабеет память. Он не мог вспомнить счёта, с каким накануне закончился бейсбольный матч. Без конца повторял одно и то же. Или начинал рассуждать о Мировой серии, хотя «Храбрецы» в прошлом году в ней не участвовали. Но Сет был уверен, что участвовали. Реальность ускользала от старика. Сердце разрывалось, глядя на это.
Неудивительно, что о Летти Гершел высказывался осмотрительно. Она прекрасно выполняла свои обязанности: убирала в доме, стряпала, заботилась об отце. Но чем дальше заходила его болезнь, тем, похоже, больше она его ограждала. Казалось, она не хотела, чтобы Рамона и Гершел бывали в доме. Несколько раз, когда Гершел звонил отцу, Летти отвечала, что он плохо себя чувствует и не может подойти к телефону. Она старалась отсечь его от семьи.
Глядя на свидетеля, Летти в изумлении медленно качала головой.
Это было настоящее представление, и к тому времени, когда оно закончилось, Джейк испытал такое потрясение, что не мог ни думать, ни действовать. Благодаря искусной и, без сомнения, изнурительной подготовке, Уэйд Ланье состряпал художественный вымысел, которому позавидовали бы любые отец и сын.
Взойдя на подиум, Джейк спросил:
– Мистер Хаббард, во время своих поездок на игры «Храбрецов», в каком отеле вы с вашим отцом останавливались?
Гершел заерзал, открыл было рот, но ничего не ответил. Во всех отелях существуют книги регистраций, которые можно проверить.
– Ну… мы… останавливались в разных отелях. – Он наконец справился с растерянностью.
– Ездили ли вы в Атланту в прошлом году?
– Нет, папа был слишком болен.
– А в позапрошлом?
– Думаю, да.
– Отлично, значит, это был восемьдесят седьмой год. В каком отеле вы жили?
– Не помню.
– Ладно. А с кем играли «Храбрецы»?
Проверить календарь игр и составы команд-участниц за любой год тоже не составляет труда.
– Ну… гм-м… я, знаете ли, не уверен… Может, с «Кабз»?
– Это легко проверить. Когда состоялась игра?
– О, я совсем не запоминаю дат.
– Хорошо. А в восемьдесят шестом? Вы тоже ездили в Атланту на одну-две игры?
– Думаю, да.
– В каком отеле останавливались?
– Может, в «Хилтоне». Не уверен.
– С кем играли «Храбрецы»?
– Э-э… дайте вспомнить… Не помню точно, но знаю, что в какой-то год мы смотрели их игру с «Филадельфией».
– Кто играл у «Филадельфии» на третьей базе в восемьдесят шестом?
Гершел тяжело сглотнул, глядя прямо перед собой и все время двигая руками, потом бросил взгляд на присяжных. Он попался в капкан собственной лжи – в художественном шедевре Ланье оказались прорехи.
– Я не знаю, – пробормотал он.
– Вы не помните Майка Шмидта, величайшего игрока, участвовавшего в том матче? Он продолжает играть и скоро, судя по всему, попадет в Зал бейсбольной славы.
– Простите, нет.
– А кто играл в центре поля у «Храбрецов»?
Снова мучительная пауза. Было очевидно, что Гершел ничего не смыслит в бейсболе.
– Вы когда-нибудь слышали о Дейле Мерфи?
– Да, конечно! Это был он. Дейл Мерфи.
В тот момент Гершел по всем признакам представлял собой типичного лжеца или как минимум великого выдумщика. Джейк мог и дальше прощупывать его по другим аспектам показаний, но не было гарантии, что он снова наберет очки. Интуитивно Джейк решил на этом допрос закончить и сел на место.
Следующей была Рамона. Та начала рыдать вскоре после присяги: ах, она все еще не может поверить, что ее любимый «папочка» настолько потерял рассудок, что решил лишить себя жизни. Со временем, однако, Ланье ее утихомирил, и они пошли по заранее написанному сценарию: она всегда была папиной любимицей и не могла от него оторваться, а он обожал Рамону и ее детей и часто навещал их в Джексоне.
И снова Джейк не мог, нехотя, не восхититься Уэйдом Ланье. Он прекрасно подготовил Рамону к предварительным показаниям в декабре и теперь обучил ее искусству наглого притворства. Он знал, что во время суда у Джейка не будет возможности опровергнуть ее показания, поэтому в ходе предварительного опроса выдал крохи, достаточные, чтобы ответить на вопросы, зато на жюри обрушил потоки фантастического вымысла.
