И опять же, что немаловажно, можно было предстать перед очами юной красавицы в качестве героя-спасителя, хоть и запоздалого. Ведь последнее, что девушка видела при памяти, – это лицо Александра, близкого друга и заботливого мужчину… Кто-кто, а мужчины сжигать мосты не умеют и, как говорится, «на всякий пожарный», имеют минимум один запасной вариант.
– Сколько же можно возиться, – недовольно пробубнил Оршанский, дымя на крыльце сигаретой и поглядывая на часы, – ничего же серьезного не произошло. Ни откуда она не падала, медведица ее не тронула, что там эти костоправы воду мутят?
Наконец из-за матовой стеклянной двери показался доктор.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровался он.
– Доброе утро, – не очень дружелюбно произнес Оршанский, намекая на компетентность медика.
– Это вы приехали с русской девушкой? – так же вежливо поинтересовался сотрудник госпиталя.
– Да.
– С девушкой все в порядке, – начал отчет доктор, – никаких травм и видимых повреждений у нее нет. Небольшой нервный стресс.
– Это я знаю, – нетерпеливо перебил Александр.
– Я сделал ей укол успокоительного, – не обращая внимания на эмоциональный всплеск журналиста, продолжал врач, – девушка будет спать до утра, а потом ее можно будет забрать. Извините за бестактный вопрос, но таковы правила: вы кем ей приходитесь?
– Брат, – не моргнув глазом соврал Оршанский, чтобы не вызывать лишних вопросов и не давать объяснений. – Родной, – добавил он.
– Очень хорошо. – Доктор явно приободрился. – Вы ведь читаете по-английски? – с западноевропейской тупостью поинтересовался на всякий случай доктор, хоть Александр битых пять минут свободно общался с ним на языке туманного Альбиона.
– Да. – Оршанский явно жалел врача, а вместе с ним и всю выдающуюся кипрскую медицину.
– Тогда ознакомьтесь. – Доктор протянул Александру бумагу.
– Что это?
– В левой графе, – начал разъяснения служитель госпиталя, – процедуры и анализы, которые потребовалось провести для установления состояния здоровья вашей сестры. А в правой – счет по каждой позиции и общий счет. Сюда, правда, еще не включено пребывание в нашей клинике. – Врач извинительно растянул губы в улыбке за неудобства. – Мы не знаем, до которого часа здесь будет находиться ваша сестра.
Александр долго и внимательно изучал документ, напрягая свои познания в медицинской терминологии, затем поднял глаза и исподлобья посмотрел на медицинского служку.
– Доктор, – начал он тоном крутого мафиози, приехавшего на очередную разборку, – я понимаю ваше рвение насчет анализов. Теперь скажите мне, а то я не очень понимаю, зачем вы делали моей сестре кардиограмму, энцефалограмму и вот это вот, – он провел ногтем под непонятной фразой, – кого вы еще за мой счет обследовали? Дочь местного губернатора на предмет беременности?
– Мы проводили только те обследования, которые обычно проводим для каждого поступившего пациента. – Голос доктора стал сух. Видимо, русский решил не раскошеливаться. – Необходимо было провести полное обследование состояния вашей сестры.
– Она что, попала в авиакатастрофу? – продолжал гнуть свою линию Оршанский. – Или ее переехал автомобиль? Девушка просто потеряла сознание. Будь у меня нашатырный спирт, я бы никогда не отдал родное существо в руки неграмотных эскулапов, – презрительно закончил он и сунул листок в нагрудный карман докторского халата. Мол, знай наших! Но просто так медика было не взять, воробей, видно, был стреляный.
– Если у вас нет необходимой суммы, чтобы оплатить лечение вашей родной сестры, – с нескрываемой издевкой произнес он, – то в законах нашей страны прописано, как урегулировать такие ситуации. У вашей сестры есть медицинская страховка?
«Ах ты, клоп вонючий, – выругался про себя Оршанский, – законы вашей страны… Полмикрорайона, а гонору, как у президента Межгалактического правительства». Однако ссориться он не стал, процедил сквозь зубы:
– Должна быть. Я посмотрю, – и вразвалочку вышел из больничного коридора – только что издевательски не сплюнул на пол.
На самом деле все было не так просто. Эти горе-докторишки, конечно, не преминули урвать свой кусок от туристического пирога и обвинить их в излишнем рвении было никак нельзя. Старались! Спасали жизнь! А вдруг гематома? Отмажутся по-любому. И из-за денег этих удавятся. Начнется такая канитель – мама дорогая! И что самое обидное, даже сэкономленных журналистских командировочных не хватит, чтобы оплатить искусственно раздутый счет, хотя это выглядело бы красиво и благородно, с добавлением лишних баллов в копилку симпатии. Но… не такие уж и богатеи российские журналисты. Может, конечно, с зубовным скрежетом сбросится и труппа, хотя это дело добровольное, и добровольцев может не оказаться.
