Дорога в Омаху - Роберт Ладлэм 36 стр.


— Все будет как всегда, майор! — заверил его шепотом соратник, извлекая из мешка с методичностью робота автомат «МАК-10» и вслед за тем — пять магазинов по восемьдесят боевых патронов в каждом, что давало в целом — на четверых убийц — тысячу шестьсот молниеносно извергаемых из оружия пуль.

— Огонь открывать по команде! — продолжал инструктировать майор, с удовлетворением подмечая ту ловкость, с которой действовали его сообщники.

Руки боевиков снова нырнули в мешки, на поясах уже болтались гранаты, закрепленные на них специальными петлями.

— Радио! — раздалась последняя команда. И по карманам были рассованы миниатюрные переговорные устройства «уоки-токи».

— Пошли! Север, Юг, Восток и Запад — согласно номерам, усекли?

Дружно прозвучал ответ, и «неисправимые» выскользнули из фургона, легли на живот и поползли в указанных им направлениях. Нести смерть было их целью, и в смерти же они искали спасения. Ибо смерть лучше бесчестья!

* * *

— Ты видеть, что я видеть, амиго? — спросил Дези-Два своего приятеля. Они оба стояли под густой развесистой кроной клена и изучали пейзаж в изменчивом свете луны. — Сумасшедший они, нет?

— Ты не должен быть такой суровый к ним, как говорить гринго, — ответил Дези-Один. — Они никогда не караулить ночью цыпленка или коза от дурной соседи.

— Я понимать это, но почему они такой глупый? Эти черный голова, какой двигаться на холму под луна, похож на кукарачас... на тараканы... Это просто глупость, как говорят гринго.

— Генерал сказать, что мы должен поучить их, но не сейчас. Сейчас мы должен делать, что он нас просить... И это был трудный день для все наши славный новый друзья, поэтому мы не будем их будить. Им нужно спать, верно?

— Здесь нет цыплят или коза, но есть плохой соседи. Ты тоже так думать?

— Да. Мы справиться сами, о'кей?

— Это легко. Я брать вон те два там, а ты брать два с другой сторона.

— О'кей! — откликнулся Дези-Один и, как и Дези-Два затаившись в тени, добавил: — Но ты помнить, амиго, не надо ранить их слишком сильно. Генерал говорить, мы должен брать цивилизованно военный пленник.

— Эй, парень, мы не зверь! Как говорить генерал, мы будем делать по Женевской конвенция. Может быть, эти плохой соседи жить в тяжелый время, когда они быть маленькие дети, как сказать генерал Мак про нас. Может быть, им нужен доброта и помощь.

— Эй, парень, — прошептал укоризненно Ди-Один, — не позволь этим священники, который ты так любить, делать из тебя святой! Ты дай весь этот доброта, когда эти черноголовые тараканы кукарачас лежать в кухонный мойка, о'кей?

— Знай, мой любимый падре говорить мне, когда я быть в Оулд-Сан-Хуан: «Глаз за глаз, малыш! И помни: бить первый, прямо в пах!»

— Сразу видеть. Божий он человек, амиго! А теперь пошли!

* * *

— Говорит майор Вулкан! — произнесла фигура в черном капюшоне и маске в радиопереговорное устройство. Голос звучал ровно, хотя в этот момент командир полз по дороге, ведущей к бывшей лыжной базе с юга. — Докладывайте по номерам!

— Отвечает Восток-Два, майор! Боевых или враждебных действий не замечено.

— Номер три?

— Север-Три, сэр! Виден свет в спальне на втором этаже. Дать по окну очередь?

— Еще рано, солдат. Но как только скажу, выводи всех наружу. Может, эти проклятые развратники любуются сейчас, как совокупляются их дружки. Они все как один извращенцы, настоящие дикари! Держи палец на спусковом крючке, да и про гранаты не забудь.

— Есть, сэр! Но вы позволите мне все же пострелять по ним, майор?