Ее выступление представляло собой мелодраматическую смесь эмоций, плохой актерской игры, лжи и преувеличений. Джейк начал исподтишка поглядывать на присяжных, чтобы понять, принимают ли они все это за чистую монету. Когда Рамона в очередной раз зарыдала, Айви Грэммер, номер второй, встретившись взглядом с Джейком, нахмурилась, словно спрашивая: «Вы можете в это поверить?»
По крайней мере Джейк так истолковал ее мимику. Он мог и ошибаться. Интуиция его была поколеблена, и он не совсем доверял ей. Айви была его любимой присяжной. За два дня они не раз встречались взглядами, и это уже становилось почти похожим на флирт. Джейк не в первый раз пользовался своей привлекательной внешностью, чтобы расположить к себе присяжного, да, наверное, и не в последний. А потом он поймал взгляд Фрэнка Доули, откровенно говорящий: «Жду не дождусь подпалить тебя».
Уэйд Ланье тоже не отличался безупречностью. Он слишком затянул прямой допрос Рамоны и начал терять внимание аудитории. Голос у нее был скрипучий, а ее рыдания утомительны. Те, кто все еще наблюдал за ней, мучительно ждали окончания допроса, и когда Ланье наконец сказал: «Свидетельница в вашем распоряжении», судья Этли, поспешно стукнув молоточком, объявил перерыв на пятнадцать минут.
Присяжные покинули опустевший зал. Джейк остался за столом, как и Летти. Пора было выяснить отношения. Порция придвинула стул ближе, так что, сбившись в кучку, они могли тихо говорить втроем.
– Джейк, простите меня, – прошептала Летти. – Что я наделала! – В ее глазах стояли слезы.
– Летти, почему вы мне ничего не сказали? Если бы я знал о Пикерингах, я бы смог подготовиться.
– Все было совершенно не так, Джейк. Клянусь, мы никогда не говорили с миссис Айрин ни о чем подобном. Ни до того, как она написала это завещание, ни после. Я вообще не знала о его существовании до того, как пришла в то утро на работу и разразился этот скандал. Клянусь, Джейк. Дайте мне объяснить это присяжным. Я смогу. Я сумею заставить их поверить мне.
– Это не так просто. Поговорим об этом позже.
– Но мы должны высказаться, Джейк. Гершел и Рамона врут напропалую. Разве вы не можете их остановить?
– Не думаю, что жюри слишком поверило им.
– Рамона им не понравилась, – вставила Порция.
– Могу их понять. Мне нужно в туалет. Есть известия от Люсьена?
– Нет, я проверяла автоответчик во время перерыва на ленч. Звонили несколько адвокатов, несколько журналистов и один звонок с угрозой.
– Что?
– Какой-то тип сказал, что, если вы выиграете дело и отдадите все деньги проклятым ниггерам, ваш дом снова сожгут.
– Как мило. Мне это даже нравится: вызывает приятные воспоминания о победном процессе Хейли.
– Я это сообщение сохранила. Хотите, чтобы я связалась с Оззи?
– Конечно.
Гарри Рекс поймал Джейка, когда тот выходил из туалета:
– Я говорил с Чилкоттом. Никаких сделок. Они не заинтересованы в соглашении. Он практически рассмеялся мне в лицо, сказал, что у них есть еще сюрприз-другой.
– Какой еще сюрприз? – в панике воскликнул Джейк.
– Разумеется, он мне не сказал. Еще одна засада.
– Я не могу допустить еще одну засаду, Гарри.
– Спокойно. Вы все делаете отлично. Не думаю, что Гершел и Рамона произвели впечатление на присяжных.
– Мне ее прижать?
– Нет. Не волнуйтесь. Если вы ее прижмете, она просто снова начнет рыдать. Жюри уже тошнит от нее.
Пять минут спустя Джейк поднялся на подиум.
– Итак, миссис Дэфо, ваш отец умер второго октября прошлого года, верно?
– Да.
– Когда в последний раз перед его смертью вы виделись с ним?
– Я не веду записей, мистер Брайгенс. Он был моим папой.
– Правда ли, что в последний раз вы виделись с ним в конце июля, более чем за два месяца до его смерти?
– Нет, неправда. Я все время встречалась с ним.
– А в последний раз, миссис Дэфо? Когда вы виделись с ним в последний раз?
– Я же сказала, я не записываю. Вероятно, недели за две до его смерти.
– Вы уверены?
– Ну… нет, я не утверждаю… А вы всегда записываете даты, когда навещаете своих родителей?