Глава 17
ПО КРОВАВОМУ СЛЕДУ
Флейта наигрывает простенькую фальшивую мелодию. Ей вторят крошечные барабанчики — тук-лук… Как дождик по крыше, как каблучки по асфальту, как пригоршня камешков, брошенных в стекло…
И приснится же такая ерунда! Катя с трудом разлепила глаза. Спать, как же хочется спать, головы не поднять с подушки! Мелодия, звучавшая в последние мгновения сна, оборвалась. Катя вспомнила: ее играл флейтист-попрошайка в переходе на Манежной. Мальчишка — щуплый, дохленький— казалось, что даже флейта-малютка тяжела для его пальцев с обгрызенными ногтями.
Стук повторился. Катя через силу стряхнула остатки сна. Кто-то действительно бросал в ее окно камешки со стороны дороги от забора. Часики у изголовья показывали страшно сказать сколько: половину пятого утра! Тихо, как мышь, Катя сползла с кровати — Нина за стеной спит, не дай бог ее разбудить. Распахнула окно: у калитки знакомая черная «девятка» и Колосов. Он только что перемахнул через забор и приземлился (Кате так и хотелось съязвить — шлепнулся) в кусты крыжовника.
Колосов приложил палец к губам, потом махнул рукой: одевайся, мол, по быстрому и тихо. Все это было так не похоже на обычное поведение начальника отдела убийств, что Катя не знала, что и думать! Что еще стряслось? Почему в такой неурочный час Никита в Май-Горе? Если это он подобным образом пытается обставить конспиративную встречу с «конфидентом» на предмет получения самой свежей информации про дачников — это, извините, просто курам на смех.
— Никит, что такое? Почему…
— Тихо. Молчи. Давай руку. — Он явно хотел, чтобы она покинула дом не как все нормальные люди через дверь, а, словно вор, через окно!
Катя никак не хотела идти на поводу у подобной вздорной идеи. Соскочила с подоконника и вот уже спускалась по ступенькам, мокрым от росы. Колосов был уже в машине.
— Что происходит, Никита? — Но легкомысленный тон сразу же улетучился, едва лишь она увидела его лицо.
Начальник отдела убийств был явно не в себе. Катя даже подумала: выпил! От Никиты и правда попахивало спиртным, но… Она поймала его взгляд в зеркальце. Господи, что там еще такое?
— Катя, ты должна это увидеть. — Теперь он смотрел только на дорогу, пыльной лентой послушно и стремительно стелившуюся под колеса машины, уводившую из поселка к подножию Май-горы. — Я даже не знаю, что тебе сказать кроме: ТЫ ДОЛЖНА ЭТО УВИДЕТЬ САМА.
За окном мелькнула березовая роща, прогалинами которой Катя еще совсем недавно любовалась в лунном свете, речка Сойка, а вот и белая церковь с разрушенной колокольней. А над ними — огромный темно-зеленый, сумрачный в предутренней мгле купол горы.
Они промчались мимо остатков церковной ограды, мимо того самого места, где был найден труп Сорокиной. И Катя подумала: а ведь где-то тут поблизости должен быть тот, ныне забитый наглухо источник, некогда «отравленный» несчастной утопленницей, которую ее суеверные односельчане сочли за…
Колосов резко свернул к восточному склону холма — через просеку прямо к промоине, вырытой в чаще кустарника талыми водами. И здесь на обочине дороги резко остановился — впереди стояли две машины ГИБДД — «Жигули» и новенький пижонистый «Форд».
Секунду Колосов сидел неподвижно, словно собираясь с духом. Таким Катя его давно не видела. Обычно даже на самых крутых и жутких местах происшествий начальник отдела убийств выглядел этаким образцом профессиональной непрошибаемости, порой граничащей даже с равнодушием к происходящему, что всегда так раздражало Катю. Но сейчас… Знакомый холодок пробежал по спине, сердце Кати сжалось. Сейчас Никита напоминал… мальчишку, которому в школьной драке съездили «под дыхалку», и вот он тщетно пытается собрать в кулак последние силы и волю, подняться и…
— Никита, да что с тобой такое, что ты, успокойся, я с тобой… — Катя вцепилась в его рукав. — Я хотела тебя видеть. Хотела рассказать о них… Об этих людях… Никита, что-то страшное, да? Еще одно убийство? Кто на этот раз?
