Вздохнув, я пошла в кафе, неприязненно покосилась на салат-бар, заказала себе свежевыжатый апельсиновый сок и проследила за тем, как его делают. Убедилась, что ничего, кроме жидкой составляющей оранжевых плодов, в мой бокал не попало, и прошла за столик подальше от шумных игровых автоматов.
Медленно потягивая через трубочку вкусный сок, я укладывала фрагменты мозаики, полученные от Зямы, в общую картину. Тонизирующий напиток в стакане закончился гораздо раньше, чем белые пятна в моей истории, но кое-какие выводы я сделала. Теперь их неплохо было бы подтвердить. С чего бы начать?
– Итак, выбирайте! – словно в ответ на мой мысленный вопрос, бодрым голосом произнес из подвешенного под потолком телевизора популярный телеведущий, милый юноша в очках умника и с брюзгливо оттопыренной нижней губой дромадера: – У вас триста рублей и второй вопрос: «Когда в США празднуют День независимости?» Варианты ответа:
А) Первого апреля.
Б) Восьмого марта.
В) Четвертого июля.
Г) Седьмого ноября.
– Четвертого июля! – в один голос ответили я и гость программы.
Участник игры принялся с занудством, достойным Максима Смеловского, аргументировать свой ответ, а я повторила:
– День независимости США – четвертое июля, точно, я такое кино смотрела! Значит, адрес семейства Коврижкиных – улица Независимости, дом четыре, квартира семь!
Телевизионный ведущий благосклонно выслушал и меня, и своего гостя, ласково, как парочку даунов, похвалил нас, и я встала из-за столика. Время на размышление кончилось, пора было продолжить свою собственную опасную игру.
Что я перепутала адрес Коврижкиных, стало ясно, как только я отыскала на улице Независимости дом под номером четыре. Это была небольшая частная гостиница с русской баней, финской сауной и лицами неопределенной национальности на деревянном крылечке с резными балясинами. Очевидно, крылечко представляло собой разновидность балкона и примыкало непосредственно к какому-то банному помещению, потому что мужики топтались на досках босиком, а бедра их были обернуты саронгами из полотенец. При моем появлении красавцы втянули пивные животы, развернули плечи и игриво затрясли полотенцами, но я оставила эту демонстрацию мужской силы без внимания. Я была озабочена тем, чтобы дозвониться до Трошкиной, которая как раз висела на телефоне.
Я топала по улице, прижав к уху трубку мобильника и приговаривая:
– Ну, давай же, Алка! Отзовись!
Наконец, Трошкина отозвалась, но весьма неожиданно:
– Тетя Варя? – недоверчиво спросила она.
– Нет, это я, Инна, просто с ее мобильника звоню! – скороговоркой объяснила я. – Трошкина, ты…
– Инка, я его сцапала! – ликующе вскричала Алка.
– Кого ты сцапала? – переспросила я, недовольная тем, что подружка перебила меня на полуслове.
– Свина! Или Хряка? В общем, твоего поросенка с пятачком!
Единственным поросенком с пятачком, который припомнился мне в этот момент, была Зямина детская фарфоровая свинка-копилка. Но тот поросенок был не моим, пятаков в нем было больше, чем один, да и сцапать его Алка могла только при наличии машины времени. Лет двадцать назад мы с братцем сами безжалостно расколотили набитого мелочью фарфорового хрюнделя молотком, чтобы купить маме на день рождения экзотическую рогатую жабу. Я все думаю, не тогда ли мамулино подсознание начало безостановочно генерировать ужасы?
– Он упал на меня со столба и расшибся! – фонтанировала эмоциями Трошкина.
– Вдребезги? – уточнила я, вспомнив, на какие мелкие кусочки разлетелся Зямин накопительный свин.
– А связала его своим ремнем! – похвасталась Алка.
Похоже, она меня не слушала, торопилась рассказывать:
– А потом я вызвала Коржикова и передала его в руки правосудия!
– Отлично, – сказала я, решив, что старший лейтенант Коржиков точно разберется в загадочной истории с разбитым и связанным поросенком лучше, чем я по телефону. – Пожалуйста, забудь про свинство! Быстро напомни мне адрес Коврижкиных!
– Улица Независимости, дом семнадцать, квартира семьдесят шесть! А зачем тебе? – Трошкина медленно приходила в чувство. – Эй, Инка, ты разве не у Дениса под арестом сидишь?
– Нет, я уже свое отсидела! – хихикнула я. – Теперь в бегах!
– Я могу побегать с тобой, за компанию! – вызвалась подружка.
– Пока не надо, я тебе еще позвоню, – ответила я и выключила телефон, чтобы записать адрес Коврижкиных, пока он вновь не улетучился из моей девичьей памяти.
