— Так точно! — дружно ответил экипаж.
5
Конечно, основную нагрузку по наблюдениям за Плутоном и его спутником взял на себя бортовой исследовательский компьютер. Но и экипажу пришлось поучаствовать в этом процессе, тем более что заниматься ему в принципе было больше нечем.
Спали по очереди, парами, и вели обзор тоже парами, изучив за три дня почти все видимые детали обеих планет. Впрочем, деталей этих набралось немного, поверхность Плутона и Харона по-прежнему скрывал густой белесо-голубой туман, поэтому удавалось лишь изредка увидеть что-либо поинтересней ровной пушистой пелены.
Фонтаны пара, достигавшие высоты в полтора десятка километров.
Смутные тени, снующие в бело-голубоватых глубинах атмосфер.
Стремительные голубые и зеленые струи, похожие на возникающие за самолетом в стратосфере Земли торсионные хвосты.
Возникающие и исчезающие геометрически правильные полупрозрачные фигуры.
Тусклые вспышки на дне появившейся атмосферы обоих партнеров — Плутона и Харона.
Гирлянды звездочек, медленно разгорающихся и медленно гаснущих, тоже образующих контуры неких геометрических фигур, кругов, овалов и квадратов.
Что за процессы шли в атмосферах планеты и спутника, догадаться было трудно, однако мнения всех членов экипажа «Амура» совпадали: здесь есть жизнь!
Спорили, конечно.
Роль зануды-скептика брал на себя Глинич, приводивший множество аргументов в пользу отсутствия жизни от: «атмосфера Плутона не имеет кислорода, да и температура здесь слишком низкая» до «раньше ведь никакой жизни не было, а то, что мы видим, является активизацией раскаленного ядра планеты». Но все его аргументы разбивались о факты, видимые невооруженным глазом, фиксируемые аппаратурой, от них невозможно было избавиться или отмахнуться. Плутон ожил! А вместе с ним и его ледяной собрат-спутник, никак не претендующий на роль планеты с раскаленным каменным ядром. Впрочем, и сам Плутон такого ядра не имел, судя по фактическим измерениям его характеристик. Да, температура приповерхностного газового слоя значительно повысилась — до минус шестидесяти — минус пятидесяти градусов по Цельсию, но все же о лавовых извержениях и горячих гейзерах речь не шла. Лед на поверхности планеты должен был оставаться льдом.
Три дня «Амур» наматывал витки вокруг Плутона на высоте тридцати тысяч километров, чтобы видеть сверху и Харон. Затем Денис повел его ниже, на двухсоткилометровую орбиту. Никаких свидетельств того, что в этом районе летает американский шаттл, по-прежнему добыть не удалось, и у командира зашевелилась шаткая надежда на «полное отсутствие всякого его присутствия» в системе Плутон — Харон. Возможно, «Калифорния» уже вернулась домой, а вместе с ней и Кэтрин и ничего плохого с ней не случилось. А помириться с женой он всегда успеет, лишь бы она была жива!
— Предлагаю приземлиться, — сказал Феликс Эдуардович Глинич, приросший к приборам бортового исследовательского комплекса; об опасности подобных мероприятий он по обыкновению не думал, считая, что безопасностью операций должны заниматься компетентные в этом вопросе люди. — Точнее, приплутониться. Или еще лучше — прихарониться. Спутник, на мой взгляд, интереснее патрона. Очень хочется посмотреть, что там творится.
— А что там творится? — осведомился Слава Абдулов, занятый больше навигационными расчетами, чем визуальным наблюдением окрестностей Плутона.
— Посмотрите. Это синтез локационного сканирования.
Глинич развернул над пультом объемное изображение Харона, затем укрупнил одну его часть, убрал фон, и экипаж «Амура» увидел необычную картину: поверхность небольшой планетки покрывал геометрически правильный узор глубоких прямоугольных в сечении рвов.
С минуту все молчали, разглядывая ландшафт, скрытый от прямого наблюдения белой дымкой атмосферы, но доступный локаторам корабля. Потом Абдулов хмыкнул:
— Каналы, что ли?
— Не знаю. Раньше их не было. Я имею в виду, что с Земли их нельзя разглядеть в телескопы.
— Но они, похоже, прорублены во льду, уж больно правильная форма.
— Возможно, это просто система трещин…
— Разуй глаза, Эдуардыч! Рвы выглядят как искусственные каналы! Неужели будешь спорить?
— Не буду.
— Надо садиться, командир! — Абдулов оглянулся на бортинженера. — Миша, мы сможем нырнуть на дно атмосферы Харона?