— Пойдем. Увидишь сама. Я его не знаю. Может, ты опознаешь. На него местные мужики наткнулись. Порыбачить приехали на заре, а тут… Меня по телефону вызвали полчаса назад. Я его только мельком видел… А так в городе ночевал, у товарища… — Он не смотрел ей в глаза, Катя чувствовала запах алкоголя.
Навстречу им спешили сотрудники ГИБДД. Катя недоумевала: они-то при чем? Потом из сбивчивых объяснений участкового — его тоже подняли на происшествие прямо с постели — выяснилось, что где-то около четырех часов утра на стационарный пост ГИБДД на 86-м километре на мотоцикле, сломя голову примчались два перепуганных насмерть местных жителя. Они сообщили, что ехали на Сойку рыбачить, ехали со стороны моста через просеку мимо Май-горы и вот гам-то в придорожных кустах на обочине и наткнулись на… «Это что-то чудовищное, чертовщина какая-то», — бормотали очевидцы.
— Дачника одного мы задержали на месте. Точнее, неподалеку от места убийства, на берегу реки. Купался он — говорит, якобы всегда на заре по утрам купается. А мы с ребятами предположили — и того, мол… Мог следы в воде смывать, кровь… Мы, как сообщение к нам на пост поступило, связались с дежурной частью отдела, а сами сюда выехали, — докладывал Колосову взволнованный старший лейтенант ГИБДД, на куртке которого еще сохранилась старая привычная аббревиатура «ГАИ». — Ну, значит, труп и обнаружили. Я такого еще не видал — ей-богу, хоть и в милиции пять лет. Вызвали опергруппу, я пост у места выставил, а сами решили в радиусе километра местность осмотреть. Только до речки доехали, а он, пожалуйста, — там, в воде. Мужчина, здоровый такой. При себе никаких документов. Вразумительно объяснить не может, что в такую рань на берегу делает. Ну, мы и задержали на всякий пожарный до выяснения.
— Погибшего обыскивали? При нем какие-нибудь документы есть? — Голос Колосова (и это несказанно порадовало Катю) постепенно обретал прежнюю уверенность и решительность.
—Да раздет он полностью! Голяк голяком… А одежда в кустах валяется, метрах в пяти от тела. От трупа, в общем, — старлей хрипло откашлялся. — Рубаха, штаны спортивные, в карманах ничего удостоверяющего личность нет. Деньги только, мелочовка. К телу я даже не приближался, ничего там не трогал. Вас решил дождаться. Это кто с вами, эксперт? Здравствуйте, ну и дела у нас тут!
Катя поздоровалась — старлей обращался к ней.
— Идем, — Колосов повлек ее за собой. — Это не эксперт.
Вы, пожалуйста, еще раз по рации свяжитесь с отделом, пусть криминалиста дежурного обязательно пришлют. А это наша коллега. Быть может, с ее помощью удастся опознать убитого.
Заросли кустов дышали сыростью и прелью. Оттого, что от реки близко, подумала машинально Катя. Неловко ступив на кочку, она чуть не потеряла равновесие, нога сразу же ушли во влажный дерн. Здесь, у глинистой промоины, у подножия холма, в низине, хлюпало под ногами мелкое противное болотце. Передвигаться по нему было трудно. И, конечно, не нужно быть великим следопытом, чтобы догадаться: на такой почве искать какие-либо следы — пустое занятие.
Гаишник вел их через заросли, однако они по-прежнему двигались параллельно дороге.