В сумке родительницы-писательницы нашлись и блокнот, и ручка, так что я зафиксировала на бумаге трудный адрес и на том успокоилась. Не торопясь и не волнуясь, перешла через дорогу, проследовала по тенистой улице имени чьей-то от кого-то Независимости до десятиэтажного дома под номером семнадцать, обогнула его и оказалась в уютном дворике.
Для пущей уверенности я сравнила единственный подъезд башни с фотографией, которую Алка переправила мне воздушной почтой. На снимке металлическая дверь подъезда, послужившая фоном для благородного профиля Коврижкина, была украшена надписью – призывом закрывать двери, не хлопая ими. В данный момент дверь была распахнута, поэтому я поднялась по ступенькам и заглянула за нее. Надпись была на месте, только число восклицательных знаков увеличилось с одного до трех. Вероятно, в промежуток между фотосъемкой и моим появлением несознательные жильцы дома не раз испытывали терпение любителя тишины и рукописных лозунгов, хлопая дверью многократно и громко. Я не стала уподобляться этим безответственным гражданам и прикрыла ее совершенно бесшумно, после чего ретировалась на лавочку вблизи детской площадки.
В шестом часу вечера жара начала спадать, а малышня ясельного возраста проснулась и была выведена родителями на вечернюю прогулку. В песочнице самозабвенно копошились голопятые карапузы с лопатками; вокруг горки, радостно визжа и вопя, сновали детишки постарше. Я внимательно оглядела пацанов подходящего формата, надеясь узнать сынишку Прусской Венеры Коврижкиной, но безрезультатно. Честно говоря, после короткой встречи в аэропорту я совершенно не запомнила пацаненка! В памяти остались только полосатый костюм и говорящий мишка. Вот медвежонка я, пожалуй, узнала бы! Особенно если бы он снова сказал: «Миша любит Сашу!»
Стоп, а почему – Сашу? Ведь сынишку Коврижкиных зовут Петей!
– Так-так! – пробормотала я. – Либо все такие говорящие мишки изначально запрограммированы производителем исключительно на любовь к Сашам, либо у Пети была чужая игрушка.
Чужая игрушка хорошо увязывалась с чужим костюмчиком. Я бы решила, что Петя Коврижкин летел в Австрию в костюме с плеча Саши Рыжикова и с его медвежонком, да время не совпадало: Петю в аэропорту я встретила раньше, чем Сашу возле магазина «Мир замков»!
– Что-то тут не так, – сказала я себе.
– Конечно, не так! – неожиданно отозвалась на мои слова молодая женщина, сидящая на другом краю лавочки. – Какие-то мерзавцы вывернули из карусельки подшипник, и теперь она крутится только на ручной тяге! Сонечка, детка, хватит толкать карусельку, ты уже вспотела!
– Хо! Хо! – топнув толстой ножкой, сердито ответила заботливой мамочке кудрявая девочка, толкавшая неисправную карусельку с паровозным сопением.
– Нет, не хочешь! – возразила ей мамаша.
Детка уже скривила ротик, приготовившись возрыдать, но тут чей-то добрый папа по собственной инициативе впрягся в карусельку на манер шахтового ослика, и Сонечка поспешила занять место пассажира.
– Так-то лучше! – с удовольствием констатировала женщина.
– Прелестная у вас девочка! – восторженно сказала я. – Настоящая красавица и такая разумная! Сколько ей, два уже есть?
– Только год и десять, – зарделась польщенная мать.
– А у меня в этом доме знакомые живут, Коврижкины их фамилия, так у них мальчишке два с небольшим, – соврала я. – Его Петей зовут, может, знаете?
– Петрушу-то? Конечно, знаем! – обрадовалась молодая мать. – Мы частенько вместе гуляем: я с Сонечкой, Петя с бабушкой. Да вот только утром в парке у фонтана встретились.
– Сегодня утром? – я притворно удивилась. – А разве Лена с Петей уже вернулись из поездки? Вроде, только во вторник улетали?
– Куда это они улетали? – в отличие от меня, мама Сонечки удивилась вполне искренне. – Насчет Лены я ничего не знаю, редко ее вижу, а вот Петя с бабушкой до вчерашнего дня на даче были.
– Как на даче? А мне Лена хвасталась, будто они за границу отдыхать едут! – заявила я.
– Верьте больше! – хмыкнула моя собеседница. – Хвастовство одно! Мне Людмила Петровна, Петина бабушка, сама нынче утром сказала: в Знаменке они были, там дача у них.
– Вот люди! – посетовала я. – И зачем только врут, цену себе набивают? Да ребенку в нашей деревне куда лучше, чем на заграничном курорте! Правда?
– Вот люди! – посетовала я. – И зачем только врут, цену себе набивают? Да ребенку в нашей деревне куда лучше, чем на заграничном курорте! Правда?