— Конечно, солдат, но делай это только по моему знаку. Пока же продолжай движение!

— А как насчет меня? — подал голос Восток-Два. — Север-Три — идиот из идиотов! Помните, охранники застали его за тем, что он грыз зубами изгородь?.. Первый выстрел за мной.

— Я и до вас всех доберусь! — огрызнулся Север-Три. — Вы же знаете, майор, Восток-Два забрал все ваши таблетки, и вам пришлось в четверг довольно туго.

— В твоих словах есть резон, номер три: мне действительно были нужны эти таблетки.

— Я тут ни при чем, майор: это был Запад-Четыре... Признавайся, сукин сын!

— Ну, Запад-Четыре, что скажешь? — спросил Вулкан. — Так это ты стибрил у меня таблетки? — В ответ — молчание, вынудившее майора продолжить: — Ты что, воды в рот набрал, Запад-Четыре? Как понимать твое нежелание помочь мне разобраться во всем? Что это, признание вины? Отвечай же, черт бы тебя побрал! Это ты стащил мои таблетки с мескалином? — И вновь молчание. — Запад-Четыре, отвечай! — Все то же. И тогда Вулкан заключил: — Его радиопереговорное устройство вышло из строя. Черт бы побрал этих педиков, снабженцев Пентагона! Они дерут за эти ублюдские «уоки-токи» бешеные деньги — по четырнадцать тысяч за штуку, тогда как красная цена такой фиговине в какой-нибудь лавчонке — всего лишь двадцать семь баксов!.. Запад-Четыре, ты меня слышишь? — Молчание. — О'кей! Север-Три, где ты? Насколько продвинулся? — Молчание. — Север-Три, отвечай! — Молчание. — Черт бы вас побрал!.. Север-Три, отвечай! — Тот же результат. — Проверял ли кто-нибудь из вас, чертовы клоуны, батареи? — И снова — ничего. — Восток-Два, докладывай! Сейчас же! — Молчание. Майор Вулкан, забыв в отчаянии о необходимости хранить спокойствие и соблюдать тишину во время выхода на связь, едва не перешел на крик: — Что за дьявольщина? Ответит мне хоть кто-то, ублюдки? — Опять молчание, но на этот раз недолгое.

Не прошло и нескольких секунд, как майор услышал дружелюбный голос.

— Приятно с вами познакомиться! — молвил Дези-Один, выходя из тени на лунный свет, подавший на прижимавшегося к земле незваного гостя с черным капюшоном на голове. — Вы пленный, узник войны, амиго-сэр, и с вами будут обращаться справедливо.

— Что? — Майор повел руками в поисках оружия, но сделал он это явно с запозданием: нога Дези-Один врезалась в лоб Вулкану, прямо в татуировку.

— Я не хотеть так поступать, мистер пленный, но вы мог меня ранить, а это не очень мило.

* * *

Дженнифер Редуинг внезапно проснулась. Что-то случилось! Она чувствовала это. Слышала какой-то шум. Он-то, возможно, и прервал ее сон. Снаружи доносились приглушенные стоны и гортанные звуки. Но кто издавал их? Раненые собаки? Дикие звери, попавшие в ловушку?

Вскочив с постели, Ред подбежала к окну и не поверила глазам своим.

Сэм Дивероу, потревоженный приглушенным шумом в ушах, прикрыл второй подушкой пострадавшую от выпивки голову и чуть ли не в пятисотый раз поклялся никогда больше не пить после посещения О'Тула. Но шум не ослабевал, и, ухитрившись кое-как открыть свои далеко не ясные глаза, он понял, что испытываемые им слуховые ощущения не имеют никакого отношения к его физическому состоянию. Выбравшись с превеликим трудом из постели, Сэм, едва держась на ногах, подошел к окну и... Матерь Божия!

