— Лехистан за границей. Кто же у них там сейчас на хозяйстве за главного? — спросил Колосов. Но рубоповец лишь махнул рукой:
— Да какая разница кто? С Модиным имела и будет дело иметь низшая каста. Шелупонь. Им приказали — они сделали, припугнули. И финита. И при всем нашем… при всем твоем, коллега, горячем желании действовать, отрывать им, гадам ползучим, головы, ни на самого Лешеньку-Лехистана, ни даже на его ближайшее окружение мы по этому делу при такой вот хлипкой Доказательственной базе не выйдем. Оперативной перспективы — ноль: мы уже все просчитали. Это я тебе говорю.
— Поэтому, раз нет перспективы взять Леху за упитанную задницу, значит, и делать ничего не надо? Хорошая у вас логика, Гена, Гена, эх, доплетете вы когда-нибудь свои комбинации… — Колосова, хотя он и злился, порой восхищало и это ленивое всезнайство, и абсолютнейший невозмутимый пофигизм Обухова. Тот считал достойными себе противниками лишь крупных и очень крупных представителей «контингента». И сладостно, и долго копил на каждого такого потенциального «крупняка» горы компры в персональном компьютере.
Когда-нибудь, по его убеждению, все это должно было сработать и прогреметь так, что аж всем чертям станет тошно. Но если у рубоповцев спрашивали, когда же, ну когда настанет тот долгожданный День Гнева, когда грянет гром и грянет ли вообще, Гена Обухов в числе первых делал красивые загадочные глаза и многозначительно обещал: скоро; потерпите еще чуток.
— Ладно, делайте что хотите, но с Модиным я буду контактировать лично и один, без твоих помощничков. — Колосов всем своим видом показывал, что никакие возражения тут более неуместны.
— Да там все проще пареной репы, Никит. Не паникуй. — Обухов сладко-сладко потянулся. — Он трясет мошной, отсчитывает купюры. Мы их помечаем скоренько. Потом он с нашим сопровождением — ну, хочешь, ты сыграй роль его телохрана, окунись, так сказать, в героическую атмосферу — едете «на место» по их звонку. Вручаете портфель с деньгами. Потом мы их берем. Я устраиваю так, что… Ну, будет моментик, когда твой Модин подумает, что все, хана, мол, пишите письма. Смертельная и грозная опасность нависает над его головой, а ты… — Обухов ухмыльнулся. — Ты его спасаешь. Красиво так, живописно, натурально. И — финита. Потоки благодарных слез, пожатия рук. Ты получаешь личный контакт со свидетелем — как результат полного к себе доверия и приязни, он деньги свой назад и покой душевный, а я… Один я, бедный, ни черта не получаю интересного. Я и так, как видишь, все знаю.
— А вы получаете статистику. Год закрывать — чем отчитываться-то будешь? Комбинациями, что ли, своими? Теорией?
— Отчитаемся. Не волнуйся за нас. Но… галочка лишняя не помешает. Знаешь, эти бюрократы меня когда-нибудь в гроб загонят.
На том они и поладили. Колосов был доволен и удивлен. На этот раз с Генкой обошлось все тихо-мирно. Без ругани и обычной дележки полномочий, без криков: «А ты кто такой?» — «Нет, а ты кто такой?»
На словах и с Модиным все должно было получиться гладко. Однако как оно там сложится на самом деле — одному богу было известно. А загадывать Колосов не любил.
Когда он вошел в кабинет, где Модин в полной одиночестве от руки, без помощи верной секретарши, переписывая заявление, не стал начинать дело издалека, а бухнул сразу из всех бортовых орудий залпом:
— Сумма требуемая у вас, в наличии, Станислав Сергеевич?
Модин вздрогнул. Отложил ручку — «Паркер» золотоперый, — сдвинул очки на кончик носа.
— Вы… ах, это вы, простите, но я как-то вас не узнал… Вы…
«Странно, что вообще припомнить силится», — подумалось Колосову. Кроме мимолетной встречи у коттеджа Ачкасова и последующей сухой и краткой беседы с «другом покойного» на тему «ах оставьте вы нас всех в покое», они с Модиным не общались.
— Ну, что на этот раз у нас случилось? — В кабинет зашел Обухов; забрал заявление, прочел, хмыкнул удовлетворенно: — Ясненько, Станислав Сергеич, вот это уже больше похоже на правду.
— Я думал, что так у вас обращаются только с теми, кто преступил закон, — сказал Модин скорбно. Колосов увидел, что толстяк весь взмок. Пот лил с него градом, и ему то и дело приходилось вытирать платком лицо и шею.
— Мы разве дурно с вами обращаемся? Откуда такие мысли? — Обухов удивленно приподнял брови.
