Но скоро она попала в их поле зрения. Рита шла отлично, на промежуточном финише, понял Майкл, она показала превосходное время. Рита лавировала изящно и уверенно, от ее длинных стройных ног, всей худощавой фигуры исходило поразительное ощущение силы. Майкл поймал себя на том, что тихо дает ей советы. Вдруг у предпоследних ворот она зацепила лыжей древко, сбила его и упала, подняв столб снега; одна лыжа отлетела к ногам стоявших сбоку от трассы зрителей. Рита махнула рукой бросившимся ей на помощь людям, показывая, что все в порядке, взяла укатившуюся лыжу и на той, что осталась на ноге, подкатила к месту, где стояли Майкл и Хеггенер. Майкл увидел, что девушка плачет.
– Ну, полно тебе. – Он обнял Риту, чтобы она могла скрыть слезы, прижавшись к его плечу. – С кем не случается.
– Какая я неуклюжая. – Рита всхлипнула. – Элиот прав. Он сказал, я буду выглядеть дурой.
– Это твое первое соревнование. И ты вовсе не выглядела дурой.
– Да, первое и последнее, – заявила девушка. Она отстранилась от Майкла, вытерла слезы и мужественно попыталась улыбнуться Хеггенеру.
– Извините, мистер Хеггенер, я опозорила ваш медальон.
– Ты шла очень хорошо, пока… – начал Хеггенер.
– Пока все не испортила, – сказала Рита. – Майкл, если вы увидите Антуана, передайте ему – я решила не петь сегодня вечером.
– Что за ерунда! – резко возразил Майкл.
– Если я выйду к пианино, все засмеются и будут ждать, когда я грохнусь на пол.
– Послушай, Рита, – серьезно произнес Майкл, – не можешь же ты в шестнадцать лет бросить все. Антуан уверен: ты споешь замечательно, – солгал он, – вот увидишь.
– Он правда это сказал? – недоверчиво спросила Рита.
– Честное слово. А он настоящий профессионал.
– Мистер Свенсон тоже говорил, что я не ударю в грязь лицом, – сказала Рита, – а ведь и он профессионал.
– В баре нет слаломных ворот, – заметил Майкл.
Рита рассмеялась:
– Возможно, вы правы. Не оставаться же мне на всю жизнь маленькой напуганной девчонкой. Моя мама говорит: «Представь себе, что ты поешь в церкви, и все будет нормально».
– Наверное, – предположил Хеггенер, – медальон теряет волшебную силу под открытым небом, Рита. Но в барах он чудодейственен.
– Проверим, – сказала Рита. – Не люблю разочаровывать людей, которые добры ко мне. Если я провалюсь сегодня вечером, я захочу умереть.
– Ты не провалишься и не захочешь умереть, – заверил ее Майкл. – Не говори так.
В этот момент у тех ворот, где упала Рита, бесславно закончила свое выступление девушка, стартовавшая пятнадцатой.
– О, – радостно воскликнула Рита, – я уже чувствую себя лучше!
– В тебе говорит настоящая спортсменка, – сказал Хеггенер.
Рита снова засмеялась и сказала:
– Правда, я просто ужасна?
– Майкл, я немного замерз. Вы не отвезете меня домой? – попросил Хеггенер.
– Конечно.
Майкл послал воздушный поцелуй Рите, которая отстегивала вторую лыжу, и пошел с Хеггенером к машине.
После ленча Майкл отправился в долину, где находилась школа дельтапланеризма. Ветер дул сильный, он лишь немного утих по сравнению с утром, но Майкл решил, что справится с ним. Там уже собрались двенадцать молодых людей, которые своими манерами и обликом напоминали Джерри Уильямса, хозяина школы. Все они приехали со своими дельтапланами. Майкл вылез из машины, увидел сотню зрителей и подошел к группе, стоявшей возле сарая.
– Привет, Майкл, – поздоровался Джерри. – Я уж боялся, вы тоже не придете.
– А почему – тоже?
– Двадцать человек отказались от участия. Слишком ветрено, они сказали. И эти ребята девятью голосами против трех приняли решение отменить полеты. Похоже, все срывается, – с горечью пожаловался Уильямc. – Теперь мне потребуется целый сезон, чтобы вернуть долги. Вы-то как настроены? Майкл посмотрел на небо:
– Я парил и в худших условиях. Если эта троица готова рискнуть, я полечу первым.
– Вы настоящий друг, – благодарно сказал Уильямc и отошел переговорить с остальными. Майкл начал надевать ботинки для прыжков с парашютом.
– Порядок, – заявил Уильямc, вернувшись. – Трое согласны. Я дам вам моего змея, он работает как часы.