* * *

Арон Пинкус видел во сне Шерли. Шерли, пребывавшую во гневе! На голове ее разметались одиннадцать тысяч розовых бигуди, и каждое из этих нехитрых приспособлений, снабженное ртом, непрестанно открывавшимся и закрывавшимся со скоростью пулеметной стрельбы, извергало из озлобленно ощерившейся пасти поток брани в адрес бедного, преклонного возраста юриста.

Неужели он снова на Омаха-Бич? Нет, он по-прежнему в своей любимой спальне все в том же шале для лыжников! Но отчего же весь этот сыр-бор? Откуда такой шум?

Медленно поднявшись с мягкой постели, он, хромая — старые ноги подводили его, — двинулся к окну.

Бог Авраама, что же ты сотворил!

* * *

Элинор Дивероу, разбуженная безжалостно доносившимся извне гамом, инстинктивно протянула руку, рассчитывая найти у изголовья кровати телефон, чтобы отдать распоряжение Коре: этих обезумевших соседей давно бы следовало арестовать или принять в отношении их какие-то другие меры, способные положить конец столь вопиющему поведению, несовместимому с пребыванием в Уэстоне, штат Массачусетс. Но, к сожалению, аппарата там не оказалось. В глубоком возмущении благородная леди выпростала ноги из-под простыни, поставила их на пол и, распрямив спину, направилась к окну.

Боже милостивый, это невероятно!

* * *

Маккензи Хаукинз открыл глаза, все еще кромсая сигару, которую держал во рту с ночи. Что, черт возьми, происходит там? Снова Вьетнам? Или Корея? Уж не свиньи ли вопят в крестьянском подворье, находящемся под защитой диверсионно-разведывательной группы? О Иисусе, а где же его адъютанты? Почему они не подняли его по сигналу тревоги, как только противник пошел в атаку?..

Но тут, ощутив под головой мягкую подушку, генерал понял, что это ни бивак: там подушек нет и в помине. Так где же он тогда? Оглядевшись, Мак готов был поклясться легионами Ганнибала, что находится в лыжном домике командира Пинкуса!

Хаук выпрыгнул из удобной гражданской постели, ненавидя себя за весь этот комфорт, окружавший его, и как был, в одном исподнем, кинулся к окну.

Хаук выпрыгнул из удобной гражданской постели, ненавидя себя за весь этот комфорт, окружавший его, и как был, в одном исподнем, кинулся к окну.

«Да простит меня Чингисхан, но и он, этот парень что надо, не додумался бы до такого!»

* * *

Уподобившись прохожим, оказавшимся волею судьбы свидетелями несчастного случая, временные обитатели бывшей лыжной базы спустились по разным лестницам в холл альпийского шале. Там их приветствовали Дези-Один и Дези-Два, стоявшие по обе стороны от кофейного столика, на котором лежали четыре пистолета-пулемета «МАК-10», двадцать магазинов, шестнадцать гранат, четыре миниатюрных бинокля и разобранная на части и обезвреженная яйцевидная бомба, способная взорвать по крайней мере четверть штата Нью-Гэмпшир, а это ни мало ни много — вся его юго-восточная часть.

— Мы не хотеть вас всех будить, — произнес Дези-Один. — Генерал сказать, что мы должен защищать права узники война. Мы пытаться это сделать, но я думать, они — очень плохой ребята. А теперь, генерал, можно сержант Дези-Два и я немного спать?

— Черт побери, ребята, вы получаете звание лейтенантов! Однако что же здесь произошло?

— Пожалуйста, senors у senoras, смотреть сами, — предложил Дези-Два, распахивая наружную дверь. — Мы не думать, что это будет сильно плохо для женевский намерения, когда мы увидеть эти разный оружие.

На приведенном в порядок лыжном подъемнике, где-то на полпути к склону и на высоте не менее пятнадцати футов над землей, покачивались тела четырех военнопленных. Они висели вниз головой с заклеенными пластырем ртами и с веревочными путами на ногах.

