Но это — если вся технология проработана хорошим инженером. Как далеко нужно заглублять мачты? Нужен ли балласт? Да и попросту, как сделать в неправильной формы ледяном обломке ровный, аккуратный разрез длиной в добрую сотню метров? Ну а каким образом выгладить нижнюю поверхность льдины, чтобы уменьшить сопротивление? Лед — материал весьма хрупкий, но его можно укрепить, окатывая подготовленный корпус смесью опилок и морской воды, затем смесь эта замерзнет и образует нечто вроде брони. И снова — в каких пропорциях делать смесь?
А времени на пробы и испытания нет. И вот от Эрика Уэйса ожидается, что Божьей помощью и своей интуицией он преодолеет все трудности, справится со всеми стихиями.
Ну а ван Рейн, он-то что внес? Так, основную идею, небрежно брошенную в неявном предположении, что Уэйс всемогущ, вроде как джинн из волшебной лампы Аладдина.
Блестящий, конечно, всплеск фантазии, кто бы спорил. Но фантазия — вещь несерьезная и недорого стоит.
Ведь так кто угодно может поковырять в носу и заявить: «Нам нужно такое-то и такое новое оружие, которое можно сделать из таких-то и таких-то беспрецедентных, еще не существующих материалов». Только все это останется праздной игрой ума, пока не появится кто-нибудь другой, способный допетрить, каким образом можно изготовить требуемое оружие.
Надев ярмо на инженера, ван Рейн занялся Стаей: кого-то развлекал шутками, кого-то уговаривал, на кого-то кричал, а когда все ланнахи впряглись в работу, он завернулся в одеяло и преспокойно уснул.
17
Стоя на палубе «Рейнштаффеля»[31], Уэйс ожидал, когда же на горизонте появится враг.
Медленно опустив руку в висящую на поясе сумку, он нащупал заплесневелую горбушку хлеба и кусок колбасы — последние остатки пищи. Уже четыре земных дня он держался на уменьшенном рационе, чтобы осталось хоть что-нибудь на день сражения.
Но есть, в общем-то, даже и не хотелось.
Как ни странно, холода, идущего снизу, не чувствовалось — его сразу уносил теплый ветер. То, что за неделю пути на юг корабли почти не подтаяли, удивляло Уэйса значительно меньше: он знал термические свойства воды.
Северный ветер туго надувал на мачте примитивные прямоугольные паруса, привязанные к изготовленным из свежесрубленного дерева реям. Ледяные корабли были неуклюжими, но далеко не в такой степени, как дракхонские плоты; работая в обжигающе-холодной воде, ланнахи не только выровняли днища, но и придали им некое подобие обтекаемой формы. Делать этого не хотел, естественно, никто, но ван Рейн проявил прямо-таки невероятные диктаторские способности. В результате военный флот ланнахов, подгоняемый диомедианским бризом, резал волны Ахана со скоростью в добрых пять узлов.
Однако, вспоминал Уэйс, время строительства, время непосильной, с ног валящей работы оказалось далеко не самым трудным. Критический момент наступил позднее, когда корабли были почти готовы к отплытию и вдруг поднялся встречный ветер. Несколько земных дней вконец отчаявшиеся ланнахи мокли под ледяным непрекращающимся дождем, грабили птичьи гнездовья и пытались ловить рыбу, чтобы хоть чем-то накормить плачущих от голода детей. Советники и вожди кланов говорили уже, что с судьбой не поспоришь, что не остается иного выхода, как бросить все и искать пристанища в Трясинах Килну. Каким-то невероятным образом — где просьбами, а где посулами, где криком, а где скулежом, порою даже подкупом (за счет выигранных в кости «денег») — ван Рейн удержал Стаю в Дорнахе.
Ладно, все это позади.
Торговец выбрался из тесной каменной каютки на усыпанную щебенкой палубу и прошел — мимо угрожающе присевших метательных машин и сложенных в кучи снарядов — на нос, где стоял Уэйс.
— Чего смотришь? — сказал он.— Ешь. Последняя возможность.
— Я не голодный,— ответил Уэйс, продолжая изучать горизонт.
— Правда? А вот я,— ван Рейн выхватил хлеб и колбасу у него из руки и сунул себе в рот,— голодный.
Торговец снова обрядился в два панциря сразу, но из оружия на этот раз у него был только один внушительных размеров каменный топор с метровой рукоятью. Уэйс экипировался щитом и томагавком. Вся палуба кишела разномастно вооруженными ланнахами.
— Приготовили нам торжественную встречу, уж будьте уверены,— заметил Уэйс, следя за стройными силуэтами лавирующих против ветра боевых лодок.
— А ты, никак, ожидал, что эти ребята расстелют перед нами ковровую дорожку? Зуб даю, они уже много часов как нас заметили. Теперь их гонцы гонят изо всех сил в Ланнах, за армией.