Они погрузили мешок с разобранным дельтапланом в пикап и в сопровождении двух машин с закрепленными у них на крышах подобными аппаратами поехали по крутой ухабистой дороге к стартовой площадке. На горе свистел ветер, он часто менял свое направление, мужчины нервничали, и один из них громко сказал:
– Мы с ума сошли – лететь в такую погоду.
Майкл помог Уильямсу собрать летательный аппарат, тщательно пристегнулся, проверил управление и без колебаний начал разбег. Сторза охватило знакомое чувство невесомости, он улыбнулся, чувствуя, как воздух подхватывает его, но тут дельтаплан угодил в вихрь, заскользил на крыле, выровнялся, стал терять высоту. Майкл увидел приближающуюся с опасной быстротой землю, аппарат снова заскользил на крыле и устремился к группе голых деревьев. Слава Богу, подумал Майкл, что Трейси этого не видит. Врезаясь в дерево, он услышал металлический скрежет и треск рвущейся ткани. Придя в себя, он понял, что висит на сучковатой ветви. Он осторожно пошевелил руками и убедился, что переломов нет. Но по лицу текла теплая жидкость, и Майкл догадался, что это кровь. Внизу он увидел Уильямса, который складывал в лассо длинную веревку. Уильямc бросил ее Майклу, и Сторз закрепил конец на дереве. Затем он освободился от обломков дельтаплана и соскользнул на землю.
– Вы должны мне за разбитый змей, – напомнил Уильямc.
– Удовольствие того стоит, – сказал Майкл. – Полет был замечательный.
– А вы не робкого десятка, – заметил Уильямc. – На сегодня спектакль окончен. Остальные уже укатили вниз.
Прежде чем начать одеваться к обеду, Майкл поглядел на себя в зеркало. Столкновение с деревом не пошло на пользу его внешности. Все лицо было исцарапано, левый глаз почти заплыл. Все это отнюдь не придавало Майклу солидности. Ему удалось отделаться пустяками, но выглядел он так, словно только что сражался с бешеной кошкой; о бритье, разумеется, и думать не приходилось.
Зазвонил телефон, Майкл поднял трубку и услышал голос Евы. Она раньше приглашала его пообедать вечером у них дома, но Андреас простудился, у него подскочила температура, и ей пришлось уложить его в постель.
– Вот чего стоят ваши с ним познания в медицине, – ядовито заметила она.
Он решил обойтись без обеда, немного выпил и прилег вздремнуть перед дебютом Риты в качестве эстрадной певицы. Каждая мышца его болела так, словно Майкла отколошматили бейсбольной битой, любое движение давалось ему ценой физических страданий.
Майкл пригласил в бар родителей Риты и ее брата Элиота, он решил прийти туда пораньше и усадить Джонсов подальше от пианино, чтобы они не отвлекали девушку во время выступления.
Родные Риты, принарядившиеся по такому случаю, появились все вместе, мужчины были в пиджаках и при галстуках, а мать – в строгом синем платье.
На Рите было белое платье, которое, как догадался Майкл, в последний раз она надевала в июне, на выпускной вечер. Хорошенькая и счастливая, она заметно нервничала, и если бы не ее родные, Майкл плеснул бы Рите в чай рюмку рома, чтобы девушка успокоилась. Когда Джимми Дэвис подошел к их столику поздороваться, Майкл заказал для своих гостей шампанское. Рита не притронулась к бокалу, но ее мать выпила вино и закивала головой в такт музыке; Антуан, ожидая, пока бар заполнится, играл тихо, ненавязчиво.
– Последнюю неделю я наблюдаю за вами и этим человеком, – оказал отец Риты, – и хочу отдать вам должное. В начале сезона я был готов биться об заклад, что Хеггенер не дотянет до первых весенних почек – так плохо он выглядел. Вчера мне показалось, что он помолодел лет на двадцать. Может, и мне стоит начать кататься с вами. – Он рассмеялся, взял полный бокал дочери и выпил шампанское. – Не пропадать же добру, – сказал он жене, бросившей на него строгий взгляд. – Я слышал, Рита не слишком удачно выступила утром.
– Сначала она шла превосходно, – сказал Майкл. – Пока Рита не сбила древко, мне казалось, что она попадет в первую пятерку.
– Это Рите на пользу, – заметил Джонс. – Ей требовался урок скромности. В школе учителя вечно твердили ей, какая она способная; если время от времени ее не осаживать, она Бог знает что о себе возомнит. Изредка проигрывать не вредно, по крайней мере в молодости. Вам тоже сегодня досталось, судя по вашему лицу. Если бы сейчас было время уборки урожая, я подумал бы, что вы угодили под жатку. – Он от души рассмеялся. Джонс привык к всевозможным травмам и относился к ним легко. – В детстве меня покусал рой пчел, тогда я выглядел немногим хуже вашего. Я знаю все об увечьях, которым подвержено человеческое тело, но сам их не ищу, в отличие от некоторых.
