— Он подкупил все наше племя!
— Удивительно! И как же ухитрился он сделать это? Редуинг ввела прославленного бостонского юриста в курс того, что поведал ей брат ее Чарли.
— Могу я задать вам пару вопросов, а может быть, и все три?
— Конечно, — ответила Дженнифер, опускаясь в обитое кожей кресло, стоявшее рядом с креслом Пинкуса, и добавила спокойным и вместе с тем обескураженным тоном: — Нас одурачили! Самым форменным образом!
— Ну, это еще неизвестно, моя дорогая. Обратимся к совету старейшин. Возможно, члены его — мудрые и великие люди, но получили ли они соответствующие полномочия от племени уопотами?
— Да, — пробормотала Ред.
— Прошу прощения?
— Это была моя идея, — произнесла Дженнифер немного громче, в явном замешательстве. — Подобный статус придал им чувство гордости, в котором они так нуждались. Я бы никогда-никогда не подумала, что они примут какое бы то ни было решение, не посоветовавшись предварительно со мной или, в случае моей кончины, с кем-либо еще из нашей группы.
— Понимаю. А были ли сделаны какие-то оговорки в акте об этом опекунстве, скажем, на случай смерти одного или всех уполномоченных лиц? Или о замене кого-либо из них кем-то другим?
— Что касается последнего, то для этого достаточно лишь соответствующего решения остальных членов данного представительного органа.
— А были ли такие случаи?.. Когда бы заменили, к примеру, кого-нибудь из тех, с кем, как говорится, сумел наладить контакт генерал Хаукинз?
— Нет. Все они по-прежнему в совете старейшин и пребывают в добром здравии, — думаю, потому что питались в свое время столь редким в наши дни буйволиным мясом.
— Ясно. А содержит ли тот документ какое-либо упоминание об избранных детях племени, на которых непосредственно возлагается осуществление попечительских функций в соответствии с волеизъявлением вашего народа?
— Нет, это было бы унизительно: для индейцев, как и для восточных народов, очень важно сохранить лицо, свое достоинство. Мы просто знали — или считали, будто знаем, — что в случае возникновения какой-либо проблемы за помощью обратятся к одному из нас... Откровенно говоря, я полагала, что ко мне.
— И не без оснований, должен признать.
— Да, конечно.
— Но в бумагах вашей корпорации нет ничего, что бы юридически обосновывало или разъясняло функции вашей группы?
— Нет... И все — та же гордость. Истинная гордость. Признание за нами попечительских прав означало бы появление управленческого органа, ставящего себя выше совета старейшин, а это — не в традициях племени. Теперь вы понимаете, что я хочу сказать? Этот ужасный человек держит в своих руках мой народ. Он может говорить и делать от его имени все, что ни вздумает.
— По-моему, вы всегда можете предъявить ему в суде обвинение в неблаговидных намерениях и мошенничестве.
Но в таком случае вам пришлось бы рассказать все как есть, что в силу известных обстоятельств крайне нежелательно. Итак, ваш брат прав: не исключено, что вы потерпите поражение.
— Мистер Пинкус, из пяти членов совета старейшин трое мужчин и одна женщина — в весьма преклонном возрасте: им за восемьдесят; самому же молодому семьдесят пять. И разбираются они в юридических тонкостях отнюдь не лучше,-чем тридцать лет назад, когда их знание законодательных основ сводилось по существу к нулю.
— Они не должны «разбираться» в юридических тонкостях, мисс, Редуинг: все, что требуется от них, это вникнуть в суть той или иной сделки и осознать проистекающие из нее выгоды и обязательства. И я позволю себе почтительно заметить вам, что они заключили соглашение с Хаукинзом с полным пониманием того, что делают, и даже, возможно, с энтузиазмом, хотя и знали при этом, что вы не одобрили бы их поступка.
— А я позволю себе почтительно заметить вам, что не согласна с вами!
— Но послушайте, моя дорогая, речь же шла о немедленном предоставлении миллиона долларов наличными и еще о скольких-то миллионах, которые должны были получить ваши соплеменники спустя короткое время. И в обмен на что? На передачу нашему генералу на весьма непродолжительный срок тех прав, которые, как все они должны отлично знать, в лучшем случае имеют формальный церемониальный характер. Разве легко устоять против этого? «Пусть потешится белый безумец несколько месяцев, нам-то какой от этого вред?»
— Но в соглашении не были детализированы все аспекты сделки, — упорствовала Дженнифер.
— А этого и не могло быть. Если бы во время деловых переговоров участники их раскрывали свои карты, нашей экономической системе пришел бы конец, и вам это прекрасно известно.