— Здесь: — Он указал на крошечную поляну, отгороженную от дороги кустами, заросшую буйной болотной осокой. В центре поляны высилась старая ель, точнее, даже ее обломок: высокий, корявый, лишенный коры пень. За ним снова начинались кусты, и вот на их листве-то и…
Труп лежал возле самых корней ели. В предутренних Сумерках это было странное, жуткое зрелище — мертвенно-бледное голое мертвое человеческие тело — на темной траве. Однако, чтобы рассмотреть детали, необходим был фонарь. Кто-то из милиционеров побежал к машине. И вот желтый электрический круг заплясал по траве и кустам. Света, однако, не прибавилось. Наоборот, лесные тени стали гуще, темнее. Сумерки клубились в тесной болотистой низине. В горле першило от сырости, запаха болотной тины и гниющей листвы: Катя почувствовала озноб.
Это не был ее обычный мандраж на месте происшествия, когда она одновременно и страшилась увидеть очередного жмурика, и сгорала от любопытства немедленно узнать все обстоятельства происшедшего и записать их в свой репортерский блокнот. Нет, здесь, у Май-горы, она испытала совершенно иные Чувства. Незнакомые, странные, они, казалось, поднимались из самых глубин ее сердца и пугали. Откуда-то — возможно, из этой вот сумрачной чаши, из болота, — надвигалось нечто невидимое, необъяснимое, жуткое, оно уже было близко, совсем близко — чье-то дыхание чудилось за спиной, чья-то тень, чье-то присутствие и угроза…
Это был инстинктивный, древний, первобытный страх человека перед… Катя тревожно оглянулась по сторонам — перед чем, господи? Это же самое сильное, необъяснимое и странное чувство Она испытала и… Да, перед тем, как они впервые отправились в тот дом, спрятавшийся за зелёной стеной кустов. Она попыталась успокоить себя: «Да что ты, черт возьми, так распускаешься! Ты же на работе, произошло убийство. Тебя взяли на место происшествия (вспомни, вспомни же, сколько раз ты сама так настойчиво этого добивалась!). А ты только и делаешь, что трясешься, как овца, от страха и…»
Но овладевшие ею чувства были сильнее всех доводов разума. Здесь, у подножия Май-горы, каждой клеткой своей, каждым нервом впитывая и эту промозглую сырость, и эти ядовитые призрачные сумерки, и свет умирающей на бледно-зеленом утреннем небе луны, Катя чувствовала себя песчинкой, маленьким, беспомощным, глупым и плаксивым созданием, которому суждено… ГОСПОДИ, НУ ЗАЧЕМ МЫ ТОЛЬКО СЮДА ПРИЕХАЛИ? ЧТО МЫ МОЖЕМ ИЗМЕНИТЬ, РАЗ ЭТО УЖЕ ПРОИСХОДИТ? КТО ВООБЩЕ МОЖЕТ ПРОТИВОСТОЯТЬ ЭТОМУ? ЭТОМУ ВОТ…
Катя с ужасом смотрела на куст, возле которого стояла. Ее труп первым привлек ее внимание, нет. А это вот сплетение ветвей и листьев — кажется, это была бузина.
— Осторожнее, измажетесь. Кровищи-то… — Гаишник тоже смотрел на куст. Лицо его, бледное и напряженное, кривилось от отвращения.
ЛИСТЬЯ И ВЕТКИ БЫЛИ В КРОВИ. Катя дотронулась до них и действительно «измазалась».
— Смотри внимательно! Узнаешь его? Кто-то? Кто-то из них, да? — Колосов приподнял мертвеца за плечи, словно куклу, демонстрируя его потрясенной Кате.
«Кто-то из них… Никита уверен, что убитый — кто-то из тех, кто сидел с нами и Сорокиной за одним столом в тот вечер, кто-то, кого он еще не видел, с кем не беседовал… Кто же это… Боже мой…»
Мертвец, оскалившийся в дикой гримасе ужаса и боли, исказившей его черты, был незнаком ей, совершенно вроде бы неузнаваем. Тощее, хрупкое, голое тело, тщедушное, жалкое. С него содрали всю одежду, и сейчас один из гаишников вытащил испачканный глиной ком ее из кустов. Ветхая клетчатая рубаха, лихие спортивные брюки с лампасами, застиранные семейные трусы.
— Никита, да это же… — Ката смотрела на одежду.