— Хоть сто порций! — ответил жизнерадостный Миша Жуков: рот до ушей, нос пуговкой, азартные желтые глаза. — Машина работает как часы. Генератор, правда, пошел на снижение мощности… но это объяснимо, мы же на Земле не гоняли его так, как здесь.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что генератор может гавкнуться в любой момент, — буркнул Денис. — Так, Михаил Батькович?
— Ага, — с той же жизнерадостностью ответил бортинженер.
— Ни фига себе! В таком случае нам домой бы как-нибудь добраться, а не приплутониваться.
— Вот и я думаю…
— Сначала надо найти «Калифорнию», — мрачно сказал Денис. — Пока не найдем, на возвращение и не надейтесь.
— Да я что, как скажете…
— Есть! — вдруг издал восклицание Глинич; для обычно меланхолически настроенного планетолога такой взрыв эмоций был в диковину. — Вижу!
— Что ты там увидел? — посмотрели на него все.
— Металл! Локатор засек на поверхности Плутона металлический объект!
— Ну и что? — пожал плечами Абдулов.
— «Калифорния»? — мгновенно отреагировал Денис.
— Масса большая, может быть, и «Калифорния».
— Или большой железный метеорит, — возразил Абдулов.
— Сейчас Батя проверит параметры и даст заключение.
Батей все они называли бортовой компьютер.
Денис от волнения дернул рукой, всплыл над креслом: он не был пристегнут страховочным ремнем, а в кабине царила невесомость.
— Давай быстрей!
— Батя и так трудится вовсю.
— Засек координаты района?
— Обижаешь, командир, не промахнемся. На следующем витке покажу это место. Помните, мы зафиксировали самый большой паровой фонтан на экваторе? Это примерно в том районе. Потерпите двадцать минут.
В рубке «Амура» наступила тишина.
Денис и Абдулов не сводили с экранов глаз.
Миша Жуков порхал по кабине, как бабочка, то исчезая в люке, ведущем в соседний — приборно-агрегатный отсек, то появляясь вновь. Он работал с бортовой аппаратурой, контролирующей состояние систем и узлов корабля, поэтому не мог отвлекаться на созерцание космических панорам, однако иногда приклеивался к обзорным экранам, чтобы бросить заинтересованный взгляд на двойную планету, скрывающую под туманной воздушно-паровой оболочкой неведомые тайны.
Двадцать минут — именно столько требовалось «Амуру» на один виток вокруг Плутона на заданной высоте — истекли.
— Вот, смотрите. — Глинич подвел крестик курсора к вихревому облачному образованию на белом фоне атмосферы. — Даю обработку локационного поля.
Картина на главном обзорном экране изменилась.
Туманный слой стал почти прозрачным, позеленел, и сквозь него проявился необычный ландшафт — скопище гигантских снежинок размером с земной стадион, соединяющихся в удивительной красоты «снежную корочку». А в центре одной из «снежинок» торчало овальное черное пятнышко, похожее на арбузное семечко.
— «Калифорния»? — проговорил Денис пересохшими губами.
— Если это американцы, почему они не отвечают на запросы? — резонно заметил Абдулов.
— Не знаю… но это они! Будем садиться! Всем по местам, начинаем подготовку. Радио на базу: нашли шаттл, на вызовы не отвечает, идем на Плутон.
«Амур» уперся в пространство, замедляя скорость…
6
Белесая бездна без конца и края, ни одного ориентира не видно, сплошной туман, кое-где распадающийся на клочки и струи, расступающийся пузырем и тут же расползающийся пеленой.
Лед под ногами, то бугристый и волнистый, как стиральная доска, серый, запыленный, с вкраплениями мелких и крупных булыжников, то удивительно белый, ровный и гладкий, как каток.
И странные звуки, то и дело прилетающие из тумана: серии гулов и отголосков разного тембра, щелчки, свисты, скрежет, булькание, шипение пара, удары, сотрясающие почву, вызывающие недолгое глухое эхо.
Они стояли втроем — Миша Жуков остался на борту — на синеватой пластине льда и озирались по сторонам, жадно всматриваясь в туман и вслушиваясь в долетавшие со всех сторон звуки. Молчали, ожидая появления из тумана неких чудовищ, издающих рев и гул. Но шумы продолжали доноситься отовсюду, а чудовищ все не было, вокруг завивались спиралями белесые струи тумана и ничего кроме.
— Парилка… — пробормотал Абдулов.