— Но в данном случае мы сталкиваемся с мошенничеством, мистер Пинкус!
— Если бы это и было так, то где у вас доказательства? Насколько я понял, генерал обещал вашим соплеменникам миллионы, которые, будучи инвестированы надлежащим образом, принесли бы им богатство, превосходящее самые смелые их мечты, а потом подкрепил свои слова авансом в миллион долларов, и к тому же без всяких дополнительных обязательств со стороны своих контрагентов по сделке.
— Но они же ничего не знали! Им и в голову не приходило, что он собирается вовлечь их в самую взрывоопасную за всю историю нашего государства судебную тяжбу с федеральным правительством затрагивающую интересы — о Боже! — командования стратегической авиации!
— По-видимому, никто из них не поинтересовался должным образом, за счет чего собирается он сделать их сказочно богатым. Вместо этого они радостно приняли первый миллион и потратили его, полагаю я, довольно неразумно... Простите меня, мисс Редуинг, но я считаю, что ваш брат знал о намерениях генерала или, во всяком случае, догадывался о многом. Фактически он является его пособником...
— Он считал все это грандиозным розыгрышем! — закричала Редуинг, подаваясь вперед. — Безобидной шуткой, которая принесла бы племени много денег, обеспечила бы возросший приток туристов в резервацию и очень бы всех позабавила!
— И что же. Верховный суд — это действительно так забавно?
— Он не думал, что это зайдет так далеко, — произнесла Дженнифер запальчиво. — Кроме того, он и понятия не имел о том миллионе долларов, как и о самой сделке Хаукинза с советом старейшин. А когда узнал, то пришел в ужас.
— Отсутствие взаимопонимания между находящимися в дружественных отношениях участниками соглашения никак не основание для обвинения одной из сторон в злых кознях или мошенничестве. И вообще, подобные упреки, не имеющие юридической силы, возможны лишь между контрагентами, ступившими на путь вражды.
— Выходит, по-вашему, что совет старейшин намеренно скрывал информацию от моего брата?
— Боюсь, что да. Как и он, собственно говоря, поступал по большей части в отношении их.
— А если мы, наша группа, вмешаемся внезапно...
— У вас нет на это никаких законных оснований, — заметил мягко Арон.
— И расскажем всю историю, — продолжала Редуинг с округленными от изумления глазами, — то этот поступок наш может быть истолкован как корыстный шаг, предпринятый нами с целью лишить своих соплеменников денег, если только за всем этим не скрывается чего-то еще!.. Боже мой, все вывернуто наизнанку! Безумие какое-то!
— Совершенно верно, моя дорогая, это чистейшей воды безумие, которым мы обязаны Хауку. Из генерала вышел бы прекрасный юрист.
С открытого балкона второго этажа кто-то спустился вниз и, миновав дверь, подошел к перилам террасы. Это была Элинор Дивероу, волосы — аккуратно причесаны, поступь — царственна, как и положено светской даме.
— Мне привиделся ужасный сон, — объявила она, в совершенстве владея голосом и речью. — Будто бы сумасшедший генерал Кастер[119]и эти дикие индейцы, объединившись во время битвы при Литл-Биг-Хорн, напали на американскую коллегию адвокатов, когда та заседала в полном составе, и оскальпировали всех юристов.
* * *Высокий сутулый пожилой джентльмен в длинном коричневом габардиновом пальто и черном берете, судя по внешности — профессор из кампуса в окрестностях Бостона, шел по холлу отеля «Времена года» с обескураженным и посуровевшим при виде всей этой роскоши выражением лица. Кося немного из-под очков в черепаховой оправе, он побродил, казалось бы, бесцельно по залу и затем направился к лифтам.
Разумеется, на самом деле в действиях Хаука не было ничего бесцельного: он осуществлял разведывательную операцию. И все в его облике было заранее тщательно продумано. Предварительное ознакомление с территорией подразумевало осмотр затаившихся в тени углов помещения всех отведенных для сидения мест. Что же касалось его самого, то он уже не имел ни малейшего сходства с тем здоровяком в оленьих шкурах, который всего лишь пять часов назад нанес столь серьезный ущерб здоровью Цезаря Боккегаллупо из Бруклина, штат Нью-Йорк.
Опытный солдат не вступает на вражескую территорию, не произведя рекогносцировки. И лишь убедившись, что нигде никаких сюрпризов, генерал вошел в кабину лифта и нажал на кнопку с номером этажа, где поселился Маленький Джозеф.
— Обслуживание клиентов в номере, — прошамкал Хаукинз, постучав в дверь.