«Хозяева, што ль, нужны? Так стучите громче… — пронеслось в ее голове молнией — хриплый такой, пьяненький, добродушный голос. — Батя, как с войны вернулся, настрогал нас пять штук… Ведьма, ведьма она была, понял меня — нет?»
ОНА ОПОЗНАЛА Колоброда сначала только по одежде. Потом уже, через силу приглядываясь к тому, что валялось в траве у ели и некогда именовалось «человеком разумным», уверилась, что мертвец — тот самый косильщик лужаек. Залитое же кровью, искаженное дикой гримасой лицо мертвеца было по-прежнему неузнаваемо.
Колосов осматривал труп. Кате показалось, что с некоторых пор делает он это чисто машинально. Это словно уже вошло в непреложную обязанность, превратилось в некий ритуал, бесконечный, отработанный до мелочей, до автоматической точности движений, жестов, — калейдоскоп мертвецов — удавленник-самоубийца, отравленная женщина и этот вот, окровавленный, жуткий…
Катя не в силах была глаз отвести от огромной багровой раны на горле Колоброда.
— Резаная. — Колосов как раз и сам ее осматривал. — О таких обычно говорят: от уха до уха полоснули. Сонная артерия, гортань, трахея рассечены. Глубина раневого канала почти до позвоночного столба — ему почти голову отделили. Только вот где кровь? Тут целая лужа должна быть.
—Там кровь, на кустах, и дальше на протяжении почти сорока метров к тропе, что наверх ведет в гору, — доложил старлей, который явно не знал, что теперь ему делать, и ждал распоряжении. — Дальше по следу мы пока не поднимались. Пройти?
— Подождите пока. На щиколотках у него следы от веревок. — Колосов осматривал ноги убитого, живот, бедра, половые органы. Затем поднялся, обошел кругом еловую корягу, осмотрел, приподнимаясь на носки, каждую развилку сухих узловатых сучьев. — А вот тут что-то вроде к смоле прилипло. Лейтенант, обратите внимание, когда следователь и эксперт подъедут, проследите, чтобы они осмотрели и дерево. У погибшего след от веревки на щиколотках, возможно, его пытались подвесить, перед тем как… Что-то новенькое в этих богоспасаемых местах — вешать людей вниз головой, как баранов, кровь им пускать. — Лицо Колосова, когда он говорил это, было почти жестоким, циничным. — Пускали, надо же… А куда же дели? Таз, что ли, аккуратненько подставили… Тут же лужа должна быть, море… Кроме раны на горле, иных повреждений вроде нет, или все-таки… — Он снова опустился на колени перед трупом, начал осматривать спину, плечи Колоброда, кисти рук. Повернул кисти ладонями вверх, чтобы осмотреть подушечки пальцев, и вот тут-то…
Стоп. Катя напрягла зрение. ТАКОЕ ОНА УЖЕ ВИДЕЛА. И совсем недавно. Это привлекло ее внимание там, у соседей за столом, а потом после припадка Сорокиной напрочь вылетело из памяти. Косой шрам, изувечивший левую руку Олега Смирнова, — розовая ровная линия, перечеркнувшая ладонь.
Точно такая же линия, только свежая, кровавая, перечеркивала теперь и левую ладонь Колоброда.
— Порез, длина примерно сантиметров девять-десять, — Колосов ощупал рану. — Возможно, защищаясь, он схватился за лезвие… за предмет, которым на него было совершено нападение.
— Никита, он не схватился за лезвие, — как тихое эхо, прошептала Катя. — Мне кажется… я видела это. Выслушай меня, пожалуйста, внимательно.
Колосов слушал ее сбивчивые объяснения. Лицо его еще больше ожесточалось. Таким Катя его действительно не видела никогда. Начальник отдела убийств менялся прямо на глазах. И причиной тому — Катя это чувствовала всей кожей — было растущее в его душе бешенство. Быть может, в нем бродил, кипел, бил через край еще не выветрившийся хмель, («С чего это вдруг он напился? — раздраженно подумала Катя. — Этот сейчас нам только не хватало тут!») Может быть, дело было в этом, но и следа теперь даже не осталось в Колосове от той потерянности, за которую Катя так искренне жалела его всего четверть часа назад.