— Мы снимать их каждый час и давать им вода, — улыбнулся Дези-Один. — Это значить, мы обращаться с узники война очень хорошо.

Глава 18

— Что! — завопил государственный секретарь. Стенографистка, вздрогнув от неожиданности, чуть не свалилась со стула. Вылетевший у нее из рук блокнот ракетой устремился в голову ее начальника, но тот перехватил его машинально левой рукой, которой постукивал то и дело по черепу в надежде обуздать свой с маниакальным упорством вращающийся глаз. — И все же, в чем дело?.. Как?.. Нет, ни за что!

Госсекретарь начал похлопывать попеременно блокнотом для стенографирования по виску и краю письменного стола, и так до тех пор, пока листки не оторвались от спирали и не полетели во все стороны.

— Пожалуйста! — умоляла стенографистка, носясь по комнате в отчаянной попытке собрать воедино разлетевшиеся бумаги. — Сэр, это сверхсекретные записи!

— Что вы нашли в этих писульках сверхсекретного? — орал вконец ошалевший госсекретарь, вращая одним из вытаращенных от ужаса глаз. — Мы живем в безумном мире, мисс! Вы, может быть, еще лишь в начале пути, но мы, все остальные, давно уже лишились рассудка!

Стенографистка встала во весь рост и, не сводя с начальника взгляда, произнесла решительно невозмутимым тоном:

— Прекратите это, Уоррен! Возьмите себя в руки!

— Уоррен?.. При чем тут Уоррен?.. Я — господин секретарь!.. Запомните: господин секретарь!

— Вы — Уоррен Пиз! И, пожалуйста, прикройте микрофон телефона, а не то я сообщу сестре, а она — Арнольду Сьюбагалу, что у вас поехала крыша.

— Боже мой, Арнольду! — Уоррен Пиз, государственный секретарь, тотчас же прикрыл трубку рукой. — Я забыл, Тереза... Откровенно говоря, я просто отключился ото всего. На какую-то минуту!

— Я — Реджина Трухарт, а Тереза — моя младшая сестра, секретарь Сьюбагалу.

— Простите, у меня ужасная память на имена! Но я никогда не забываю разных там психов... То есть лица, имел я в виду!.. Пожалуйста, не говорите ничего сестре!

— Скажите тому, кто у телефона, что перезвоните ему через несколько минут, как только придете в себя.

— Но это невозможно! Он звонит по телефону-автомату из тюрьмы в Куонтико!

— Попросите его оставить вам номер, и пусть он ждет вашего звонка.

— Хорошо, психуша, Тереза, Реджина, мадам секретарь!

— Перестаньте, Уоррен, и делайте, что вам говорят. Государственный секретарь в точности выполнил распоряжение Реджины Трухарт, потом упал на свой стол и, уронив голову на руки, горько заплакал.

— Кто-то проболтался, а виноват я! — хлюпал он носом. — Их отправили обратно в тюрьму! В мешках!

— Кого?

— Ну, эту «грязную четверку». Какой ужас!

— Они что, отдали концы?

— Нет, в ткани были проделаны дыры, чтобы они не задохнулись. Но все четверо в таком состоянии, что уж лучше бы их постигла смерть! Они ничего не понимают! Потеряли всякие ориентиры! Как, впрочем, и все мы! — Пиз поднял заплаканное лицо, как бы умоляя, чтобы казнь прошла как можно скорее.

— Уоррен, солнышко, да плюньте вы на все! У вас есть работа, которую вы должны выполнять, и такие люди, как я, обязанные следить за ее выполнением. Вспомните Ферн из «Норт-Мэлл» — святую нашу патронессу и источник вдохновения. Она бы не позволила никому из своих боссов выпасть в осадок. Я тоже не допущу такого!

— Она была секретарем, а вы — стенографистка из машбюро отдела безопасности.