Самое приемлемое решение – медицинская страховка, которую Изольда должна была получить при выезде за границу. Пусть тур-оператор платит, или кто там им визы открывал. Другой вопрос – есть ли эта страховка? Может, они по линии Минкульта пошли или по обмену, тогда все будет гораздо сложнее…
Как бы то ни было, надо встретиться с иллюзионистом. Возможно, он прояснит картину.
Оршанский, поймав раннее такси, уселся на непривычное левое место (движение на Кипре, почему-то, как в Англии левостороннее) и тронулся в сторону раскинувшегося под уже совсем светлым небом цирку шапито.
Расплатившись с водителем, Александр направился к знакомому вагончику, за которым он наблюдал в первую же ночь своего приезда на остров. Несмотря на ранний час, Вольдемара Жозеффи он нашел почти сразу. Тот стоял возле невысоких металлических ступенек своего трейлера и дышал так, словно он только что в одиночку разгрузил железнодорожный вагон с арбузами. Иллюзионист, хоть и видел Оршанского всего пару раз, сразу узнал его, жестом попросил подождать минутку, чтобы отдышаться.
– Доброе утро, – поздоровался факир, когда его дыхание пришло в норму. – Извините, что так вас встретил. Я по утрам бегаю километра по три-четыре, – объяснил он свое состояние, – так что вы меня застали в не совсем удачное время. Чем могу быть полезен? – перешел он к сути разговора.
– Я живу с Игорем Вениаминовичем Хруцким, – начал Александр чуть издалека, чтобы избежать ненужных расспросов о своей персоне и принадлежности к цирковой братии. – Сегодня ночью из клетки сбежала медведица. Вы знаете об этом?
– Конечно. Очень печальный случай, – озабоченно отозвался Вольдемар, – и очень жаль, что он произошел именно в нашем цирке. Но, как говорится, и незаряженное ружье раз в год стреляет, – неопределенно пожал плечами иллюзионист, не понимая пока, кто, собственно, этот молодой человек и что ему надо? Время «сексотов» оно, конечно, прошло, но кто его знает…
– Дело в том, – затараторил журналист, – что я как раз оказался в том ресторане, в который забралась медведица, а следом за ней – и Изольда.
– Что с ней? – непритворно обеспокоился Вольдемар. – Я имею в виду свою ассистентку, – пояснил он, зная, что четвероногое чудище, усыпленное для верности слоновьей дозой снотворного, сейчас мирно посапывает в своей клетке.
– С ней все в порядке, – поспешил успокоить фокусника Оршанский, – у нее небольшой нервный стресс. Она в больнице, ей сделали укол успокоительного, и она сейчас тоже спит. Но дело не в этом…
– А в чем?
– Понимаете, там местные эскулапы, кроме обычных для такого случая анализов, для верности провели кучу ненужных биометрических исследований, – объяснил Александр суть дела, – и за все это выставили астрономический счет, который будет неподъемным не только для нее, а боюсь, что и для всей труппы.
– Дела… – Вольдемар озабоченно потер подбородок. – Час от часу не легче…
– Ситуация не самая хорошая, – согласился с выводами собеседника журналист, – но ее можно разрешить довольно просто: скажите мне, есть ли у Изольды медицинская страховка?
– Страховка? – переспросил факир.
– Медицинская.
– Наверное, есть. – Он неопределенно покачал головой. – Я сейчас посмотрю.
– Я помогу. – Не дожидаясь приглашения, Оршанский решительно двинулся вслед за Жозеффи, но неожиданно был решительно остановлен.
– Извините, я – иллюзионист. Здесь, – он кивнул на закрытую дверь трейлера, – находится мой реквизит. Многие приспособления – это мое изобретение, и я не хотел бы, чтобы это видел посторонний человек.
– Да что вы, в самом деле… – попытался возмутиться Александр, но Вольдемар был неумолим.
– Вы сюда не войдете, – решительно сказал он и встал в дверях, уперев руки в бока. – Это то же самое, что раскрыть пусть даже зрителю секрет карточного фокуса. И потом – это мой хлеб.
– А-а-а-а! – раздался за спиной Оршанского грозный рык дрессировщика. – На ловца и зверь бежит!
Александр обернулся и в недоумении уставился на укротителя.