Никто ему не возразил. Атмосфера Плутона и в самом деле на восемьдесят процентов состояла из водяного пара, хотя при этом температура приповерхностного слоя такого, с позволения сказать, воздуха не превышала минус двенадцати градусов по Цельсию.
— Парилка… — пробормотал Абдулов.
Никто ему не возразил. Атмосфера Плутона и в самом деле на восемьдесят процентов состояла из водяного пара, хотя при этом температура приповерхностного слоя такого, с позволения сказать, воздуха не превышала минус двенадцати градусов по Цельсию.
«Амур» не подвел.
Посадка прошла удачно, несмотря на переживания бортинженера и опасения экипажа по поводу «ныряния в омут с непредсказуемыми последствиями». Корабль вел себя практически идеально, совсем не так, как те ракетные корабли, которыми командовал Молодцов до этого полета.
Сели они примерно в десяти километрах от «снежинки», в центре которой разместился американский шаттл, до сих пор не подающий признаков жизни. В том смысле, что он не отвечал на радиозапросы, хотя, судя по тепловому излучению и электромагнитному фону, был в исправном состоянии. Единственное, что настораживало: по анализу Бати выходило, что весь он покрыт сверху тонкой корочкой льда и изморози. А такое могло случиться лишь в одном случае: если на его борту не было людей, которые должны были контролировать состояние шаттла и включать время от времени системы внешней очистки корабля.
— Как там погода? — прилетел по рации голос Миши Жукова.
— Нормально, — очнулся Денис, — выходим в путь. Будь повнимательнее, если что-то произойдет непредвиденное, ори благим матом.
— Можно и просто матом, — добавил Абдулов со смешком. — Мы поймем.
— Идем уступом, — сказал Денис, унимая поднявшееся в душе волнение. — Первым я, замыкающим ты, Слава. Не забывай оглядываться. Мало ли что или кто появится. Вдруг здесь водятся злые крокодилы.
— Вряд ли, — меланхолично заметил Феликс Эдуардович Глинич, поглядывающий на экранчик органайзера, который поддерживал связь с исследовательским комплексом корабля. — Батя ничего опасного не видит в радиусе десяти километров. Докладывает о гейзерах и каких-то стенах.
— Что еще за стены?
— Локатор фиксирует стены, возможно — это ледяные образования, скалы.
— Где это?
— Да везде, ближайшая всего в километре от нас. Можем подойти посмотреть.
— Нам не стены нужны, а как раз наоборот — проходы между ними. Миша, ты видишь стены?
— Вижу, они действительно повсюду.
— А где же те «снежинки», что мы видели сверху? — поинтересовался Абдулов.
— Вот эти стены и образуют «снежинки», — сказал Глинич. — Точнее, мы с плоскости видим «снежинки» как изломы стен.
— Поехали, — решительно сказал Денис, делая шаг… и взлетел над ледяным бугром на полметра: сила тяжести на Плутоне была в десять раз меньше, чем на Земле.
— Оп-ля! — сделал такой же шаг-прыжок Абдулов. — Здорово! Однако так мы далеко не уйдем.
— Включаем «кузнечики». Держитесь в пределах прямой видимости.
«Кузнечиками» космонавты называли электроионные движки, встроенные в наспинные ранцы скафандров, которые использовались для перемещения в открытом пространстве. Однако слабая сила тяжести на Плутоне позволяла использовать «кузнечики» и здесь.
Поднялись над ледяной бугристой поверхностью на два метра, медленно двинулись в туман, определив направление на массив металла в десяти километрах, представляющий собой американский шаттл «Калифорния».
У Дениса снова сильно забилось сердце, участилось дыхание — в преддверии встречи с Кэтрин (дай бог, чтобы она была жива!), что отметил и медицинский анализатор скафандра, проговорив заботливым женским голосом:
— Рекомендую успокоительные процедуры, полный покой, расслабление. Думайте о приятном. Для релаксации советую принять эуфан.
— Спасибо, — буркнул Денис, на мгновение отключив рацию, — я обойдусь.
Корпус «Амура» скрылся за пеленой тумана. Отряд окунулся в бело-голубоватое ничто без дна и границ, глазу не за что было зацепиться в этом пространстве, и лишь тепловизоры, изображение которых проецировалось на лицевую пластину шлема, помогали различать провалы и твердые предметы, возникавшие на пути в двадцати-тридцати метрах.
По-прежнему из глубин белесого ничто, скрывающего ледяной ландшафт Плутона, доносились необычные звуки, и по-прежнему американский шаттл «Калифорния» не откликался на радиовызовы, будя у экипажа «Амура» мрачные предположения.