Ван Рейн оглядел последний огрызок колбасы, благоговейно поцеловал его и отправил в рот.
Уэйс посмотрел назад. Их ледяной корабль был флагманом — при испытаниях он показал наибольшую скорость — и, как таковой, находился на самом острие длинного клина, состоявшего из нескольких десятков грязно-белых судов, чьи кое-как сшитые паруса, кривые мачты и безобразная оснастка способны были вызвать отвращение у любого мало-мальски опытного моряка. Дракхонский Флот имел преимущество и по численности, и по вооружению, оставалось только молить Бога, чтобы это преимущество не оказалось слишком уж подавляюшим. Малая высота борта ледяных судов не имела для крылатых воинов серьезного значения, совсем другое дело — опыт дракхонских моряков, точнее, отсутствие этого опыта у Стаи...
Вот за бойцовские качества ланнахов беспокоиться не приходилось. Настоящие крылатые тигры, думал Уэйс. За время плавания они отдохнули, отогрелись, подкормились и теперь прямо рвались в бой. Кроме того, при меньшем количестве кораблей Стая имела, пожалуй, больше воинов, даже если учитывать отсутствующую пока армию Дельпа.
И еще один важный фактор: ланнахи могли позволить себе безрассудную смелость. Их женщины и дети остались на Дорнахе (так же как и ставшая очень бледной и тихой Сандра), и у них не было никаких ценностей, о которых стоило бы тревожиться. Ледяная эскадра не несла иного груза, кроме оружия и ненависти.
От летевшей густым облаком воздушной армии отделился Толк; он спикировал, затормозил, широко раскинув крылья, опустился на палубу флагмана и нашел глазами людей.
— Ну как тут у вас, все в порядке?
— В полном,— бодро мотнул головой ван Рейн.— Мы что, так и прем прямо на этих паразитов?
— Да, до Флота всего несколько буасков. Чуть-чуть за горизонтом, если смотреть с вашей высоты, скоро покажется. Они двигаются сразу и под парусами, и на веслах, пытаются уйти, но ничего из этого не получится, если, конечно, ветер не подведет. А лодки нам не помеха.
— И никаких признаков оставшейся в Ланнахе армии?
— Пока никаких. Думаю, этот... как его там... ну, новый адмирал, о котором говорили пленные,— он отправил в горы гонцов. Но остров большой, так сразу эту армию и не найдешь. Вот я бы на его месте,— с чувством превосходства фыркнул герольд,— установил постоянную связь через непрерывную двухстороннюю цепочку свистунов.
— Как бы там ни было,— заметил ван Рейн,— нужно ожидать, что они появятся довольно скоро, вот тут-то все и начнется.
— Ты уверен, что нам удастся...
— Ни в чем я не уверен. А теперь возвращайся к Тролвену и следи там.
Толк кивнул и снова взмыл в воздух.
Ватные горы плывущих в неоглядно высоком небе облаков чуть розовели в лучах солнца, гребни темно-пурпурных волн белели клочьями кружевной пены. Чуть в стороне от курса эскадры из моря поднимался крутой, почти отвесный берег маленького островка; в подзорную трубу можно было при желании сосчитать желтые головки цветов, кивающие в тени каких-то высоких, голубоватых, по всей видимости хвойных деревьев. С неба свалились два юных свистуна и зависли над Уэйсом, танцуя в воздухе, как полощущиеся на ветру знамена. Было очень трудно убедить себя, что эти изящные резные лодочки, подходящие все ближе и ближе, нагружены огнем и заостренными камнями.
— Ну что ж,— сказал ван Рейн,— начинается потеха. Святой Дисмас, не покинь меня в такую минуту.
— Не кажется ли вам, что сейчас больше подошел бы святой Георгий? — спросил Уэйс.
— Это с твоей точки зрения, а вот я — человек слишком старый, толстый и трусливый, чтобы взывать к Михаилу, или Георгию, или Олафу, или к кому еще из этих воинственных ребят. Мне как-то уютнее со святыми не столь размашистыми и энергичными — с тем же святым Дисмасом или с Николаем, который выручает из беды путешествующих.
— Вот и разбойники с большой дороги тоже считают его своим патроном,— заметил Уэйс и удивился, как плохо ворочается пересохший язык. В глазах у него немного поплыло. «Нет, конечно же, я не боюсь... но вот ноги стали какие-то ватные».
— Ура! — заорал ван Рейн.— Здорово врезал!
Носовая баллиста «Рейнштаффеля» зазвенела, глухо ухнула и швырнула пятисоткилограммовый булыжник на палубу ближайшего судна. Лодка переломилась, как щепка, ее команда, естественно, взлетела, но тут же была уничтожена одним из взводов армии Тролвена.