— Вы… — Модин опустил глаза. Колосов читал на его осунувшемся, обрюзгшем лице; «Господи, ну зачем я все это затеял? Зачем я к ним пришел?» Большего раскаяния на лице заявителя о том, что обратился в «органы», Никите еще не доводилось лицезреть.
— А вы, дорогой Станислав Сергеевич, должны были сразу поиметь четкое представление о том, насколько серьезен вопрос, с которым вы к нам пришли. Правоохранительные органы, к вашему сведению, не мальчишки для битья. У вас, дорогой мой, проблема финансового плана с вашими непосредственными партнерами, которых вы самым нахальным образом пытаетесь кинуть. Ну и на здоровье! А вы имеете наглость пытаться использовать органы госвласти в качестве прикрытия, чтобы уйти от совершенно законной — учтите, — совершенно оправданной обязанности расплачиваться по взятым некогда на себя обязательствам. И вы хотите, чтобы я терпел все это?
— Но с меня вымогают деньги!
— Разве в сентябре прошлого года вами не был взят соответственно кредит в банке?
— Но тех людей, которые ко мне ворвались, я и в глаза никогда не видел! Я у них ничего никогда не брал. А они вымогают у меня деньги, а я… — Тут Модин, словно на гвоздь, наткнулся взгляд Обухова и умолк. А тот все продолжал есть его взглядом: что; дескать, ты нас за дурачков, в натуре, считаешь?
— Сумма, которую должны вы вернуть банку, эта сумма у вас есть? — снова спросил Колосов.
Модин глянул на него с великой тревогой.
— А это был самый первый вопрос, который мне задали в этом учреждении, — сказал он с нервным смешком. — Приготовил ли я деньги. Почему-то мои финансовые дела здесь всех так интересуют? Что я, украл, что ли, что-то? Я заработал. Все, что я имею, я заработал трудом. Вот этими своими руками, молодой человек, и прекратите так ернически ухмыляться! — Модин поперхнулся от волнения. — Между прочим, я вам обоим в отцы гожусь, а вы… вы смеете со мной таким тоном… Я… я жалею, что пришел, да! — выкрикнул он. — Да, очень жалею. Такое отношение здесь, что… Говорили мне умные люди: не ходи, не суйся, так нет же, надо дураку старому все на собственной шкуре испытать!
— Да не волнуйтесь вы. — Колосов удобно уселся на стул напротив него. — Вы же не в налоговую полицию с повинной пришли, правда? Ну, не паникуйте и не кричите. А слушайте внимательно. Ложь, которую вы поначалу изложили в официальном документе — заявлении в милицию, — вот он, — Колосов кивком головы указал на Обухова, — он вам великодушно прощает. Дальше этих стен все это не пойдёт. Но запомните на будущее: лгунов тут не любят и сразу ставят на место. Вам ясно? Не слышу ответа.
— Ясно.
— Далее. Про деньги ваши я спрашиваю потому, что хочу, чтобы они при вас остались копейка в копейку. Если мы сейчас порвем ваше заявление, а вы сделаете нам ручкой — чего, по глазам вашим вижу, вам хочется чрезвычайно, — хуже будет только нам. И знаете почему? Вас пришьют ваши нетерпеливые кредиторы где-нибудь по дороге из офиса в сауну. А я, лично я, должен буду среди ночи выезжать на ваш хладный труп и расхлебывать потом все это ваше долговое финансовое дерьмо. А я ценю свое время и свои нервы.
— Я не хожу по баням. У меня слабое сердце. Врачи мне категорически запретили. — Модин тяжело откинулся на спинку стула. — А трогательная ваша забота о моей жизни меня впечатляет. А ваш профессиональный цинизм, молодой человек, просто подкупает.
— А никакого цинизма. Говорю, что думаю. Голую правду.
— Я понимаю. В таком случае ваши коллеги еще обычно добавляют: знаете, какая у нас зарплата? А у вас какая?
— А вы что, хотите, чтобы мы вам тут почтительно… лизали, что ли, состоятельный вы наш? — Обухов усмехнулся криво.
Модин молчал. У него был вид человека, оскорбленного до глубины души. А Колосов вдруг в этот миг словно увидел его со стороны:, этот толстый, рыхлый, пожилой мужчина в дорогом костюме, дорогих ботинках, дорогом галстуке… и правда годился ему по возрасту в отцы.
— Что за место, куда они вас привезли? — спросил он, отводя глаза.
— Что-то типа подвала или подсобного помещения. Наверху шум был. Может быть, какое-то производство небольшое, цех.
— Долго ехали туда?
— Долгов — Модин отвечал теперь тихо, даже как-то безучастно. — Сначала считать пытался. Счет иногда помогает сориентироваться во времени. Потом сбился.
— Сам Лехистан когда-нибудь по этому вопросу с вами на контакт выходил? — спросил Обухов.
Модин лишь глянул в его сторону. Затем покачал головой: нет.