– Он хотел помочь Джерри Уильямсу, папа, – пояснила Рита, защищая Майкла, – его все предали.
– Джерри Уильямсу не мешает привыкнуть к мысли, что, когда людям нужно лететь куда-нибудь, они покупают билет на самолет, – сказал Джонс.
– Тише, Хэролд, – властно потребовала миссис Джонс, — сейчас будет объявление.
Антуан взял три аккорда, и зал стих.
– Дамы и господа, – громко произнес Антуан, – мы приготовили вам сюрприз – прелестная уроженка этих мест, красавица Рита Джонс – chanteuse extraordinaire, согласилась, по особой договоренности с Джимми Дэвисом, петь сегодня для нас. Итак, Рита Джонс… – Он кивнул в сторону ее стола и жестом пригласил девушку к пианино.
Рита поднялась с робкой улыбкой на лице, Майклу показалось, она повзрослела на десяток лет; девушка, неуверенно чувствуя себя на высоких каблуках, прошла к инструменту, и Антуан под аплодисменты поцеловал ей руку.
– Как он назвал мою дочь? – подозрительно спросил Джонс.
– Он назвал ее необыкновенной певицей, – ответила миссис Джонс. – По-французски. Тише, Хэролд.
Антуан исполнил короткую импровизацию, ресторанчик замер, француз кивнул Рите и заиграл «О, что за чудесное утро». Девушка начала петь. Вопреки опасениям Антуана, она преодолела скованность и застенчивость, ее чистый и сильный голос, в котором звучали юношеская радость и торжество, уверенно заполнял комнату задорной мелодией. Когда она закончила, ресторан взорвался аплодисментами, громче всех хлопал Хэролд Джонс. Она спела еще три старых шлягера, расчетливо выбранных Антуаном для того, чтобы продемонстрировать ее широкий диапазон на всем известных песнях, к которым аудитория уже успела привыкнуть.
В конце аплодисменты были оглушительными, раздавались крики «Еще!», но опытный Антуан покачал головой и оборвал первое выступление Риты на триумфальной ноте. Улыбаясь, Рита вернулась к столику и спросила:
– Ну как?
Мать поцеловала ее и сказала:
– Ты просто молодец, милая моя.
Сияющий Хэролд продолжал хлопать до тех пор, пока не утихли последние аплодисменты, и даже Элиот казался довольным.
Джимми Дэвис принес бутылку шампанского и сказал:
– Первой звезде, родившейся в Грин-Холлоу.
Он профессионально разлил вино по бокалам, начав с Риты.
Майкл заметил, что Джонс нахмурился, когда возбужденная Рита взяла свой бокал.
– Милая, – сказал он, – в Вермонте существует закон, по которому несовершеннолетним запрещено употреблять спиртное.
Но миссис Джонс возразила мужу:
– Ладно, сегодня можно.
Они выпили за успех Риты.
– Сегодня вечером ты прошла все ворота, – сказал Майкл, и Рита безудержно засмеялась, словно это была остроумнейшая из шуток.
Разошлись все за полночь. Джонсы укатили в своем большом старом «универсале». Майкл отправился домой, небо постепенно прояснилось, быстрые тучи временами наплывали на луну, вдали виднелись контуры гор.
Когда Майкл подъехал к коттеджу, окна домика были темны, но войдя внутрь и включив свет, он увидел Еву – она сидела на софе в своей шубке из рыси.
– Добрый вечер, – поздоровался он. – Почему ты не зажгла лампу?
– Хотела сделать тебе приятный сюрприз, – пояснила Ева. В ее голосе не было радости. – Как все прошло?
– Великолепно. Дебют удался. Как дела дома?
– Неважно, очень неважно. Температура подскочила до тридцати восьми и девяти десятых, – сказала она с упреком. – Но сейчас он заснул. Будет чудо, если он сможет добраться до больницы без «скорой помощи».
Майкл вздохнул.
– Не вздыхай так, словно тебе противно меня видеть. Ты не хочешь меня поцеловать?
Она встала.
– Ева, – устало вымолвил Майкл, – я чуть не разбился днем и сейчас еле двигаюсь…
– Ты готов убить всех – и себя, и моего мужа…
– Пожалуйста, – сказал он, сняв дубленку и бросив ее в кресло, – я смертельно устал и хочу спать.
– Ну и вид у тебя, – без сочувствия заявила Ева.
– Я знаю.
– Ты совсем равнодушен к своей внешности.
– Я ложусь спать.
– Я пришла сюда не для того, чтобы смотреть, как ты спишь, – сказала она.
– Извини, у меня нет сил…
Она начала расхаживать взад-вперед по маленькой комнате, расстегнутая шубка хлестала по ее ногам и придавала Еве сходство с гигантской разъяренной дикой кошкой.