Носовая баллиста «Рейнштаффеля» зазвенела, глухо ухнула и швырнула пятисоткилограммовый булыжник на палубу ближайшего судна. Лодка переломилась, как щепка, ее команда, естественно, взлетела, но тут же была уничтожена одним из взводов армии Тролвена.
Ван Рейн ухватил растерявшегося наводчика баллисты за руки и протанцевал с ним по палубе. Крик, сопровождавший эти действия, должен был, видимо, считаться пением: «Du bist mein Sonnenschein, mein einzig Sonnenschein, du machst mir frohlich...»[32]
Подвалила еще одна лодка, круто против ветра. Заметив разворачивающееся сопло огнемета, Уэйс бросился плашмя, под защиту низенького — ледяного же — фальшборта.
Струя пламени ударила в фальшборт, отразилась от него и огненными плевками упала в море. Она не могла ни поджечь лед, ни даже сколько-нибудь заметно его растопить. Сотня стоявших в укрытии ланнахских лучников ответила градом стрел, которые взметнулись к небу и обрушились на лодку сверху.
Уэйс осторожно выглянул. Дракхон, стоявший прежде при насосе огнемета, лежал без движения, наводчик занимался собственным поврежденным крылом. Рулевого тоже не видно, нос лодки описывает бессмысленную дугу, оставшиеся в живых члены команды забились кто куда.
— Полный вперед! — крикнул он во все горло/— Тарань их!
Громада ланнахского корабля легко, словно мимоходом, раздавила лодку.
Пользуясь превосходством в скорости и маневренности, лодки крутились вокруг ледяного флота, как волки вокруг стада бизонов. Некоторые из них проскальзывали между кораблями, пытаясь атаковать их сзади, другие — с той же целью — обогнули края клина. Это нельзя было назвать игрой в одни ворота: стрелы, бросаемые катапультами дротики и камни — все это время от времени достигало цели; на ледяных палубах взрывались бомбы, то здесь, то там ярко вспыхивал подожженный огненной струей парус.
Однако затушить горящую тряпку — пустое дело для крылатых существ, имеющих пару ведер и неограниченное количество воды. На протяжении всей этой стадии сражения лишь один ланнахский корабль полностью лишился мачт, после чего команда попросту бросила его и распределилась по другим судам. Кроме мачт и парусов, гореть было совершенно нечему, не считая, конечно, живого тела, но оно на войне ценится меньше всего.
Несколько лодок попытались взять один из кораблей на абордаж; оказавшись, несмотря на объединенные усилия, в меньшинстве, дракхонские воины дорого заплатили за свою безрассудную смелость. А тем временем армия Тролвена, имевшая в воздухе абсолютное господство, пикировала, стреляла, рубила.
Отчаянная атака почти не задержала ланнахов, лодки были потоплены, разбиты, подожжены, а немногие, оставшиеся целыми — рассеяны непотопляемым противником.
Находясь во главе эскадры, «Рейнштаффель» пробил строй дракхонов почти беспрепятственно; оказанное ему слабое сопротивление было отражено дальнобойным оружием — катапультами и баллистами, стрелами и зажигательными бомбами. Море за кормой горело и дымилось, где-то впереди находился основной противник — огромные плоты.
Завидев на горизонте вымпелы и паруса, драконоподобная команда Уэйса дружно затянула победную песню Стаи.
— А не рано ли? — крикнул он, пытаясь перекрыть хриплый вой ланнахов.
— Пусть повеселятся, пока могут,— негромко сказал стоявший рядом ван Рейн.— Ведь очень многие из них вскоре отправятся к рыбам, nie?
— Думаю...— Перед глазами Уэйса встали картины недавней битвы, и он торопливо, почти испуганно сменил тему.— Мне нравится мелодия, а вам? Похоже на старые американские народные песни. Ну, скажем, на «Джона Генри».
— Народные песни — самое то, если сидишь в столице и корчишь из себя народ,— презрительно фыркнул ван Рейн.— Я уж как-нибудь ограничусь Моцартом.
Некоторое время торговец смотрел на бегущую за бортом воду, а когда заговорил снова, в его голосе появились совершенно неожиданные тоскливые нотки.
— Я всегда надеялся, что сумею когда-нибудь понять Баха, старину Иоганна Себастьяна, который говорил с Богом на языке математики. Но, увы, этой старой тупой башке не хватает мозгов. Так что теперь я прошу только о возможности хоть еще один раз послушать «Eine kleine Nachtmusik»[33].
Со стороны плотов, взбивавших воду паучьими лапками весел, донесся грозный рев. Оставив попытку уклониться, Флот медленно и тяжеловесно перестраивался в боевой порядок.