— Я нечто большее, Уоррен! Значительно большее! — возразила Реджина. — Я — порхающая бабочка с жалом пчелы. Перелетаю трепетно с одного секретного задания на другое, не сводя глаз со всех вас и помогая вам в ваших каждодневных трудах. Таковы Божья воля и Богом дарованный удел всех Трухартов.

— А вы не согласились бы стать моей секретаршей?

— И отнять эту работу у нашей дорогой, всем сердцем преданной делу, антикоммунистически настроенной мамочки Тирании? Вы, конечно, шутите!

— Так она — ваша мамаша?

— Осторожно, Уоррен! Забыли о Сьюбагалу?

— О Иисус, опять этот Арнольд!.. Простите, искренне раскаиваюсь. Вы великая женщина, внушающая глубочайшее почтение!

— Итак, перейдем к текущим делам, господин секретарь, — сказала стенографистка, усевшись на прежнее место и надежно скрепляя собранные ею листки. Осанка ее вновь приобрела привычную строгость. — Как вам известно, я свободна в своих действиях. Так чем же могла бы я вам помочь?

— Ну, свобода распоряжаться собою — это еще не все...

— Понимаю, — подхватила Реджина Трухарт. — Мешки с дырками, чтобы можно было дышать, трупы, которые вдруг оживают...

— Поверьте мне, достославные тюремные охранники были настолько потрясены происшедшим, что лишь чудом не отдали душу Богу. Двое из них госпитализированы, троих немедленно уволили по причине острого психоза, а четверо отправились в самоволку. Мчась через ворота, они вопили во всю глотку о солдатах, которых не успели в свое время ухлопать... О, Боже мой, только бы это не просочилось наружу!

— Я понимаю вас, господин секретарь! — Стенографистка первого класса отдела безопасности мисс Трухарт поднялась с места. — Положение трудное, от этого никуда не уйти... Случившееся, Уоррен, касается нас обоих. С чего же начнем кромсать?

— Кромсать? — Левый глаз Пиза заметался со скоростью лазера.

— Все ясно! — Ловко и без малейшего намека на чувственность Реджина задрала платье до пояса. — Документы, разумеется, следует изъять. Как вы сейчас убедитесь, я готова до конца выполнить свой долг.

— Ха! — Государственный секретарь был настолько изумлен представшим его взору зрелищем, что даже строптивый левый глаз прекратил свой бег: в колготки мисс Трухарт от колен до бедер были вшиты светло-коричневые карманы.

— Как?.. Как?.. Невероятно! — пробормотал Пиз. — Естественно, все металлические скрепки должны быть убраны. Если же материалов окажется несколько больше, чем я рассчитываю, то в моем бюстгальтере имеется подкладка на «молнии», и, кроме того, к спинке комбинации пришит сверху карман из прозрачного шелка — для документов крупного формата.

— Вы не понимаете! — произнес госсекретарь, упершись подбородком в край письменного стола, когда стенографистка привела платье в нормальное состояние. — Ух!

— Не отвлекайтесь, Уоррен! И объясните, чего я там не понимаю. Девочки Трухарт не боятся любых внештатных ситуаций.

— Не делалось никаких записей! — выпалил обезумевший от страха государственный деятель.

— Этого и надо было ожидать... Ничего не фиксировалось ввиду особой секретности: а осуществлялось по неофициальным каналам, не так ли?

— Что?.. Вы работали в ЦРУ?

— Нет, но там работает моя старшая сестра Клитемнестра. Девушка она исключительно выдержанная... Что же касается проблемы, с которой пришлось нам столкнуться, то в основе ее — утечка информации из используемых вами неофициальных каналов связи: не зафиксированное в документах слово, вылетев из чьих-либо уст, проделывает порой удивительный путь, перед тем как попасть в конце концов в вовсе не предназначенные для него уши.

— Такое часто происходит, согласен, но в данном случае ничего подобного не было! Из тех, кто знал об отправке нами психов в Бостон, никому не было никакой выгоды выдавать нашу тайну.

Назад Дальше