– Правда! – убежденно кивнула она. – Вот мы этим летом в станицу к родителям мужа ездили, так Сонечке там очень понравилось. Лес, речка, домашнее молоко!
Мы еще немного поговорили о преимуществах летнего отдыха на родине и расстались, весьма довольные друг другом. Я вежливо раскланялась с разговорчивой мамашей, отошла, чтобы меня не видно было с детской площадки, присела за деревянный стол, на котором лежала, ожидая появления игроков, шахматная доска с расставленными фигурами, и позвонила Зяме.
– Алло, мамуля? – предсказуемо отреагировал братец. – Ты звонишь мне с мобильника на мобильник – из одной комнаты в другую?
– Это не мамуля, это я! – привычно объяснила я. – Зямка, ты чем занят?
– Новым дизайн-проектом, – важно ответил брат. – Мне заказали разработать интерьер пивного ресторанчика в немецком стиле.
– Даст ис фантастиш! – вполне в немецком стиле восхитилась я. – Зяма, ахтунг! Мне нужно срочно смотаться в Знаменку. Можешь взять папулину машину и свозить меня?
– Вообще-то у меня срочный заказ горит…
– Вообще-то у тебя родная сестра погибает!
– Так уж и погибает? – усомнился Зяма. – Я смотрю, ты неплохо справляешься: и от встречи со следователем уклонилась, и из-под домашнего ареста сбежала! Прямо, сказочный Колобок!
– Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, – поддакнула я. – Но Колобка, если ты помнишь, в конце сказки сожрали, а меня такой финал не устраивает!
– Меня тоже, – вздохнул брат. – Быть единственным ребенком наших родителей я решительно не желаю, многовато их двоих на меня одного будет! Ладно, назначай место и время встречи!
– Улица Независимости, знаешь такую?
– Это где ресторан «Пенка»? С сауной и баней? – моментально сориентировался Зяма. – Знаю, конечно, бывал!
– Нездоровый образ жизни ведешь ты, брат мой! – незлобиво попеняла я. – Пусть будет «Пенка»! Жду тебя через полчаса. Только, чур, я встану за углом здания, чтобы мужики с балкона не просили меня потереть им спинки!
– Договорились. – Зяма выключил телефон.
Я последовала его примеру, спрятала мамулин мобильник в ее же сумку и вопросительно посмотрела на дедушку, который за время телефонного разговора с братцем успел сесть за стол напротив меня.
– Ты, девка, неужто играешь? – взволнованно ерзая по лавочке, спросил дедусь.
– Не метуситесь, занозу поймаете! – посоветовала я, обиженная пренебрежением, прозвучавшим в голосе старикана. – Чтоб вы знали, по шахматам я была чемпионкой своего пионерского отряда!
– Еще пионеркой? – восхитился старикан, без промедления двигая вперед королевскую пешку.
– Еще пионервожатой! – я тоже сделала ход.
Пару минут мы со старым любителем тихих игр на свежем воздухе наперебой двигали фигуры, а потом дед с нескрываемым злорадством объявил:
– Шах и мат!
– Детский мат! – оглядев диспозицию, вынужденно согласилась я. – Как это я так оплошала?
– А возраст у тебя такой – детский! – тоненько засмеялся дедусь.
– Спасибо за комплимент, – сказала я и встала с лавочки.
Вновь без особой спешки прошагала по зеленой улице Независимости до номера четвертого, спряталась от взглядов веселых посетителей ресторана «Пенка» под козырьком троллейбусной остановки и дождалась появления Зямы на папулином «Форде».
– Карета подана, прошу! – возвестил он, причалив к остановке.
Позади «Форда» тут же возмущенно заревел троллейбус. Братец отбросил церемонии и прикрикнул:
– Ну, чего стоишь? Живо запрыгивай!
Я запрыгнула, и машина сразу же тронулась, освободив подъезд к остановке общественному транспорту. Дверцу я захлопнула уже на ходу.
– Говоришь, в Знаменку едем? – вновь вполне добродушно и любезно заговорил Зяма. – А зачем?
– Затем, чтобы узнать, были ли там на своей даче бабушка Коврижкина с внучком Петей.
– Что еще за бабушка? – удивился брат. – И что за Петя?
– И что за Коврижкины? – угадала я следующий вопрос. – Коврижкины – это, брат, знатные люди! В том, смысле, что нам их надо знать, желательно в лицо. Начать с того, что глава семьи – это тот самый парень, по милости которого мы с мамулей отравились поганками. Условно Валера, настоящего его имени я так и не узнала. А супруга этого Валеры – Елена Николаевна Коврижкина – моя прекрасная Прусская Венера. «Мисс Спэлый пэрсик», вернее, миссис.