Нетерпеливым взмахом руки ван Рейн подозвал свистуна:
— Быстро! Сбегай наверх и скажи этому чокнутому Трол-вену, чтобы отстал от лодок и занялся плотами. Чтоб никакого им продыху, а главное — не давайте гонцам шнырять между капитанами, пусть-ка попробуют скоординироваться без связи!
Глядя вслед умчавшемуся мальчишке, торговец подергал свою бородку, почти затерявшуюся уже в колючей, слипшейся от грязи щетине.
— Пуп Господень! — взревел он,— Ну почему я должен думать за всех? Святой Никола Угодник, ниспошли мне офицера хотя бы с одной извилиной в башке, и я выстрою тебе собор на Марсе! Ты меня слышишь?
— У Тролвена самый разгар схватки,— заступился за командора Уэйс.— Он не может думать обо всем сразу.
— Может, и не может,— уже тише проворчал ван Рейн.— Может, я вообще единственный в Галактике, кто никогда не ошибается.
Долго убеждать Тролвена не пришлось. Прошло несколько минут — и плоты противника, подошедшие уже до ужаса близко, захлестнул серый смерч. Словно выпущенные из ада дьяволы, ланнахи убивали дракхонов, чтобы тут же самим пасть под ударами противника. Небо и море слились в один кровавый хаос. Уэйс подумал, что в этом водовороте смерти приближение его кораблей может пройти почти незамеченным.
— Не сумели! — крикнул он, колотя кулаком по ледяному борту.— Как Бог свят, они не сумели организоваться!
На боку приземлившегося рядом свистуна виднелась ужасная рана.
— Вон там... Герольд Толк говорит...— С каждым словом из его рта вылетал сгусток крови.— Пустое место... разрезать Флот...
Тоненькое тело судорожно изогнулось назад, а затем мягко опустилось на палубу и замерло. Подняв мальчика на руки, Уэйс услышал, как в пробитых сломанными ребрами легких булькает кровь.
— Мама, мама,— прошептал, задыхаясь, свистун,— Это он топором. Мамочка, сделай, чтобы не больно.
Через несколько секунд он умер.
Залпом цветистых ругательств ван Рейн заставил рулевого развернуть корабль — всего на несколько градусов, на большее неуклюжее сооружение просто не было способно, однако хватило и этого. В совсем уже приблизившейся цепи вражеских плотов зиял разрыв; яростная атака Тролвена мешала его сомкнуть. Покрытая красными, на глазах расплывающимися пятнами, усеянная выпущенными из ослабевших рук луками и копьями, широкая полоса воды прямо, как стрела, указывала на адмиральскую плавучую крепость.
— Сюда! — заорал ван Рейн.— Глуши их! Ешь их с потрохами!
Выпущенный из катапульты дротик с визгом перелетел через фальшборт, вспорол рукав торговца и выбил из палубы сноп ледяных осколков. На «Рейнштаффель» обрушились три потока жидкого пламени.
Огненные пальцы зашарили по палубе. Ярко вспыхнул и упал не успевший увернуться воин, затем настала очередь парусов. На этот раз тушить не было смысла — вслед за парусами огромным факелом вспыхнула обильно политая маслом мачта.
Оставив в покое рулевого, ван Рейн бросился вдоль оплавленной огнем палубы, поскользнулся, проехал на широком своем заду до самого фальшборта и кое-как поднялся на ноги, громко проклиная все сущее. Прихрамывая, он доковылял до штирборта и несколько раз ударил топором по неподатливым вантам.
— Сюда! — Громкий крик торговца перекрыл шум битвы.— Быстро! Да помогите же мне, что вы как неживые! Быстрее, у вас что, мозги протухли? Быстрее, пока мы не проплыли мимо!
Уэйс, командовавший расчетом баллисты, закидывавшей камнями соседний плот, не понял, что происходит. Ланнахи оказались сообразительнее, они столпились вокруг ван Рейна и начали яростно рубить толстые канаты. Сам же торговец бросился к штабелю зажигательных бомб, схватил одну из них и с размаху расшиб об основание горящей мачты.
Когда лед подтаял, мачта покачнулась; еще несколько ударов каменными топорами, ванты лопнули, и она упала налево, прямо на соседний плот. Взметнулся фонтан искр, вспыхнул такелаж. Быстро распространявшееся пламя не давало дракхонам сбросить страшный предмет за борт; вскоре занялись и толстые брусья палубы. Когда «Рейнштаффель» миновал вражеский корабль, тот уже превратился в огромный костер.
Инерция и случайные течения заносили почти неуправляемую теперь ледяную глыбу все дальше и дальше в глубь окончательно растерявшегося Флота. В прорыв, героически расширенный ван Рейном, двинулась и остальная эскадра ланнахов. Плавучие чудовища поливали друг друга струями огня, однако лед, в отличие от дерева, не горит.