— Что конкретно вы должны сделать? Что они вам приказали? — спросил Колосов.
— Что за место, куда они вас привезли? — спросил он, отводя глаза.
— Что-то типа подвала или подсобного помещения. Наверху шум был. Может быть, какое-то производство небольшое, цех.
— Долго ехали туда?
— Долгов — Модин отвечал теперь тихо, даже как-то безучастно. — Сначала считать пытался. Счет иногда помогает сориентироваться во времени. Потом сбился.
— Сам Лехистан когда-нибудь по этому вопросу с вами на контакт выходил? — спросил Обухов.
Модин лишь глянул в его сторону. Затем покачал головой: нет.
— Что конкретно вы должны сделать? Что они вам приказали? — спросил Колосов.
— Приготовить деньги. Они завтра позвонят.
— Вы же сказали, три дня вам дали.
— Сегодня квас раз третий день.
— Что же сватались-то, не сразу с заявлением к нам обратились? — хмыкнул Обухов.
— Я уже сказал: я крайне сожалею, что вообще это сделал.
— Прискорбно, что вы так нерасторопны, Станислав Сергеевич. У нас было бы больше времени на подготовку соответствующих мер по оказанию вам действенной помощи.
— Я сомневаюсь, что вы ее вообще способны кому-то оказать, молодые люди.
— Деньги у вас? — в третий раз повторил свой любимый вопрос Никита.
— Я… я не понимаю… При чем тут мои деньги?
— Наши специалисты пометят купюры. Фактически мы обеспечим этим доказательство по составу преступления, которое в будущем следователь и вменит вашим «кредиторам»— вымогательство. Информация же о невозврате вами кредита дальше этих стен, как я и сказал, не пойдет.
— Но я надеялся, я думал, вы обойдетесь без… вы сможете…
— Слышь, Никита Михалыч? Нет, ты слышал его? Он надеялся, что мы вышибалами для него станем! Прикатим вместе с ОМОНом по его доносу к красновской братве, уложим их там мордами на пол, пригрозим: такие-сякие, оставьте заявителя в покое! А он тем временем совсем сухим из воды выскочит. Ни бакса из кассы не извлечет. Ох, боже ты мой, как еще наивен народ наш! — Обухов хлопнул ладонью по колену. — Непуганый заявитель какой пошел, наивняк. Ой, мама моя родная.
— С вашими деньгами ничего не случится, не волнуйтесь, — успокоил Модина Колосов. — Мы заинтересованы в том, чтобы они были в целости и сохранности, хотя бы для того, чтобы быть использованными в качестве вещественного доказательства. Не скрою, вы с вашими проблемами долговыми интересуете нас мало, В принципе вам надо было бы просто в срок возвращать деньги тем, у кого вы их брали, а не обманывать людей. Лично нам нужен Лехистан — Кедров. А для того чтобы его хоть как-то зацепить, нам нужна не проваленная изначально, зато громкая операция, а доказанный состав преступления — «вымогательство». Для этого мы и используем помеченные купюры. Я поеду с вами на встречу с этими людьми, ну… скажем в качестве вашего телохранителя. Кстати, а таковые у вас имеются?
— Я не член правительства, — огрызнулся Модин. — Наше торговое объединение имеет сеть собственной внутренней охраны. Но лично я для себя никогда не имел. И вообще это излишество, пустая трата денег. Да это и как-то странно.
— Ну, они ведь не ставили вам прямого условия, чтобы вы приехали один, правда? Приедем вдвоем.
— Кончай артачиться, дед, — Обухов тяжело хлопнул «человека, годящегося им в отцы» по плечу. — У нас тут свои правила игры. Деньги твои не пропадут. Шваль эта от тебя от станет. Разве не этого ты добиваешься? А в остальном запомни: ты пешка. Что будет, как, зачем и почему, решать уже не тебе. Здесь не твой евросупермаркет, усек? Тут я командир. И мне на твои деньги, на твои связи и на всю твою коммерцию — наплевать и растереть. Понял, ну?
Модин поднялся. У него дрожали руки. Он никак не мог спрятать «Паркер» во внутренний карман пиджака. А Колосову показалось: «человек, годящийся им в отцы», человек пришедший к ним хоть и с ложью в кармане, но все-таки за помощью и зашитой, постарел на несколько лет.
Глава 14 ОПЕРАЦИЯ «ЖЕЛТЫЙ ЧЕМОДАНЧИК»
Эту операцию впоследствии окрестили в розыске «Желтый чемоданчик». А Колосову не раз приходилось опровергать вздорные слухи о том, как «РУБОП приковал к кейсу начальника отдела убийств, а тот даже не смог оказать сопротивления».