— Меня уже обслужили! — послышалось изнутри и вслед за тем: — Ах, это, должно быть, яблоки и груши, залитые пуншем, тут же подожженным! Я думал, их принесут чуть позже! — Но, отворив дверь, Джо, вне себя от изумления, только и мог, что воскликнуть: — Это ты?! Какой черт принес тебя сюда?
— Всем совещаниям командиров предшествуют предварительные встречи подчиненных для уточнения повестки дня, — ответил Хаук и, отстранив Джо, вошел внутрь. — Поскольку моим адъютантам не справиться с этой задачей — в силу чисто лингвистических причин, — мне пришлось подменить их собою.
— Дьявол! Хвостовой вагон поезда! — завопил Саван, хлопнув дверью. — У меня и без тебя хватает забот!
— Но зато тебе не хватает яблок и груш «фламбэ»?
— Да. Это очень вкусно. Оригинальное сочетание поджаренных фруктов и аромата спиртного. Запах — изумительный. Напоминает о старых традициях.
— Что?
— Хорошо пахнет, говорю. Я читал об этом в меню в Лас-Вегасе. Э-эх! Моя мамочка пулей бы выскочила из могилы, если бы знала, что я палю на огне груши, а мой папочка отправил бы меня за это спать в свинарник! Но что они понимали, да покоятся с миром их души! — Джо перекрестился и, взглянув на генерала, бросил грубо: — А теперь — в сторону все эти фигли-мигли! Что тебе тут надо?
— Я только что объяснил. Перед тем как начать переговоры с твоим начальством, мне хотелось бы убедиться, что ландшафт чист. Этого требует мое положение, и я настаиваю, чтобы ты принял в расчет данное обстоятельство.
— Ты можешь настаивать на чем угодно, генерал Дуралей, но тот, о ком идет речь, — большой человек, а не какой-то там поганый солдатик. Я имею в виду, что он водится с архангелами от правительства. Ясно тебе, о чем я?
— В свое время я много кого повстречал, Джозеф, и именно по этой причине мне нужен «Джи-два, одна тысяча один», в противном случае совещание не состоится.
— Это что такое, номер водительского удостоверения?
— Нет, это полные сведения о том, с кем я согласился временно сотрудничать.
— Клянусь могилой моей тетушки Анджелины, тебе лучше бы ради собственного же блага забыть о том, что ты только что сказал!
— Я сам в состоянии судить, что лучше, а что хуже.
— Я не вправе говорить тебе чего бы то ни было, пока не получу на то разрешения, ты должен это понять.
— А что, если я, предположим, буду вырывать у тебя ногти один за другим?
— Оставь, Умник, это мы уже проходили. Хоть, возможно, парень ты и крутой, но не фашист же! Вот они — мои руки! Ну как, вызвать горничную, чтобы принесла нам щипцы?
— Прекрати, Джозеф!.. Все равно никто за пределами этой комнаты не узнает, сколь мелочно проницателен ты!
— Если ты хочешь сказать, что щипцы тебе не нужны, то забудь о них. Я говорил это дюжине капитанов из армии Муссолини, этой жирной свиньи!
Внезапно зазвонил телефон.
— Должно быть, это твой связной, Джозеф. Иногда прямая дорога — самая лучшая. Скажи своему начальнику, что я здесь, рядом с тобой.
— Время подходящее, — заметил Джозеф, поглядев на часы. — Сейчас он должен быть один.
— Делай как тебе говорят.
— А есть у меня выбор? Я понимаю, что ногти мои останутся при мне, но то, как схватил ты меня за горло своими огромными когтями, я запомню надолго. — Маленький Джо подошел к телефону у кровати и поднял трубку. — Это я. А в десяти футах от меня, как принято у нас говорить, Бам-Бам, — большой генерал Умник. Он хочет перекинуться с тобой парой словечек, но с кем будет беседовать, не знает, поскольку я ценю целость своих пальцев, если ты понимаешь, о чем я молвлю это на языке Лас-Вегаса.
— Дай ему трубку, Джо, — произнес спокойно Винсент Манджекавалло.
— Есть! — крикнул Саван, протягивая трубку Хауку. Тот быстро подошел и взял ее.
— Командир Икс слушает, — изрек Хаук в микрофон. — Полагаю, что разговариваю с командиром Игрек.
— Вы — генерал Маккензи Хаукинз, серийный номер — два-ноль-один-пять-семь, вооруженные силы Соединенных Штатов Америки, дважды кавалер почетной медали конгресса и одна из величайших заноз в заду Пентагона за все время его существования. Я прав?
— В целом — да, хотя отдельные суждения не вполне бесспорны... А кто вы, черт бы вас побрал?