Теперь Колосов был… О, подобная перемена Кате чрезвычайно не понравилась… Мужчина в приступе бешенства, что бык, бросающийся на красную тряпку. Слеп, глух, яростен, неистов, беспощаден, непредсказуем в своих поступках. Но изменить сейчас что-то, переломить в душе Никиты эту пожиравшую его ярость она уже не могла. Что .толку говорить ему сейчас «успокойся, остынь», когда он даже не слышит ее-а слышит лишь стук своей крови в «исках?
— Кто у вас там задержан? — спросил Колосов хрипло. — Лейтенант, вы говорили— он в реке с себя кровь смывал. Где он?
— Не то чтобы мы видели, что он смывал… Так ребятам показалось, мы предположили… — Старлей ГИБДД тоже что-то уловил этакое в тоне начальника отдела убийств. — Возможно, мы и ошиблись. Я ж говорю, мы как приехали, как увидали это все, я тут же патруль послал местность осмотреть. Ну и на берег реки тоже… А там этот вроде в воде. Ребята его выволокли. А он в крик — в чем дело, дачник я местный, всегда утром по холодку здесь… Ничего, мол, не знаю, не видел.
— Где он, я спрашиваю?
— В опорный доставили. Там решили — пусть пока под охраной побудет до выяснения. А вы куда же… куда вы, товарищ майор?
— Ты куда, Никита?!
Катя и гибэдэдэшник крикнули это одновременно: Колосов развернулся и ринулся к машине.
— Куда тебя несет? — Катя клещом вцепилась в его руку, буквально повисла на ней всей тяжестью тела. — Ты с ума сошел? Что ты задумал? Мы еще здесь ничего не закончили! Сейчас следователь приедет, опергруппа, их в курс надо ввести. Не смей меня отталкивать, слышишь? Ненормальный, мне же больно!
— Он смотрел на нее — и не видел. Катя пыталась потом забыть этот взгляд — тщетно. Ей было горько до слез, но времени падать духом, раскисать уже не было. Она чувствовала: отпусти она его сейчас, и случится непоправимое.
— Никита, послушай… Да послушай ты меня! Там следы крови на кустах, на траве. Мы еще до конца не осмотрели! — Катя решила, что она костьми ляжет, но не пустит этого бешеного сейчас туда, к задержанному, вершить суд и расправу.
В процессе увещевания впавшего в ярость нетрезвого коллеги все ее собственные страхи вдруг разом улетучились. Ее не пугали больше ни это мрачное место, ни изуродованный труп, ни призрак, тень того неизвестного жуткого существа, убийцы-садиста, чье присутствие здесь она ощущала всей кожей. Потому что не далее как несколько часов назад здесь, на поляне, он кромсал, резал, рвал податливую человеческую плоть, пускал кровь, зачем-то разбрызгивал ее потом по траве и кустам, точно в приступе дикого, буйного исступления. Нет, теперь из всего этого неожиданного кошмара Катю пугал лишь Никита. РАЗВЕ МОЖНО ДОПУСТИТЬ, ЧТОБЫ ОН В ТАКОМ СОСТОЯНИИ УВИДЕЛСЯ С ЗАДЕРЖАННЫМ? Кто бы этот человек там ми был, чтобы ни сотворил. Ведь Колосов пристрелит его, а потом… Затем и рвется туда, по глазам его безумным это видно!
— Что же, я должна одна все тут делать?! — крикнула Катя. И этот последний, жалкий, капризный, настоящий женский довод, за который, как за соломинку, она ухватилась в страхе и отчаянии, как ни странно, подействовал на Колосова лучше всех иных слов. Не то чтобы он успокоился, пришел в себя. Нет, он просто холодно кивнул:
— Ладно, сначала, все осмотрим здесь, не кричи. А потом уж…
Вместе с сотрудниками ГИБДД они обследовали залитый кровью куст бузины — создавалось впечатление, что кто-то намеренно оставлял там некий жуткий знак.