– Наверное, есть. – Он неопределенно покачал головой. – Я сейчас посмотрю.
– Я помогу. – Не дожидаясь приглашения, Оршанский решительно двинулся вслед за Жозеффи, но неожиданно был решительно остановлен.
– Извините, я – иллюзионист. Здесь, – он кивнул на закрытую дверь трейлера, – находится мой реквизит. Многие приспособления – это мое изобретение, и я не хотел бы, чтобы это видел посторонний человек.
– Да что вы, в самом деле… – попытался возмутиться Александр, но Вольдемар был неумолим.
– Вы сюда не войдете, – решительно сказал он и встал в дверях, уперев руки в бока. – Это то же самое, что раскрыть пусть даже зрителю секрет карточного фокуса. И потом – это мой хлеб.
– А-а-а-а! – раздался за спиной Оршанского грозный рык дрессировщика. – На ловца и зверь бежит!
Александр обернулся и в недоумении уставился на укротителя.
– Ну-ка, Володька, – обратился тот к своему товарищу, – хватай этого проходимца за шкирку!
– А в чем дело? – поинтересовался Вольдемар, оценив взглядом крепкую фигуру разведчика. – Он кто?
– Это тот самый мужик, которого я еще в первый вечер заприметил в «Русском ресторане», – злобно сверкнув глазами, ответил Заметалин, – потом, скорей всего, этот тип проследил, где мы живем, и в первую же ночь я застукал его, когда он ошивался возле клетки с медведицей. Что, не получилось сразу напакостить? – Он глядел на Оршанского, как на своего непослушного питомца. – Спугнул я тебя?
– О чем вы говорите? – Александр как мог постарался выглядеть удивленным.
– Из-за тебя меня три часа в полиции мурыжили, – прорычал дрессировщик. – Прямо из постели вытащили… Володька, быстро звони в полицию! Номер сто девятнадцать…
– Если вы хотите иметь дело с полицией – извольте, – холодно откликнулся на угрозу Оршанский, лихорадочно соображая, какие это может иметь для него последствия. И пришел к выводу, что – никаких. Документы у него в полном порядке – паспорт, удостоверение и прочее. Никакого компромата при себе нет, так что можно и с полицией пообщаться. Как журналисту, разумеется…
Глава 24
Изольда открыла глаза и сладко потянулась. Солнце уже давно встало, но его лучи пробивались не через узкое окошко трейлера, а сквозь огромное окно. К тому же в помещении было на удивление прохладно, в отличие от их не успевающего за ночь остыть жилища.
«Где это я?» – не сразу сообразила девушка и рывком села. При этом от ее запястья с неприятным чмоканием оторвалась и повисла на веревочке какая-то металлическая штучка. Девушка осмотрелась. Висящий предмет был прикреплен к какому-то непонятному прибору, который тут же запищал и начал вырисовывать на экране прямую линию.
«Больница, что ли? – подумала Изольда, внимательно разглядывая скромное, но довольно уютное убранство помещения, в котором явно доминировал белый цвет. – Похоже на то, – продолжала рассуждать про себя ассистентка иллюзиониста. – Вот только возникает вопрос: как я оказалась в больнице?»
Додумать и вспомнить всю последовательность предшествующих событий она не успела. Взбудораженные показаниями прибора, который сообщал, что мирно спящая пациентка только что благополучно скончалась, в палату ворвалась дежурная медсестра. Она верещала что-то на совершенно непонятном Изольде языке и осторожно подходила, глядя на Гальчевскую, как на ожившего зомби.
– Что вам надо? – Ассистентка вежливо перешла на язык международного общения, но понята не была. Медсестра вцепилась в девушку и стала насильно укладывать ее обратно.
– Да иди ты в жопу! – перешла на родной язык международного посылания Изольда и с силой отпихнула причитающую женщину от себя. Видимо, великий и могучий возымел нужное действие. Изольду оставили в покое, и та воспользовалась краткой паузой.
– Где я? – по-русски спросила Гальчевская, но, очевидно, из этого языка медсестра знала только некоторые посылательные функции. Ассистентка снова перешла на английский и повторила.
– Где я?
– Вы – в больнице, – в дверном проеме палаты появился слегка запыхавшийся врач, вызванный для экстренной реанимации трупа. Завидев пациентку живой, здоровой и во всех смыслах в хорошей физической форме, он облегченно вздохнул и с обаятельной улыбкой поинтересовался: – Как вы себя чувствуете?
– Хорошо, – ответила Изольда, пошевелив для пущей убедительности руками и ногами. – А как я оказалась в больнице? – в свою очередь поинтересовалась она. – Меня Саша привез? – Из памяти всплыла последняя картинка: склонившееся над ней лицо Оршанского.