– Миссис и впрямь так хороша? – заинтересовался записной ловелас и сердцеед.
– Господин Хабиб пальчики оближет!
– Чьи пальчики? – Зяма развеселился.
– На дорогу смотри! – прикрикнула я. – А то мы до Знаменки не доедем!
– Доедем, не волнуйся! – сказал братец и оказался прав.
В поселок Знаменский мы ворвались на хвосте передвижной бетономешалки. Старая Знаменка – деревенька, сопоставимая по размерам с хутором, доживала последние дни. На месте покосившихся саманных домишек быстро, как бледные поганки после дождичка, вырастали красивые кирпичные коттеджи. По разбитому проселку сновали машины с кирпичом, щебнем, песком, деловито урчали бетономешалки, и пара кранов тянулись один к другому длинными носами, как жаждущие поцелуя цапли.
– А состоятельные ли они люди, эти Коврижкины? – спросил Зяма, цепко оглядев с пригорка застраивающийся поселок.
Я вспомнила обшарпанный подъезд блочной девятиэтажки, семьдесят шестая квартира которой являлась городской резиденцией семейства, и покачала головой:
– Думаю, нет.
– Стало быть, многоэтажные новостройки при поисках дачи Коврижкиных учитывать не будем, – сделала вывод братец. – Смотрим только малобюджетные лачуги.
– Мир хижинам, война дворцам, – поддакнула я.
Мы скатились с горушки, миновали новые дома в начале единственной поселковой улицы и притормозили у магазинчика, на окно которого дородная тетка в ситцевом халате как раз начала опускать металлический ставень. Механизм был без электропривода, и тетка накручивала ручку, как заведенная. Я толкнула братца локтем и сказала:
– Зяма, нужен контакт!
– Позвольте, я вам помогу! – Смышленый братец выскочил из машины и мелким бесом завертелся вокруг деревенской бабы.
Он с некоторым трудом оттеснил неповоротливую тетку от ворота и сам взялся за кривую ручку. Управляемый крепкой мужской рукой, ставень не выполз, а прямо выпрыгнул из короба и звонко тюкнулся о кирпичный подоконник.
– Ой, спасибочки вам! – напевно поблагодарила тетка.
Голос у нее был звонкий, девичий. Я присмотрелась и поняла, что старушечий ситцевый халат укрывает упругое молодое тело. Очевидно, при ближайшем рассмотрении тело это выглядело весьма аппетитно, потому что Зяма приосанился.
– Всегда рад помочь прекрасной незнакомке! – Братец расцвел улыбкой, которой мог бы позавидовать молодой тигр.
– А меня Ритой зовут! – с готовностью сообщила простодушная дева.
– Казимир Кузнецов, дизайнер по интерьеру! – представился Зяма, шаркнув ножкой.
По веснушчатому лицу Риты было ясно, что большая часть слов, произнесенных с эротичным придыханием, ей непонятна, но общий смысл фразы девушка уловила и настроение тоже.
– Очень приятно! – сказала она, мило покраснев.
– И это только начало! – вкрадчиво пообещал Зяма.
Я громко кашлянула, чтобы напомнить братцу об основной цели контакта с местным населением.
– А это моя младшая сестра, – небрежно отмахнулся он, не отрывая глаз от разрумянившейся Риты.
Я решила, что пора вмешаться в эту интимную беседу, поэтому открыла пошире дверцу и громко сказала:
– Мы тут знакомых ищем, Коврижкиных. У них где-то в поселке дача. Не знаете таких?
– Коврижкины, Коврижкины… – забормотала Рита, заведя глаза.
– Елена Николаевна, ее мама Людмила Петровна и мальчик Петя? – подсказала я, нарочно не упомянув папу Коврижкина, имени которого не знала.
– А, Людмила Петровна, как же, знаю, знаю! – Рита радостно кивнула и затарахтела, ускоряя темп речи. – Она у меня в ларьке хлеб свежий всякий день брала и молоко городское, в пакетах. Я ей говорю: «Да берите вы парное молочко, у Никитишны вон козы дойные, здоровые, чистые!», а она: «Нет, внучок козье молоко не пьет, только коровье, а еще кипяченое пить отказывается, поэтому нам только пастеризованное годится». Заелись вы там, в городе!
Рита с укором посмотрела на Зяму, но братец сделал такое лицо, которое ясно говорило, что заелись какие-то другие горожане, а он, неизбалованный дизайнер Казимир Кузнецов, очень даже ценит и любит все простое, деревенское – в диапазоне от парного козьего молока до румяных девиц. Польщенная Рита засияла и потупилась.
– А где живут Людмила Петровна с внуком, не подскажите? – спросила я, незаметно от стыдливой Риты погрозив брату пальцем.