— Я тот, кто совсем недавно, — и дня не прошло с тех пор, — хотел бы видеть вас в гробу — со всеми причитающимися вам воинскими почестями, конечно, — а сейчас желал бы всей душой, чтобы вы пребывали в полном здравии на земле, но не под нею. Достаточно ясно я выражаюсь?
— Нет, недостаточно, дерьмо из округа Колумбия! Почему вы переметнулись на другую сторону?
— Потому что zabagliones[120], которым не терпелось заполучить свидетельство о вашей смерти, теперь возжаждали вдруг моей кончины, а мне это не улыбается.
— Zabagliones... Маленький Джозеф... Уж не тот ли вы самый клоун, который послал своего идиота Цезаря или как там его во «Времена года»?
— Да, это я, должен признать, к стыду своему. Что еще остается сказать мне?
— Не переживайте, сынок, это была не ваша вина, а его. Он не отличается особой сообразительностью, со мной же были двое весьма шустрых моих адъютантов.
— Что?
— Мне не хотелось бы, чтобы вы слишком уж винили себя. Любое распоряжение может оказаться невыполненным в силу тех или иных непредвиденных обстоятельств. Об этом говорится, в частности, во время занятий в военном колледже.
— О чем, черт подери, вы толкуете?
— Думаю, что вы не тянете на офицера: не из того теста слеплены. Чего еще хотели бы вы услышать от меня?
— Да ничего. Вам надо бы просто выслушать меня, вот и все... Эти люди, которые, как думал я, испытывают ко мне большое уважение, начхали на меня, втоптали в грязь, а теперь еще норовят и укокошить, хотя мы договаривались угробить вас. Короче, они намерены уложить нас обоих в могилу, которая отводилась ранее для вас одного. У меня же сама мысль о подобном вызывает глубочайшее отвращение. Надеюсь, вы разделяете мои чувства, приятель?
— И что же вы надумали, мистер Безымянный? — спросил, оставив без внимания вопрос, генерал.
— В мои планы входит, чтобы вы оставались в живых. Я рассчитываю сделать с этими респектабельными ублюдками то, что они уготовили для меня, а именно вогнать их в могилу.
— Поддерживаю эту идею, командир Игрек! Если речь идет о том, чтобы разделаться самым решительным образом кое с кем из гражданского персонала, то мне для этого потребовался бы приказ непосредственно от президента, подписанный также председателем Комитета начальников штабов и директором Центрального разведывательного управления.
— Без шуток?
— Конечно! Но не думаю, что вы знаете, как делаются такие вещи...
— Я просто не хочу, чтобы делалось то, о чем вы говорите! — оборвал Хаука Манджекавалло. — Вы нужны мне вовсе не для нескольких коротких ударов. Человек, готовый купить грязь, обретает мир. Для этих перламутрово-белых «цуккини» я приготовил горькое испытание. Я намерен разорить их, уничтожить, пустить по миру, чтобы они, оказавшись бездомными, стояли в очереди в надежде получить работу у Хобо Пита!
— У какого там Хобо?
— У того, что чистил писсуары в бруклинской подземке... Вот какую судьбу предначертал я им! Пусть эти ублюдки до последних дней своих убирают туалеты в «Каире».
— Кстати, командир Игрек, во время войны в пустыне, когда мы сражались против Роммеля, я, тогда еще молодой капитан, подружился кое с кем из египетских офицеров.
— Баста! — завопил Манджекавалло, но тотчас же понизил голос, пытаясь придать ему максимум обаятельности. — Простите меня, великий, величайший генерал! Я в данный момент пребываю в состоянии стресса, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Вы не должны опускать руки, — увещевал своего собеседника Хаук. — Мы все в одинаковом положении, командир, так что не стоит зря падать духом. Помните, ваши люди черпают в вас силу, которой им может недоставать. Не сгибайтесь под натиском бури, и тогда вы выстоите!
— Я ценю ваши слова, — смущенно произнес пристыженный Винни Бам-Бам. — Но должен предупредить вас...
— Относительно СОН? — перебил его Хаукинз. — Маленький Джозеф передал мне ваше сообщение, и к настоящему времени ситуация взята под контроль, а вражеские войска выведены из строя.
— Что? Они вас уже нашли?
— Точнее, командир, это мы их нашли. И приняли надлежащие меры. Сейчас мое воинство в надежном укрытии, где ему нечего опасаться чьего бы то ни было удара.
— Что же случилось? И где они, эти Эс-Эн?
— СОН, — поправил Хаук. — Или «неисправимые». Но я говорил вам о других, нормальных людях. Я их сам обучал, и они проявили себя в боевых условиях с наилучшей стороны. Что же касается тех психопатов, то у нас не было возможности отделаться от них просто так.