В принципе в этом деле не было ничего забавного, а даже наоборот. Но вся эта обуховская «комбинация» отчего-то весьма, быстро перешла в разряд комических и легендарных баек, которые так часто рассказывают в милиции. Да и сам Никита скорей бы дал руку себе отрубить, чем признался коллегам, как ему на самом деле хреново было в роли «телохрана», словно шавка приблудная прикованного цепью к кейсу с «ба-альшими деньгами».
В отделе убийств Колосова потом частенько спрашивали его же собственные коллеги: а для чего понадобилось городить столь сложный огород по модинскому делу о «лжевымогательстве», добиваясь какого-то мифического полного и доверительного контакта с этим человеком? Не проще ли было просто заставить его давать нужную информацию, припугнув, поднажав, поставив жесткие условия: «либо ты нам, дорогой, либо мы тебе». Никита на все Подобные вопросы глухо отмалчивался. Иногда отговаривался от наиболее настырных старым афоризмом, что, мол, и два человека могут привести лошадь к водопою, но и сорок не заставят ее пить.
Он никогда впоследствии не распространялся о том, что действительно произошло между ним и владельцем сети торговых павильонов по продаже стройматериалов. Он не хотел ничего никому объяснять еще и потому, что ему и самому до конца было непонятно самое главное: как вообще после их с Обуховым наезда Модин пошел с ними на какой-то человеческий контакт.
Операцию «Желтый чемоданчик» рубоповцы провели, как Обухов впоследствии хвастал, «без сучка, без задоринки». Он был великий умелец отчитываться во всех своих профессиональных свершениях перед высоким начальством.
А у самого начальника отдела убийств воспоминания о дне этой операции были разбиты на какие-то отдельные разрозненные фрагменты, которые было сложно объединить в общую картину происшедшего. Отсчет времени для Колосова начался с одиннадцати часов вечера еще не истекших суток, это и был фрагмент первый: они с Обуховым полуночничают в святая святых — аналитическом центре РУБОП. Шерстят банк компьютерных данных «Группировка и Преступное сообщество», изучая подноготную каждого члена красновской ОПГ.
«Вот этого постарайся хорошенько запомнить, эту морду тоже. А этот вряд ли там появится — по нашим данным, он уже как-то не у дел. Это… ба, Коля Краузе — кличка Маузер, — читай его послужной списочек. Впечатляет? Ничего себе пельмешка, Да? А этого я лично знаю, встречались… Потом, естественно, отпустили за недоказанностью… Руку он себе переломил еще „при попытке к бегству“… А этот тихий у них, малахольная божья коровка — молодой еще, да и на кокаине. А вот это — любуйся на него — вообще чудо в перьях», — таким образом Обухов наставлял начальника отдела убийств, листая банк данных, поднимая оперативные разработки на каждого из красновцев. Колосову с его подачи приходилось запоминать тысячу разных вещей: кто из братков какой по характеру — кто покладист и туг на мозги, а кто суетлив, истеричен и агрессивен, кто, когда, где и с кем сидел — каким судом был осужден. Кто каким оружием владеет и к какому его виду имеет сердечную склонность — от пистолета до гранатомета. У кого дома семеро по лавкам, а кто до сих пор гуляет в холостяках, обремененный лишь «горячо любимой парализованной мамочкой». Кто страстный собачник, лошадник, кошатник, не пропускающий ни одной выставки, а кто по жестокосердию своему на дух не переносит животных и постоянно развлекается тем, что палит в полях Подмосковья из «Макарова» по воронью. Кто предан Лехе-Лехистану душой и телом, а кто давно уже, по обуховским данным, вынашивает на своего босса увесистый камень за пазухой.
Одним словом, голова от всей этой аналитики шла кругом. А Обухов смолил одну сигаретку за другой и тоном доброго усталого, «старшего товарища по оружию» вдалбливал коллеге сведения, которые «а вдруг да пригодятся» и которые, по его глубокому убеждению, только умственно отсталого могут не интересовать.
Фрагмент второй ассоциировался в памяти Никиты с так называемым «возвращением блудного клиента»: Модин вместе с сотрудниками РУБОП ездил домой и привез деньги; предназначенные для уплаты откупленного долга. Купюры на общую сумму в триста тысяч «зеленых» аккуратненько пометили спецсредством и сложили в кейс Модина. Обухов, собственноручно проверил «приманку», замок и установил код. По его лицу было видно: ох и доволен он, что темп операции выдержан в лучших традициях гангстерского боевика. Будет потом что вспомнить в мемуарах.
Фрагментом третьим, запечатленным памятью Колосова, было лицо Модина, когда они уже садились в машину. Долгожданный звонок от «кредиторов» поступил в 8.15 утра. Видимо, то были люди деловые и занятые, буквально на вес золота ценившие свое рабочее время. Модина чей-то приятный баритон сухо спросил: а будет ли песня? Услышав взволнованные заверения, назначил время — 9.15 и место — 42-й километр Горьковского шоссе.