– Мне надоело, что все меня отвергают. Ты. Мой муж. Хочешь себя убить – пожалуйста. Он хочет себя убить – пожалуйста. Может быть, чем скорее это произойдет, тем лучше. Вероятно, я даже не стану этого дожидаться. Вы двое – не единственные мужчины на земле. К твоему сведению, – кстати, если хочешь, можешь передать это твоему любимому другу-извращенцу, моему мужу, – один австриец трижды за последний год приезжал сюда и умолял меня выйти за него замуж.
– Вот и хорошо. Желаю счастья.
– Я изнемогаю в этом убогом маленьком городишке среди жалких холмиков, – сказала она. – Среди скучных, тупых американских крестьян. Среди драчливых пьяниц с обезображенными физиономиями…
– Ради Бога, успокойся…
– Я хочу жить среди цивилизованных людей. Я надеялась, ты поможешь мне скоротать сезон… – Она почти перешла на крик. – К сожалению, я ошиблась. Ты немного умнее остальных, более образованный, но в принципе ты ничем от них не отличаешься. Один отважный поступок, – насмешливо бросила она, – и ты снова верный сын обывательской среды с ее трусливой добропорядочностью и ханжеской моралью. Как же, он слишком устал, чтобы спать со мной. Другие ночи – другие отговорки. Спи с моим мужем. Не сомневаюсь, вы будете счастливы, а через неделю или месяц он благополучно умрет, завещав тебе свое состояние.
Майкл ударил ее. Она замерла, прикусила губу, затем рассмеялась:
– У тебя нет сил спать с женщиной, зато ударить ее ты можешь. Вы еще пожалеете об этой пощечине, мистер Сторз.
Она выскочила из коттеджа, оставив дверь распахнутой.
В комнату ворвался холодный влажный ветер, и Майкл вздрогнул. Он медленно подошел к двери, прикрыл ее и запер на ключ, потом снял пиджак. У него не осталось сил на то, чтобы раздеться, в рубашке и брюках он рухнул на постель.
Глава 21
Его разбудил телефон. Чертыхнувшись, он поднялся с кровати и прошел в гостиную, где стоял аппарат. Сейчас Майкл двигался с еще большим трудом, чем прежде, ночью от ветра распахнулось окно, и он здорово замерз, лежа поверх одеяла. Проснувшись, он пожалел, что живет в штате, где такой холодный климат. Шагнув к телефону, он увидел полосы яркого солнечного света, проникавшего сквозь стекло. Часы на камине показывали без четверти десять. Впервые за много лет он проснулся так поздно. В голове крутились смутные обрывки тревожных снов: он терял в каком-то аэропорту багаж, блуждал по темным коридорам.
– Алло, – сказал он в трубку.
– Майкл… – Это был Хеггенер.
– Доброе утро. – Майкл постарался придать своему голосу жизнерадостный, бодрый тон.
– Надеюсь, я вас не разбудил.
– Я не сплю с семи часов, – солгал Майкл в соответствии с тем представлением, которое обычно складывалось о нем у людей – все считали его энергичным и дисциплинированным тружеником. – Как вы себя чувствуете?
– Отлично. Ни температуры, ни кашля. Я вот что подумал – не могли бы вы отвезти меня в Нью-Йорк завтра? Хочется побыстрее разделаться с этой дурацкой затеей.
Майкл провел рукой по своей щетине, потрогал засохшие царапины, которые остались на лице после столкновения с деревом. Ему не хотелось появляться в Нью-Йорке в столь непрезентабельном виде, но он сказал:
– Хорошо. В какое время?
– Девять утра вас устроит?
– Вполне. Я отпрошусь у Калли.
– Да, – вспомнил Хеггенер, – Ева сказала, что у нее нет сегодня настроения кататься.
– У меня тоже.
Видеть Еву ему хотелось не больше, чем кататься.
– До завтра.
Опустив трубку, он подумал, остался ли у Евы на щеке след от вчерашней пощечины и заметил ли его Хеггенер.
Он прошел в ванную, мельком взглянул на себя в зеркало и, недовольный тем, что увидел, открыл кран, плеснул на лицо холодной воды, но от этого Майкл не стал ни выглядеть, ни чувствовать себя лучше.
Он переоделся и, поленившись готовить завтрак, отправился на машине в кафе, которое находилось через дорогу от лыжной школы. Калли, как обычно в это время, с недовольной миной сидел за пятой чашкой кофе; увидев Майкла, он жестом пригласил его к своему столику. Майкл заказал бокал апельсинового сока, вафли с беконом, яйца и кофе. Дэвид нахмурился еще сильнее.
– Такие люди, как ты, меня просто бесят, – заявил Калли. – Стоит мне съесть одну сдобную булочку, и я тотчас поправляюсь на два фунта, ты же наворачиваешь будь здоров, но я готов спорить, что за последние двадцать лет твой вес не увеличился ни на фунт.