– Да, вас привез мужчина, – подтвердил доктор, – ваш родной брат.
– Брат? – переспросила ассистентка, у которой такого родственника отродясь не было.
– Во всяком случае, так он назвался, – насторожился доктор, но, прошедшая российско-советскую школу тотального обмана и подозрений, девушка быстро сориентировалась.
– А где же он сейчас? – спокойным и уверенным тоном произнесла она, успокаивая доктора. – Ждет внизу?
– Нет, – качнул головой доктор, – он взял предварительный счет за ваше пребывание здесь и, очевидно, пошел в банк оплачивать.
Изольда согласно кивнула головой, мол, да, так оно и есть, конечно же, ее родной брат сейчас в банке. А где же ему еще быть?
– Доктор, я чувствую себя прекрасно, – с улыбкой заявила ассистентка, понимая, что «брат» и «банк» могут ей принести большие неприятности. – К тому же у меня через два часа выступление – я артистка российского цирка, который приехал в Лимассол на гастроли, и хотела бы покинуть ваше учреждение как можно скорее. Кстати, вы уже связывались с администрацией нашего шапито? – невзначай поинтересовалась она, придавая своим словам государственную весомость.
– Пока нет, – доктор был сама любезность, – у нас не было возможности. Но за переводчиком уже послали и при первой же возможности мы установим контакт. – Он снова предупредительно улыбнулся.
– Спасибо, – одарила врача ответной улыбкой Изольда и направилась к выходу. Но не тут-то было! Эскулап хоть и вежливо, но довольно решительно закрыл перед россиянкой дверь, отдал гортанную команду дежурной медсестре, и та, как заправский надсмотрщик, загородила собой проход.
– Вам ни в коем случае нельзя сейчас покидать наш госпиталь! – Нагоняя на пациентку страху, врач округлил глаза.
– Почему?
– У вас был сильнейший нервный стресс…
– Это я помню. – Изольда безразлично махнула рукой.
– …последствия которого могут быть самыми непредсказуемыми, – продолжал эскулап, не обращая внимания на сопротивление ассистентки иллюзиониста, – ваша нервная система дала сбой, расшатана, и я не могу поручиться за ваше здоровье, пока вы не пройдете необходимый курс полного восстановления и реабилитации, – закончил медик, мягко взяв Изольду за плечо и увлекая к кровати. С другой стороны девушку подхватила надсмотрщица-медсестра. Осторожно двигаясь с девушкой к ее месту, доктор перечислял весь перечень процедур, которые ей необходимо пройти для полного выздоровления.
– Доктор, – примирительно согласилась Изольда, понимая, что здесь что-то не так, и добровольно она эту белостенную тюрьму не покинет, – я хочу есть. Можно ли мне где-нибудь позавтракать?
– Конечно, – улыбнулся сговорчивости строптивой русской красавицы хранитель клятвы Гиппократа, – сделайте заказ сестре, и через двадцать минут вам доставят завтрак прямо в номер.
– По-моему, – усомнилась Гальчевская, – она не понимает английского языка.
– Пусть вас это не беспокоит. – Они наконец добрались до ложа циркачки. – Вы просто напишите. Листки и ручка лежат возле телевизора. Она просто передаст ваш заказ в отдел питания, а чуть позже доставит еду.
– Спасибо. – Изольда устало откинулась на подушку и прикрыла глаза, всем видом давая понять, что была бы не против остаться одна и немного отдохнуть. Доктор предусмотрительно положил письменные принадлежности рядом с девушкой, и оба медика тихо вышли, осторожно прикрыв за собой дверь.
«Вот, блин, не было печали, – с досадой подумала Изольда, едва доктора-вредители покинули больничную палату. – Откуда они свалились на мою голову? Неужели я была так плоха, что Саша решился упечь меня в эту стерильную камеру для высасывания денег? Он что, не догадывался, что здесь может твориться? И почему он представился братом?»
Впрочем, как раз это Гальчевская могла объяснить без лишнего напряжения мозговых извилин. И еще ей стало совершенно понятно, что Оршанский умчался, может быть, платить, если счет оказался ему по карману, может быть, обратился за помощью к Вольдемару или цирковому руководству, но так или иначе из этой благоустроенной мышеловки ее не выпустят до тех пор, пока все выставленные госпиталем финансовые претензии не будут погашены. И с каждой минутой ее пребывания здесь эта сумма будет только возрастать. Поговорку про бесплатный сыр она знала хорошо…