В белой мгле появилась более плотная тень, отвердела, превратилась в снежно-ледяной конус, издающий басовитое булькание, будто в гигантской бочке кипела вода. Высота конуса, судя по оценке скафандровых компьютеров, достигала тридцати метров, диаметр — около сотни.
— Можно я посмотрю, что это такое? — спросил Глинич, не скрывая своей профессиональной заинтересованности.
— У нас мало времени на исследования, — пробурчал Денис, сам испытывая желание посмотреть на конус сверху; энергозапас скафандра был рассчитан всего на двое суток непрерывной работы, и сколько понадобится времени на изучение обстановки вокруг «Калифорнии», никто сказать не мог.
— Я мигом.
Феликс Эдуардович взмыл вверх, растаял в струях белесой пелены. Через полминуты в наушниках раций Дениса и Абдулова раздался его хрипловатый голос:
— Это дыра, ледяной вулкан, точнее — водяной. Из него идет пар с плюсовой температурой. Может быть, я схожу за датчиками и химанализатором? Надо бы установить здесь парочку.
— В другой раз. Возвращайся.
— Такая интересная дырка… я спущусь в нее на пару метров… — Голос Глинича ослабел, потерялся в тресках эфира.
Ландшафт под ногами опустившихся на лед космонавтов вздрогнул, из недр ледового щита донесся низкий прерывистый гул.
— Уходи оттуда к чертовой матери! — рявкнул Денис. — Феликс Эдуардович, быстро назад!
Еще один удар-толчок едва не сбил разведчиков с ног. Они вынуждены были включить «кузнечики», поднялись над содрогающейся бугристой равниной на несколько метров.
— …тся я понял, — выплыл из шумов эфира голос планетолога. — Это действительно гейзер, сейчас он сработает.
Вверху сгустилась тень, превратилась в размытое пятно, затем в искаженную туманными струями фигуру человека в скафандре.
— Феликс, какого дья… — Денис не договорил.
С оглушительным шипением и клокотанием из отверстия конуса вверху вырвался столб разогретого пара, а за ним — трасса водяных капель, каждая — размером с земной корабль. Воздух вокруг плутонианского гейзера заходил ходуном, бросая висящих космонавтов из стороны в сторону. Совсем рядом на равнину упала огромная водяная капля, едва не похоронив их под собой.
— Сматываемся! — бросил Денис, устремляясь прочь от проснувшегося вулкана.
Один за другим они понеслись в туман, однако вскоре вынуждены были остановиться, наткнувшись на ледяную стену. В этот момент сверху на них посыпалась водяная пыль, превращаясь в град величиной с кулак человека, и закончилась эта водо-ледяная феерия густым снегопадом. Снежинки тоже были очень крупными, величиной с ладонь, и объемными, фестончатыми, ажурными, очень красивыми.
Пришлось пережидать, когда закончится снегопад.
— Что там у вас? — донесся далекий голос Жукова. — Я вижу красивый фонтан высотой в десять километров. Странный такой фонтан. Такое впечатление, что…
— Ну?
— Сейчас с Батей посоветуюсь. — Пауза. — И он тоже подтверждает. Такое впечатление, что вода бьет не куда попало, а целенаправленно, порциями. Во всяком случае, струя накрыла прямое солнечное восхождение,[5] образуя цепочку валов… — Еще одна пауза. — Знаете, что получилось?
— Могу предположить, — отозвался Глинич. — Струя воды рисует «снежинки».
— Точно! Очень похоже! Мы видели скопище таких «снежинок» с орбиты, только эти грубее.
— Разве тебе оттуда видно? — засомневался Абдулов.
— Батя проанализировал картинку с локатора и дал изображение. Я вам точно говорю — «снежинки».
Денис посмотрел на висевшего в трех метрах от него на струе плазмы Глинича.
— Феликс Эдуардович, чтоб это было в последний раз. А если бы струя воды вырвалась в тот момент, когда ты был внутри? В лепешку бы расшибла!
— Она вообще всех нас могла замочить, — философски заметил планетолог, помолчал и добавил: — И у меня есть подозрение…
— Договаривай.
— Больно ровный конус у этого вулкана. А внутри вообще идеально круглая труба…
— Что ты хочешь этим сказать?
— Природа такие идеальные формы не реализует, она принципиально фрактальна.
— Так что же, по-твоему, этот конус сделали плутониане, что ли? — хмыкнул Абдулов.
— Не знаю. Но выглядит он искусственным сооружением. Да и струя воды, по словам Михаила, образовала цепь валов, близких по форме «снежинкам». Что это, если не водо-ледяной строительный комбинат?